На изоленте троллят. "вот уже нужно начинать подводить итоги года... Год был веселый, интересный... Многим, я думаю, понравилось, многие, наверно, захотят повторить..."
Д.Рус. Играть, чтобы жить. 1. Срыв. «Подошел к клеткам, в которых успел похозяйничать Тавор. Неподвижные тела эльфов лежали в почти черных лужах крови. Блин, ну как же это так! Сзади послышались почти бесшумные шаги Таали. Подошла, встала рядом. Затем взяла меня за руку и заглянула в лицо. - Ты чего? - Жалко их… Я ведь обещал им, что спасу… Брови девушки взлетели вверх. - Кого жалког? Это же программа, набор цифр в компьютере?! Я резко повернулся и впился взглядом в ее глаза: - А когда я оцифруюсь, кем буду? Тоже набором цифр? Можно будет убить мимоходом, как муху? А те десятки, а то и сотни тысяч, что уже в игре, они кто? Нули и единицы на носителях вирт-сервера?! Таня ошарашенно молчала. - Я… Я не знаю… - прошептала девушка, и уже совсем другими глазами посмотрела на лежащие тела. Затем присела, просунула руку в клетку и накинула край плаща на лицо мертвого воина. – Так… Так будет правильней… «Внимание! Вы выполнили скрытое задание: «Почтение к павшим». Отдайте честь павшим героям, неважно, противникам или союзникам. Возможно, и над вашей могилой кто-нибудь задержится на минуту, поминая храброго воина. Награда: время, в которое ваша могила находится на городском кладбище и не уничтожается – удваивается. Награда: вместо гранитной плита вашего надгробия становится мраморной».
читать дальшеТ.Коростышевская. Кисейная барышня. «Откушав и запив снедь обжигающим чаем, я вытерла губы салфеточкой и принялась ждать. Ветер крепчал, поднимая волны. До меня брызги не долетали, а вот публике, толпящейся внизу, приходилось несладко - Кыс, кыс… Я обернулась. Из-за валуна мне махал какой-то мужик, будто сошедший с деревенской пасторали, огромный, белобрысый, в куртке толстого серого сукна, сапогах с раструбами и круглой шляпе с узкими полями – в таких предпочитали выезжать на охоту берендийские помещики. - Кошку здесь не видали, барышня? - Не видала! Пароходик уже подходил к заливу, мне было видно его невооруженным глазом. - Ступайте, любезный, - приказала я решительно, выбираясь из пледа. - Котик здесь уж больно любопытный шастает, - проигнорировав просьбу, мужик обогнул валун и стал спускаться ко мне. – На камышового повадками похожий. Я уже снимала палантин и укладывала его между камней, вместе с остальной одеждой и сложенным стулом. Сцена должна быть свободной. - Может, вам нужна помощь? - Еще один шаг, любезный, и я кричать буду! Убирайтесь! Он нерешительно остановился. - Но позвольте… - Не позволю! Ума не приложу, как должен выглядеть камышовый кот, но, если это трехцветная бестия с бандитским выражением морды, то он за вашей спиной. - У вас здесь пикник? Он не обернулся, а зря. Потому что кот, размером с крупную охотничью собаку, сжался в комочек, явно с целью атаковать.»
Дмитрий Рус. "Играть, чтобы жить. 1.Срыв". Фэнтези, ЛитРПГ. Собственно говоря, видимо, уже классика жанра, и только самые отсталые слои населения знакомятся только сейчас... Но я вот увидела, что эксмо переиздает цикл (вроде бы) и сразу же решила почитать. Сюжет: молодой человек Глеб, 31 год, живет себе обычной жизнью, потихоньку занимается предпринимательской деятельностью (что-то в компьютерной сфере) - и тут на него обрушивается болезнь. Рак головного мозга, жить осталось не больше месяца... Но знающие люди дают совет - сейчас очень развивается виртуал, и все больше и больше проявляется такое явление, как срыв - игроки настолько увлекаются, что теряют связь с реальностью в буквальном смысле и остаются в игре в оцифрованном виде. Власти бьют тревогу, компьютерно-игровой бизнес чует громадные прибыли, ну а для таких, как Глеб - это последний шанс. Недолго думая, Глеб тут же разбирается с делами и погружается в игру. Отныне он уже не типичный средний индивидуум, а высший эльф с некромантским уклоном по имени Лаит, то есть, в переводе с эльфийского, Дитя Ночи. Ну, а дальше обычный путь - раскачка персонажа, завязывание связей и заведение знакомств, добыча всего, что попадется и т.д. Естественно, все оказывается не так завлекательно, как кажется на первый взгляд, в новом мире хватает и злодеев, и коварных интриг и всяких подводных камней... Очень бодро и энергично. Прочитала с большим удовольствием. Не берусь судить, но пока что все книжки в жанре ЛитРПГ, которые я пробовала читать, мне нравятся... Хотя они, конечно, все более-менее одинаковые, в смысле, выстроены по одной схеме. Ну вот разве что Дулепа как-то не пошел никак и никуда. Хотя, может, надо еще попробовать... И -что характерно! - до сих пор ни один цикл данного жанра мне не удалось дочитать до конца. Может, с этим наконец повезет? Вообще, мне прямо таки смешно на саму себя. Ну вот, если так взять: все эти игры РПГ - это симулятор жизни, а тогда книжки по играм, которые ЛитРПГ - это симулятор симулятора. Наверно, их специально придумали, для таких чайников, как я, которые сами не берутся играть, а только читают, как другие лихо играют. Ну в самом деле! Я даже прикинула - но нет! не возьмусь я играть ни в какие РПГ! Для меня это слишком сложно... тем более, тут такие ужасы пишут... Куда мне играть - меня будут убивать все подряд еще на стадии нуба. Я уж лучше так почитаю... Как тут ГГ слеганца рубает в капусту жутких монстров, и как на него сыплются плюшки в виде редких артефактов и умений. (бурчит) вот если Армада переиздает популярные циклы, так она помещает по три книжки минимум в приятный толстенький томик мелким шрифтом. Но от эксмо, ясное дело, такого ждать не приходится. Даже уже заявленная вторая книга неизвестно когда наконец появится, я уж молчу про остальные.
