Привидение кошки, живущее в библиотеке
Кардинал де Рец. Мемуары.
«Словопрение, как видите, довольно бестолковое, так и не привело в этот день к решению более внятному, во-первых, потому, что закончилось оно позднее пяти часов пополудни, хотя заседал Парламент с семи утра; во-вторых, народ был так возбужден, что опасались, и не без основания, как бы он не ворвался в Большую палату. Первому президенту предложили даже выйти через канцелярию, откуда он мог вернуться домой незамеченным. «Правосудию не пристало прятаться, - ответил он на это. – Знай я даже наверное, что мне суждено погибнуть, я и в этом случае не оказал бы подобной трусости, которая к тому же лишь придала бы духу смутьянам. Вообрази они, что я убоялся их во Дворце Правосудия, они добрались бы до меня и в моем доме». И так как я просил его не подвергать себя опасности, по крайней мере, покуда я не попытаюсь успокоить народ, он обернулся ко мне с насмешливым видом и произнес достопамятную фразу, которую я вам не раз приводил: « Ну что ж, милостивый мой государь, вам ведь стоит только молвить слово!» Признаюсь вам, хотя таким образом он ясно дал понять, что считает меня виновником смуты, а это была жестокая несправедливость, я лишь восхитился бесстрашием этого человека и поручил Комартену, чтобы тот задержал его в Большой палате до моего возвращения.»
А.Герман. Вернись в Сорренто?..
«Теперь самое время представить вам поближе мою личную охрану, моего ангела-хранителя, журналиста Рануччо. Рануччо, молодой человек лет двадцати пяти, был высокого роста и необыкновенно спокойного нрава. Его невозмутимость порой доводила меня до слез (конечно, я разрешала себе всплакнуть лишь наедине с собой, в гостинице) и до полного отчаяния.
Первым ушатом холодной воды, опрокинувшимся на мою бедную голову, была моя биография, созданная стараниями Рануччо. Узнав из нее о своем происхождении и судьбах близких мне людей, я была потрясена до того, что потеряла дар речи. Выйдя из шока, я, совершенно забыв, что Рануччо понимает только итальянский, закричала на родном языке: «Ты сошел с ума! Кому нужен этот бред?» Однако, Рануччо, по-видимому, понял меня ибо принялся объяснять, что, дескать, правдой никого не удивишь, а суть прежде всего в том, что люди жаждут необыкновенного, а если какие-то факты и присочинить, так это ерунда, поскольку, прочитав, все равно никто ничего не запомнит. «Все так делают», - сказал он, добавив мне в утешение, что выдумывают вещи и похуже. Доныне удивляюсь, почему, к примеру, моя мама превратилась в армянку? Скорее всего, Рануччо некогда прочел биографию Азнавура…
Впрочем, плод его буйной фантазии был полностью одобрен Пьетро, который высказал мне свои резоны, в точности повторяющие доводы Рануччо. Вдобавок меня же еще и упрекнули: «Я предпринимаю все, чтобы привлечь к тебе внимание, а ты недовольна». Что мне было делать? Уехать домой? Расторгнуть договор? Даже на дорогу до аэропорта мне бы не хватило, не говоря уж об обратном билете… А неустойку по договору пришлось бы платить до конца жизни.»
«Словопрение, как видите, довольно бестолковое, так и не привело в этот день к решению более внятному, во-первых, потому, что закончилось оно позднее пяти часов пополудни, хотя заседал Парламент с семи утра; во-вторых, народ был так возбужден, что опасались, и не без основания, как бы он не ворвался в Большую палату. Первому президенту предложили даже выйти через канцелярию, откуда он мог вернуться домой незамеченным. «Правосудию не пристало прятаться, - ответил он на это. – Знай я даже наверное, что мне суждено погибнуть, я и в этом случае не оказал бы подобной трусости, которая к тому же лишь придала бы духу смутьянам. Вообрази они, что я убоялся их во Дворце Правосудия, они добрались бы до меня и в моем доме». И так как я просил его не подвергать себя опасности, по крайней мере, покуда я не попытаюсь успокоить народ, он обернулся ко мне с насмешливым видом и произнес достопамятную фразу, которую я вам не раз приводил: « Ну что ж, милостивый мой государь, вам ведь стоит только молвить слово!» Признаюсь вам, хотя таким образом он ясно дал понять, что считает меня виновником смуты, а это была жестокая несправедливость, я лишь восхитился бесстрашием этого человека и поручил Комартену, чтобы тот задержал его в Большой палате до моего возвращения.»
А.Герман. Вернись в Сорренто?..
«Теперь самое время представить вам поближе мою личную охрану, моего ангела-хранителя, журналиста Рануччо. Рануччо, молодой человек лет двадцати пяти, был высокого роста и необыкновенно спокойного нрава. Его невозмутимость порой доводила меня до слез (конечно, я разрешала себе всплакнуть лишь наедине с собой, в гостинице) и до полного отчаяния.
