Привет!

kira...ni, приветствую!
О, вижу Аниту Блейк... а почему нет Мерри Джентри Тогда пусть будет Жан-Клод.

---

С днем рожденья!

Хозяйка книжной горы, поздравляю с днем рожденья!

Всего самого лучшего!

---

---

Джорджетт Хейер "Знатная леди". Какая успокоительная книжка... Прямо-таки бальзам для нервов. Потому что здесь не происходит буквально никаких эксцессов!
Сюжет: Эннис Уичвуд уже довольно взрослая молодая леди - около тридцати - довольно богатая, поэтому имеет возможность жить спокойно в свое удовольствие. В смысле, ей не нужно гнаться за женихами и переживать о своей судьбе, и даже уже вплотную подступающий статус "старой девы" ее не пугает. В то же время Эннис совсем не хочет проживать с любящими родственниками (брат с семейством), чтобы на нее под предлогом участия и милосердия возложили заботы о хозяйстве и племянниках... Она решила приобрести дом в милом провинциальном городке, но с некоторой культурно-светской жизнью (Бат) и проживать в одиночку. А, нет, уже не в одиночку... Возмущенный такими вольными взглядами брат немедленно нашел ей компаньонку из числа бедных родственниц... да, и о спокойной жизни пока говорить рано - по пути к новому месту жительства Эннис натыкается на юную парочку в сломавшейся повозке, которая то ли бежит друг от друга, то ли вместе бегут от чрезмерной опеки... Эннис, проникнувшись сочувствием, предложила свою помощь. Ну да, речь шла просто о том, чтобы подвезти до города. Но надо же юной Люси где-то жить в городе, она же явно не имеет никакого понятия об окружающем мире. Хорошо, пусть Люси поживет у Эннис, пока не будут улажены недоразумения с ее родственниками. А вот у Люси, которая вообще сирота, в опекунах числится ужасный дядя - сэр Оливер Карлетон, который широко известен своими скандальными похождениями и возмутительными манерами. Ну, дальше, по законам жанра, уже всем понятно, какая главная линия этого опуса.
Нет, действительно все очень чинно... Любовная линия поражает своей простотой, практически в стиле "вы привлекательны, я чертовски привлекателен, чего же нам зря время терять"... Вот приехал этот ужасный дядя, поглядел на красивую и самостоятельную героиню, тут же решил, что она ему нравится, о чем немедленно и объявил. И дальше двигался к цели, как танк. С одной стороны это даже непривычно. С другой стороны - ну, в самом деле же, сказано, что оба люди взрослые и разумные, с какой стати им заниматься глупостями и ходить вокруг да около...
Опять же, по законам жанра, так и ожидаешь, что вот-вот что-нибудь случится. Юную Люси могут похитить развратные кавалеры, охотящиеся за приданым. У скандального дяди может объявиться какая-нибудь жуткая любовница, которая начнет интриговать и вставлять палки в колеса. Возмущенные родственники будут всячески препятствовать и разлучать. И ничего! Очень свежий подход.
(раздумываю, не приобрести ли еще каких-нибудь книжек Джорджетт Хейер, хотя отчаялась разобраться в аннотациях )

@темы: Книги

---

С днем рожденья!

Сундук Мертвеца, поздравляю с днем рожденья!


Всего самого лучшего!

---

Спаркс в твиттере - "90-е начались в 1987 и закончились в 2002".
Возможно, я даже соглашусь. Ну, у нас-то перестройка, а у них-то что за печаль?

---

Книжный столик

Из переписки Чайковского с Юргенсоном.

//Чайковский// "Приехал сегодня в Берлин. В Петербурге я тосковал до слез и выехал за границу с крайней неохотой и отвращением. Дорогой тосковал еще пуще, а здесь до безобразия... Господи, как я завидую вам, счастливцам, что вы спокойно дома сидите!!!"

//Юргенсон// "Дай Бог тебе здоровья на новый год, побольше успеха и денег. Ты мне представляешься как метеор, оставляющий блестящий след в руках у кельнеров, портье, кучеров и т.д. Я вижу отсюда, как они тебе вслед смотрят."

//Юргенсон// "Ты совершенно забыл нашу отсталость и пишешь, точно мы обязаны знать ваши заграничные числа... Извините, мы сами с усами! У нас 1-е января, и мы нисколько не завидуем вам, что у вас 13-е! Конечно, приятно знать и помнить, что каждый немец обязан умереть раньше русского 12-ю днями..."

//Юргенсон// "Дай Бог тебе успеха и мужества на перенесение оного."

//Юргенсон// "Вчера концерт студентов сошел благополучно, били только в ладоши."