А.П.Чехов. Письма. «А.С.Суворину. 14 октября 1888г. Целые сутки мой жилец-гимназист пролежал в постели с температурой в 40 градусов, с головной болью и бредом. Представьте всеобщий ужас, а в особенности мой! Его мать такая симпатичная женщина, каких мало. Меня мучил вопрос: посылать ей телеграмму или нет? К счастью, птенец ожил, и вопрос решился сам собою. Кстати, приходил из гимназии классный наставник птенца, человек забитый, запуганный циркулярами и ненавидимый детьми за суровость. Он у меня конфузился, ни разу не сел и все время жаловался на начальство, которое их, педагогов, переделало в фельдфебелей. Классные наставники обязаны посещать квартиры учеников; положение их дурацкое, особенно когда, придя к ученику, они застают толпу гостей: конфуз всеобщий. Образчик писем, получаемых братом-учителем: «Многоуважаемый Иван Павлович! Честь имею сообщить Вам, что мой сын, Николай Ренский, не был 12-го дня сего месяца в классе по нашему настоянию. 11-го дня вечером он был в церкви, смотрел свадьбу и был заперт, по недосмотру трапезника, в церкви. Чрез два часа мы его, после долгих поисков, привели домой. Из боязни, что испуг может воздействовать расслабляющим образом на его нервную систему, мы на другой день оставили его дома, чтобы ему успокоиться. Покорный Ваш слуга, диакон Димитрий Никифорович Ренский.»
читать дальшеГ.Шаргородский. Станционный смотритель. Бес в ребро. «Барон дал мне возможность насладиться не только напитком, но и закусками, а затем перешел к разговору, причем, так сказать, с места в карьер: - Как вы относитесь к личной власти, герр Зимин? – с небрежностью беседы о мелочах спросил барон, но было видно, что ответ его интересует не из простого любопытства. - Это смотря какую власть вы имеете в виду, - ответил я, пытаясь для начала ответить на этот вопрос самому себе. - А она бывает разная? – хитро прищурился немец. - Конечно. Власть над другими людьми мне неинтересна, потому что с самооценкой у меня все в порядке и манией величия не страдаю. А вот власть над происходящими вокруг меня событиями – это то, к чему я всегда стремился, что получается слабовато. Еще такую власть называют свободой. - Любопытная интерпретация, - хмыкнул Майер. – Значит, по-вашему, я – совершенно несвободный человек со слабой самооценкой и признаками мании величия, коль уж решил стать бароном? На подначку я не повелся и ответил в том же тоне: - Совершенно не получается. Будь это так, вас повсюду сопровождали бы восторженные горожане, бросающие вам под ноги цветы, а за их спинами маячили бы те, кто контролируют – достаточно ли сильно жители баронства любят своего великого, мудрого, справедливого, ну и еще очень красивого господина. Цветов я не наблюдал, как и жандармов, значит, вы просто используете власть, чтобы получить максимально возможную степень свободы. Как по мне, это слишком сложный путь, но, если тех, кто от вас зависит, слишком много, - иного выхода может и не быть.»
Григорий Шаргородский "Станционный смотритель. Бес в ребро". Фэнтези, продолжение цикла про аналитика Никиту Зимина, который переехал в фэнтези-мир и неожиданно стал магом... Сюжет: ГГ и его команда обживаются на станции. Работа приняла более-менее рутинный характер, завязываются различные отношения и связи с ближайшими соседями, окружающая дикая природа уже не только ужасает, но и вызывает интерес (в том числе, коммерческий) и даже восторг. Но проблемы все равно время от времени возникают - касается это сложных дел с местным удельным боярином, или с залетными истинными магами - и нужно хочешь- не хочешь как-то разбираться... Вот нравится мне этот цикл (автор пишет все лучше и лучше? Тут хватает и повседневной жизни в фэнтези-мире - что я всегда люблю! - и интересные и опасные приключения-злоключения... Нравится, как автор придумывает окружающий мир, с его флорой и фауной - какое многообразие... Впрочем, это у автора фирменная фишка, у него всегда склонность к изобретению разных монстров. Здесь еще такой... скромный вариант... В начале книги идет пролог - автор любит прологи! а я их ненавижу. Но на удивление, в данном случае автор этот пролог очень хитро использовал. Занятно получилось... Надеюсь, что автор еще будет продолжать цикл, очень интересно.
Армен Джигарханян... Несмотря на то, что с ним стало в последние годы - ну, кто угодно может стать старым и усталым... Но - он же был всегда? в моем детстве.
А.Бушков. Оборотни в эполетах, или Сиятельное ворье. «В 1895 году Матильда Кшесинская купила за городом, в Стрельне, настоящий двухэтажный дворец, сделала там капитальный ремонт, даже поставила собственную мини-электростанцию, о чем не без гордости говаривала: «Многие мне завидовали, так как даже в императорском дворце не было электричества». Откуда дровишки? Собственного состояния у Матильды не было (ее отец и мать всю жизнь танцевали в балете на вторых ролях). Ее жалованье в тот год составляло 5 тысяч рублей. Меж тем расходы на Стрельну составили многие десятки тысяч рублей. Объяснение тут может быть одно-единственное: деньги, несомненно, пришли от Николая, причем наверняка казенные (в свое время Александр III урезал годовое содержание великих князей до относительно скромных сумм – 200 тысяч рублей. По меркам высшего света и его тратам – семечки…) Оставленная Николаем, Матильда пустила в ход поминавшуюся деловую хватку. Дворец в Стрельне, если называть вещи своими именами, превратился в бордель, можно сказать, шестизвездочный. Воспоминания балерины, современницы событий: «О ее доме в Стрельне ходили легенды. Сколько юных танцовщиц, начинающих дебютанток прошли через этот дворец! Балерин собирали в огромном зале. Гасли свечи, в темноте открывались двери, и толпа молодых великих князей радостными жеребцами врывалась в комнату – это называлось «Похищение сабинянок». «Живые картины» продолжались до утра в бесконечных комнатах, где уединялись похитители и похищенные».
