Я вдруг чего-то заглянула... Аст планирует издать "Союз капитана Форпатрила"!!! Не знаю, когда, но в 2015 году!! 544 страницы!! Там даже есть строчка "купить в нашем интернет-магазине"... А может - по закону подлости - они издадут прямо сейчас, когда я уже успела промотать все деньги за август...
Георгий Натансон "320 страниц про любовь и кино". Понятно каждому, что мемуары. Заслуженного деятеля советского кинематографа, режиссера фильмов "Еще раз про любовь", "Старшая сестра"... Сразу скажу, что написано это все ужасно. Автор явно не мастер художественного слова. Почти весь текст идет в лучшем стиле кондового советского официоза, как из передовиц крупных общесоюзных газет, в таком роде. "Вся ее трудовая биография прошла на "Мосфильме", "нам нужно создавать фильмы, которые воспитывали бы молодежь в беззаветной любви и преданности Родине" - в таком духе. С другой стороны, тут можно усмотреть и плюсы! По крайней мере, можно быть уверенным, что это пишет сам Г.Натансон, а не кто-то от его имени... потому что так сейчас никто не пишет! А так - чего уж тут требовать от дедушки девяноста с лишним лет... который поди всю жизнь таким языком разговаривал со всякими начальниками и членами художественных комитетов, добиваясь то разрешения на съемки, то на выпуск в прокат... В общем, не смотря на - приятная книжка и не раздражает. (хотя последние главы являются чистым разливанием воды и раздуванием объема до пресловутых 320 страниц! ) Автор рассказывает о режиссерах, актерах, сценаристах, операторах, с которыми ему довелось поработать - и не только о съемках чисто своих фильмах, но и там, где он поработал в качестве ассистента или второго режиссера. Поразительно, но абсолютно каждый персонаж, относящийся к кинематографу, здесь охарактеризован, как "выдающийся", "гениальный", или хотя бы "замечательный"... Вот разве что те или иные чиновники не удостоились никаких хвалебных эпитетов - видимо, в представлении автора это выражает крайнюю степень неодобрения. Ну что тут скажешь - позитивно и оптимистично!
"Натуру я снимал в Стокгольме, в Швеции. На второй день пошел в центр и оказался возле большого универмага. Вижу - огромный портрет Ленина в рост и подпись под портретом. Переводчик прочел: "Вождь русских большевиков Владимир Ленин купил у нас костюм, пальто и шляпу и уехал в Петроград делать революцию. Покупайте в нашем магазине!"
"При монтаже фильма, которому Тарковский дал название "Иваново детство", ему понадобились кадры хроники, где стреляет немецкая батарея. Я поехал в Красногорск в киноархив, принадлежащий тогда НКВД. Начальник архива, полковник, сообщил, что есть уникальные кадры, на них - Гитлер, валяющийся на улице около разгромленного Рейхстага, полусожженный труп Геббельса и умерщвленные им пятеро его дочерей в белых платьицах и жена, а также виды побежденного Берлина... Они произвели на меня грандиозное впечатление. Привез Андрею кадры стреляющей на фронте немецкой батареи, рассказал об увиденном и предложил ему вставить это в фильм. - Не наша тема, - сказал Андрей, - да и в сценарии об этом нет речи. Я вновь поехал в Красногорск, снял копии с этого материала. Андрей, посмотрев, решения не изменил, но я продолжал убеждать. Наконец Андрей сдался и вставил эти эпизоды в монтаж. Через несколько дней, посмотрев фильм, Андрон Кончаловский спросил Тарковского: - А что это за кадры? - Это я вставил по предложению Натансона. - Они чужеродны фильму, убери их немедленно. Этих слов Андрона было достаточно, чтобы Андрей оставил их навсегда."
"Мои зрители, те, кто видел меня в фильмах или концертах, они были так добры ко мне, смею сказать, что они любили меня, прямо как будто я им родственница."
"Хулиганство на литературных вечерах тогда считалось модным, как наличие собственного мнения о какой-нибудь литературной школе, "тявкали" даже отдельные барышни."
"Не было в доме такой вещи, которую мама не могла бы отдать кому угодно. Это была вроде доброта, но удивительно бессмысленная."
