Аня Сокол "Экзамен первокурсницы". Продолжение истории Ивидель Астер. Фэнтези, любовный роман. Сюжет: да все то же самое... интриги, загадки, расследования. После бурных каникул в родном поместье Ивидель возвращается в магическую академию. Или университет... как уж тут называется. На летающем острове. Там тоже происходят разные загадочные и таинственные происшествия. Сплошь все катастрофического характера. То одно грозит неминуемой смертью, то другое. Но пока все выпутываются. Ясное дело, что это еще не конец, и прямо таки возникает чувство, что автор только разгоняется... К сожалению, книжка вызвала некоторое разочарование. Первая была очень интересной, все время что-то происходило, развивалось... Тут тоже вроде что-то происходит, но возникает впечатление сумбура и невнятицы. Оставляет ощущение затянутости, да. Пол-книги разбираются с одним кошмарным происшествием, пол-книги с другим... Не то что в первой книге, где все происходило более постепенно. И вообще - все сплошь одни тайны и загадки и ничего не проясняется. У меня начинаются подозрения, удержится ли весь цикл... Я уже знаю, что автор любит усложнять. Вот в цикле про "империю камней" она наусложняла до полного идиотизма. Как бы тут в итоге не вышло то же самое... Лично я к финалу обнаружила, что вообще перестала понимать, что там у них происходит. То есть, с самого начала хватало недоумений - вот, скажем, с этим Запретным городом. То всю дорогу твердили, что это очень жуткое место, и если там остаться на ночь, то никто уже не сможет покинуть город и останется там навсегда. А тут - персонажи оказались заброшены в этот Запретный город на ночь - и ничего! Оказывается, можно и ночь провести там, и вернуться. Странно, непонятно. Такое впечатление, что автор на ходу меняет заданные правила и условия. Придумывает новые обстоятельства. Как-то это не того. Или там - вот всю первую книгу ловили злодея, с трудом поймали. Якобы это засланный агент демонов из Разлома, или как там. Потом его внезапно под стражей переводят на летающий остров, где магическая академия со студентами. Зачем, почему, больше что ли некуда было... если понадобилось его куда-то перевезти. Потом он у них сбегает, сразу же начинаются очередные жуткие катаклизмы. А к финалу вдруг все внезапно начинают охотиться совсем за другим, а про этого не поминает вообще никто и нигде, включая автора... Ну и, что это вообще было-то? Осталась в глубоком непонимании.
Алексей Глушановский "Тень основателя". Фэнтези, бояр-аниме... которое без попаданцев... пожалуй, для фанатов жанра. Сюжет: юный Альдер де Сержак - сиротка. Будучи ребенком, один выжил из всего своего рода (относящегося к числу древних аристократических), на который внезапно напали враги и всех вырезали. А Альдера в последнюю минуту отправили из замка по подземному ходу. Альдер вырос в нищете, пресмыкаясь на самом дне общества, в трущобах... под властью различных бандитских группировок... но все время помня о погибших родных и мечтая отомстить убийцам. По законам аристократических кланов он даже утратил право на родовое имя до тех пор, пока не совершит месть. Так что живет под кличкой Неженка. Но все меняется в один прекрасный день, когда Альдер-Неженка, удачно своровав курицу, решает спрятаться в руинах древнего замка - здесь его никто искать не будет, поскольку место считается проклятым. Альдер, получив прекрасное образование, плюет на предрассудки невежественных простолюдинов... Но внезапно оказывается, что какие-то основания к тому все-таки имеются, и в замке обитает призрак, и не простой, а древнего императора... некогда бывшего могущественным магом и воином... и до сих пор внушающего ужас населению... Призрак, однако, настроен достаточно благосклонно, потому что почувствовал в Альдере своего потомка - внезапно. И вообще, ему тут ужасно скучно. И вот призрак совершает над Альдером всякие темные дары и благодеяния - от посвящения в паладины до вселения самолично, со всей своей древней магией. Чего, правда, Альдер не осознает, полностью сосредоточившись на украденной курице. Но он еще осознает. Так же, как и остальной мир, который давно нуждается в напоминании о былом... Ничего не скажу, было довольно увлекательно... Лихие повороты сюжета, приключения, коварные интриги, тайны и злодейства, магия - несколько странная, порою больше напоминающая научные изыскания. Кстати, со всеми этими древними родами все туманно, здесь их именуют пришлыми, так что, возможно, попаданцы тут таки есть, только в древности и в количествах. Тут же вмешательство богов со своими запутанными отношениями... Интересно, справится ли автор со всем этим навороченным клубком. Автор для меня новый, так что не знаю, чего от него ожидать. Из минусов - у автора какой-то уж слишком разудалый стиль, прямо таки разлюли-малина... Всякие там шутки и прибаутки, причем зачастую из нашей реальности - ну, ясное дело, всем известные мемы, цитаты из популярных советских фильмов, все такое. Давно уже надоело. Выглядит довольно-таки небрежно... неряшливо. Плюс к тому - уж слишком резкие повороты и всякие счастливые совпадения... Вроде бы намечается продолжение, посмотрим, что будет дальше. ГГ где-то напоминает Максима из цикла В.Ильина про напряжение. То есть, это мне стало ясно, когда наметилась зацикленность ГГ на курочках. Ну, понятно, тяжелое детство, голод и нищета, но все же... У Ильина Максим так же зациклен на мороженом. Да и вообще, в целом, что-то похожее ощущается. Тут ГГ, правда, более адекватный, чем Максим, зато у Ильина стиль повествования гораздо лучше. P.S. Поскольку в художниках опять выступает горячо мной любимый М.Поповский, то можно наблюдать на всех иллюстрациях отвратительного урода с авторской анатомией. Не говоря уж о том, что автор в тексте четко указывает, что у ГГ светлые волосы и голубые глаза, а на обложке изображен тип то ли с темно-рыжими, то ли с коричневыми волосами и карими глазами. Но это святое - ни в коем случае не рисовать ГГ так, как задумано автором - это я понимаю... тайные протоколы рисователей обложек для фэнтези-романов...
Прошлась туда-сюда с целью заплатить за интернет. Буквально вытолкала себя из дому пинками, мотивируя - "зато я 31-го могу никуда не ходить..." Погода пока что не праздничная. Похолодало слегка, резкий холодный ветер, снега мало, вверху все серое, внизу все серое, по сторонам все серо-черно-грязно-белое. Ну ничего... Радость, она, как говорится, в сердце...