читать дальшеЖ.М.Генассия. О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий. «Это мое самое давнее воспоминание. Было мне четыре-пять лет. Когда мы гуляли с Леной в парке Бют-Шомон, что случалось не часто, мы держались за руки, потому что она питала необъяснимое отвращение к детским коляскам, и время от времени присаживались на скамейку передохнуть; часто рядом оказывались другие женщины, тоже выгуливающие детей, и им хотелось поболтать. Задача оказывалась не из простых, потому что мать всегда терпеть не могла пустой треп и отвечала на все вопросы односложно, стараясь отвести меня подальше. Женщины смотрели на меня, широко улыбаясь, некоторым даже удавалось погладить меня по щеке, и в конце концов неизменно спрашивали: «Это девочка или мальчик?» Мать оглядывала меня и отвечала: «Пока не знаю».
Г.Шаргородский. Станционный смотритель. Бес в ребро. «На одной из вылазок в Крону я сверзился с ветки. Страховочный трос помог, но слабина была слишком большой, так что я весело плюхнулся на ветку ярусом ниже. Было неприятно, но все же пострадал я меньше, чем красивая бабочка или нечто похожее на ее земной аналог. Ее жизнь закончилась под моей пятой точкой – не самая завидная участь для столь изящного существа. Зная, что деньги в беловодских лесах буквально валяются под ногами, я отправил снимок раздавленного насекомого нашему предприимчивому другу Сосо. И уже на следующий день пришел ответ. А затем сразу же я получил заказ на целый ассортимент бабочек с разными ценниками – от сотни до семи сотен червонцев за штуку. По словам нашего носатого друга, клиент, увидев фотографию, едва ли не запрыгал, как макака, - настолько ему захотелось получать желаемое. Пользуясь таким нетерпением, я затребовал в качестве аванса «паука» и кое-какое дополнительное оборудование. Теперь возникал закономерный вопрос – ну и где мне искать этих ценных мотыльков? Если бы их можно было так легко найти всем желающим, ценник не был бы столь впечатляющим. На этом дереве мы с Чучей оказались, потому что именно тут состоялось судьбоносное падение, но пока что вожделенной добычи не видать. Не увидел я ее и еще через полчаса. После оговоренного сеанса связи со станцией возникла мысль, что за обновки придется платить из зарплаты и другой добычи, но тут голову посетила неожиданная мысль. - Чуча, грызун ты хитросделанный, подь сюды! Тахрун быстро отозвался на свое имя, но вид имел крайне нерадостный. Достав смартфон, я быстро нашел статью о бабочках и вывел на экран цветок лианы, на которых эти насекомые кормятся. По крайней мере, так считали местные энтомологи. Как ни странно, Чуча опознал цветок и даже вернул мне картинку с таким же, но изрядно увядшим бутоном.»
А.П.Чехов. Письма. Собрание сочинений в 12 томах. Том 2. 1887-1888г. Итак, счастливое стечение обстоятельств привело меня в библиотеку (пока она еще не закрылась на очередной карантин) и воссоединило с письмами Чехова. Так что я продолжаю их обстоятельно читать и снова испытываю надежду, что дочитаю потихоньку до конца. В указанный период все так и продолжается. Молодой Чехов активно пишет разные небольшие рассказики и юморески в газеты и юмористические журналы - собственно, он этим и живет, еще умудряется и содержать многочисленное семейство. Он уже становится известным автором... На него начинают обращать внимание деятели из серьезных литературных кругов. Знакомство с Сувориным, который выпускает журнал "Новое время", занимается книгоизданием. Суворин, судя по письмам, отнесся к молодому автору очень доброжелательно, занялся его продвижением и поддержкой. Чехов пишет о нем с большой теплотой... (тут я вспоминаю, что у меня есть книжка с дневниками Суворина, правда более позднего периода, и я ее даже прочитала! действительно, приятный дядечка... пишет интересно, высказывается умно и тонко... ) Написана и поставлена в театре пьеса "Иванов". Постановка имела успех. Первая пьеса Чехова? Во всяком случае, из серьезных. Ну вот, насколько я помню, в сборнике "Пьесы Чехова", вышедший еще в советские времена, эта пьеса шла первой! Подробности, о чем пьеса, что там вообще, не помню. Ну, оно и неудивительно... Во-первых, сколько мне тогда было? э... поди, 6-7 класс... что бы я вообще понимала... Во-вторых, как я сейчас размышляю, читая письма, тут еще надо знать тогдашний контекст! В смысле, какие были тогда в театре обычаи, что и как обычно ставилось... Потому что тут, в письмах, упоминается, что пьеса для публики стала прямо новаторской. Да, мы сейчас, конечно, не сможем воспринимать чеховские пьесы как его современники, при всем желании... читать дальшеВообще, от прочитанного создается удивительно теплое впечатление. Видимо, это все-таки была счастливая жизнь... И это огромное семейство, и их круг общения, друзья и родственники. Прямо мне временами казалось, что до меня доносятся отголоски какого-то обстоятельного романа - семейную сагу! - в которой родители (какие бы там ни были отношения с отцом), братья и сестра, с ними постоянно что-то происходит, вот они едут на дачу, которую сняли наугад на Украине, на реке Псел - потом начинают приглашать к себе в гости всех знакомых (кто-то и приезжает!), завязывают