"Как я научилась читать - не помню. Я думала, что умение читать приходит само, с возрастом, как растут косы, как заводятся подруги."
"В трамваях площадки были без дверей, можно было впрыгивать и спрыгивать на ходу, что я и делала. Юбка постоянно трещала и рвалась снизу."
"С 1914 года шла страшная война с Германией. И на этом основании девочки перестали учить немецкие уроки. Я-то уж, конечно, тоже старалась не знать ничего. И бедный немец терпел такое проявление патриотизма."
"Я просто шла по улице, ни о чем не думала и увидела объявление: "Прием в театральную школ." А я даже и не подозревала, что этому учатся в школе - быть артистом."
"Старый актер Карпов говорил: "Я напоминаю: если вас убивают в четвертом акте, то нельзя выходить в первом уже с убитым видом."
"Первый вопрос, который Надежда Германовна Блюменфельд задавала актеру: "Вы спиной к зрителям поворачиваетесь?" Если нет, ваш костюм сзади она затягивала веревкой или куском бязи. Лицом к публике вы при этом стояли в великолепном одеянии из блестящей парчи или бархата, с бриллиантовыми застежками и короной на голове."
"Когда "Балаганчик" выезжал на гастроли, денег нам Шатов все равно не платил. Он говорил, что везет актеров и дает им возможность загорать и дышать морским воздухом." читать дальше "Все актеры "Балаганчика" живут здесь, в Петрограде, у всех дом. А я, как всегда, в невесомости. Я прикреплена корнями только к сцене, к своему месту в программе. Это - точно. Остальное все - зыбко, туманно."
"Если я не спешила на репетиции, то и завтракала в "Англетере". Иногда даже ко мне приходил второй повар и приносил мне мое любимое блюдо, какое - я уж теперь не помню, потому что не ела его с тех пор и даже о нем не слыхала."
"О том, какой я была, оказывается, прекрасной, я недавно прочла в одном из старых журналов за 1923 год. А тогда я этого не знала."
"Меня путали с Ольгой Пыжовой, хотя мы были совсем не похожими. И когда чужой, незнакомый человек подходил ко мне и спрашивал меня о чем-то очень строго, я сразу ему говорила: "Имейте в виду, я не Пыжова."
"В "Балаганчике" объявление - афиша о встрече Нового года: "Встреча Нового года 31-го декабря на углу 3-го Июля и 25-го Октября." Садовая и Невский были тогда переименованы."
"Долго хранила его //мужа// старую записку: "Ты считаешь, что у меня несносный, нетерпимый нрав, а между тем я тиран с очень мягким и отзывчивым характером."
"Бывали и неудачи. Так, например, попытка осовременить Мольера вызвала ругань в прессе, хотя делал это Владимир Масс - мастер из мастеров. Заодно ругали Мольера."
"Моя работа всю жизнь посвящена юмору. Часто и в жизни приходилось прибегать к нему, чтобы не заплакать. Всю нашу жизнь мы воспринимали юмор, не обсуждая, надо ли иметь чувство юмора. Чувство юмора было нам дано как зрение, слух, осязание."
"Мы часто беспокоимся, почему дитя так поздно начинает ходить. Но редко задумываемся, почему так долго не пробуждается в нем душевная деликатность, скромность, желание помочь кому-нибудь."
"Обычно дети хитро лавируют, пользуясь всеми доступными и недоступными способами, чтобы добиться своего. И в большинстве случаев это им удается. Не позволил папа, бегут к бабушке, к маме. Заступники всегда найдутся, и постепенно слово "нельзя" для некоторых детей перестает существовать вовсе. А между тем, это первое понятие, которое ребенок должен усвоить. А вместо него появляется "хочу".
"Я знаю некоторых добрых людей. У них доброта - чувство безотчетное. А у меня происходит от ума. Мне проще сделать человеку добро, чем зло. Добро вообще делать легче."
"Каждый кусок хлеба зарабатываю честно. Я бы охотно зарабатывала нечестно, да не знаю где."
