Похоже, твиттер закрыл свои новостные обзоры... Ну вот, сейчас даже не глянешь, чем там американцы заняты, чего думают... Везде прямо требуют регистрацию, черт знает что.
Госпожа Ремюза "Мемуары". Не спеша, вдумчиво и со вкусом таки дочитала до финала этот объемный кирпич в 600 страниц мелким шрифтом. Собственно, как я и люблю. Автор - в молодости фрейлина (если я не запуталась в их придворных должностях и титулах) императрицы Жозефины - в старости взялась написать обстоятельный труд об эпохе Наполеона, его дворе, его родне, ну и о знаменательных исторических событиях. Исходя из аннотации - фрейлина! императрица! двор! балы, красавицы, лакеи, юнкера и т.д. - можно было бы ожидать чего-то легкого, воздушного... романтического... Но госпожа Ремюза оказалась дамой серьезной, подошла к делу ответственно... Поэтому - хотя, конечно, тут имеются и рассказы о личных впечатлениях и каких-то лично пережитых моментах - в значительной степени материал основывается на газетных заметках (хранила она их что ли? ), трудах других участников событий, возможно письмах и дневниках (а жаль, лучше бы и их тоже опубликовали) и касается не столько мелочей и частностей придворной жизни, сколько экономики, политики, военных кампаний... Имеются также в количествах размышления автора "о времени и о себе", так сказать, попытки анализа "как мы дошли до жизни такой" и "почему оно все так получилось". В сущности, автор - уж не знаю, впервые ли в истории - попыталась исследовать, объяснить (в первую очередь для себя самой) и отобразить как революция превращается в новую монархию, как возникает культ личности, как и по каким причинам это все поддерживается окружающими, обществом, как отражается на людях и на текущей общественной жизни... Насколько уж это у нее получилось. Автор сама перешла от обожания Наполеона до настороженности и глубокой депрессии,пережила опалу... В своих мемуарах она относится к Наполеону весьма критично и нелицеприятно. Подобное отношение, судя по всему, вызвало шок как у соотечественников дамы, так и у наших издателей, так как имеются какие-то пояснения, что поди она писала эти мемуары под влиянием Талейрана! или там в оправдание! или в угоду политической конъюнктуре. Подумав, считаю, эти пояснения довольно невнятными - ну от чего ей было оправдываться и в угоду какой конъюнктуре писать, если Наполеон достаточно скоро после всех событий опять стал кумиром во Франции (да и в мире заодно). Тут уж впору наоборот писать труды во славу Наполеона. Но госпожа Ремюза считала, что Наполеон принес Франции несчастье и привел страну к гибели. Непопулярное мнение, судя по всему. Пишет госпожа Ремюза довольно сухо, сдержанно, но выразительно. К сожалению, труд оказался слишком обстоятельным, так что она успела дописать только до 1808 года. Наполеон вторгся в Испанию и планирует развод с Жозефиной. Ужасно жаль, что дама не осветила так же войну 1812 года с последующим разгромом... Уж там-то, я полагаю, много чего происходило и нуждалось в осмыслении. читать дальше "Бонапарт безразлично пользовался и хорошим и дурным - в зависимости от того, что было ему полезно; он был слишком умен, чтобы не понять, что ничего нельзя основать во время потрясений, - поэтому он начал с водворения порядка, а это и привязало нас всех к нему - нас, бедных путников, переживших столько бурь! Первым его благодеянием, гарантией всех остальных его даров мы считали общественное успокоение, сделавшееся той почвой, на которой он строил здание своего деспотизма. Мы думали, что тот, кто восстанавливал нравственность, религию, цивилизацию, кто покровительствовал литературе и искусствам, кто хотел водворить общественный порядок, носит сам в душе благородные побуждения - признак истинного величия. Быть может, в конце концов надо признать, что наши заблуждения, несомненно, печальные, так как они слишком долго содействовали планам Бонапарта, доказывают скорее благородство наших чувств, чем нашу неосторожность."
"Сознавая слабости, которые ведут человечество к заблуждению, можно утешиться мыслью, что те, кто желают подчинить себе людей, начинают с того, что притворяются добродетельными."
"В характере Талейрана всегда был известный такт, очень тонкий, поэтому с каждым он говорил тем языком, который ему подходил. В этом и заключалось необыкновенное обаяние его личности."