дружеские отношения с хозяевами имения, и те потом приезжают в Москву и останавливаются у них! Как бы это было интересно и захватывающе! Если бы еще писал Чехов, со своим юмором и склонностью к иронии-сарказму. Может, вышло бы что-нибудь наподобие Вудхауса... Но не судьба. Так, почему мне Вудхаус вспомнился? А, ну да! показалось что-то сходное в юморе... Еще вот читала в романе про Псмита - так сразу и врезалось в память - авторское: "она зашла в комнату, на глазах оклеопатриваясь", что-то в этом роде. А здесь, у Чехова, в одном из писем, где он описывает, как при ожидании на вокзале заметил какую-то знакомую девицу, которая сидела и красилась, и - "совсем окошкодохлилась". Но не будет нам никакого русского Вудхауса. Проклятие русской литературы! Все должно быть драматично, эпично, трагично, чтобы непременно вскрывать и изобличать, язвы общества и все такое. Вот здесь Чехов в одном из писем пишет, что написал водевиль "Медведь" - и пишет ведь этак со стыдом! извиняется, натурально! кается, что написал такую "пошлую и пустенькую" вещь. И вообще, что у него склонность к такому вот несерьезному... Вот ведь до чего дошло! Человек стыдится и извиняется, что у него есть чувство юмора, что его тянет писать что-то на позитиве... Эх. (бурчит) ну и что, ну и что... Что там у нас в золотом фонде - "Человек в футляре"? "Палата №6"? Чайка, три сестры и небо в алмазах? Мы бы умерли все без них? А может, нам было бы лучше с нашим родным русским Вудхаусом? Кто может знать... А Чехов вообще красавчик. В томах помещены аутентичные строгие фотки, а я нашла раскрашенную...
И - вторая часть...
«Вы и Ваш супруг стали в последнее время что-то очень часто прохаживаться насчет моих умственных способностей. Он подарил мне рюмку с надписью: «Пьяный проспится, а дурак никогда».
«А Вы меня утешаете наречием «иногда!» Когда Вы будете умирать, я напишу Вам: «Люди иногда умирают». И Вы утешитесь.»
«Русская жизнь бьет русского человека так, что мокрого места не остается, бьет на манер тысячепудового камня. В Западной Европе люди погибают оттого, что жить тесно и душно, у нас же оттого, что жить просторно…Простора так много, что маленькому человечку нет сил ориентироваться… Вот что я думаю о русских самоубийцах…»
«Жажду прочесть повесть Короленко. Это мой любимый из современных писателей. Краски его колоритны и густы, язык безупречен, хотя местами и изыскан, образы благородны. Хорош и Леонтьев… Этот не так смел и красив, но теплее Короленко, миролюбивее и женственней… Только – аллах керим! – зачем они оба специализируются? Первый не расстается со своими арестантами, а второй питает своих читателей только одними обер-офицерами… Я признаю специальность в искусстве, как жанр, пейзаж, историю, понимаю и амплуа актера, школу музыканта, но не могу помириться с такими специальностями, как арестанты, офицеры, попы… Это уж не специальность, а пристрастие.»
«Не уметь пить в дороге, когда светит луна и из воды выглядывают крокодилы, так же неудобно, как не уметь читать. Вино и музыка всегда были для меня отличнейшим штопором. Когда где-нибудь в дороге в моей душе или в голове сидела пробка, для меня было достаточно выпить стаканчик вина, чтобы я почувствовал у себя крылья и отсутствие пробки.»
«Ах, если бы Вы знали, какой сюжет для романа сидит в моей башке! Какие чудесные женщины! Какие похороны, какие свадьбы! Если б деньги, я удрал бы в Крым, сел бы там под кипарис и написал бы роман в 1-2 месяца. Впрочем, вру: будь у меня на руках деньги, я так бы завертелся, что все романы полетели бы вверх ногами.»
«Люди, которых я изображаю, дороги и симпатичны для меня, а кто симпатичен, с тем хочется подольше возиться.»
«Завтра я гуляю на свадьбе у портного, недурно пишущего стихи и починившего мне из уважения к моему таланту пиджак.»
«Посылаю Вам свой долг с извинением, что так долго не возвращал его. В медлительности виноват не я, а человечество, которое не платит долгов за своих гениев.»
«… Знаки препинания, служащие нотами при чтении…»
«Называю Вас мещанским писателем не потому, что во всех Ваших книгах сквозит чисто мещанская ненависть к адъютантам и журфиксным людям, а потому что Вы тяготеете к идеализации серенькой мещанской среды и ее счастья.»
«Поспелов трогателен; он идейный человек и герой. Но, к сожалению, Вы субъективны до чертиков. Вам не следовало бы описывать себя. Право, было бы лучше, если бы Вы подсунули ему на дороге женщину и свои чувства вложили в нее…»
«От нечего делать написал пустенький, французский водевильчик под названием «Медведь». Ах, если в «Северном вестнике» узнают, что я пишу водевили! Но что делать, если руки чешутся и хочется учинить какое-нибудь тру-ля-ля! Как ни стараюсь быть серьезным, но ничего у меня не выходит, и вечно у меня серьезное чередуется с пошлым. Должно быть, планида моя такая.»
«Сидел я у него часа два и, к сожалению, разболтался и говорил гораздо больше, чем он, а для меня, согласитесь, его разговоры гораздо полезнее, чем мои собственные…»
«…Поросшие предисловиями, как заброшенный пруд водорослями…»
«На правах великого писателя я все время в Питере катался в ландо и пил шампанское. Вообще чувствовал себя прохвостом.»