"На Невском проспекте подошел ко мне однажды поэт Олейников. Здороваясь, он сказал, задумчиво глядя на меня: "В вашей наружности есть то, что мы называем внешностью." По правде говоря, тогда я тоже воображала, что у меня есть внешность. Во всяком случае, выходя на сцену, я всегда точно ощущала себя высокой, красивой блондинкой."
А также - живое обсуждение в Гардиан все того же решения уничтожать санкционные продукты... Нет, меня, конечно, в принципе умиляют люди, переживающие за уничтоженные дикими русскими продукты, в то время как у них массово уничтожают непроданные продукты из супермаркетов или там помидорки во время праздников... Но вот этот коммент произвел вообще впечатление. "Сегодня они жгут продукты, завтра будут жечь книги, а там начнется Германия 33-й год!"
А нет, этот тоже интересный. "А в это время официально рекомендованная русским правительством минимальная норма еды на день - 300г хлеба и две трети одного яйца!" Откуда блин взяли-то? Особенно эти две трети яйца поражают прямо в сердце...
В ЖЖ читала рассуждения активной части блогеров на тему, будут ли американцы вспоминать годовщину Хиросимы, и не следует ли им напомнить... Ну, по крайней мере, Спаркс в твиттере вспоминает весьма активно - две статьи из Гардиан, одна с американского ресурса. Самое интересное - в комментах. Если в гардианских комментах выражают сочувствие жертвам и критикуют обтекаемый тон новостных заметок ("что значит - самолет сбросил бомбу? так это что ли самолет во всем виноват?"), то в американской стороне царит пир духа. "Прежде чем вспоминать годовщину Хиросимы, давайте вспомним Перл-Харбор! Суки левые, хотите пересмотреть историю, чтобы выставить Америку "плохим парнем"!! Ну, не лапочки ли. Интересно, почему когда эти представители мирового сообщества в очередной раз начинают обвинять советских солдат в миллионах изнасилованных немок (которых еще неизвестно кто насиловал), то не звучат фразы "прежде, чем вспоминать изнасилованных немок, давайте вспомним блокаду Ленинграда!" и еще кучу всего на оккупированной территории.
На LiveLib пишут, что в августе Аст обещает выпустить новую книгу А.Брэдли о приключениях Флавии де Люс. Возрадуемся... Она будет расследовать убийства в академии, куда ее запихнули. Правда, странно представить Флавию без отца, стервозных сестер, несчастного инспектора полиции и - самое главное! - без Доггера! Что-то мне тревожно.
Какая прелесть в википедии... Полезла туда почитать информацию про В.Мухину-Петринскую. У Твардовского в дневниках как раз про нее прочитала, хотела проверить один момент. В википедии про нее потратили порядочно места, чтобы рассказать о том, как она была репрессирована. При этом забыли поместить библиографию. У писателя! Забыть поместить в энциклопедической справке перечень произведений! Я фигею, дорогая редакция. Но конечно, бесконечно важнее те абзацы, где говорится о сталинских репрессиях.
(лазая в ЖЖ) опять там - у Матвейчева - ноют по поводу Александра I, который инсценировал свою смерть и преобразовался в старца там какого-то. Заколебали. Интересно, люди сами понимают, что они этим оскорбляют Александра, выставляя его слабаком, нытиком и безответственным человеком - ну, в смысле, у нас же сейчас в ходу тренд "Россия, которую мы потеряли, великие предки, славный дом Романовых" и все такое? Какого-то очередного спеца исторического выкопали, который с умным видом нудит. "Государь умер на 48-м году жизни, полный сил. До этого он никогда и ничем серьезно не болел, отличался отменным здоровьем." У него было тяжелое и почти хроническое э... как там... рожистое воспаление на ноге. Его от этого долго лечили всеми возможными способами и разве что едва доводили до более-менее нормального передвижения. Это пишет в своих записках царский врач Тарасов, об этом упоминают в своих письмах Булгаковы... Не говоря уж о том, что даже в наши дни существует масса заболеваний, от которых можно скончаться "в несколько дней", и даже часов. А про те времена и говорить нечего. Александр, оказывается, давно мечтал отречься от трона из-за страха перед своими дворянами! И его брат Константин тоже боялся! "Кстати, его отъезд из Петербурга в Таганрог также был неожиданным и стремительным, к тому же происходил в таинственной и неординарной обстановке." Ничего таинственного и неординарного там не было. Он постоянно был в разъездах, о чем опять же писали те же источники...