"Национальное чувство нельзя поддерживать одной только любознательностью; и когда граждане совершенно чужды поступкам своего правительства, они являются простыми зрителями даже тех его распоряжений, которые содействуют успеху прогресса."
Бонапарт: "Военная слава быстро тускнеет для современников. Пятьдесят битв производят не больше впечатления, чем пять или шесть."
"Осенью этого года в Париже проводились скачки, заведенные самим императором. В самом деле, Франция сделалась в то время как бы одним большим собранием зрителей, перед которыми давались всевозможные представления, но при условии, чтобы публика всегда аплодировала."
"Никто не мог лучше Бонапарта пользоваться победой: он ошеломлял неприятеля, он не давал ему передышки."
"Внимание, с которым народы относятся к словам королей, совсем не так наивно, как это думают. Характер государей часто лучше выражается в их словах, чем в их поступках, а для подданных характер государя имеет большое значение."
"Все решения императора, от самых важных до самых мелких, казалось, всегда опирались на причину, которая выражена в басне Лафонтена: "Потому что я Лев".
"Бонапарт жаждал власти и боялся содействовать установлению свободы, которая, если достигнута, делается лучшим завоеванием времени; поэтому, в виде компромисса, он ограничивался провозглашением равенства."
"Император втайне гордился, провоцируя восстание в Ирландии. Поддерживая на континенте всякую абсолютную власть, он, насколько возможно, поддерживал в Англии оппозицию, и подкупленные им английские газеты постоянно призывали общины к сохранению своей свободы."
"Малейшие действия нашей армии старались представить как победы, но императору приходилось встречаться с большими трудностями даже в случае успеха."
"Наступление русских и необходимость оказаться в Польше заставили Бонапарта изменить свое намерение. Он приказал жене вернуться в Тюильри и вести обычную роскошную жизнь. Все мы получили приказ веселиться до упаду."
Бонапарт: "Смешно заказывать поэту эклогу так, как заказывают кисейное платье."
"Денон, директор Музея, бывал с императором во всех кампаниях для того, чтобы выбирать в побежденных городах редкости, способные обогатить большую и прекрасную коллекцию Музея. Он исполнял свою роль с точностью, которая, как говорили, граничила с хищничеством, и его обвиняли в том, что он при этом грабеже не забывал и себя. Наши солдаты прозвали его "оценщиком".
"Несмотря на успех, император понимал, что теперь, когда ему придется иметь дело с русскими, надо ожидать жестокой борьбы и судьба континента будет решена только и и Александром."
"В то время царю было тридцать лет, он был очень красив и необыкновенно изящен."
"Душа правителя, обладающего абсолютной властью, должна быть наделена большим великодушием, чтобы устоять перед искушением этой властью, тем более, что искушение вполне оправдывается повиновением, которое он встречает. Если Бонапарт видел, что люди отдают свою жизнь и собственность для удовлетворения его ненасытного честолюбия, видел, что просвещенные представители нации соглашаются восхвалить пышными фразами акт порабощения человеческой воли, - мог ли он представлять себе весь мир иначе, чем полем деятельности, открытым для первого, кто захочет его использовать?"
"Невозможно было не восхищаться подобной славой; но теперь, несомненно, к ней относились гораздо холоднее, чем прежде. Все замечали, что для нас это было чем-то вроде позолоченного ярма, и так как начинали понимать Бонапарта и не доверять ему, то боялись последствий опьянения, которое могло вызвать у него сознание своего могущества. Это грустное настроение замечалось особенно среди тех, кто по своему положению или занимаемому месту должны были стоять близко к Наполеону Начинали спрашивать себя, не проявится ли его обычный деспотизм еще резче в повседневных поступках; при нем каждый видел себя униженным, и все знали наперед, что он даст почувствовать это унижение еще сильнее. Императрица, которая знала своего мужа лучше других, выражала очень наивно свое беспокойство, говоря: "Император теперь так счастлив, что, наверно, будет многим недоволен."
Талейран: "Когда вы должны будете решать с императором судьбы Европы, вы увидите, как важно не спешить прикладывать печать и слишком быстро отправлять его приказания."
"Прогресс распространялся благодаря роскоши, которая хотя и ослабляет умственные способности, но в то же время делает все личные отношения приятными."