«В начале сего года я заработал и прожил полторы тысячи рублей. Деньги улетучиваются, как черт от ладана.»
«Меня в Питере прозвали почему-то Потемкиным, хотя у меня нет никакой Екатерины. Очевидно, считают меня временщиком у муз.»
«Работается плохо. Хочется влюбиться, или жениться, или полететь на воздушном шаре.»
«Не поручите ли Вы мне купить для Вас рыболовных снастей? У завзятых рыболовов есть примета: чем дешевле и хуже снасти, тем лучше ловится рыба. Я обыкновенно покупаю сырой материал и уж из него сам делаю то, что нужно.»
«Большие повести долго ждут очереди, а маленькие подобны городничему, который найдет себе место в церкви, даже когда негде яблоку упасть.»
«… Я деликатный человек, то есть , очень часто не решаюсь говорить и писать правду…»
«Что касается Вашего страха перед сюжетами, то излечить его трудно. Я тоже не доверяю своим сюжетам. Мне почему-то кажется, что для того, чтобы верить в свои сюжеты и мысли, нужно быть немцем или, как Баранцевич, быть женатым и иметь шесть человек детей.»
«Я давно уже печатаюсь, напечатал пять пудов рассказов, но до сих пор еще не знаю, в чем моя сила и в чем слабость.»
«Ваша точка зрения показалась мне неверной. Вы точно взглянули на «Северный вестник», как на конкурента, а тут не может быть и речи о конкуренции… И цари, и рабы, и умные, и глупые, и мытари, и фарисеи имеют одинаковое юридическое и нравственное право чтить память покойников, как им угодно, не интересуясь ничьим мнением и не боясь помешать друг другу… Это раз. Во-вторых, Вы спрашиваете: что им Гекуба? Гекуба не составляет ничьей привилегии. Она для всех.»
«Когда Вы будете адресоваться ко мне в провинцию, то не забывайте величать меня на адресе «доктором». Адреса докторов почта отлично помнит.»
«Не так страшен черт, как его размалевали нервы.»
«Деньги на проезд есть, а что будем кушать в Сумах, про то не знаю… Буду ловить рыбу и ею питать своих престарелых родителей.»
«Что Ваш сборник попадет в историю русской литературы, утешительного мало, ибо эту историю пишут те же господа, которые пишут плохие рецензии…»
«В реке Псле водятся, между прочим, судаки и карпы. Жалко, что Вы не рыболов! Поймать судака – это выше и слаже любви!»
«В четверг я еду в Украйну. Везу с собой медикаменты и мечтаю о гнойниках, отеках, фонарях, поносах, соринках в глазу и о прочей благодати. Летом обыкновенно я полдня принимаю расслабленных, а моя сестрица ассистентирует мне. Это работа веселая.»
«Не понимаю я, что за недуг у Анны Ивановны?! Что же говорят доктора? По крайней мере, о чем они разговаривают на консилиумах? Не могут же они брать деньги за лечение болезни, которой не знают! Если они ждут вскрытия, чтобы поставить диагноз, то визиты их к тебе нелепы, и деньги, которые они решаются брать с тебя, вопиют к небу. Ты имеешь полное право не платить этим господам; даю это право тебе я, потому что знаю, как мало права на стороне эскулапов, и потому что сам не беру даже с таких, с каких следовало бы брать. Ты можешь поквитаться за меня.»
«От непривычки писать длинно я мнителен; когда я пишу, меня всякий раз пугает мысль, что моя повесть длинна не по чину, и я стараюсь писать возможно короче.»
«Вы пишете, что ни разговор о пессимизме, ни повесть Кисочки нимало не подвигают и не решают вопроса о пессимизме. Мне кажется, что не беллетристы должны решать такие вопросы, как бог, пессимизм и т.п. Дело беллетриста изобразить только, кто, как и при каких обстоятельствах говорили или думали о боге или пессимизме. Художник должен быть не судьею своих персонажей и того, о чем говорят они, а только беспристрастным свидетелем. Я слышал беспорядочный, ничего не решающий разговор двух русских людей о пессимизме и должен передать этот разговор в том самом виде, в каком слышал, а делать оценку ему будут присяжные, то есть читатели. Мое дело только в том, чтобы быть талантливым, то есть уметь отличать важные показания от неважных, уметь освещать фигуры и говорить их языком.»
«Не дело психолога понимать то, чего он не понимает. Паче сего, не дело психолога делать вид, что он понимает то, чего не понимает никто. Мы не будем шарлатанить и станем заявлять прямо, что на этом свете ничего не разберешь.»
«Имение Смагиных велико и обильно, но старо, запущено и мертво, как прошлогодняя паутина. Дом осел, двери не затворяются, изразцы на печке выпирают друг друга и образуют углы, из щелей полов выглядывают молодые побеги вишен и слив. В той комнате, где я спал, между окном и ставней соловей свил себе гнездо, и при мне вывелись из яиц маленькие, голенькие соловейчики, похожие на раздетых жиденят.»
«Когда я разбогатею, то куплю себе на Псле или на Хороле хутор, где устрою «климатическую станцию» для петербургских писателей. Когда по целым дням не видишь ничего, кроме деревьев и реки, когда то и дело прячешься от грозы или обороняешься от злых собак, то поневоле, как бы ни был умен, приобретаешь новые привычки, а все новое производит в организме реакцию более резкую, чем рецепты Бертенсона.»
«Общий тон книжки уныл и мрачен, как дно колодезя, в котором живут жабы и мокрицы.»
«… Угнетен сухою умственностью и насквозь протух чужими мыслями…»
«Целый день проводим в разговорах. Ночь тоже. И мало-помалу я обращаюсь в разговорную машину. Решили мы уже все вопросы и наметили тьму новых, еще никем не приподнятых вопросов. Говорим, говорим, говорим и, по всей вероятности, кончим тем, что умрем от воспаления языка и голосовых связок.»