Также Александра постоянно преследовало гнетущее чувство страха.
- И чего боялся победитель Наполеона?
- В его уме не мог не выстроиться короткий, но грозный мартиролог убитого в заговоре деда Петра III и погибшего в ходе дворцового переворота отца. С ними расправились мощные дворянские группировки, лица, близкие к трону.
Не случайно Александр и его брат Константин всю жизнь носились с мыслью об отречении от престола, элементарно опасаясь за свою жизнь. Александр не имел мужского потомства. Трон должен был унаследовать второй брат по старшинству Константин. Но тот, женившись на польской графине не царских кровей Иоанне Грудзинской, по существу, отказался от прав на престол. А позднее и неофициально оформил свой отказ письмом на имя Александра.
Какой бред... То есть, из этих речений как бы выглядит так, что Константин женился на какой-то польской графине и поэтому потерял права на престол? Но он ничего не терял, и даже после смерти Александра ему немедленно отправили все соответствующие... что там... грамоты? Но он отказался! Этого даже никто не мог предположить, уже даже было объявлено, что императором будет Константин... Те же источники, конечно. Но как-то вот им больше верится, чем нынешним спецам.
На немцовском омаровском сайте про книги - "...и совершенно зря позабытый Бажов..." Либеральная интеллигенция такая... интеллигенция. Ну, вы, может, и забывали, а кто-то и нет.
Накидала в корзину на озоне черт знает чего - из нижних строчек. Смотрю - сегодня они прислали письмо с напоминанием "вы хотели сделать заказ???" Вот интересно, исчезнет после этого что-нибудь из корзины или нет? (не то чтобы я принципиально не хотела это покупать, но у меня денег сейчас нет Правда, всегда, само собой, существует возможность, что я пойду выносить мусор и найду в кустах чемоданчик с деньгами )
Новости книгоиздания... Пелевин написал двухтомный роман про Павла I. Который не был убит, а перешел куда-то там. В параллельную реальность, где присматривает. В сентябре выйдет. Госпожа Мартынчик написала новую книжку из нового цикла про Ехо. С лисой на обложке. Как любитель лис, считаю, что это подло... Выйдет в августе.
Лорел Гамильтон, видимо, посетила с визитом Великобританию... и сейчас въезжает в пределы Ирландии. Следует ли ожидать, что пребывание на древней родине Дойла и компании стимулирует ее на продолжение истории Мерри Джентри??
Александр Твардовский "Дневник 1950-1959". Четко видно, что это, в первую очередь, чисто рабочие записи, для себя. Для правки и выглаживания материала - стихи, поэмы (записываются много раз, в разных вариантах, так что большая часть издателями просто исключена из публикации, с пометками, конечно), требуемые по роду деятельности речи, отзывы-вступления (записываются в виде тезисов, плана). Также это записи об окружающем - описания природы и погоды, заметки по рабочим поездкам - здесь Сибирь, Дальний Восток. Как ни странно, но и это тоже рабочий материал - Твардовский твердо убежден, что все это надо фиксировать, желательно "по горячим следам", чтобы потом можно было использовать в творчестве... хотя бы попытаться это сделать, ведь многое забывается. Но он надеется, что эти быстрые записи помогут что-то вспомнить из тех, первоначальных впечатлений. Ну и, как неизбежное следствие ведения дневников - глубоко личные записи, размышления, мнения о происходящем... По одним только датам видно, что время было нелегкое, переломное. Смерть Сталина, Хрущев с разоблачением культа личности. Можно прямо таки изнутри наблюдать, как это проходило - глубокая психологическая травма (или психическая? вечно путаюсь... ), личный и творческий кризис, попытки как-то выйти из этого, преодолеть, выстроить для себя новую систему координат, если уж старая уничтожена. Реакция на тех, кто с невероятной легкостью приспособился к новым условиям, хотя и прежде чувствовали себя прекрасно. Наверно, это даже хороший материал для исследования в плане психологии восприятия... (если бы еще кто за это взялся, конечно... ) Чисто по записям, даже без изучения всяких сопутствующих материалов, представляется, что Твардовский - в сущности, простой, крепкий мужик. В смысле, без хитростей и выкрутасов... Пишет честно и откровенно, как, например, о постоянной борьбе с алкоголизмом... (что, кстати сказать, зачастую было нелегко, ввиду всесоюзной славе и известности - все же норовили принять со всем радушием... ) или о борьбе за поддержание режима дня... (тут вообще все жестко - Твардовский понимает дело так, что будь ты хоть поэт, хоть художник - должен встать со всей страной и отправиться на свое рабочее место, где и вкалывать, не жалея сил, а если ты не стоишь за станком, а творишь за письменным столом, так это не относящиеся к делу частности ) По идее, при такой системе должны быть и другие, более ранние записи. Не знаю, попробовать поискать...