Г.К.Честертон "Писатель в газете". Сборник, как я понимаю, газетных публикаций... Эссе, полемика, суждения и размышления, все такое. Честертон, по-видимому, вел колонку в газете. В последнее время люблю такие издания. Прямая речь автора, без всякой там маскировки и драпировки в виде сюжета, разных персонажей с их тонкостями характеров. Тем более, что есть такие авторы... и Честертон в их числе... у которых как раз интересно именно то, как они пишут. Что высказывают. Вот у Честертона, даже когда я в детстве читала его детективные рассказы - меня всегда поражало, как там неожиданно выстраивается загадка и ее решение. Изящно и остроумно. Что-то настолько обычное, что люди уже не замечают. Или - что-то всем известное, на которое вдруг приходится смотреть под необычным углом... Ну вот и здесь то же самое, только в чистом виде. Честертон пишет - размышляет - о самых разнообразных вещах и предметах. Любит что-то взять и вывернуть наизнанку - чтобы стало еще понятнее. А то глаз замылился, как говорится. Оригинальный стиль мышления. Поэтический. Мне особо понравились рассуждения о массовой культуре. Вопрос по-прежнему актуальный. Честертон выступает в ее защиту. В том ключе, что нет никаких оснований считать, что элитарная культура, парящая где-то там в облаках, лучше, чем низовая, служащая для самых широких слоев населения... Или что если какое-то произведение приносит людям радость, то его существование уже оправдано... В отличие от заумных творений, которые почему-то обязаны быть унылыми и депрессивными... И вообще состояние массового, общественного сознания лучше всего можно почувствовать именно по массовой культуре. Или вот эссе о детективе. Которое Честертон скромно начинает с пояснения, что вряд ли ему удалось внести заметный вклад (ха!)... но у него есть некоторые мысли... Главная мысль, как я уловила - что все должно быть как можно проще! И сама детективная загадка, и способы ее разрешения. (Ну и, конечно, логично все должно быть!) Вот я тоже всегда выступаю за простоту - а то авторы у нас любят накрутить... Как это у меня так получилось помыслить сходно с Честертоном! (радуется) В конце читаю - Честертон слегка наехал на Оскара Уайльда. Обвинил его в излишнем эстетизме что ли... салонности... Придрался к какому-то высказыванию, тут же его опроверг - в нескольких изящно выстроенных фразах. (подумав) Не, тут я считаю, что это все-таки так... игры ума. Думаю я, это из-за того, что Честертон и Уайльд слишком похожи. По способу мышления. В смысле, опять же, взять что-то и повернуть необычно. Так что если Уайльд и высказал какое-то остроумное замечание, то Честертон просто не мог не отреагировать... Просто на уровне рефлекса - принял как вызов. И стал вертеть и выворачивать уже это высказывание. Ну, вот Уайльд что ли высказался, что с приличными женщинами слишком скучно общаться, что-то в таком роде. Честертон опроверг. Это я к тому, что наверняка же, если бы Уайльд написал наоборот, что скучно общаться с неприличными женщинами, Честертон все равно бы опроверг. Такие себе упражнения в логике. Или риторике. В общем, хороший получился сборник, объемный... мелким шрифтом... Хотя, конечно, я думаю - издание еще советских времен - что все-таки сюда вошло далеко не все. Наверняка же отобрали то, что не противоречило социалистическим идеям и ценностям. ... И последняя порция. читать дальше "Становясь "современными", мы приковываем себя к последнему предрассудку. Дорога столетий усеяна трупами "истинно современных людей".
"То, что мы зовем "новыми идеями", чаще всего - осколки старых. Не надо думать, что та или иная мысль не приходила великим в голову: она приходила и находила там много лучших мыслей, готовых выбить из нее дурь."
"Когда Стивенсон был маленьким мальчиком, он как-то сказал: "Мама, я нарисовал человека. Душу тоже нарисовать?"
"Проблема биографий... Считается, что жизнь - это факты, дела, поступки, внешняя пантомима бытия. На самом же деле все это предельно далеко от истинной ее сути. Возможна только одна биография - автобиография. Перечень чужих поступков не биография, а зоология, описание повадок диковинного зверя. Это и ценно, и занимательно, но ни на йоту не связано с духом и сутью человеческой жизни. Биограф рисует человека, но не душу."
"Стивенсон изо всех сил сохранял радость, как изо всех сил сохраняют трезвость. Он открыл новую аскезу веселья, куда более трудную, чем аскеза отчаяния. .. Он скакал на дареном коне бытия и легко и ловко сидел в седле, в отличие от менее покладистых философов, которые вот-вот свалятся, стараясь заглянуть коню в зубы."
"Стивенсон пробовал силы и в резьбе, и в музыке, потому что блистательно презирал нелепейшее из мнений - "если уж делать, так делать хорошо." Он понимал то, что теперь понимают немногие: те или иные дела ценны сами по себе, а не только тогда, когда их выполняют идеально. Если музыка и резьба по дереву действительно хороши - они хороши и для неумелых, и для неумных. Если вещь прекрасна, смотреть на нее стоит и сквозь тусклое стекло."
"Когда честно изучаешь человеческую душу, приходится отбросить пустые вымыслы, гласящие, что нельзя одновременно быть и черным, и белым."
"Для детской души пессимиста каждая смена моды - конец света, любом мимолетное облачко - сумерки богов."
"В великолепном хозяйстве мироздания ничто не пропадает. Возвращаются и солнце, и цветы, и литературные моды. Жизнь не только постоянное расставание, но и постоянная встреча. Старые легенды не лгут, суля нам возвращение Артура. Все возвращается. Мир ничего не тратит попусту, он возвращает нам и звезды, и героев, и времена года."
"Живите так, учит нас Стивенсон, чтобы с вашим появлением комната осветилась бы еще одной свечой."
"Еще никто не определил сумасшествия - обычно мы называем сумасшествием странности других людей."
"Книги, как все другие друзья человека, могут стать его врагами, могут восстать и уничтожить своего творца."
"Конечно, книга священна. Конечно, несметные сокровища собраны в ней, как в крохотной шкатулке. Безумие начинается, когда шкатулку предпочитают сокровищам. .. Любовь к книгам может стать запойной. Есть люди, которые предпочитают книги всему тому, о чем в книгах пишется - прекрасным пейзажам, героическим деяниям, смеху, приключениям, вере. Они читают о богоподобных статуях и не стыдятся своего ленивого убожества; читают о смелости и благородстве и не стыдятся своей эгоцентричной мелочности. Дурно не пристрастие к книгам, а безразличие к жизни."
"Иногда мне кажется, что еще на нашем веку вопросы красоты и вкуса разделят людей так же глубоко, как разделили их некогда вопросы веры и морали; что кровь оросит мостовые из-за расцветки ковров; толпы восстанут против моды на шляпки и отряды вооруженных мятежников понесутся по улицам крушить дубовые панели и сжигать пирамиды викторианской мебели. Скорее всего, до этого, конечно же, дело не дойдет: эстетика, в отличие от нравственности, не способствует внезапной отваге. Но дошло до того, что немало, даже слишком много народу проявляет в делах вкуса ту самую нетерпимость, бдительность, постоянную готовность к гневу, которые так естественны, когда спор заходит о добре и зле. Словом, для многих нынешних людей вкус стал делом нравственности. Надеюсь все же, что нравственность не стала для них делом вкуса."