Первым ушатом холодной воды, опрокинувшимся на мою бедную голову, была моя биография, созданная стараниями Рануччо. Узнав из нее о своем происхождении и судьбах близких мне людей, я была потрясена до того, что потеряла дар речи. Выйдя из шока, я, совершенно забыв, что Рануччо понимает только итальянский, закричала на родном языке: «Ты сошел с ума! Кому нужен этот бред?» Однако, Рануччо, по-видимому, понял меня ибо принялся объяснять, что, дескать, правдой никого не удивишь, а суть прежде всего в том, что люди жаждут необыкновенного, а если какие-то факты и присочинить, так это ерунда, поскольку, прочитав, все равно никто ничего не запомнит. «Все так делают», - сказал он, добавив мне в утешение, что выдумывают вещи и похуже. Доныне удивляюсь, почему, к примеру, моя мама превратилась в армянку? Скорее всего, Рануччо некогда прочел биографию Азнавура…
Впрочем, плод его буйной фантазии был полностью одобрен Пьетро, который высказал мне свои резоны, в точности повторяющие доводы Рануччо. Вдобавок меня же еще и упрекнули: «Я предпринимаю все, чтобы привлечь к тебе внимание, а ты недовольна». Что мне было делать? Уехать домой? Расторгнуть договор? Даже на дорогу до аэропорта мне бы не хватило, не говоря уж об обратном билете… А неустойку по договору пришлось бы платить до конца жизни.»
Котики! 
Автора я, конечно, не знаю... Судя по всему, она пишет любовные романы... Не ромфант, как я люблю, а чисто любовные романы, типа из реальной нашей жизни. 
Я такое как-то воспринимаю с подозрением. 
Но вот книжка меня порадовала. Хотя любовная линия тут... ну да, чрезвычайно сказочная. 
Но не бесит и не раздражает, по крайней мере. Уже здорово.
Или автор тут дает понять, что лишение возможности счастья и оставление вот в этом всем - собственной злобе и ненависти - уже достаточное наказание? Автор постигла дзэн? 
Но симпатично... 
Автор тут с ними развернула целую систему, с привлечением всякого сказочного и магического. Они, значит, могут видеть э... как бы незримый мир, все такое... ауры, например. Могут подключаться к этим аурам и объединять их со своими, так что получается "защитное поле" - оберег от всяких несчастий. Ну, тут как бы дается понять, что и люди это могут, на интуитивном уровне - создавая семьи и любовные пары. Но котики, ясное дело, с этим справляются гораздо лучше! 
Ну и, конечно, котики видят всякие темные сущности, несущие зло, болезни, смерть, они или просто являются откуда-то или возникают от злых деяний людей. Эти темные сущности могут причинить много несчастий, если кто с ними соприкоснется - а люди ведь даже их не видят, не чувствуют! То ли дело кошки. Мир вокруг полон опасностей, в том числе и потусторонних - ну вот как мы без котиков? 
Как-то автор производит на меня очень странное впечатление, прямо впервые такое встречаю. 
Ну... симпатично... приятное чтение. 
Да, я тоже специально посмотрела - первые романы о комиссаре Мегрэ Сименон начал издавать в начале 30-х - тогда же и автор из Швейцарии, до того написавший какие-то произведения, не особо пользовавшиеся успехом (это я из предисловия узнала), вдруг решил, что писать детективы очень перспективно - в плане исследования жизни! а вы что подумали? (это тоже из предисловия 
) Ну... думаю, вполне вероятно, что он как раз познакомился с романами Сименона и вдохновился... Впрочем, и детективы тоже не сильно помогли, и более-менее какую-то известность автор получил уже значительно позже - в 60-е. (тоже предисловие 
Вот уж не знаю - то ли с тех пор так все глобально переменилось в западном мире, то ли это было личное отношение автора. 
- в некоем ресторане пожилой подвыпивший мужчина подсаживается за чей-то столик и рассказывает историю. Он говорит, что его собеседник очень похож на одного его прежнего знакомого, про него и рассказывает. Это как бы был молодой художник, из каких-то "неблагонадежных", как-то там под надзором... а он был тогда (и сейчас) преуспевающий муниципальный чиновник. Этот художник ему был симпатичен, они с женой с ним сблизились, предложили ему поселиться у них. Он подыскал художнику работу, дал рекомендации. Через какое-то время он обнаружил, что у художника с его женой (она сильно младше) возник роман, художник сам с ним заговорил об этом и просил не препятствовать им и т.д. что они вместе уедут, все такое. Но он сказал, что ничего подобного, потребовал, чтобы художник съехал, а потом обратился "куда следует", чтобы художником занялись те, кому это положено, но тот успел скрыться. Это вкратце суть рассказанной истории. И вроде все тут ясно - с одной стороны тупой бюргер, мещанин, чинуша, с другой - человек искусства, вольный и свободный, преследуемый властями, есть еще любовный треугольник с молодой женой, которая - как тут сказано, сама не имеет никаких средств,поэтому в свое время и вышла замуж за этого чиновника. Но в финале рассказа автор буквально в несколько предложений вносит диссонанс... И вот, если задуматься и прикинуть, то тут же все выходит по другому! все переворачивается с ног на голову... Я вот думаю - этот рассказчик говорит, что его случайный собеседник из ресторана походит на того художника - и внешне, и зовут его, как выясняется, так же, и да, он тоже художник... и того же возраста... И я соображаю - а что, если это не ворох совпадений? 
Хотя я даже все помню, но с не меньшем удовольствием прочитала еще раз в другом авторском исполнении. 
Одна из самых идиотских обложек, какие мне попадались. 
Ну, я, конечно, только вот одну книжку у нее прочитала... Но вот по этой прочитанной книжке...