«Мечтал я написать в Крыму пьесу и 2-3 рассказа, но оказалось, что под южным небом гораздо легче взлететь живым на небо, чем написать хоть одну строку.»
«Сижу в Сухуми. Природа удивительная до бешенства и отчаяния. Все ново, сказочно, глупо и поэтично. Эвкалипты, чайные кусты, кипарисы, кедры, пальмы, ослы, лебеди, буйволы, сизые журавли, а главное – горы, горы и горы без конца и краю… Если бы я пожил в Абхазии хотя месяц, то, думаю, написал бы с полсотни обольстительных сказок. Из каждого кустика, со всех теней и полутеней на горах, с моря и с неба глядят тысячи сюжетов. Подлец я за то, что не умею рисовать.»
«Женитьба хорошая штука… Если не дает сюжетов (а она сюжетов не дает, ибо литераторы видят только даль, но не то, что у них под носом делается), то во всяком случае дает солидность, устойчивость и поселяет потребность совлечь с себя ветхого человека… Это так, ибо у женатого совсем иное мировоззрение, чем у холостяка.»
«Пережил я Военно-грузинскую дорогу. Это не дорога, а поэзия, чудный фантастический рассказ, написанный демоном и посвященный Тамаре…»
«У человека слишком недостаточно ума и совести, чтобы понять сегодняшний день и угадать, что будет завтра, и слишком мало хладнокровия, чтобы судить себя и других.»
«Наши собственные мнения, быть может, и имеют цену; но такую неопределенную, что никакой жид не принял бы их в залог; на них не выставлена проба, а пробирная палатка на небе… Пишите, пока есть силы, вот и все, а что будет потом, господь ведает.»
«Под флагом науки, искусства и угнетаемого свободомыслия у нас на Руси будут царить такие жабы и крокодилы, каких не знавала даже Испания во времена инквизиции. Вот Вы увидите! Узкость, большие претензии, чрезмерное самолюбие и полное отсутствие литературной и общественной совести сделают свое дело. Все эти Гольцевы и К напустят такой духоты, что всякому свежему человеку литература опротивеет, как черт знает что, а всякому шарлатану и волку в овечьей шкуре будет где лгать, лицемерить и умирать «с честью»…»
«Я целые часы проводил на молотьбе и чувствовал себя в высшей степени хорошо. Паровик, когда он работает, кажется живым; выражение у него хитрое, игривое; люди же и волы, наоборот, кажутся машинами.»
«Я страшно испорчен тем, что родился, вырос, учился и начал писать в среде, в которой деньги играют безобразно большую роль.»
«Вы советуете мне не гоняться за двумя зайцами и не помышлять о занятиях медициной. Я не знаю, почему нельзя гнаться за двумя зайцами даже в буквальном значении этих слов? Были бы гончие, а гнаться можно. Я чувствую себя бодрее и довольнее собой, когда сознаю, что у меня два дела, а не одно… Медицина – моя законная жена, а литература – любовница. Когда надоедает одна, я ночую у другой. Это хотя и беспорядочно, но зато не так скучно, да и к тому же от моего вероломства обе решительно ничего не теряют. Не будь у меня медицины, то я свой досуг и свои лишние мысли едва ли отдавал бы литературе. Во мне нет дисциплины.»
А.П.Чехов. Письма. «Чеховым. 22 июля 1888г. Вчера я ездил в Шах-Мамай, имение Айвазовского, за 25 верст от Феодосии. Именье роскошное, несколько сказочное; такие имения, вероятно, можно видеть в Персии. Сам Айвазовский, бодрый старик лет 75, представляет из себя помесь добродушного армяшки с заевшимся архиереем; полон собственного достоинства, руки имеет мягкие и подает их по-генеральски. Недалек, но натура сложная и достойная внимания. В себе одном он совмещает и генерала, и архиерея, и художника и армянина, и наивного деда, и Отелло. Женат на молодой и очень красивой женщине, которую держит в ежах. Знаком с султанами, шахами и эмирами. Писал вместе с Глинкой «Руслана и Людмилу». Был приятелем Пушкина, но Пушкина не читал. В своей жизни он не прочел ни одной книги. Когда ему предлагают читать, он говорит: «Зачем мне читать, если у меня есть свои мнения?»
Литературная газета. Виктор Розов. « - Виктор Степанович, вы – автор пьесы «Вечно живые», по мотивам которой снят фильм «Летят журавли». Как вы думаете, возможно ли сегодня создание произведений такого уровня? События последних лет, испытания, выпавшие на долю нашего народа, по их масштабам и степени трагизма дают обширный материал для глубокого осмысления и яркого их художественного воплощения. - Феномен фильма «Летят журавли» был обусловлен тем, что Великая Отечественная, которая принесла нам столько горя и страданий, окончилась нашей победой. То, что происходит со страной сегодня, еще не кончилось. Финал этой драмы опасно открыт. Мы должны бодрствовать, готовиться к новым испытаниям и верить, что Бог даст нам силы выстоять в смертельной схватке.» *** читать дальшеСалих Гуртуев, президент клуба писателей Кавказа: «Писатель не может и не должен оставаться в стороне, когда между будущими героями его произведений разгорается вражда. Знание о жизни другого народа за последние несколько лет истончилось до толщины газетной бумаги.» *** Олег Рябов, главный редактор журнала «Нижний Новгород»: «Когда на мой вопрос: «Читал ли ты «Острова в океане» Хемингуэя – мой товарищ отвечает мне, что он слушал роман со своей аудиосистемы, сидя в машине, мне кажется, что он не понял вопроса. После такого ответа, на вопрос по поводу прочтения романа Льва Толстого «Анна Каренина» я уже жду ответа, что мой товарищ смотрел балет с участием Майи Плисецкой и этого ему достаточно.»