//Чайковский// "Ты, вероятно, очень удивился, душа моя, что я просил вчера купить мне детскую колясочку! У меня, или лучше сказать, у Алексея, гостит жена камердинера покойного Кондратьева. Она очень слабенькая и больная, у ребенка английская болезнь, ходить он не может, и несчастная мать измучилась, не спуская его с рук своих. Я не могу видеть это измученное лицо и решился приобрести колясочку, чтобы бедного малютку можно было не таскать на руках, а возить."

//Чайковский// "Модест совершенная моя копия; еще не кончил работу, а уж просит денег."

//Юргенсон// "В Ревеле на Сашу и на старшую дочь брата утром рано в парке напал разбойник и вырвал у племянницы часы со словами: Отдайте немедленно ваши часы //нем.// Племянница думала тоже по-немецки кто-то подарит мне часы и вырвала часы обратно, а Саша думала по-русски: "А дай-ка я его хвачу зонтиком!" И потом уже девицы вспомнили, что надо кричать и бежать... Кричали и бежали неимовэрно... Ревельские дамы нашли, что девицы храбрые, но правильнее было бы с их стороны упасть в обморок."

//Юргенсон// "На обратном пути из Ревеля каким-то чудом спасся от увечья: мой вагон сошел с рельс и путешествовал по земле и шпалам с лишком тридцать сажен, полома на пути механизм стрелки, шпалы, склепки и рельсы. Остановил наш кондуктор тормозом весь поезд. Было три часа ночи. Я приписываю спасение своей счастливой звезде."

//Чайковский// "Курьезная вещь с этими корректурами - вечная путаница... В 1885 году летом я наслаждался аккуратностью в сношениях с Юргенсоном по корректуре Черевичек, а почему: Софья Ивановна вела аккуратнейшие заметки о том, что, куда и кому послано. И теперь я тебе очень советую всю переписку по корректуре поручить женщине. Только тогда будет порядок."

//Чайковский// "Я что-то не доверяю ошибке, найденной гравером, и смертельно боюсь, что они нашли воображаемую ошибку и поправили так, что я буду на себе волосы рвать с отчаянья."

//Чайковский// "Лавровская очень просила меня дать ей копию с романсов. Нельзя ли заказать кому-нибудь списать. Я бы желал, во 1-х, угодить этой милейшей женщине, а во 2-х, она бы, может быть, где-нибудь спела некоторые из романсов, и это было бы очень приятно."

//Юргенсон// "Апраксин желал тебя предостеречь от некоторых лиц, имена которых я при свидании скажу. Ему же я сказал, что предостережение лишнее, ты иногда и видишь эксплуатацию, но по толстовскому "не противишься злу".

//Юргенсон// "Филармоническое общество заплатит за ноты, или это по любви? Неужели недостаточно, что ты даром дирижируешь, но еще должен нотный материал даром дать? После этого надо перефразировать Толстого и спросить: "Чем Юргенсоны живы?"

//Чайковский// "Что касается Клименко //молодой человек, которого по протекции Чайковского устроили на работу к Юргенсону//, то я не знаю, что делать с этим сумасшедшим. Перспектива его близкой смерти (однако уже три года он все собирается умирать) делает то, что я его щажу."

//Юргенсон подарил на Новый год Чайковскому с/с Моцарта в 72 томах//
//Чайковский// "Алексей исполнил все, как ты ему велел, то есть сюрпризом устроил елку и около нее лежал мой Бог, мой идол, мой идеал, представленный всеми своими божественными произведениями. Я был рад, как ребенок!!! Спасибо, спасибо, спасибо!!!"

// Юргенсон// "Конечно, я знал же твою любовь к Моцарту и действовал наверняка. Дай Бог тебе времени и здоровья столько, чтобы любимые партитуры истрепались и я бы мог их заменить новыми экземплярами. Тут не без эгоизма."

//Юргенсон// "Удивительная молодежь! Сергей Иванович взял с меня за переложение симфонии в 4 руки вместо ста рублей двести. Я глазом не моргнул. Теперь же упрекает меня, что издание дорого назначено, хотя я назначил нормальную цену. Сергею Ивановичу кажется, что издатель каким-то волшебством покрывает свои расходы и извлекает выгоду даже из расходов."

//Чайковский// "Люди легко обижаются и часто не понимают смысла самых простых слов, как только дело касается денежных счетов."

//Юргенсон// "Для меня нигде в мире нет хорошего места без хороших людей, я от рая откажусь, если там только одни ангелы и нет близкой души!"

//Юргенсон// "Дурашка Аренский, несмотря на дефицит в 1000 рублей, все-таки желает дать свой концерт. Танеев дает второй ученический концерт (зачем?), но продажа идет невероятно плохо: в четыре дня продано на 9 рублей! Колаковский дал концерт с убытком. Странное явление этих концертов! Точно комары летят на свет, погибают, чтобы дать дорогу новым жертвам. Концерт дать - святое дело!"