"Абсолютно бессмысленно и нелепо запрещать человеку шутки на священные темы. И по очень простой причине: все темы - священны, других на свете нет."
"Смеяться можно над чем угодно, но не когда угодно. Мы шутим по поводу смертного ложа, но не у смертного ложа. Жизнь серьезна всегда, но жить всегда серьезно - нельзя."
"Можно спокойно, без тени шутки говорить о галстуках, ведь галстуки - не вся наша жизнь - по крайней мере, я надеюсь, что не вся. Но в том, что для вас - вся жизнь, в философии или в вере, вы не можете обойтись без шутки. Если же обойдетесь, ждите безумия."
"Когда мы молоды, сильны и просты, мы верим в предметы; когда мы постарели и выдохлись, мы верим в их свойства. Цельный и здоровый человек воспринимает корабль со всех сторон, всеми своими чувствами. Одно чувство говорит ему, что корабль большой или белый, другое, что он движется или стоит на месте, третье - что он борется с бурными волнами, четвертое - что он окутан запахом моря.. Глухой узнает, что корабль движется, потому что движется берег. Слепой - по звуку разрезаемой волны. Глухой слепец - по приступу морской болезни. Это уже импрессионизм, типично современное явление. Импрессионизм закрывает все девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять средств восприятия, кроме одного."
"Простой человек, занятый трагическим делом, никогда не хотел и никогда не захочет стать героем трагедии. К счастью для мира, бедные так сильны, что находят и смех, и насмешку в темной яме."
"Одна из простейших шуток нашей земли заключается в том, что на глаз, по внешнему подобию - зимний пейзаж кажется теплым, летний - прохладным."
"Люди сентиментальные всякий день и всякий час - это самые опасные враги общества. Иметь с ними дело - все равно что ранним утром лицезреть бесконечную череду поэтических закатов."
"Любопытная вещь, которая известна всякому критику: литература - это единственная сфера деятельности, в которой объем расценивается как недостаток. В действительности же это, безусловно, является одним из достоинств литературы. Если качество литературного произведения не вызывает сомнений, то и объем его, пусть непомерный, превращается в достоинство. Критиковать литературное произведение за его размер - все равно что сказать, будто в поле слишком много цветов, на небе чересчур много звезд, или пожаловаться на переизбыток хороших историй."
"Не бывает хорошей сказки, если в ней нет живых людей."
"Цель детективного рассказа, как, впрочем, и любого другого рассказа, не мрак, но свет. Рассказ пишется ради момента прозрения, а не ради тех часов чтения, которые этому прозрению предшествуют. Большинство неудачных детективов неудачны именно потому, что они пишутся, чтобы запутать читателя, а не для того, чтобы его просветить. Авторы детективов почему-то считают своим непременным долгом сбить читателя с толку. При этом они забывают, что важно не только скрыть тайну, но и эту тайну иметь, причем такую, которая того стоит. .. Не следует забывать, что мрак нужен лишь затем, чтобы оттенить свет."
"В принципе, преступник должен быть привычной фигурой, выполняющей непривычный функции."
"Детектив - всего лишь игра, и в этой игре читатель борется не столько с преступником, сколько с автором."
"Юмор с трудом поддается определению - только отсутствием чувства юмора можно объяснить попытки как-то определить его."
"Литература... впитывает в себя все лучшее, что есть в нас ."
"Если книга пишется затем, чтобы в ней жить, она должна быть, как и обжитой дом, немного неряшлива."
"Я питаю слабость к сенсационному роману, к детективам, к историям о смертях, грабежах и тайных обществах. Я рос эмоциональным ребенком и всегда был крайне привередлив в этом плане. Мне с лихвой хватало беглого знакомства с первой главой романа для окончательного определения его достоинств. Если в первой главе под диваном находили труп, я читал дальше. Если же в первой главе под диваном трупа не оказывалось, я захлопывал книгу, предпочитая не тратить время зря на пустую застольную болтовню, что зачастую соответствовало действительности. Но, к сожалению, все мы с возрастом утрачиваем непосредственность восприятия... Со временем я стал куда снисходительней к застольной болтовне, куда менее требовательным к трупам под диваном. Теперь, если автор подкидывает один-два трупа только во второй, третьей, а то и в четвертой-пятой главах, я делаю скидку на несовершенство рода человеческого и довольствуюсь тем, что есть. Однако роман, в котором нет смертей, и по сей день кажется мне романом, в котором нет жизни."
"Я свято верю, что литература, представляющая нашу жизнь опасной и полной приключений, честнее, чем литература, представляющая нашу жизнь двусмысленной и вялой. Ибо жизнь - это схватка, а не застольная беседа."
"Коль скоро мы задаемся вопросом о смысле классического произведения, мы тем самым непременно задаемся вопросом и о смысле нашего времени."
"Нужно научиться быть счастливым в минуты отдохновения, когда помнишь о том, что ты жив, а не в минуты бурной жизнедеятельности, когда об этом забываешь."
"Так ли уж скучна стоячая вода? Если посмотреть на нее в микроскоп, то в ней обнаружится много интересного. Сомневаюсь, найдется ли в пятнадцати бьющих фонтанах вашего декоративного сада хоть одно из тех забавных существ, которые снуют в стоячей воде, если смотреть в микроскоп; они здорово напоминают карикатурные профили политиков."
"Добрая половина наших современных мятежей просто жалкое преклонение перед молодостью."
"На свете гораздо больше тех, кому от тридцати до семидесяти. Жертвовать всем во имя молодых то же самое, что поклоняться богатым: они станут привилегированной сектой, а остальные - подхалимами."
"Те, кого мы зовем интеллектуалами, делятся на два класса: одни поклоняются интеллекту, другие им пользуются. Бывают исключения, но чаще всего это разные люди."
"Круглых дураков тянет к интеллектуальности, как кошек к огню."
"Картина или книга удалась, если, заметив после нее облако, дерево, характер, мы скажем: "Я это видел сотни раз и ни разу не увидел."
"Художник или писатель должен осветить вещи заново, и не беда, если он осветит их ультрафиолетовыми лучами, невидимыми для прочих, скажем, темным, лиловым светом тоски и безумия. Но если он поставит такой опыт не в искусстве, а в жизни, он уподобится рассеянному скульптору, который начал бы кромсать резцом голову натурщика."
"Чем удачней человек пользуется разумом, тем яснее, что реальность не меняется от того, что ее иначе изобразили. Повторяется, приедается только изображение; чувства остаются чувствами, люди - людьми."
