Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Джон Фаулз "Башня из черного дерева". Современная литература. Продолжаю знакомство с автором. Все захожу с малых объемов...
Про что: это сборник рассказов... или повестей? в общем, как я понимаю, то, что по-английски именуют novel. Рассказы все - как мне показалось - объединены одной темой... все они в той или иной степени касаются искусства. В разных его аспектах. Интересно. Местами загадочно. При желании - думается мне - можно тут углядеть и что-нибудь мистическое... так, слегка, временами.
"Башня из черного дерева". Заглавный и самый объемный рассказ из сборника. (почти 200 страниц!) Сюжет: молодой (то есть, где-то за тридцать или под сорок) художественный критик, одновременно и сам слегка что-то рисующий, получает приглашение провести несколько дней в имении старого известного художника, фигуры культовой и скандальной. Он туда отправляется... ну и проводит эти несколько дней. После чего уезжает обратно. Ну, это то, что там сюжетно происходит.
На самом деле, конечно, автор ухитрился туда порядочно всего впихнуть... И размышления об искусстве, о художниках, об отношении искусства и жизни, искусства и общества... все такое. И само исполнение всего этого автором, в первую очередь - описание этого имения, старого хулигана, двух живущих с ним девушек... Все очень ярко, врезается в память.
Что касается того, что тут автор имел в виду, что хотел сказать, донести... ну, я не знаю... Наверно, предоставил читателям самим догадываться и делать разные построения. Логически рассуждая, думаю я, надо, наверно, отталкиваться от названия... Башня из черного дерева - ну, тут понятно каждому, что обыгрывается классический мем про башню из слоновой кости... То есть, противопоставляется... Ну, значит, возможно, тут имеется в виду, что искусство - это не нечто абстрактное отстраненное от жизни, такая умозрительная концепция - а что это все наоборот бурлит и кипит. И требует какого-то особого склада личности. Может, так. Во всяком случае, ГГ рассказа определенно ничем таким не обладает, поэтому он и не может остаться в этом закрытом для всех имении. Хотя в какой-то момент у него и появляется такое желание.
По правде говоря, при чтении я четко ощущала, что мне тут не хватает знаний. И что тут могут быть какие-то вложенные автором смыслы и намеки, а я их не улавливаю. Здесь много говорится о разных художниках, но все больше об импрессионистах и этом... современном искусстве, так сказать. Я это все не люблю и никогда особо не интересовалась. (меня сами картины раздражают терпеть не могу) Только и улавливаю смутно, что все эти сцены тут - с обнаженными девушками, которые сидят рядом с ГГ и старым художником - это, возможно, отсылка к "Завтраку на траве", кто там его писал... так, гугл вроде говорит, что Эдуард Мане. Ну, в таком роде. Может, тут еще какие-то известные, знаковые картины имеются в виду, я не знаю. Ну и, тогда можно представить, что ГГ тут как бы попадает внутрь картины?
"Элидюк". Совсем небольшой рассказ, автор просто пересказывает своими словами какую-то старую средневековую повесть. Хотя я опять же не знаю (я про такую повесть не слышала, что, конечно, ни о чем не говорит), может, не пересказывает, может, сам сочинил. Стилизация. Честно говоря, тут я вообще ничего не поняла - и даже то, как это относится к общей теме сборника. Ну разве что - учитывая написанное автором же пояснение - обращает внимание на разницу того, что изложено в художественном произведении и то, что есть/было в действительности.
"Бедный Коко". Очень интересный рассказ. Сюжет: ГГ, одинокий пожилой писатель, точнее, любитель, который всю жизнь планирует написать книгу о писателе Пикоке и собирает для этого материал, наконец собрался ее писать и для этого решил поехать в глушь, где ему никто не помешает. Он приезжает в пустующий дом своих знакомых, и в первую же ночь туда вламывается грабитель... (спойлер!) Это молодой парень радикальных взглядов, который демонстративно совершает хищения из богатых домов - не столько для своей материальной выгоды, сколько стараясь как-нибудь уязвить богатых собственников. Похищает что-то пусть не самое ценное, но явно имеющее для них значение. Как я понимаю. И вот он натыкается на этого пожилого писателя... они беседуют... и в результате он придумывает, что может отобрать у него ценного - его книгу. Точнее, собранные для ее написания материалы, черновики и т.д. Все это он сжигает на глазах у этого писателя. Да, необычно, остро. Есть о чем подумать.
Опять же, автор тут упоминает Пикока - может, не зря? Вот опять мне не хватает знаний. У меня есть книга Пикока, так я же ее все никак не мого дочитать! Одну повесть прочитала, другую нет - а может, тут тоже идут на это какие-то намеки, отсылки?
"Энигма". Сюжет: некий достаточно известный политик, солидный, состоятельный человек, живущий обычной размеренной жизнью, "как все", вдруг бесследно исчезает. Отправляется из дома на очередную запланированную встречу, но туда не приезжает. Поиски результата не дали. Спустя несколько лет поиски все еще ведутся, по настоянию жены политика, но вяло, для галочки. И вот молодой детектив, которому на этот раз поручили проверку, встречается с одной из свидетельниц, и они беседуют о том, что же это могло такое быть. Сюжет интересный... можно сказать, классический. Как это относится к общей теме про искусство - ну, тоже остается догадываться. Возможно, тут имеется в виду, что вот происходит некий необъяснимый случай, и разгадать, что же это такое произошло, можно только силами искусства? В данном случае, литературы. В виде классического английского детектива. Дополнительный оттенок всему придает то, что здесь ничего так и не разрешается. Пропавшего политика не находят, что с ним произошло, не узнают.