//Чайковский// "Милый друг! Пишу тебе из сего мрачного города //Лондона//, в коем сегодня, по выходе моем с репетиции в двенадцать с половиной часов дня была безусловно - темная ночь, и все улицы и магазины были освещены электричеством и газом, как ночью. Ужасно!"

//Юргенсон// "Не спорю, "в Дании не все в порядке", скажу с Гамлетом, но напрасно ты думаешь, будто это легко исправить или везде и у всех лучше... На мое несчастье я напал на людей, у которых своеобразное самолюбие состоит в том, что лучше десять раз отрезать, чем один раз отмерить. Специальность же моя такая, что в России нужных мне людей нет, а заграничные не годятся."

//Юргенсон// "Ты не любишь Вену и поэтому, вероятно, не слыхивал оркестр венгерских музыкантов с неминуемыми цимбалами. Их главное достоинство в необыкновенном увлечении, с которым они играют."

//Чайковский// "Я хочу сделать невероятный фокус: написать оперу к будущему сезону. Таково желание благоволящей ко мне дирекции, а я не имею причин не стараться пользоваться этим благоволением. К тому же я, признаться, люблю работать к спеху, люблю, когда меня ждут, торопят!"

//Чайковский// "Я твердо намерен в течение будущей зимы исправить свои финансы, - но этих твердых намерений было столько, что не вполне на себя надеюсь."

---

(лазая в ЖЖ) не могу не. Из жизни кошек и людей.

В рамках программы метеорологического шаманства купила невысокие резиновые сапоги. Едва вынула их из коробки, пришёл кот Матвей. Безмозглой своей башкой сунулся в один сапог, лапу воткнул в другой, потерял равновесие и застрял. Махал вслепую оставшимися ногами, отчаянно выписывал хвостом в воздухе "спасите наши души!", или "я больше не буду!", или "суки! вы пожалеете!", затрудняюсь определить. Ну один в один ныряльщик ласточкой, не рассчитавший глубину на мелководье: задница над водой и подёргивается. Оставил на глянцевой поверхности две царапины. Зато теперь я знаю, как на самом деле выглядит Кот в Сапогах. Вот так и взрослеешь, принудительно расставаясь с иллюзиями детства.

Кот Степан созерцал позорную картину с дивана, сделав лицом фейспалм. В принципе, у него всегда такое выражение, когда он смотрит на Матвея. Поставила ему коробку из-под обуви. Степан с достоинством спустился, спрессовался в волосатый параллелепипед, заполнив всё выделенное ему пространство. Всё-таки коты раньше жили в норах, иначе ничем нельзя объяснить эту противоестественную тягу к пакетам и коробкам.

И пока он там размягчался сердцем и припадал к истокам, этот рыжий придурок уронил на него сверху со стола вазу с гиацинтами.

Люди, периодически спрашивающие меня, покупать ли им мейн-куна. Покупайте! Страданиями душа совершенствуется, это ещё папенька Марии Ивановны говорил.

eilin-o-connor.livejournal.com/130698.html?styl...

---

Книжный столик

Тэффи "Моя летопись".

"У вас замечательные сапоги. Такие сапоги носил Торквато Тассо... и то не наверное."

"Из Петербурга приехала Каза-Роза, бывшая певица "Старинного театра". В эти памятные дни в ней неожиданно проявилась странная способность: она знала, что у кого есть и кому что нужно. Приходила, смотрела черными вдохновенными глазами куда-то в пространство и говорила:
- В Криво-Арбатском переулке, на углу, в Суровской лавке осталось еще полтора аршина батиста. Вам непременно нужно его купить.
- Да мне не нужно.
- Нет, нужно. Через месяц, когда вы вернетесь, уже нигде ничего не останется.
В другой раз прибежала запыхавшаяся.
- Вам нужно сейчас же сшить бархатное платье!
- ?
- Вы сами знаете, что это вам необходимо. На углу в москательной хозяйка продает кусок занавески. Только что содрала, совсем свежая, прямо с гвоздями. Выйдет чудесное вечернее платье. Вам необходимо. А такой случай уже никогда не представится.
Лицо серьезное, почти трагическое.
Ужасно не люблю слова "никогда". Если бы мне сказали, что у меня, например, никогда не будет болеть голова, я б и то, наверное, испугалась. Покорилась Каза-Розе, купила роскошный лоскут с семью гвоздями."

"Всем хотелось быть "на людях". Одним, дома, было жутко."

"... комиссар уверял, что до встречи с нами жил только умом, а теперь зажил сердцем."

"Ах, как часто вспоминаем мы потом, что у друга нашего были в последнюю встречу печальные глаза и бледные губы. И потом мы всегда знаем, что надо было сделать тогда, как взять друга за руку и отвести от черной тени. Но есть какой-то тайный закон, который не позволяет нам нарушить, перебить указанный нам темп."