В.Пуханов. Один мальчик. «Один мальчик жил тихую и скучную жизнь, у него не было друзей, не было девочки, не было работы, не было увлечений. «А стану-ка я писателем, - подумал однажды мальчик. – И опишу свою жизнь так изысканно и тонко, чтобы все мне позавидовали.»
Д.Росси. Сиделка. «Двери в покои графа я открывала без страха. Не убьет же он меня, в самом деле? Горн не безумец. А то, что швыряется всем подряд и рычит, так это мелочи, на которые при моей профессии не стоит обращать внимания. Это все преодолимо. И потом, в моей практике еще не было пациента, с которым я не смогла бы договориться. С любым человеком можно найти общий язык, нужно только немного постараться. С этими оптимистичными мыслями я и вошла в комнату И запнулась, увидев открывшуюся моим глазам картину. Горн, раскинув руки, лежал на полу. Его темные волосы выглядели почти черными на фоне бледного лица, губы побелели, под правой ногой на ковре расползлось бурое пятно. Рес! Только этого не хватало! Я громко выругалась и кинулась к своему упрямому пациенту. - Милорд! Вы меня слышите? Какое там! Граф не отвечал. Дыхание его было прерывистым и тяжелым Я быстро осмотрела мужчину. Раны открылись, бинты пропитались кровью, повязка, закрывающая глаза, сбилась. Одна я не справлюсь. Нужно вызывать подмогу.»
«В открытое настежь окно прут зеленые ветки, веет зефир… Потягиваясь и жмурясь, как кот, я требую поесть, и мне за 30 коп. подают здоровеннейшую порцию ростбифа, который с одинаковым правом может быть назван и ростбифом, и отбивной котлетой, и бифштексом, и мясной подушечкой, которую я непременно подложил бы себе под бок, если бы не был голоден, как собака и Левитан на охоте.»
«Пришлось на вокзале ждать шесть часов. Тоска. На одном из поездов видел Соню Ходаковскую; мажется, красится во все цвета радуги и сильно окошкодохлилась.»
«Денег у меня нет, и если б не способность жить за чужой счет, то я не знал бы, что делать.»
«… Глядя на ее череп, начинаю не верить в существование вещества, именуемого мозгом.»
«Продукт вдохновения. Quasi симфония. В сущности белиберда. Нравится читателю в силу оптического обмана. Весь фокус во вставочных орнаментах вроде овец и в отделке отдельных строк. Можно писать о кофейной гуще и удивить читателя путем фокусов.»
«Перед выездом за 7-8 часов вышлите мне телеграмму по масштабу: «Воскресенск Чехову. Еду вторник дачным. Лазарев». Можно и без слова «еду». Если разоритесь на телеграмму, вышлю вам на станцию своего лейб-кучера Алексея с тележкой, который берет за доставку юмористов очень дешево. Алексея узнаете по 1) глупости, 2) растерянному взгляду и по 3) номеру «Нового времени», который я велю держать ему в руках. Привезите фунт лучшей ветчинной колбасы, фунт карамели и, если можно 1 (или 2) вершу, которую можно купить в Охотном ряду или у Москворецкого моста в живорыбных лавках. Впрочем, с вершей таскаться неудобно… Хотя, впрочем, можно сдать в багаж…»
«От зубной боли и любви помогает шальная пуля, пущенная в висок. Такая пуля дает определенное впечатление.» читать дальше «Ты положительно не знаешь женщин! Нельзя же, душа моя, вечно вертеться около одного женского типа! Побойся бога, ни в одном из твоих рассказов нет женщины-человека, а все какие-то прыгающие бланманже.»
«Затмение не удалось. Было облачно и туманно. Наблюдал дворню и кур: занимательно и поучительно. Потемки, очень внушительные, продолжались с минуту. Утро прошло весело и кончилось простудой.»
«Надо удивляться Вашей способности писать большие вещи газетно, частями, и памяти Вашей… Неужели Вы не забываете того, что писали месяц тому назад? Неужели когда пишете конец, то читаете начало? Я бы не мог так.»
«За успокоительную весть о Николае merci. Я получил от него письмо, в котором он клянется, что не разводит у меня в квартире блох (?), бранится и проч.»
«У меня прибавление семейства: откармливаем молодого зайца. Судя по ушам, очень талантливого; уши длиннее, чем у осла.»
«Я помешался на грибах. По целым дням, как дурак, блуждаю по лесам и смотрю вниз под ноги. Надо бросить, ибо это удовольствие мешает делу.»
«… Короче, я не знаю ни одного основания, в силу которого было бы полезно и уместно изображать действительность непременно в наихудшем ее виде.»
«… Нельзя ведь отрицать культуру только потому, что дамы носят турнюр и любят оперетку.»
«Пишу и читаю рецензии. Рецензий было много. Читаю и никак не могу понять, хвалят меня или же плачут о моей погибшей душе?»
«Два раза был в театре Корша, и в оба раза Корш убедительно просил меня написать ему пьесу. Я ответил: с удовольствием. Актеры уверяют, что я хорошо напишу пьесу, так как умею играть на нервах.»
«Пишу я целый день и до того дописался, что стало противно держать в руках перо. Кроме этого у меня было много деловой переписки. Только и отдыхаю, когда езжу к больным.»
«Поручения мои исполняй, не морщась. Ты будешь вознагражден отлично: тебя упомянет в моей биографии будущий историк: «Был-де у него брат Алексей, который исполнял его поручения, чем немало способствовал развитию его таланта».
«Появились литературные враги. Кто-то напечатал стихотворение «Тенденциозный Антон», где я назван ветеринарным врачом, хотя никогда не имел чести лечить автора.»