"Как правило, Бонапарт заставлял редактировать речи, которые желал произнести. Затем император старался выучить их наизусть, но это плохо ему удавалось, потому что малейшее принуждение было для него невыносимо. Наконец, он решался читать свою речь, которую ему переписывали очень крупными буквами, так как он не привык читать написанное и не разобрал бы того, что написал сам."
"В конце концов никто не стыдится того, что умеет приспособляться ко всему, перенеся много политических потрясений."
"Острота насмешек Талейрана, порой довольно ядовитых, вооружала против него и сближала всех посредственных людей, над которыми он насмехался самым безжалостным образом. Они отомстили за это, как только представился случай."
"Император, пораженный тем, что смерть так скоро похитила мальчика, назначил конкурс для исследования крупа, обещая солидную награду победителю."
"Был представлен бюджет, который доказывал отличное состояние финансов, и список работ всякого рода повсюду в Империи - проектируемых, начатых и законченных. Деньгами, получаемыми в виде контрибуции в Европе, оплачивалось все, и Франция беспрерывно украшалась без всякого повышения налогов."
"Бонапарт привык ездить верхом, но у него не было грациозной посадки. Несколько раз император падал с лошади, но об этом ничего не говорили, потому что это было бы ему неприятно."
"Иногда император говорил: "Странное дело, я собрал в Фонтенбло большое общество, я хотел, чтобы всем было весело, я устроил так, чтобы были всевозможные развлечения, - а у всех вытянутые лица, усталый и печальный вид." Талейран отвечал ему: "Это потому, что удовольствие нельзя создать по барабанному бою; а здесь, как и повсюду, у вас такой вид, как будто вы хотите сказать каждому из нас: "Ну, господа и дамы, вперед, марш!"
"Как только император произносил свое непреложное "я хочу", - слово это повторялось эхом по всему дворцу."
"Император любил игру Тальма. Он убеждал себя, что очень любит его; но мне кажется, ему скорее было только известно, что Тальма великий артист, а сам он не понимал этого."
"Мы в целом представляли собой странное зрелище. При дворе встречаешь самых выдающихся людей из самого высшего общества, предполагаешь, что у каждого из них существуют серьезные интересы, и, однако, молчание, требуемое обычаем и осторожностью, заставляет всех держаться в пределах самых незначительных разговоров; часто вельможи и принцы, не решаясь казаться взрослыми людьми, держат себя словно дети."
"Неосторожная доверчивость по отношению к будущему приводила к тому, что многие увеличивали свои расходы за счет предполагаемых и ожидаемых доходов."
"Наш двор старался молчать еще больше, чем обыкновенно, так как ничто не указывало, на сторону которого из этих важных лиц надо было встать."
Бонапарт: "Во Франции, в сущности, гораздо больше свободы, чем в Англии, так как для народа всего ужаснее иметь право высказывать свое мнение, которое никто не слушает. В конце концов, это только оскорбительная комедия, подделка под свободу."
"Нужно много мужества, чтобы почувствовать и признать свои ошибки, и упрямое тщеславие часто заставляет сохранить бесполезные предрассудки."
"Примечательно то, что в этот беспокойный век, когда взволнованные народы особенно нуждались в просвещенных государях, многие троны в Европе были заняты монархами, которые едва владели своим умом или совсем были лишены его."
У них там моментально разгорелась грызня и интриги за польский трон. Все многочисленные родственники и знакомые кролика Бонапарта начали мечтать о польском троне. Вот я никак не врубаюсь, какая разница - Польша в сфере влияния России и с российским императором - это тирания, деспотия, оккупация и лютый ад, Польша в сфере влияния допустим на тот момент наполеоновской Франции с кем-нибудь из его мелких братиков на польском троне - это свобода и счастье? Шизофрения какая-то.
"Излюбленной идеей Талейрана, казавшейся всегда разумной и полезной, была идея о том, что французская политика должна освободить Польшу от чужеземного ига и создать из нее преграду для России - с целью поддержания равновесия с Австрией. Талейран старался содействовать этому плану всеми своими советами. Я часто слышала от него, что все спокойствие Европы зависит от Польши; кажется, император думал так же, но он не был достаточно последователен, чтобы достичь осуществления этого проекта, и ему мешали случайные обстоятельства. Бонапарт часто жаловался на страстный, но поверхностный характер поляков. "С ними, - говорил он, - нельзя проводить никакой определенной системы." О них надо было постоянно заботиться, а Бонапарт мог о них думать только мимоходом."