"- Понимаете, какой ужас, - потрясая руками, рассказывал Гуськин. - Прибегал сегодня в десять утра к Аверченке, а он спит как из ведра. Ведь он же на поезд опоздает!
- Да ведь мы же только через пять дней едем.
- А поезд уходит в девять. Если он сегодня так спал, так почему через неделю не спать? И вообще всю жизнь? Он будет спать, а мы будем ждать? Новое дело!"

"Я вспомнила, как накануне отъезда зашла попрощаться к одной бывшей баронессе. Застала я бывшую баронессу за очень нетитулованным занятием: она мыла пол. Длинная, желтая, с благородно-лошадиным лицом, сидела она на корточках и, прижав к глазам бирюзовый лорнет, с отвращением разглядывала половицы. В другой руке деликатно, двумя пальчиками, держала мокрый обрывок кружева и брызгала этим кружевом на пол.
- А вытирать я буду потом, когда мой валансьен высохнет..."

"- Фаничка провезла большущий бриллиант, так вы не поверите - в собственном носу.
- Ну, ей хорошо, когда у нее нос на пятьдесят карат. Не всякому такое счастье."

"До того эти шпионы исхитрились! Подумайте только: стали у себя на спине зарисовывать планы крепостей, а потом сверху закрашивать. Ну, военная разведка тоже не глупая - живо догадалась. Стали всем подозрительным субъектам спины мыть. Конечно, случались досадные ошибки. У нас в Гродно поймали одного господина. На вид - прямо подозрительный брюнет. А как вымыли его, оказался блондин и честнейший малый. Разведка очень извинялась..."

"Великолепно. Начало в восемь. Барак декорирован еловыми шишками. Вместимость - полтораста человек. Утром расклеиваем плакаты. А сейчас побеседуем об искусстве. Кто главнее - режиссер или хор?"

"У него был свой репертуар: пьеса на заумном языке. Широкое развитие жеста. Публика сама сочиняет пьесы и тут же их разыгрывает. Актеры изображают публику, для чего нужен больший талант, чем для обычной рутинной актерской игры."

"Но чего нам с вами об этом думать? И чего об этом рассуждать? Что, нам за это заплатят? Дадут почетное гражданство? У них тут были дела, такие дела, которые пусть у нас не будут."

"Госпожа Тэффи! Господин Аверченко! Вы должны непременно немножко пройтись. Ей-богу, к вечеру нужно иметь свежую голову для звука голоса."

"Актрисам нашим ни о чем ни полслова. Все равно, если даже очень громко завизжать, так новый строй наладить не успеют - нам утром надо уезжать."

"Знаете, мне кажется, что Бог послал нам это путешествие, чтобы мы увидели, что есть еще на свете добрые и великодушные люди."

"Я таки ему прямо сказал: когда Гуськин кончает гастроль, так гастролер говорит: "Жалко, что я не родился на денечек раньше, я бы дольше с Гуськиным ездил."

"Вкусы у нас выработались скромные. Уверенность, что буквально никто не собирается нас расстреливать, наполняла душу радостным удивлением и довольством."

"- Мы, конечно, были в карантине, но недолго, потому что мы ужасно здоровые. Нас и отпустили...
- Карантин? Какой там карантин, - бессвязно лепетал Гуськин. - Это же русские писатели! Они так здоровы, что не дай бог. Слышали вы, чтобы русский писатель хворал? Фа!"

"В Гомеле добрые души советовали нам проехать до Киева на пароходе.
- Будете проезжать мимо острова, где засела какая-то банда. Банда все пароходы обстреливает из пулемета.
Прогулка, очевидно, очень уютная. Но мы все-таки решили ехать по железной дороге."

"С каждой пересадкой состав публики меняется. Появляются прилично и даже элегантно одетые люди, "господа". К последнему перегону остаются сплошь одни господа да барыни.
- Куда же они все девались?
Уйдет в станционную мужскую комнату темная личность с чемоданчиком, а выходит из мужской комнаты совершенно ясная личность - адвокат, помещик, гидра контрреволюции, с гладко причесанной головой, в чистом воротничке, несет рукой в перчатке тот же чемоданчик. Эге! Лица-то все знакомые. Вон и тот пухлый, с бородкой - расчесал бородку, брови нахмурил, снимает озабоченно пушинку с рукава драпового пальто и уже выражает недовольство какими-то порядками:
- Безобразие! Экая распущенность!
Ну уже если дошло до безобразия и распущенности, значит, почва у нас под ногами прочная."

"Мы вас отсюда не выпустим. Здесь жизнь бьет ключом."