(лазая в ЖЖ) пишут, что Кагарлицкому присудили штраф в 300 тыс рублей за агитацию против пенсионной реформы. Вроде как он уже ролики запускает с просьбой о донатах. Хм. А как того... свобода слова? Я так-то Кагарлицкого не особо слушаю, но сколько на ютубе попадалось роликов с ним, они там везде провозглашают, что - мы ни в коем случае не призываем к насильственным действиям, мы призываем все на выборы. Или на митинги согласованные.
(лазая в ЖЖ) хм. Госпожа Громыко пишет, что написала новую книжку. Из цикла про киборгов, кто бы мог подумать. Какой сюрприз. Впрочем, вроде бы это должно больше походить на "киборга и лесника", повседневная жизнь, на этот раз в бухгалтерии. Издавать его она не собирается. Там возник какой-то скандал с кем-то. Так что будет только на литресе. Ну, а может, если настроение изменится, то отправит в Армаду. Через несколько лет. Или через несколько месяцев. Все сложно.
Граф Соллогуб "Мемуары". Собственно, это оказался сборник. Половину книжки занимают указанные мемуары - хотя вполне можно лучше это назвать "записки"... А половину - образцы, так сказать, литературного творчества. Три повести. Итак, "Мемуары". Автор - личность интересная. Одни годы жизни уже о многом говорят - 1813-1882. Прямо таки свидетель эпохи... Лично знал - в той или иной степени - и приятельствовал - в той или иной степени - с Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Тютчевым, Жуковским... такого рода персонами. Об этом, в числе прочего, он и повествует в своих мемуарах. Написал некоторое количество литературных произведений, которые пользовались у публики успехом. Но себя, если верить мемуарам, никогда писателем не считал, именовал себя любителем... А потом, если, опять же, верить мемуарам, и вовсе бросил литературу, объясняя это тем, что потерял своих учителей и приятелей и не видит больше ни смысла, ни удовольствия в таком занятии. Помимо этого успел послужить, сделал вроде бы вполне успешную карьеру. В общем, прожил жизнь долгую и в свое удовольствие. Имел по многим вопросам свое мнение. Мемуары читать было очень интересно. Автор пишет легко, с юмором и иронией, живописно и выразительно. Единственный только недостаток, как мне кажется - довольно таки бессистемно. (поэтому я и говорю про записки... ) Детство, юность, встречи с тем, с этим, с пятым-десятым... Ряд ярких эпизодов, или даже кратких упоминаний. Служба... вот тут было совсем досадно! Автор, видите ли - ни много, ни мало - был причастен к натуральному расследованию уголовных дел! и даже имеющих какую-то важность и значимость. И что же? Он упоминает об этом совсем мельком, потому что - считает, что это не представляет интереса! С ума сойти... Но ничего не поделаешь. Веяния времени, нравы эпохи... окружающей среды... Эх... хотелось бы мне почитать про тогдашние уголовные дела и их расследования... В общем, мне даже начало казаться, что автор в некотором роде предстал сам пушкинским персонажем - Евгением Онегиным... Можно было бы написать - прообразом, но википедия указывает, что Пушкин начал писать "Онегина" в 1823 году, когда автор еще пребывал в нежном детском возрасте... Хотя кто его знает - закончил-то он роман в 1830-х, а тогда тот уже поди вышел в свет и дефилировал по столице... "как денди лондонский одет" и все такое. Светский красавец и щеголь (портреты на вкладке прилагаются). Ну, послужил прообразом или воплотился, размышляю я - но вышло довольно странно... что персонаж пережил своего создателя и прожил свою собственную жизнь... "Тарантас". В сборнике помещены три повести. Буду рассуждать только о "Тарантасе". Остальные читать невозможно... ну, в самом деле! Думаю, их поместили для контраста. Такой живой, выразительный текст в мемуарах - и такое все унылое, тоскливое и слезливое в повестях... Хотя я понимаю - на дворе была эпоха романтизма, так было положено! Существовал строго определенный формат подобных произведений, и автор, судя по всему, писал строго в соответствии... И все это пользовалось успехом, если уж он был вполне успешным и модным литератором... Несчастные разлученные влюбленные, романтические герои умирающие во цвете лет от чего-нибудь - нищеты, болезней, ран и т.д. Прекрасные девы, у которых все время слезы струятся из глаз... (черт, и тут сразу вспоминается Милада, что ты будешь делать, Милада как прививка от романтизма... ) Я пыталась читать и так, и этак, но это было выше меня. Решила уже плюнуть и бросить. Тут остался последний "Тарантас", произведение, прославившее автора... И оказалось, что очень интересно - не заметила, как зачиталась. И что бы автору все не писать в таком духе? Хотя тоже, наверно, понятно - это юмор, ирония, сатира, а барышням в салоне поди больше нравились романтические страдающие влюбленные... читать дальшеСюжет повести: в Москве встречаются знакомые - молодой восторженный Иван Васильевич, только что прибывший из-за границы, и пожилой степенный помещик Василий Иванович. У них имения по соседству, Василий Иванович в хороших отношениях с отцом Ивана Васильевича и, узнав, что тот сильно поиздержался, предлагает подвезти его домой, на своем тарантасе. И вот они не спеша едут, проезжают то и это, встречают разных людей, беседуют с ними и друг с другом, рассказываются разные истории, звучат пламенные речи и возвышенные рассуждения... вы таки будете смеяться, но на тему - как нам обустроить Россию... Как актуально звучит, будто и не прошло почти двести лет. Вообще говоря, с этой повестью получается все очень странно и даже почти что мистически! (радостно потирает руки, собираясь ринуться в дебри) Она как бы вобрала в себя многое из отечественной классики, как прошлой, так и будущей - разве это не адский сюр? Во всяком случае, можно так вполне спокойно трактовать и рассматривать! (ну да, а чего еще ожидать, если автор как бы сам литературный персонаж... ) Начать с того, что с самого начала становится ясно, что повесть вполне можно считать зеркальным ответом на скандальное "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева... (честно признаюсь, что не читала, так как меня привел в ужас язык с самого начала, но представляю о чем это - как бы автор едет, наблюдает явления жизни и выступает с критикой ) Об этом же чуть ли не прямым текстом говорится в самом начале! Когда восторженный Иван Васильевич рассуждает, что будет писать свои впечатления и мысли по поводу путешествия, а основательный Василий Иванович его осаждает, что - какое же тут путешествие, когда мы просто едем "из Москвы в Мордасы через Казань". Шедеврально... Мне уже от одного этого смешно всю дорогу... Ну да, так мы и ездим из столиц по нашей необъятной родине, и непременно через какую-нибудь Казань... Ну и далее Иван Васильевич все норовил задвинуть какую-нибудь подробную речь с критикой и разъяснениями, как вот тут или вот там нужно все организовать просвещенно и по научному... Но все его порывы сбивались или из-за непрошибаемого ленивого спокойствия Василия Ивановича, который только дивился на энтузиазм молодого спутника, или из-за встречаемой правды