Это я к тому, что часто начинаю думать - на кой черт нам - ну, то есть, императорам российским, в XVIII и XIX веке - сдалась эта проклятая Польша. Но тут, получается, что и выбора особого не было? Либо Польша находилась бы в зоне влияния России и служила буфером с европейскими резвыми политическими гениями, либо Польша вышла бы из зоны влияния России и немедленно превратилась в плацдарм для угроз и нападения со стороны Европы? Как в текущий момент, плюс Украина. Сколько всего неочевидного и неясного в геополитике...
(лазая в ЖЖ) Лимонов внезапно посмотрел "Шерлока", который ВВС.
стали смотреть первый фильм сериала ВВС - "Шерлок". Подруга меня уговорила, я вообще-то фильмы смотрю в кинотеатрах.И планка у меня высокая, мне редко что нравится.
Действие происходит в наши дни. Герои осовременены,хотя основная канва шедевра Конан-Дойля сохранена. Чёрт с ним с сюжетом и с действием, истории Холмса всем известны, тут не в том дело. Но вот что оказалось, - отличный фильм, и главное в фильме актёр играющий Шелока Холмса.Я вообще актёров обычно невысоко ценю, мне важен фильм обычно и его проблемы. А тут оказалось центральный фокус фильма в актёре.
Играет Холмса - британский актёр Бенедикт Камбербэтч, и так здоровски играет, такого умника и крутого парня,немного с дьвольщиной парень, супермен такой в длинном развевающемся чёрном пальто.
Так вот Шерлок Холмс в исполнении Камбэрбэтча просто великолепный наглец. В пару к нему добавлен актёр Мартин Фримен, игравший молодого Хоббита,помните ? Фримен играет Ватсона,тоже доктор и тоже из Афганистана,где воевал.
Так как мне редко кто нравится, то мой привет Камбэрбэтчу. Теперь буду смотреть "Шерлока" из за этого высокомерного актёра.
Лично я, после просмотра трех сезонов и всякого околомельтешения сказала бы, что там много нюансов... в смысле, насчет того, кто там высокомерный и с дьявольщиной. Но забавно.
"Конечно, во все времена есть все разновидности лиц; но вкус времени выделяет всегда какую-то одну и возводит ее в счастье и красоту, а все другие лица стараются тогда уподобиться такой разновидности; даже безобразным это более или менее удается с помощью прически и моды, никогда это не удается лишь тем рожденным для странных успехов лицам, в которых, ничем не поступаясь, выражает свое величественный и отживший свой век идеал красоты прежней эпохи."
"Проституция - это такая штука, которую видишь очень по-разному, в зависимости от того, откуда на нее смотришь - сверху или снизу."
"Произнося "польмопе а-ля Торлонья" или "яблоки а-ля Мелвилл", она бросала эти слова так, как иной нарочито небрежно упоминает, что он беседовал с князем или лордом, носящим такую фамилию."
"Когда ты уже не способен на что-либо, что прежде умел делать, пусть даже это была величайшая глупость, то ведь это все равно как если бы у тебя отнялись руки и ноги."
"Невероятное множество людей чувствует ныне огорчительное противоречие между собой и невероятным множеством других людей. Это основная черта культуры - что человек испытывает глубочайшее недоверие к человеку, живущему вне его собственного круга, что, стало быть, не только германец еврея, но и футболист пианиста считает существом непонятным и неполноценным. Ведь, в конце концов, вещь сохраняется только благодаря своим границам и тем самым благодаря более или менее враждебному противодействию своему окружению; поэтому нельзя не признать, что глубочайшая приверженность человека к человеку состоит в стремлении отвергнуть его."
"Драка всегда оставляет неприятный осадок, привкус, так сказать, поспешной интимности."
"Совсем рядом с улицами, где через каждые триста шагов полицейский карает за малейшее нарушение порядка, находятся другие, требующие такой же силы и такого же склада ума, как дремучий лес."