"- Я таки порядочно не люблю рестораны, - вставил Гуськин. - Чего хорошего? Когда мне мамаша подает дома бульончик, так я его улепетываю лучше, чем самую дорогую печенку в самом лучшем ресторане. Конечно, в очень дорогом ресторане, там полный порядок. Там вам, после как вы курочку поглодаете, обязательно подают теплой воды и даже с мылом, чтобы вы могли помыть лицо и руки. Но для такого ресторана надо иметь нахальные деньги. А в обыкновенном ресторане так вы себе вытираете руки прямо о скатерть. Это же скука! Нет, я ресторанов не люблю. И чего хорошего, когда вы кушаете суп, а какой-нибудь сморкач сидит рядом и кушает, извините, компот.
- Чего же тут дурного? - недоумевает Аверченко.
- Как "чего дурного"? Притворяетесь! Не понимаете? Так куда же он плюет косточки? Так он же их плюет вам в тарелку. Он же не жонглер, чтобы каждый раз к себе попадать. Нет, спасибо! Я таки повидал ресторанов на своем веку."

"В воздухе почувствовалась тревога, какие-то еле заметные колебания улавливались наиболее чуткими мембранами наиболее настороженных душ, и души эти быстро переправляли свои тела куда-нибудь, где поспокойнее."

"Так как пропуски на выезд легче всего выдавались артистам, то - поистине талантлив русский народ! - сотнями, тысячами двинулись на юг оперные и драматические труппы.
- Мы ничего себе выехали, - блаженно улыбаясь рассказывал какой-нибудь парикмахер с Гороховой улицы. - Я - первый любовник, жена - инженю, тетя Фима - гран-кокет, мамаша в кассе и одиннадцать суфлеров. Все благополучно проехали. Конечно, пролетариат был слегка озадачен количеством суфлеров. Но мы объяснили, что это самый ответственный элемент искусства. Без суфлера пьеса идти не может. С другой стороны, суфлер, сидя в будке и будучи стеснен в движениях, быстро изнемогает и должен немедленно заменяться свежим элементом."

"Я недавно возил одного певца - так себе, паршивец. Повез я своего паршивца в Николаев. Взял ему залу, билеты продал, публика, все как следует. Так что ж вы думаете! Так этот мерзавец ни одной высокой ноты не взял. Где полагается высокая нота, там он - ну ведь это надо же иметь подобное воображение! - там он вынимает свой сморкательный платок и преспокойно сморкается. Публика заплатила деньги, публика ждет свою ноту, а мерзавец сморкается себе, как каторжник, а потом идет в кассу и требует деньги. Я рассердился буквально как какой-нибудь лев. Я действительно страшен в гневе. Я ему говорю: "Извините, где же ваши высокие ноты?" А он молчит и говорит: "И вы могли воображать, что я стану в Николаеве брать высокие ноты, то что же я буду брать в Одессе? И что я буду брать в Лондоне, в Париже, и даже в Америке?" Ну что вы ему на это ответите, когда в контракте ноты не оговорены. Я смолчал, но все-таки говорю, что у вас, наверное, высоких нот и вовсе нет. А он говорит: "У меня их очень даже большое множество, но я не желаю плясать под вашу дудку. Сегодня, - говорит, - вы требуете в этой арии "ля", а завтра потребуете в той же арии "си". И все за ту же цену. Ладно и так. Город, - говорит, - небольшой, может и без высоких нот обойтись, тем более что кругом революция и братская резня."

"Скоро одесский быт надоел. Жить в анекдоте ведь не весело, скорее трагично."

"Все дорожало с каждым днем. Как-то в магазине приказчик, заворачивая мне кусок сыру, трагически указал на него пальцем и сказал:
- Вы смотрите, с каждой минутой дорожает!
- Так заворачивайте его скорее, - попросила я. - Может быть, в бумаге он успокоится."

"Ну? Что вы думаете за Одессу? Это же не город, а мандарин. Отчего вы не сидите в кафе? Там же буквально все битые сливки общества."

"Тут эти марокканцеры навезли всякую дрянь. Прямо великолепные вещи, и страшно дешево. Так дешево, что прямо дешевле порванной репы."

"Быстро, словно испуганные, побежали дни."

"Одесские прачки - бич Божий. Что они с нами выделывали! Одна из них не вернула мне ровно полдюжины платков.
- Так я же вас за это удовлетворяю, - с достоинством сказала она.
- Как так?
- Да ведь я же не беру с вас за стирку тех платков, которые я вам не вернула!"

"Из парикмахерской выскочила знакомая дама.
- Безобразие! Жду три часа. Все парикмахерские битком набиты... Вы уже завились?
- Нет, - отвечаю я растерянно.
- Так о чем же вы думаете? Ведь большевики наступают, надо бежать. Что же вы так, нечесанная, и побежите? Зинаида Петровна молодец: "Я, - говорит, - еще вчера поняла, что положение тревожно, и сейчас же сделала маникюр и ондюлясьон." //завивку//

"Знакомая одесситка. Очень возбужденная и даже радостная.
- Голубчик! Ну вы же мне не поверите! Плотный, как кожа! Спешите скорее, там уже немного осталось.
- Чего? Где?
- Крепдешин. Ну прямо замечательный! Я себе набрала на платье. Чего вы удивляетесь? Нужно пользоваться. Дешево продают, потому что все равно большевики отберут. Бегите же скорее! Ну?
- Спасибо, но, право, как-то нет настроения.
- Ну, знаете, лавочник ждать не станет, пока у вас настроение переменится. И верьте мне, что нас ждет - неизвестно, но зато известно, что крепдешин всегда нужен."