"Очень все посодвинулось с места и никак еще не установится по-настоящему."
"Почему-то все грустное, как будто что-то утратившее, как будто пришедшее в упадок и как будто жизнь здесь не полной меры, как была когда-то. странно, но часто это впечатление является в старинных селах, маленьких старинных городках."
"Письма Горького - великий воистину, но тяжелый, малообаятельный, деланный и нудноватый человек." читать дальше "Последние дни все больше спокойного, с чувством свободы примирения с мыслью о том, что "Даль" не пойдет дальше - по той самой причине: она начата тогда, до. И дело не в том, что вещь во времени затянулась, а нельзя уже ехать по той дороге."
"Нет у меня той, до 53г., безоговорочной веры в наличествующее благоденствие."
"Мысль: надо же, наконец, жить хорошо, уж столько пережито всякого."
"Тема страшная, взявшись, бросить нельзя - все равно что жить в комнате, где под полом труп члена семьи зарыт, а мы решили не говорить об этом и жить хорошо, и больше не убивать членов семьи."
"Ничего нет легче - как уговорить себя, что предстоящее тебе трудное дело не может быть выполнено по объективным обстоятельствам."
"Не раз так было замечено, что не тогда именно открывается, когда стучишь изо всей мочи. А иногда - чуть толкнул на всякий случай, уже решив уйти отсюда, - чуть толкнул, а оно и открылось, - там и запора нет."
"Процесс социализма - естественно-исторический процесс - как вода, как трава - что ни делай - найдет путь, пробьется, прорастет."
"Правда нужна потому, что иначе мир перестает быть управляемым, хоть бы в той малой степени, как это доступно людям."
"Как все ясно и понятно - что нужно и чего не нужно - и как невозможно высказать это, не натолкнувшись на стену иезуитски и демагогически "идейно выдержанных" коллег, утверждения которых наверняка будут более доступны, привычнее слуху руководства. В лучшем случае - дай бог добиться "сосуществования" с ними."
"Что-нибудь прекращать можно только для того, чтобы что-нибудь начинать."
"Так ли, сяк ли, а уж это все незаменимое и непокупное для моей души, - она вообще не может без прикосновения к самой низовой жизни как-нибудь трепыхаться."
"Еще одна глава должна быть о машинисте, ведущем состав. Натолкнуло письмо одного машиниста о Теркине. Но необходимо проехаться на паровозе."
"Совсем отвык читать стихи, почему я их еще пишу? Это просто запущенность."
"Знаю, что не нужно сидеть на одном, особенно когда заело. Нужно еще что-нибудь и еще начать, может быть и бросить, но пробовать во все стороны."
"Судя по Сатюкову, просящему стихов для "Правды", реплика Хрущева в мою сторону воспринята этими людьми в смысле милостивого внимания."
"Хочу потихоньку, помаленьку привести в порядок то, что намечалось, начиналось и не выходило за этот мучительный год-полтора... Важно, как обычно в таких случаях, не только то, что я что-то делаю, но и то, что чего-то не делаю."
"Всего никогда не запишешь, что набегает, застревает или уходит из памяти, и всегда, кроме записанного, есть и должно быть больше еще недописанного."