"Если тут упразднят винтовки, а там королей, и какой-нибудь большой или малый прогресс уменьшит глупость и зло, то в этом будет до отчаяния мало толку, ибо мера мерзостей и подлостей тотчас же восполнится новыми, словно одна нога мира всегда отскальзывает назад, как только другая выдвинется вперед. Причину и тайный механизм этого - вот что надо бы познать! Это было бы, конечно, несравненно важнее, чем быть добрым человеком по стареющим принципам..." читать дальше "... И любовь принадлежит к религиозным и опасным феноменам, поскольку она вырывает человека из объятий разума, лишает его почвы под ногами и повергает в состояние полной неопределенности."
"Ничто не транжирит столько общей энергии, сколько самоуверенная убежденность, будто ты призван не отступаться от какой-то определенной личной цели."
"Телесные дела и правда слишком уж входят в моду, и, в сущности, это ужасно, потому что тело, если оно хорошо натренировано, берет верх и так уверенно, без спросу реагирует на любой раздражитель своими автоматизированными движениями, что у владельца остается только жутковатое чувство, что он не при чем, и его характер как бы уходит от него в какую-нибудь часть тела."
"В пронизанном силовыми линиями коллективе любой путь ведет к хорошей цели, если слишком долго не мешкать и не размышлять. Цели поставлены вкоротке; но и жизнь коротка, от нее получаешь, стало быть, максимум достижимого, а больше человеку и не надо для счастья, ведь то, чего достигаешь, формирует душу, а то, чего хочешь, но не достигаешь, только искривляет ее; для счастья совершенно не важно то, чего ты хочешь, а важно только, чтобы ты этого достиг."
"... Что-нибудь совсем медленное, с колышущимся, как покрывало, таинственным, как моллюск, счастьем..."
"Хочется ведь еще по возможности самому принадлежать к силам, которые направляют поезд времени. Это очень неясная роль, и случается, что, выглянув после долгого перерыва наружу, видишь: пейзаж изменился; что пролетает мимо, то пролетает, ибо иначе не может быть, но, при всей твоей покорности, все большую власть приобретает чувство, будто ты проскочил мимо цели или попал не на ту линию. И в один прекрасный день возникает неистовая потребность: сойти, спрыгнуть! Ностальгическое желание вернуться к точке, лежащей перед не тем ответвлением! И в старое доброе время, когда еще существовала Австрийская империя, можно было бы в этом случае покинуть поезд времени, сесть в обыкновенный поезд обыкновенной железной дороги и вернуться домой."
"Перед законом все граждане были равны, но гражданами-то были не все."
"В этой стране поступали - доходя порой до высших степеней страсти и ее последствий - всегда иначе, чем думали, или думали иначе, чем поступали."
"Так уж получилось", - говорили там, когда другие люди в других местах полагали, что произошло бог знает что; это было самобытное выражение, в атмосфере которого факты и удары судьбы делались легкими, как пушинки и мысли."
"Ему казалось, что раз ремесло солдата есть такое острое и раскаленное орудие, то этим орудием надо сечь и резать мир ему же на благо."
"Кто привык устраивать свои дела счетной линейкой, тот просто не может принимать всерьез добрую половину всех людских утверждений. Если у тебя есть счетная линейка, а кто-то приходит с громкими словами или с великими чувствами, ты говоришь: минуточку, вычислим сначала пределы погрешности и вероятную стоимость всего этого!"
"Он чувствовал: люди просто не знают этого; они понятия не имеют, как уже можно думать, если бы можно было научить их думать по-новому, они и жили бы иначе."
"Возникает, правда, вопрос: так ли уж все неправильно в мире, что его нужно то и дело переворачивать?"
"Она способна была произносить слова "истинное, доброе и прекрасное" так же часто и естественно, как другой говорит "четверг".
"Самозабвенно-нежные чувства мужчины напоминают рычание ягуара над куском мяса, и упаси боже тут помешать..."
"Час в день - это одна двенадцатая сознательной жизни, и его достаточно, чтобы держать тренированное тело в состоянии пантеры, готовой к любому приключению; но он тратится на бессмысленное ожидание, ибо никогда не случаются приключения, достойные такой подготовки. Совершенно так же обстоит дело с любовью, к которой человек готовится с невероятным размахом..."
"Было в нем что-то казавшееся более важным, чем определенное свершение. Может быть, это был особый талант слыть большим талантом."
"Ни о каком минувшем времени не знают так мало, как о тех трех или пяти десятках лет, что лежат между собственным двадцатилетием и двадцатилетием отцов."