жизни. Ага, значит, Василий Иванович тут определенно напоминает уже будущего персонажа русской классики - Обломова. Автор с большой иронией описывает, как Василий Иванович всю дорогу возлежит на подушках в тарантасе, а когда устает, то останавливается на ближайшей станции, чтобы "полежать на лежанке"... Сама злосчастная повозка, этот самый тарантас - явно выступает аллегорией... Думаю, что это образ России, да. И тут плавно можно перейти к соответствующим местам у Гоголя - птица-тройка, Русь, куда несешься ты и все такое. Ну, то есть, тут, конечно, не птица-тройка, автор тут изображает критически - это старющая, давно раздолбанная повозка, которая никуда не летит, а еле тащится по дороге, и ее давно бы следовало заменить на более современный экипаж, но никто этого не хочет делать, потому что удобно же! можно набить перинами и подушками, и ехать с удобствами! вообще можно чего угодно набить, всевозможными узлами, тюками, чемоданами, саквояжами и прочим... все поместится, а если и не поместится, можно прикрепить веревочкой сбоку... И даже просто подлатать повозку - такая морока и беспокойство, и расход средств к тому же - лучше оставить так, авось как-нибудь продержится еще немного... К слову сказать, когда дворовый человек Василия Ивановича Сенька в очередной деревне сообщает, что у тарантаса вот-вот отвалится колесо, и начинается суета и маета, как чинить, или не чинить, или слегка подправить, доедет- не доедет - это же тоже прозвучит у Гоголя - "доедет до Москвы или нет"... Ну и, по воле автора, тарантас так и не доехал, развалившись посреди дороги и перевернувшись. Опять таки символически. И при этом из него выкинуло и Ивана Васильевича, и Василия Ивановича, и их разнообразные тюки и узелки, зато в тарантасе остался мужик Сенька, правда, повиснув вверх ногами во всяких постромках. (с восторгом) Можно считать, что автора тут посетило мистическое видение о будущих потрясениях в России! А перед этим судьбоносным крушением Иван Васильевич якобы видит удивительный и фантастический сон... Тут опять же можно вспомнить будущие сны Веры Павловны... она тоже много чего наувидала... И в числе прочего Иван Васильевич видит какую-то адскую пляску, ведьмы, черти, покойники, мда - ну, лично мне тут вспоминается будущий бал у Сатаны Булгакова... Прикольно, короче говоря...
"Русский человек владеет даром необыкновенно скоро отрезвляться."
"В то время я сильно ухаживал за женою одного соседнего помещика, очень хорошенькой женщиной; все мы, золотая тверская молодежь за ней волочились, но я пользовался тем преимуществом, что знал главных представителей тогдашней русской литературы, к которым наш общий предмет имел особенное, тем менее объяснимое влечение, что никто из деятелей русской словесности не был ему лично знаком; однако всякий раз, что я подходил к моей красавице с намерением и желанием завести нежный разговор, она опрокидывала на спинку кресла свою прелестную головку и томным голосом говорила мне: "Ах, граф, расскажите мне о Пушкине!"
"Я понял, что так было угодно Провидению, чтоб Пушкин погиб, и что он сам увлекался к смерти силою почти сверхъестественной и, так сказать, осязательной."
"Я всегда считал и считаю себя не профессиональным литератором, а любителем, прикомандированным к русской литературе по поводу дружеских сношений."
"В Лермонтове следует оплакивать не столько того, которого мы знаем, сколько того, которого мы могли бы знать."
//Гоголь// "Прежде гений руководил им, тогда он уже хотел руководить гением. Прежде ему невольно писалось, потом он хотел писать и, как Гете, смешал свою личность с независимым от его личности вдохновением. Он постоянно мне говорил: "Пишите, поставьте себе за правило хоть два часа в день сидеть за письменным столом и принуждайте себя писать". - "Да что же делать, - возражал я, -если не пишется!" - "Ничего... возьмите перо и пишите: сегодня мне что-то не пишется, сегодня мне что-то не пишется, сегодня мне что-то не пишется и так далее, наконец надоест и напишется." Сам же он так писал и был всегда недоволен, потому что ожидал от себя чего-то необыкновенного."
"Гоголь умер от борьбы внутренней так, как Пушкин умер от борьбы внешней. Оба шли разными путями, но оба пришли к одной цели, конечному душевному сокрушению и к преждевременной смерти. Пушкин не выдержал своего мнимого унижения, Гоголь не выдержал своего настоящего величия. Пушкин не устоял против своих врагов, Гоголь не устоял против своих поклонников. Оба не нашли вокруг себя настоящей точки опоры, общего трезвого взгляда на отношение искусства к жизни и жизни к истине. Настоящим художникам нет еще места, нет еще обширной сферы в русской жизни. Там, где жизнь еще ищет своих требований, там искусству неловко, там художник становится мучеником других и самого себя." читать дальше "После кончины почти всех моих учителей, товарищей и приятелей я отошел от литературного поприща, как покидают дом, некогда оживленный любимыми собеседниками и вдруг опустевший рукою всесокрушающей смерти."
"Нельзя не сказать однако, что в нас самые недостатки даже извинялись тем, что мы умели быть молодыми."
"Я, каюсь, не родился домоседом и часто злоупотреблял слабостью, свойственной всем пишущим людям, - шататься всюду и везде."
"В доме Виельгорских приемы разделялись на две совершенно по себе различные стороны. Приемы графини Луизы Карловны отличались самой изысканной светскостью и соединяли в ее роскошных покоях цвет придворного и большого света; у графа же Михаила Юрьевича раза два, три в неделю собирались не только известные писатели, музыканты и живописцы, но также и актеры и начинающие карьеру газетчики и даже просто всякого рода неизвестные людишки. Все эти господа приходили на собственный Виельгорского подъезд, и графиня Виельгорская не только не знала об их присутствии в доме, но даже не ведала о существовании многих из них."
"Государь Николай Павлович пишущих людей вообще недолюбливал, но мои сочинения все читал и относился к ним благосклонно; раз только, глянув на меня тем особенным взглядом, от которого самому храброму и уверенному в себе человеку становилось жутко, он сказал мне, что "советует, когда мне еще вздумается описывать губернаторш, не выводить представленного мною типа в "Тарантасе", который ему сильно не нравится!"
"Тут случилось то, что случалось часто со мною в жизни; по остроумному выражению Эдмонда Абу: "Мне всё обещали, я всё принял, мне ничего не дали!"
"Народы, как люди, не прощают оказанных им благодеяний, и рано или поздно мы встретим в болгарах, спасенных нами, черную неблагодарность."
"Быть писателем у нас слишком трудно... или уж слишком легко."
"Я понял, что словесность не есть попытка на авось, а тоже искусство или, правильнее, только часть одного общего искусства, налагающего одни и те же законы на все свои отрасли. Тогда я начал искать эти законы в чужих творениях и не нашел их в своих. Тогда я отказался от звания писателя, а принял заблаговременно звание любителя, в том убеждении, что и любить - хорошее дело, что и любить не всякому дано."