"Я подошла к борту и стала глядеть в море. Тихое, темное и спокойное было море, наша новая дорога в неизвестное."

"Ксюнин в трюме начал издавать на пишущей машинке газету."

"- Писатель должен многое испытать. Максим Горький в молодости нарочно пошел в булочники.
- Так ведь он в молодости-то еще не был писателем.
- Ну, значит, чувствовал, что будет. Иначе зачем бы ему было идти в булочники?"

"Между пароходами стали сновать лодочки. Одна лодочка причалила к нашей "Шилке". По трапу поднялся какой-то зловещий одессит, разыскал своих знакомых, безмятежно жевавших финики, и клятвенно уверил их, что они неминуемо погибнут. Знакомые выплюнули недожеванные финики и предались бурному отчаянию, а одессит, с видом человека, исполнившего тяжелый долг, деловито шагнул через борт и спустился в свою лодочку.
Лодки продолжали сновать между пароходами. За баснословные деньги ездили люди попугать друг друга. Для такой великой цели разве чего пожалеешь!"

---

(лазая в ЖЖ) идея - русская классика для современных смыслов.



И еще попытки осмысления

vbulahtin.livejournal.com/2181756.html?style=mi...

@темы: С ума сойти

---

В фотках недели The Week - выразительная фотография Статуи Свободы на закате.



Красиво вышло... Но в плане символизма они бы лучше на восходе снимали, а то прямо какой-то закат свободы получается.

---

В журнальчике вырви-глаз "Мир криминала" прочитала новую версию, в смысле, мне раньше такое не попадалось. Пушкина убили декабристы! Нет, вы представляете? Декабристы!! (в эйфории лезет на стенку)
В смысле, там написали, что восстание декабристов это было не то, что все думают, что оно было, а это в реале делали очень серьезные люди из самых высокопоставленных, которые подставили этих дурачков, которые на Сенатской площади, и вообще ими тайно управляли. И когда эту дурную молодежь всю повязали и отправили по каторгам, то главные фигуры остались в тени, хотя Николай I очень хотел узнать, ну то есть, не будучи дураком, он о ком-то чисто конкретно догадывался, но без доказательств, так что просто по-тихому сняли и отставили. А Пушкин, значит, незадолго до, оказался на какой-то узкой тусовке и там в пьяном виде один из этих деятелей чего-то сболтнул. А потом они сообразили и испугались, что Пушкин их заложит! И по своим каналам организовали эту провокацию с Дантесом и Натали, с последующей дуэлью.

(задумчиво) кстати, на озоне в буккниге я заметила аж три книги на тему пушкинской дуэли... вот сомневалась, а надо было брать.

@темы: С ума сойти

---

В новинках недели - Дэн Симмонс пишет и пишет... Сейчас и про Шерлока Холмса.

Пятое сердце , Дэн Симмонс

Впервые на русском — новейший роман современного классика Дэна Симмонса, своего рода завершение условной трилогии, начатой романами «Террор» и «Друд, или Человек в черном». Итак, путешествующий инкогнито после своей «смерти» в Рейхенбахском водопаде Шерлок Холмс встречает в Париже американского писателя Генри Джеймса — современного классика, автора таких книг, как «Женский портрет», «Бостонцы», «Поворот винта». Тот узнает знаменитого сыщика, несмотря на всю маскировку, — и оказывается вовлечен в орбиту его нового расследования. Вместе с Холмсом Джеймс отправляется в Америку, где не был много лет; мастер слова должен помочь отцу дедуктивного метода разгадать тайну смерти Кловер Адамс, жены историка Генри Адамса (наследника династии, уже давшей Америке двух президентов), а также ответить на вопрос, мучающий Холмса последние несколько лет: а не вымышленный ли он персонаж?..

Почитать что ли? Я что-то до сих пор не решаюсь на опус про Диккенса и Коллинза...
А вообще как-то довольно уныло в этих новинках.

---

С днем рожденья!

tapatunya, поздравляю с днем рожденья!


Всего самого замечательного!

---

Озон предлагает подарки на 8 марта. Всякие брошки-сережки... бижутерию... с удовольствием просмотрела, что там есть прикольного.
Вон, сабля есть. С жемчугом.



Вот такая штука называется "Орден Британской империи".


Хотя там есть еще и всякие короны и гербы. И даже триколор отдельно.

Такая штука называется "Техас".


Мило. А с индейцами у вас нету?

Просто петух. Черный.