"Полезно помнить о том, что в плохие эпохи мерзейшие дома и стихи создаются по ничуть не менее прекрасным принципам, чем в самые лучшие; что у всех людей, уничтожающих достижения предшествующего хорошего периода, есть чувство, будто они их улучшают; и что молодые люди такого времени столь же высокого мнения о свой молодой крови, как новые люди во все прочие времена."
"... Заносчивость юности, для которой величайшие умы на то и нужны, чтобы пользоваться ими по своему усмотрению..."
"Настолько сильнее в юности было стремление светить самим, чем стремление видеть при свете."
"В конце концов не знаешь уже, действительно ли мир стал хуже, или просто ты сам стал старше."
"Ведь если бы изнутри глупость не была до неразличимости похожа на талант, если бы извне она не могла казаться прогрессом, гением, надеждой, совершенствованием, никто бы, пожалуй, не захотел быть глупым и глупости не было бы. По крайней мере, с ней было бы очень легко бороться. Но в ней, к сожалению, есть что-то необыкновенно располагающее и естественное."
"Нет решительно ни одной значительной идеи, которую глупость не сумела бы применить, она может двигаться во все стороны и облачаться в одежды истины. У истины же всегда только одна одежда и один путь, и она всегда внакладе."
"Нельзя злиться на собственное время без ущерба для себя самого. Да он и всегда готов был любить все эти формы живого. Никогда ему только не удавалось любить их безгранично, как того требует чувство социального благополучия."
"Порой у него на душе было совсем так, словно он родился с каким-то талантом, с которым сейчас нечего делать."
Поразительно - но мы с мамой сегодня даже не сразу осознали, чего это по телевизору говорят про Фиделя Кастро. Мало ли, может, юбилей какой. Настолько это было вне представлений...
На лабиринте - книжка - письма Петрарки. А внизу к ней, в строчке "читать в контексте", лабиринт рекомендует кодекс самураев. Про пять колец чего-то там. В каком контексте-то? Какое отношение самураи имеют к Петрарке?
Просматриваю буккнигу на озоне... Книга, изданная еще до развала СССР - исследование раннего периода фашизма в Германии, в аннотации сказано, что - сейчас, когда неофашизм поднимает голову и растут реваншистские настроения... Это, значит, где-то в начале 80-х. Прикольно, что советских публицистов беспокоило возрождение нацистских настроений в Германии, а сейчас нашу интеллигенцию вдруг долбануло, и они все в один момент начали писать бредни про якобы проведенную денацификацию Германии еще сразу после войны, в результате чего Германия прямо навсегда получила прививку против нацизма! Прикольно, однако (с) Гоблин.
Павел Корнев "Там, где тепло". Вторая книга про Апостола... и поскольку времени прошло уже порядочно, а о продолжении ничего не слышно, так надо полагать, что последняя? Сюжет: на этот раз Апостол, в результате сложных договоренностей все с теми же лицами - из числа главных игроков Форта, так сказать - отправляется с миссией в Северореченск. Решено, что в Форте ему оставаться опасно, пусть туда переезжает! Ну и, заодно займется там всякой полезной деятельностью в интересах тех и этих - от торгового агента до резидента разведки... где-то так. В сопровождение ему опять предоставляют Напалма и девушку из селино-гамлетовской конторы Марину, которой тоже поручили ответственную миссию. Как выясняется позже. (Да, глядя на обложку, я вообразила, что там на санях изображены Напалм и Вера, а это оказалась какая-то совсем левая Марина... Была слегка разочарована ) Апостол считает, что жизнь, в принципе, начинает успокаиваться, разведзадание представляется не таким сложным, зато бизнес-идеи возникают на каждом шагу... Ну, само собой, подготовленный читатель ожидает, что все пойдет не так просто - и так оно и идет. Пиф-паф, экшн, у. Даже Северореченск удалось оглядеть буквально мельком, на бегу. Под конец персонажи даже вывалились в нашу реальность и повстречались со Льдом. Книжка оставляет довольно сложные впечатления... читать дальшеНет, читать было очень интересно, персонажи все те же, старые, новые, с ними хорошо... опять же вот, новые места посмотрели... В то же время сама интрига представляется какой-то совершенно невнятной. Кто что хотел, кто что делал - непонятно. Не, так-то, конечно, всегда можно