"Я переехал в Тверь жить, где был принят как родной в доме незабвенного для меня, умного, радушного и добродушного слепого старика Бакунина. Сын его Михаил, наделавший впоследствии столько шума, скрывался у него тогда от артиллерийской службы и, по страсти своей к побегам, вдруг ночью убежал таинственно от кроткого, любящего отца, который его вовсе не задерживал и послал ему в погоню шубу и пирогов на дорогу."
"Умиленно взирал я на бархатные сапоги старичка Нелединского-Мелецкого. Только недавно узнал я, что эти сапоги были не что иное как хитрость. У Нелединского подагры никогда не бывало, но он себе ее придумал, чтоб не надевать при дворе длинных чулок."
"Кто не слыхал читавшего Гоголя, тот не знает вполне его произведений. Он придавал им особый колорит своим спокойствием, своим прозношением, неуловимыми оттенками насмешливости и комизма, дрожавшими в его голосе."
"Возвратившись из Англии, где он восхищался зеленеющими тучными пастбищами, Жуковский говорил с восторгом: "Что за край! Что за край! Вот так и хочется быть коровой, чтоб наслаждаться жизнью."
"Тарантас".
"- По-моему, я нашел тебе самое лучшее средство изучать Россию - жениться."
"- Что, батюшка... Какое путешествие? - Да ведь мы теперь путешествуем. - Нет, Иван Васильевич, совсем нет. Мы просто едем из Москвы в Мордасы через Казань."
"- Посмотрите на русского мужика... В нем-то и таится зародыш русского богатырского духа, начало нашего отечественного величия. - Хитрые бывают бестии! - заметил Василий Иванович. - Хитрые, но потому-то и умные, способные к подражательству, к усвоению нового и, следовательно, к образованию. В других краях крестьянин, что ему ни показывай, все себе будет землю пахать; а у нас: вам только приказать стоит, - и он сделается музыкантом, живописцем, управителем - чем угодно. - Что правда, то правда, - сказал Василий Иванович."
"Смотритель отвечал ему в утешение: - Будьте совершенно спокойны: ваши вещи пропали. Это уж не в первый раз, вы тут в двенадцати верстах проезжали через деревню, которая тем известна: все шалуны живут. - Какие шалуны? - спросил Иван Васильевич. - Известно-с. На большой дороге шалят ночью. Коли заснете, как раз задний чемодан отрежут."
"- Что есть у вас? - спросил Иван Васильевич у полового. - Все есть, - отвечал надменно половой. - Постели есть? - Никак нет-с. Иван Васильевич нахмурился. - А что есть обедать? - Все есть. - Как все? - Щи-с, суп-с. Биштекс можно сделать. Да вот на столе записочка, - прибавил половой, гордо подавая серый лоскуток бумаги. Иван Васильевич принялся читать: Обет! 1. Суп - Липотаж. 2. Говядина - Телятина с циндроном. 3. Рыба - раки. 4. Соус - Патиша. 5. Жаркое - Курица с рысью. 6. Хлебенное - Желе сапельсинов."
"Ревностный отчизнолюбец, он желал отодвинуть снова свою родину в допетровскую старину и начертать ей новый путь для народного преобразования. Ему это казалось совершенно возможным, во-первых, потому, что несколько приятелей его были одинакового с ним мнения, во-вторых, потому что он России не знал вовсе."
"- Жить в Петербурге и не служить - все равно что быть в воде и не плавать."
"- Такая тоска, что ужас. В деревню еду. Нечего делать. Бурмистр оброка не высылает, черт их знает, что пишут! Неурожай у них там какой-то, деревня какая-то сгорела. А мне что за дело? Я человек европейский, я не мешаюсь в дела своих крестьян; пускай живут, как хотят, только чтоб деньги доставляли аккуратно. Я их наскрозь знаю.Такие мошенники, что ужасти! Они думают, что я за границей, так они могут меня обманывать. Да я знаю, как надо поступать. Сыновей бурмистра в рекруты, неплательщиков в рабочий дом, возьму весь доход на год вперед да и на зиму в Рим."
"Иван Васильевич был в совершенном отчаянии. Впечатлений решительно нигде не оказывалось. Одни бока его были под влиянием сильного впечатления. Напрасно посматривал он старательно из тарантаса на обе стороны, - все сливалось для него в какую-то мутную, однообразную картину. Впрочем, его винить слишком нельзя. Вообще предметы определяются в уме вовсе не так, как в действительности, а как-то выпуклее, ярче, живописнее. К тому же есть такие люди, которые долго будут любоваться какой-нибудь литографией и никогда не заметят в природе того, что она изображает. Мужик масляными красками заставит их долго стоять перед собой и даже принесет им немалое удовольствие, но мужик настоящий, нечесаный и немытый, в лаптях и тулупе, никогда не остановит их внимания, потому что таких мужиков так много, что их и вовсе не замечаешь."
"По России не развешаны вывески, по которым можно было прочитать всю жизнь ее, все, что было, что есть и что будет."
"- Генерал спрашивает: "Что, ребята, можно взять эту крепость?" А крепость-то торчит энтаким чертом, хоть тресни, подступить негде. "Нет, ваше превосходительство, больно сильна, не одолеешь. - "Ну, а как прикажут?" - "Ну, прикажут, так поневоле возьмешь."
"Василий Иванович, как коренной русский человек очень любил новые знакомства - не для того, впрочем, чтоб извлекать из их беседы какую-нибудь пользу, а так, чтоб только поболтать о всяком вздоре да посмотреть на нового человека."
"- А канцелярия-то какова: всего-то один писарь, Митрофанушка, при мне. Пьет, мошенник, шибко, зато собака писать."
Полезла в календарь записей, так проверить кое-что... обнаружила, что picshare удалил мои картинки. Ну молодцы, чего тут скажешь. Одно что вот так сидишь, тратишь время, туда-сюда перезаливаешь... а потом там где-нибудь сменяется собственник, или, я не знаю, назначают какого-нибудь эффективного менеджера - и капец. Начинаются всякие изобретения, улучшайзинги... Сначала у них появилась табличка с требованием регистрации, это мне сразу не понравилось. Потом они вывесили, что переезжают... Ну вот и переехали с чистого листа поди. Куда податься. На радикале, говорят, не всем видно картинки. На дайрах объема не хватит. Черт знает что.