Там еще были красивые ящерицы, лягушки, пауки. Ну и, конечно, всякие пантеры-леопарды... котики...

---

Оригинал взят у в КЕЛЬТСКИЙ ГОРОСКОП

Сова

КЕЛЬТСКИЙ ГОРОСКОП

Хи.

---

Джорджетт Хейер.
"Поверь мне, только женщины восхищаются красивыми женщинами, а мужчины предпочитают хорошеньких."
Хм?

---

Шмараков уже третью книжку продает через озон, и все - печать по требованию. Эх... не мог он вчера об этом написать, я как раз заказ делала... Потому что там обещали вторую книгу по истории французской революции, а эта самая история чего-то очень странно продается.
Между прочим, вот Шмараков поместил ссылку, и видно его книжку в продаже. А я вчера специально проверяла - нету! озон упорно показывает только "цифровая книга".
В очередной раз начинаю подозревать заговор на почве общей ненависти к читателям бумажных книг.

---

Как я их всех обожаю... Они все такие бесконечно классные...
Посмотрела с налету пятый сезон. Хотя и с субтитрами. Мне кажется, если субтитры делают внизу, то как-то проще смотреть...
А четвертый так и не удалось посмотреть - там субтитров не оказалось. Посмотрела в теме, только пишут, что "наверно, ваш проигрыватель не поддерживает эту функцию". Проверила три проигрывателя. Нигде никаких субтитров. Жалко.

@темы: Сериалы

---

Книжный столик

А.Суворин "Дневник".

"Если вам это письмо покажется резким - извините меня за откровенность, которую Вы сами вызвали. Остаюсь в убеждении, что Вы гораздо лучше своих писем."

"Пропасть сплетен за эти дни, но я имею способность немедленно их забывать."

"Вернувшись с Кавказа, где она гастролировала, Стрепетова говорила: "Меня пришли встречать оба мужа, и я не знала, к кому из них ехать?"

"Был наказный атаман Уральского войска Ш. Очень бравый человек. Предлагал статью об обводнении почвы. Статья длинная. "Никто не знает наших войск, - говорил он. - Я уже восемь лет атаманом, и, когда приезжаю в Петербург, меня просят привезти соболей, которых у нас столько же, как и в Петербурге."

"Александр Петрович рассказывал о Кабанихе. Смерть сына. Его вдова с мальчиком заставили умирающего перевести свое имение на мать, жене подсунули бумагу, что она отказывается от всяких претензий. "Все, что сделает нотариус, и что написано на такой бумаге, перед этим всем должно преклоняться", - сказала она. "Но, - ответил А.П., - Сибирь в последнее время заселяется нотариусами." Вдова - запуганное существо. "Бог не допустит", - говорит. Если бы Бог не допускал, то Сибири бы не было!"

"Шебеко переоделся в парадный костюм. "Как ты хорош! - говорит жена. - Ты похож на льва!" - "Бондаренко, похож я на льва?" - "Точно так, Ваше превосходительство!" - "Да ты видел львов?" - "Живыми не видал, а на картине видел." - "Где же?" - "А как Христос в Иерусалим выезжал на нем."

"Скоро тридцать пять лет моей литературной деятельности. Писал, писал, писал, и жизни не знал, и мало ее чуял. Что это за жизнь, которую я провел? Вся в писании."

"Даже плохой русский лучше иностранца. //на должности// Иностранцы деморализуют русских уже тем, что последние считают себя приниженными, рабами и теряют чувство собственного достоинства."

"Кшесинская хочет принимать православие, может быть, считая возможным сделаться императрицей. Наследник писал ей, что посылает 3000 рублей, говоря, что больше у него нет, чтобы она наняла квартиру в 5000 рублей, что он приедет, и "тогда мы заживем с тобой, как генералы". Хорошее у него представление о генералах! Он, говорят, выпросил у отца еще два года, чтобы не жениться."

"Свободная печать хорошее дело в долгосрочной перспективе, ибо воспитывает общество, но во всякий данный момент она бессильна против правительства, полиции, судов и пр., которые имеют полную возможность задушить ее."

"Витте ухаживает за Михаилом Николаевичем, за Воронцовым-Дашковым и воображает, что они - опора ему. Но люди высшего круга привыкли к тому, чтобы кто что для них ни сделал - "все по праву, все это следовало", и благодарны они никогда не бывают."

"Мне кажется, необыкновенные девушки и женщины существуют только в романах и драмах. Мужчина-автор ищет вечно идеалов, хочет "построить" женщину на свою стать, дать ей ум, фантазию, крылья, но женщины в действительности - самки и ничего больше, подчиненные существа, которые сами по себе - ничто или очень мало..."

"Лорис-Меликов раз мне говорит:
- Не знаете ли вы Николая Нотовича?
- Нет, не знаю.
- Это брат редактора "Новостей". Просился в шпионы, но боюсь: надует, пожалуй, подлец."