«Ты приглашаешь меня к себе на квартиру… Еще бы! Всякому приятно дать приют гениальному человеку! Хорошо, я сделаю для тебя одолжение… Только условие: вари для меня суп с кореньями, который у тебя особенно хорош, и предлагай мне пить водку не раньше 11 часов вечера. Детского пения я не боюсь.»
«Хотя я и дождусь того, что ты, соскучившись моею назойливостью, купишь за мой гонорар револьвер и выпалишь в меня, но я все-таки не унываю. Мне, когда я одолеваю тебя поручениями, льстит мысль, что моцион тебе полезен и что ты некоторым образом участвуешь в кормлении моих зверей.»
«Вы дурно делаете, что ленитесь и мало пишете. Вы «начинающий» и не должны под страхом смертной казни забывать, что каждая строка в настоящем составляет капитал будущего. Если теперь не будете приучать свою руку и свой мозг к дисциплине и форсированному маршу, то через 3-4 года будет уже поздно.»
«Если увидишь лейб-медика Боткина, то скажи ему, что я иду по его стезе: лечу в аристократических домах. Например, сейчас я иду к графине Келлер лечить ее повара и к Воейковой – лечить горничную.»
«Простите, что так долго не отвечал на Ваше письмо. Моя пьеса, сверх ожидания, - чтоб ей пусто было! – так заездила и утомила меня, что я потерял способность ориентироваться во времени, сбился с колеи и, вероятно, скоро стану психопатом. Написать ее было не трудно, но постановка требует не только траты на извозчиков и времени, но и массы нервной работы. Судите сами: 1) в Москве нет ни одного искреннего человека, который умел бы говорить правду; 2) актеры капризны, самолюбивы, наполовину необразованны, самонадеянны; друг друга терпеть не могут и какой-нибудь N готов душу продать нечистому, чтобы его товарищу Z не досталась хорошая роль. 3) Корш – купец, и ему нужен не успех артистов и пьесы, а полный сбор. 4) Женщин в его труппе нет, и у меня две прекрасные женские роли погибают ни за понюшку табаку. 5) Из мужского персонала только Давыдов и Киселевский будут на своих местах, а остальные выйдут бесцветными. 6) После того, как я заключил условие с Коршем, мне дали знать, что Малый театр был бы рад взять мою пьесу. 7) По мнению Давыдова, моя пьеса лучше всех пьес, написанных в текущий сезон, но она неминуемо провалится благодаря бедности коршевской труппы. 8) Хотел вчера взять свою пьесу назад, но Корш задрыгал ногами и руками… Еще хватило бы на 20 пунктов, но хватит и восьми.»
«Гуськов! Ты ропщешь, что я ничего не прописываю твоим цуцикам от поноса. Поносы разные бывают, и лечить их на расстоянии трудно. Одно могу прописать: надлежащее питание.»
«Ваши строки относительно постановки пьесы повергли меня в недоумение. Вы пишете: «Автор постановке только мешает, стесняет актеров и в большинстве случаев делает только глупые указания». На сие отвечу Вам: 1) автор хозяин пьесы, а не актеры; 2) везде распределение ролей лежит обязанности автора, если таковой не отсутствует; 3) до сих пор все мои указания шли на пользу и делалось так, как я указывал; 4) сами актеры просят указаний; 5) параллельно с моей пьесой в Малом театре репетируется новая пьеса Шпажинского, который три раза менял мебель и заставлял казну три раза тратить деньги на обстановку. И т.д. Если свести участие автора к нолю, то получится черт знает что…»
«На первом представлении было такое возбуждение в публике и за сценой, какого отродясь не видел суфлер, служивший в театре 32 года. Шумели, галдели, хлопали, шикали; в буфете едва не подрались, а на галерке студенты хотели вышвырнуть кого-то, и полиция вывела двоих.»
«Чтение пьесы не объяснит тебе описанного возбуждения; в ней ты не найдешь ничего особенного. Николай, Шехтель и Левитан – т.е. художники – уверяют, что на сцене она до того оригинальна, что странно глядеть. В чтении же это незаметно.»
«Так как это письмо, по всей вероятности, после моей смерти будет напечатано в сборнике моих писем, то прошу Вас вставить в него несколько каламбуров и изречений.»
«Смех Щеглова напоминает пение какой-то дикой птицы, а какой – не помню.»
«Милый Альба! Называю Вас так, потому что Ваш трагический почерк – последнее слово инквизиции. Он, пока я прочел Ваше письмо, вывихнул мне глаза.»
«Пишу степной рассказ. Пишу, но чувствую, что не пахнет сеном.»
«Литературная известность и хороший гонорар нисколько не спасают от такой мещанской прозы, как болезни, холод и одиночество.»
«… Около меня нет людей, которым нужна моя искренность и которые имеют на нее право.»
«Милый Альба! Так-таки одного слова я не разобрал в Вашем письме, хотя и глядел на него в лупу. Ну, почерк!»
«Малописание для пишущего так же вредно, как для медика – отсутствие практики.»
«Знаете что? Давайте-ка летом напишем по роману! Возьмем много денег и поедем куда-нибудь к лешему.»
«Кое-какие мысли о нашем бессилии, которое деликатный автор назвал безвластием, приходили и мне в голову. В наших талантах много фосфора, но нет железа. Мы, пожалуй, красивые птицы и поем хорошо, но мы не орлы.»
«Нельзя давать читателю отдыхать; нужно держать его напряженным…»
«У больших, толстых произведений свои цели, требующие исполнения самого тщательного, независимо от общего впечатления. В маленьких же рассказах лучше недосказать, чем пересказать.»
Что это за ерунда такая - я печатаю, а компьютер сам собой отключается?! Два раза подряд! Я вся напуганная сижу. Может, там какая-нибудь батарейка опять садится? Может, это глючит старая клавиатура?