Попробовала почитать модную распиаренную книжку. Остера "4321". Сразу же на первых страницах озадачилась (и это даже не имеет отношения к обещанным интеллектуальным изыскам ). Вот автор пишет - персонаж еврей-эмигрант из России, приехал в США в 1900 году... в начале века. И он, значит, в священном волнении сходит с парохода, идет по Нью-Йорку, видит удивительно аппетитные яблоки и на последние деньги покупает себе яблоко. Оказывается, что это помидор. А он типа не имел понятия. Вот я сижу и думаю - ну неужели все в России было так плохо в начале века, что бедные евреи слыхом не слыхивали о помидорах? То есть, я не говорю, чтобы их есть, допустим, нищета, тяжелая жизнь - но хотя бы знать, что такие есть? и что это не яблоки? Или это из разряда любимой американцами развесистой клюквы, или в самом деле в России бедные слои населения не знали о помидорах? Ну, хорошо, крестьяне, может, не выращивали помидоры... Господская еда... Ага, а кто тогда ее выращивал? Аристократы и банкиры самолично что ли? Не имеют же они в виду, что вообще в России никто не знал о помидорах в 1900 году? С другой стороны, если персонаж еврей, так он же, наверно, не крестьянин? В смысле, как-то обычно в литературе все попадаются упоминания о евреях - не крестьянах, а как бы городских жителях? ремесленники, мастеровые... торгаши и ростовщики, на худой конец. Не помню, чтобы их относили к крестьянам. так если он из города, неужели не знает о помидорах? С третьей стороны, может, автор сам еврей, может, он тут приводит какое-нибудь семейное предание, может, какой-нибудь прадедушка любил рассказывать, как он вот так приехал и перепутал яблоки с помидорами. Хотя прадедушка мог и приврать в своих воспоминаниях, в смысле, мифологизировать это все. Сижу вот, пытаюсь вспомнить, что хотя бы в литературе соответствующего периода говорилось о помидорах. Не вспоминается. Как-то у нас литература все была решительно беспомидорная... Все литераторы у нас чем-то другим интересовались и никто не озаботился зафиксировать положение дел касательно помидоров. Вот про ананасы можно спокойно рассуждать. Северянин восклицал "ананасы в шампанском!" Маяковский высказался с революционной прямотой - "ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!" А про помидоры никто вроде не писал! Но не может же быть, чтобы у нас знали об ананасах (которые у нас так-то не растут) и ничего не знали о помидорах (которые растут нормально). Или как?..
"Я безденежен до мозга костей. Если у тебя есть человеколюбие в животе, то снизойди к моей унизительной просьбе: немедленно, со скоростью вальдшнепа, которому всунули в задний проход ядовитую стрелу, надевай шапку и мчись: a) в контору "Нового времени" и получи там гонорар за рассказ "На пути", b) в "Петербургскую газету" и получи 107 рублей по счету. Полученные деньги не трать и не раздавай нищим, а вышли мне почтой..."
"... По видимому, это очень порядочный человек. Он молчалив, но и сквозь молчание иногда можно бывает разглядеть человека."
"В видах экономии в посылаемых мною телеграммах фразу "Рассказа не будет" я заменю одним словом "нет".
"Я так же, как и Вы, не люблю литературы того направления, о котором идет речь. Как читатель и обыватель я охотно сторонюсь от нее, но если вы спросите моего честного и искреннего мнения о ней, то я скажу, что вопрос о ее праве на существование еще открыт и не решен никем... У меня, и у Вас, и у критиков всего мира нет никаких прочных данных, чтобы иметь право отрицать эту литературу. Я не знаю, у кого плохой вкус: у греков ли, или же у читателей Габорио и пр.? Подобно вопросам непротивления злу, свободе воли и проч., этот вопрос может быть решен только в будущем."
"Все на этом свете относительно и приблизительно. Есть люди, которых развратит даже детская литература... Да и в конце концов никакая литература не может своим цинизмом перещеголять действительную жизнь; одною рюмкою вы не напоите пьяным того, кто уже выпил целую бочку."
"Что мир "кишит негодяями и негодяйками", это правда. Человеческая природа несовершенна, а потому странно было бы видеть на земле одних только праведников. Думать же, что на обязанности литературы лежит выкапывать из кучи негодяев "зерно", значит отрицать самое литературу. Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение - правда безусловная и честная. Суживать ее функции такою специальностью, как добывание "зерен", так же для нее смертельно, как если бы Вы заставили Левитана рисовать дерево, приказав ему не трогать грязной коры и пожелтевшей листвы."
"Для химиков на земле нет ничего не чистого. Литератор должен быть так же объективен, как химик; он должен отрешиться от житейской субъективности и знать, что навозные кучи в пейзаже играют очень почтенную роль, а злые страсти так же присущи жизни, как и добрые." читать дальше "Снисходительно-презрительный тон по отношению к маленьким людям за то только, что они маленькие, не делает чести человеческому сердцу. В литературе маленькие чины так же необходимы, как и в армии, - так говорит голова, а сердце должно говорить еще больше."
"... Кроме жены - медицины, - у меня есть еще литература - любовница, но о ней не упоминаю, ибо незаконно живущие беззаконно и погибнут."
"Чувство красоты в человеке не знает границ и рамок. Вот почему русский князь может называться владыкой мира; это имя может носить и мой приятель Володя..."
"Не следует унижать людей - это главное. Лучше сказать человеку "мой ангел", чем пустить ему "дурака", хотя человек более похож на дурака, чем на ангела."
"Вот уже целая неделя, как я чувствую во всем теле ломоту и слабость; сейчас ходил слушать лекцию Захарьина (о сифилисе сердца), простоял не более полутора часов, а утомился, точно сходил пешком в Киев."
"У нас погода тоже скверная. Вчера была оттепель, сегодня мороз, а завтра будет дождь. Очевидно, природа стала работать в мелкой прессе. Иначе было бы непонятно такое ее поведение."
"Я болею. Живется скучно, а писать начинаю скверно, ибо устал и не могу, по примеру Левитана, перевертывать свои картины вверх ногами, чтобы отучить от них свое критическое око..."
"Я пишу мало, гораздо меньше, чем остальные беллетристы. Разница только в том, что я пишу чаще, а прочие толще."
"Николая не вижу. Ты ведешь с ним переписку. Напиши ему, пожалуйста, чтоб он прислал или принес мне мои новые черные штаны."
"Мне кажется, что, родись и живи я постоянно в Петербурге, мне снились бы непременно берега Невы, Сенатская площадь, массивные фундаменты..."
"Ощущая во сне холод, я всякий раз вижу людей."
"... Не понимает, что оригинальность автора сидит не только в стиле, но и в способе мышления, в убеждениях и проч."
"Федор Тимофеич //семейный кот// пользуется гораздо большими удобствами, когда ночью путешествует по крышам, чем я, ехавши в Питер."
"В Питере погода великолепная, но безденежье и отсутствие весеннего пальто, взятого у меня на бессрочный прокат одним нашим общим знакомым, портят всю иллюзию."
"Всюду меня встречают с почетом, но никто не догадается дать рублей 1000-2000..."