"Он пошел меня провожать и получилось, что вместе со мной вошел в кабинет Хрущева и был при всей беседе, чему я был очень рад - это очень важно, что кто-то еще третий слышит, что ты говоришь лицу или - лучше сказать - перед лицом..."
"Усталость от плохой литературы и пустоговорения об "идейности" толкает непрочных людей к таким именно заключениям о "неподвластности" художества сознательной мысли, о том, что оно "не может не" - и баста."
"У нас должность вообще выше таланта и ума, а в нашем деле одно превосходство, один авторитет - не власти, а таланта, творчества. Если уж власть, так власть таланта."
"Сегодня заглянул в Щедрина - не дай бог им почитать там все подряд."
"Спутники все смешали и спутали, все как-то вдруг устарело и стало меньше - особенно стихи."
"Мне скажут: рано об этом говорить, зачем бередить раны. Но рана заживающая - радость."
"На стройке плакат - транспарант или щит: закончим то-то к такому-то числу. К этому числу не закончили, минула, может быть, неделя и другая, а лозунг висит и взывает закончить цикл работ к тому, прошедшему числу. Снять бы его надо, говорят. Нет нельзя, это будет демобилизовывать людей."
"Апеллировать к учению Маркса-Ленина можно только при благоприятных для него обстоятельствах, а иначе скажут: - Мы не догматики. Решения директивных органов - съездов, пленумов - тоже не всегда и не во всем опора, ибо указания выше решений. Но и указания это еще не все, помимо них и над ними есть еще дух незримый, но сущий и непреложный дух."
"Ради родины можно жить и вне родины, прожить жизнь, состариться и умереть на чужбине, и это не значит не иметь родины. Но можно потерять ее на ее же земле, говоря на ее языке, вдыхая воздух ее лесов и полей, слушая ее песни и полагая, что ты любишь ее. Все дело, какою ты хочешь видеть ее, какого пути желаешь ей, чьи интересы, надежды и притязания отстаиваешь ее именем."
"Я не верю в изящность без того, что в старину называлось дельным содержанием."
"Самая большая боль - родина. Какие бы человек ни сделал ошибки и т.п., с ним еще можно говорить, покамест у него в сердце - родина, пусть в его самых ограниченных понятиях."
"Нельзя упрекать талант за то, чего не дал, нужно быть благодарным за то, что он смог дать."
"Нет худа без добра, но сколько же худа, сколько добра - необходимо учитывать - в какой доле они являются."
"О принципах воспитания не говорят в присутствии воспитуемых."
"Эти "верха" обладают божественной способностью нечто начать, во что-то тебя вовлечь - и забыть, отложить, все оставить на волю времени, - как будто тебя и нет на свете."
"Не только писать - читать печатных книг некогда. Едва урвал время ознакомиться с "боевиком" - сплетней и ябедой в лицах - "Ершовыми" Кочетова. К слову - потрясен этой штукой, вернее, возможностью такого "явления" в литературе. Если это литература, то мне там делать нечего, как и всем добрым людям."
"Нельзя не понимать, что кой чего уже не скажешь лучше того, как сказал в лучшие годы жизни, - их напор, их щедрость позволяли и без нынешнего "понимания" говорить то, что нужно."
"Мы ухитряемся читать публично целые доклады, в которых только и есть, что тенденции, хорошие или нехорошие, призывы и... но ни произведений, ни авторов - все безымянно. Но литература - дело сугубо поименное."
"В первых числах июня - перекрытие Ангары у Братска, о чем я уведомлен обкомом, где меня, видимо, считают специалистом по перекрытиям."
"Встал в шесть часов, пошел умываться с бревна в Байкале, руки быстро схватывает - вода как в проруби."
"Здесь все растет в другом темпе и являет образцы своеобразной гипертрофии: не вдруг поверишь, например, что это ясеневый лист и побег - такие они огромные, жирные. Маньчжурская сирень - здесь эти деревья, как наши дубы."
"Если уж нельзя сказать правду, то хоть промолчать благородней будет."
"Начни дело, пусть с ничтожными результатами, и все пойдет иначе. Много раз проверено."