"В Париже только и живут женщинами и развратом, а если прибавить, что Magasins du Louvre, Bon Marche и большая часть прочих торгуют только для женщин, то женщины управляют миром."

"Шарко: Поверьте, чтобы доказать и малые явления, надо очень много труда и метода. Если бы я стал за всем гоняться, во что бы обратился мозг мой? Частички моего мозга перепутались бы."

"Дипломаты по закону не могут жениться на иностранках, но всегда это обходят."

"В Gaulois мой разговор с редактором. Все преувеличено, есть вещи прямо глупые, например: "Всякий крестьянин читает привычно свою газету." Недостает - "за чашкой шоколада". У этих французов столько фантазии и такой изверченности, что они не способны понимать простой язык и так украсят вашу речь, что стыдно становится."

"Понесла письмо на почту. Нет марки. Молодой человек, англичанин, предложил ее. Вышла за него замуж."

"В Cafe de la Paix мой портрет рисовал карандашом француз за два франка. Старик с седой бородой, согбенный, продавал желтые книжечки, другой - каламбуры, молодой - веера деревянные. "Вот, купите в Тверь", - говорит де Роберти. "Вся Тверская губерния удивится", - говорит продавец по-русски. Подошел еще молодой человек, предлагал рисовать портреты. Оказался тоже русский. Вероятно, оба евреи. Вспомнил, что в Биаррице в прошлом году были русские продавцы мехов, а один одеяла из оческов шелка выдавал за московские, а мне говорил, что покупал их в Лионе."

"Франко-русские симпатии - иллюзия, их нет. Французы симпатизируют только тем, которые деньги оставляют. Поставили себя дурно. Англичанин заходит только в те магазины, где english spoken, и этим заставляет учиться по-английски."

"Правительств хороших нет, ибо правительства - произведения стран!"

"Некий товарищ министра говорил: "Я-то ему товарищ, да он мне не товарищ."

"Император Вильгельм построил себе новый трон. Про него говорили, что к трону он велел устроить велосипед, чтобы постоянно кататься по Германии."

"Вандербильд, когда у него погибла яхта, сказал: "Я жалею, что погибло два ружья, к прицелу которых я привык."

"Прочел, что в Лондоне выставка церковных предметов, между ними и священные вещи, похищенные из Севастопольского собора в воскресенье 8 сентября 1855 года."

"Золя говорит, что пишут к нему русские, прося позволения переводить его, но, судя по их письмам, они совсем не знают языка."

"Литература знает только поверхность человеческой жизни, и если чтение - такая потребность, то потому, что всякий человек чувствует себя в книге, которую читает, и ищет там самого себя."

"Скоро ляжешь в ту могилу, в которой трое лежат уже. Легко себе вообразить все это - как понесут, как поставят в церковь и где, как и что будут говорить., как опустят гроб, как застучит земля о крышку гроба. Кладбище очень близко от Невы. Душа моя будет выходить из гроба, опустится под землею в Неву, там встретит рыбку и войдет в нее, и будет с нею плавать."

"Я, кажется, никогда надежд не знал. Я вообще довольствовался тем, что было."

"Тургенев делал моду. Его романы - это модный журнал, в котором он был и сотрудником, и редактором, и издателем. Он придумывал покрой, он придумывал душу, и по этим образцам многие россияне одевались."

"Днем так устанешь, что, когда ложишься, мною овладевает приятное чувство успокоения. Ну а в гробу будет совсем спокойно. Сколько людей я знал, и все они успокоились."

"Сегодня в "Ночном" спали штаны у актера, который играл в пьесе. Картина, нечего сказать!"

"Смирнова рассказывала вчера, что Малов, муж Пасхаловой, опять ее бил головой об стену, ни за что ни про что, ревнуя ее. Горничная вступилась и отняла свою госпожу. Вероятно, он убьет ее когда-нибудь."

"Подумаешь, сколько видишь, сколько говоришь, сколько волнуешься ежедневно. И все по пустякам."

"Был на репетиции "Злой Ямы, комедии Фоломеева. Пьеса груба, но талантлива. Автор настаивает на том, чтобы брат ударил сестру сапогом по лицу, говоря, что это "высшее оскорбление". Я сказал, что не допущу этого. На сцене достаточно намеков. Ведь нельзя же человека раздеть и сечь его розгами."

"Газета взяла всю мою жизнь, дала много горечи, много удовольствий. Она держала меня в струе умственных интересов и дала мне значение и состояние, но все это ценою только каторжного труда, что я не жил, как все живут, теми удовольствиями и радостями, которые всех притягивают к жизни."

"Мережковский, встретив меня в коридоре театра, заговорил, что пьеса не умна, ибо первое качество ума - ясность. Я дал ему понять довольно неделикатно, что у него этой ясности никогда не было."