"Петербург произвел на меня впечатление города смерти. Въехал я в него с напуганным воображением, встретил на пути два гроба, а у братца застал тиф. От тифа поехал к Лейкину и узнал, что только что лейкинский швейцар на ходу умер от тифа. Еду на выставку, там, как назло, попадаются все дамы в трауре. Приезжаю я к Григоровичу. Старичина поцеловал меня в лоб, обнял, заплакал от умиления и от волнения у него приключился жесточайший припадок грудной жабы. Он невыносимо страдал, метался, стонал, а я два с половиной часа сидел возле него, браня во все лопатки свою бессильную медицину. Каковы впечатления? Право, запить можно. Впрочем, говорят, для беллетристов все полезно."
"В конце концов, плохой воробей в руке лучше, чем райская птица в раю. Лучше сейчас 50, чем через два года 200..."
"По-моему, издательство - риск, а где один риск, там следует решаться и на другой - на рекламу, которая должна быть солидна."
"Туман и облака. Не видно ничего. Птицы, крокодилы, зебры и прочие насекомые попрятались."
"Такая кругом Азия, что я просто глазам не верю. 60000 жителей занимаются только тем, что едят, пьют, плодятся, а других интересов - никаких... Куда ни явишься, всюду куличи, яйца, сантуринское, грудные ребята, но нигде ни газет, ни книг... Местоположение города //Таганрог// прекрасное во всех отношениях, климат великолепный, плодов земных тьма, но жители инертны до чертиков... Все музыкальны, одарены фантазией и остроумием, нервны, чувствительны, но все это пропадает даром... Нет ни патриотов, ни дельцов, ни поэтов, ни даже приличных булочников."
"Прогулка по платформе. Барышни. В крайнем окне второго этажа станции сидит барышня (или дама, черт ее знает) в белой кофточке, томная и красивая. Я гляжу на нее, она на меня... Надеваю пенсне, она тоже... О чудное виденье! Получил катар сердца и поехал дальше."
"Каждый день знакомлюсь с девицами, то есть девицы ходят к Еремееву поглядеть, что за птица "Чехов", который "пишить". Большинство из них недурны и неглупы, но я равнодушен, ибо у меня катар кишок, заглушающий все чувства."
"Мне живется так себе. Было бы скучно, если бы все окружающее не было так смешно."
"Эх, здешний климат да московским бы людям! Не умеет дура природа распорядиться!"
"Насморк прошел, а на смену ему явилась новая болезнь - воспаление вены на левой голени. Несть числа недугам моим! Исполняется на мне писание, что в болезнях люди родят чада своя... А чада мои рассказы и повести, о коих я теперь думать не могу..."
"Что отвратительно в Таганроге, так это вечно запираемые ставни. Впрочем, утром, когда открывается ставня и в комнату врывается масса света, на душе делается празднично."
"По-моему, Вам нужно: 1) жить, как Вы хотите, работать на воздухе, но не утомляться. 2) забросить к х... всю фармацию. 3) не обращать внимания на сердцебиения, замирания и проч., памятуя, что от сердцебиений и замираний люди не умирают. 4) вовсе не думать или думать пореже о недугах. Ведь стоит только обратить внимание на свое сердце, прислушаться к нему, чтобы пульс стал быстрее на 10-15 ударов."
"Вчера и третьего дня была свадьба. Я шаферствовал в чужой фрачной паре, в широчайших штанах и без одной запонки, - в Москве такому шаферу дали бы по шее, но здесь я был эффектнее всех."
"Видел богатых невест. Выбор громадный, но я все время был так пьян, что бутылки принимал за девиц, а девиц за бутылки. Девицы здесь - сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие. Одна из них, самая смелая и вумная, желая показать, что и она не чужда тонкого обращения и политики, то и дело била меня веером по руке и говорила: "У, негодный!", причем не переставала сохранять испуганное выражение лица. Я научил ее говорить кавалерам: "Как ви наивны!"
"В Звереве придется ждать от 9 вечера до 5 утра. В прошлый раз я там ночевал в вагоне II класса на запасном пути. Вышел ночью из вагона, а на дворе сущие чудеса:луна, необозримая степь с курганами и пустыня; тишина гробовая, кажется, мир вымер... Картина такая, что во веки веков не забудешь. Жалею, что Мишке нельзя было поехать со мной. Он ошалел бы от впечатлений."
"Ужасно: у меня 53 рубля - только. Приходится обрезывать себе крылья и облизываться там, где следовало бы есть. Ах, будь у меня лишних 200-300 рублей, показал бы я кузькину мать! Я бы весь мир изъездил!"
"Деньги на исходе. Если останусь без копейки, то поступлю в Таганроге в певчие. Погода чудесная. Виды восхитительные. Напоэтился я по самое горло: на пять лет хватит."
Елена Звездная "Город драконов". Вторая книга. На этот раз они даже названия не стали придумывать! Просто "вторая книга" и все. Во дают... Сюжет: продолжение все тех же событий. В городе драконов по-прежнему гостит император, но так, за кадром. Мисс Ваерти по-прежнему занимается своим собственным расследованием, то есть, поиском злодея, совершающего жестокие и загадочные убийства девушек и строящего заговор против драконов. По крайней мере, усиленно размышляет об этом. В этом ей помогает верная команда единомышленников - бывшая прислуга дракона Стентона (который и осчастливил их всех отправлением в город драконов). Попутно вскрываются новые обстоятельства и обнаруживаются новые преступники. Драконы, со своей стороны, тоже усиленно принимают меры, в смысле градоправитель, лорд Арнел и его приятель/родственник/ответственный за полицию лорд Давернети. Но логика у них нечеловеческая и явно перпендикулярная. Вот данные конкретные индивидуумы вбили себе в голову, что им срочно нужно переспать с девственницей... в роли которой им упорно видится мисс Ваерти... якобы это магический ритуал. Попытки вразумить страдающих помутнением рассудка драконов ни к чему не приводят. Так что приходится изворачиваться по-всякому... Ну, в общем и целом продолжение держится на том же уровне, полет нормальный. Детективная линия со своими поворотами и заворотами перемежается эпизодами с приставаниями драконов, которые буквально лезут во все окна и двери, настолько им приспичило жениться... У ГГ периодически слезы струятся из глаз, что каждый раз заставляет меня напрягаться - ну, это я сходу вспоминаю слезоточивую Миладу и нервно вздрагиваю. Но пока что у ГГ для слез и рыданий прописаны логические обоснования... посмотрим, что там дальше будет. (с интересом приготовилась наблюдать, запорет ли автор третью книгу, как это она любит делать ) P.S. Приятная обложка, прямо в соответствии с новогодним настроением - хорошенькая девушка в синей шубке на фоне уютного заснеженного городка (с пролетающим драконом вдалеке) - если, конечно, не обращать внимания на жестокие и загадочные убийства, заговоры и прочие мерзости.
Эх, как все-таки неудобно, что поиск не работает... Приходится перерывать все вручную. И откуда у меня такая пропасть всего записанного образовалась...