сослаться, что повествование идет от лица Апостола, который находится на каком-то из нижних уровней допуска, и мы видим все только его глазами, поэтому знаем только то, что он непосредственно пережил, а истинная суть событий ему неизвестна. Но все равно это представляется какой-то небрежностью. (И в конце концов, Апостол же как бы ясновидящий! ) Вот, к примеру, основная затея - послать Апостола, как ясновидящего, в Северореченск, и в сопровождении пироманта Напалма. Чтобы он там глянул и почувствовал. Вроде бы звучит логично. Но дальше, в финале, один из проверяемых - Казанцев - говорит, что он изначально предупреждал, чтобы не посылали сюда ни магов, ни уников, потому что здешний Хозяин моментально чувствует любую магию. Ну и, как это понимать? Это же очень странно... В смысле, если бы это передали хоть генералам из нашего мира, которые к магии не привычны и вообще в нее не особо верят, так еще можно понять, что они все-таки решили послать Апостола с Напалмом. Но отец Доминик? Который сам неслабо занимается магией? Что ему могло быть непонятного в таком предупреждении? Тем более, если - как они тут заявляют - они планируют не одноразовую акцию, а постоянно использовать Апостола на этом месте. Это же бред. Так что все это, как по мне, очень подозрительно и сильно смахивает на очередную провокацию, когда исполнителя используют втемную и врут ему во все уши. Допустим, но даже так - чего все-таки хотел тут отец Доминик, так и осталось неясным. Или горожане. С ними тоже ничего не понятно. Опять возникает все тот же Крестовский и активно действует всю книгу. (Да-да, очень захватывающе... читала с большим интересом ) Но неясно, каким образом Крестовский тут спокойно передвигается на подконтрольных Форту территориях, если он тут в прошлый раз нашумел и засветился и наверняка должен быть на заметке у всех структур? Он же не прячется и даже имя не меняет. Странно, как при этом никто не обратил на него внимание. Или - ну, вот задумали горожане переманить к себе кондукторов. Что и проделали весьма успешно. Ну, а зачем тогда убивать всех этих посредников? Чтобы обратить на себя внимание что ли? Зачем? Кондукторы просто исчезли, никто ничего не заподозрил. Когда хватятся, все будут уже далеко, концов не сыщешь. Да даже если силовики из Сестрореченска и докопаются, что тут приложили руку горожане, что они - за ними в Город что ли отправятся? А тут, получается, и обоз еще в Северореченске стоит, и тут же все бегают и убивают налево-направо, волнуя всех вокруг. Странно, непонятно. С тем же Казанцевым. Вот горожане ему подсунули бомбу в одной из коробок с товаром. Чтобы ликвидировать. Вроде бы логично. Но тут с одной стороны говорится, что Казанцева не ликвидировали сразу же, как двух остальных, потому что он "еще нужен горожанам". Какую-то разработку для них делает. Допустим. Но тогда как горожане могут быть уверены, что Казанцев в первый же день не начнет разбирать все ящики с товаром (как, по идее, вообще-то и должно быть) и не подорвется на бомбе, не докончив разработки? Лед в финале тоже появляется совершенно дико. Тут пошел вообще какой-то адский заворот с этими порталами, магическими потоками, так что непонятно было вообще ничего. Главным образом, лично мне было непонятно, как данные события совмещаются со следующей книжкой "Чистильщик"... в которой от них почти ничего не осталось. Если не считать упоминания, что Напалм побывал в нашем мире и все время до отправки обратно пролежал без чувств. Да и то это выглядит довольно криво, поскольку из "Чистильщика" можно понять так, что Напалм просто сам собой решил сюда прокатиться и ему тут стало плохо. А тут показывается, что Напалма вырубило не столько попадание в наш мир, сколько откат. В общем, как-то вот мне показалось, что автор, может, и планировал как-то дальше продолжать историю Апостола, из-за чего и оставил все эти болтающиеся концы. Но из-за этих финальных событий со Льдом и порталами, у него возникла еще идея, которую он и взялся разрабатывать и перерабатывать в "Чистильщике". Ну, а Апостол завис тогда, вот. (занудствует) А почему тут указано, что Лед задохлик среднего роста, а в "Хмеле и Клондайке" - что просто худой и высокого? А на обложках и внутренних иллюстрациях вообще изображают какого-то кабана? Лед видоизменяется.