"Туча". Пожалуй, самый загадочный рассказ из сборника. Ну, мне так показалось. Хотя большую часть он меня откровенно раздражал - в смысле, я все ждала, когда же тут что-то начнется... или хоть станет ясно, куда ведет автор... А тут все одно и то же, одно и то же... В общем, тут автор изображает отдых двух семей - жаркий летний день, пикник с выходом на природу, лес, речка, скалы. Кто что с кем говорит, кто как одет, кто куда пошел-посмотрел. Солнце палит, травка-цветочки-облака. Ну, непонятно же, для чего все это, зачем автор тянет и тянет это все...
В общем, тут надо дочитать до финала, тогда все взрывается. Точнее, не взрывается... тут же опять открытый финал,подвешенный конец, все такое. Но определенно сгущается такая вязкая атмосфера. Надвигается буря, семейство отправляется обратно и торопится добраться до дому. Натуральный хоррор по ощущениям. (спойлер!) В общем, тут ближе к финалу один из персонажей, как бы из приглашенных гостей, отправился следом за сестрой хозяйки, которая всю дорогу держалась отстраненно и диковато, и тут ушла подальше от всех в лес. И автор показывает, что он ее нашел и типа она ему подала явный намек, что готова. К бурному сексу, все такое. Потом обрыв - и дальше автор уже показывает, что этот персонаж один возвращается ко всей компании, тут они заметили, что надвигается буря, засобирались, заторопились и все пошли домой. И все, на этом заканчивается.
Вот я и думаю - а может, тут надо понимать так, что этот мужик (довольно отвратного вида, как он тут изображен) изнасиловал и убил эту девушку? Может, она ему никаких знаков не подавала, а это он себя так настраивал? А раз надвигается такая сильная буря, то - ясное дело - после нее все следы происшедшего будут уничтожены? И вообще - что-то тут такое тревожное ощущается - почему они все так спокойно восприняли отсутствие этой девушки, оставили ее одну в лесу при надвигающейся буре... Ну вот, как есть хоррор.
Ага, вопрос - а при чем тут тогда тема искусства? Ну, просто это все так описано... Мне показалось, что это такой авторский эксперимент. Это все ощущается как та же картина импрессионистов - только выполненная текстом, словами. Хотя не уверена, конечно.

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Станислав Ежи Лец.
«Мы гонимся за временем с азартом, недаром нас журналы мод интересуют. Так под каким углом сегодня, даже завтра, они нам головы носить рекомендуют?»
***
«Пастырь стада свои пас. Ну и что же? Волки завыли: «Паси нас тоже!»
***
«О чем мечтает зеркало, задвинутое в угол? Конечно, о лице. Хотя бы глупом».
***
«Еще и такую анкету состряпайте: что думает главный герой эпопеи об авторе?»
***
«А это устное распоряжение Аполлона самого: сатиры не писать – там, где зеркала нет ни одного!»
***
«Насилие над Музой – преступленье, тем более, поэт, когда ты импотент».
***
«Много ль людей живет без идей? Орды. А вот идеи живут без людей? Нет? Прискорбно».
***
«И в топоре палача, как положено, отражение мира Божьего».
***
«Убьют сатирика? И смерть его сатирой на вашу справедливость будет».
***
«Сердец биенье не дает ответ, кто иноверец, а кто нет».
***
«Палач и жертва неизбежно – стрелки часов. Одних и тех же».
***
«Не стоит почитать такое божество, которое боится отраженья своего».
***
«Сыт волк, и овцы целы (что не всегда бывает) – коль волку козочка перепадает».
***
«Ни одна из песчинок губительной бури виновной себя не признала де-юре».

О.Коробкова. Таинственный отбор, или Русские не сдаются».
«Сразу после того, как закончился завтрак, со стола исчезло все, и он остался девственно чистым. Правда, ненадолго. Буквально через пару секунд перед каждой из нас возникла стопка бумаг и ручка. Мне же достался грифельный карандаш. Странно. Я взяла свою стопку и стала смотреть. Ага, анкета. Похоже, организаторы решили узнать о нас побольше. Итак, начнем. ФИО: Комарова Дарья Юрьевна. Возраст: тридцать лет. Профессия: бухгалтер. Далее нужно было рассказать о родных, об увлечениях, а также о любовных похождениях…
А после этого требовалось пройти психологический тест. Он мне понравился намного больше. Тут было много самых разнообразных вопросов. Например: что вы станете делать, если окажетесь одна ночью на кладбище? Или – каким образом вы усмирите дракона, который захотел вас похитить? Как распознать в собеседнике демона? И все в этом духе. Вот тут я оторвалась на славу. Когда еще выпадет шанс применить собственное чувство юмора. Нет, ну серьезно, что за вопрос: что я буду делать, если окажусь на кладбище ночью? Домой пойду. Или еще варианты есть? Хотя можно устроить какой-нибудь некромантский вызов и организовать себе парочку слуг на будущее. Но, к сожалению, знаний не хватит. Дракон меня вряд ли захочет похитить, просто не поднимет или грыжу заработает».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Оборона Ленинграда.
А.П.Гришкевич, заведующий Ленинградским отделением газеты «Труд»: «21 марта 1942г. в Ленинград приехала группа партизан и колхозников оккупированных немцами районов Ленинградской области в количестве 22 человек. Это была самая многочисленная делегация, прибывшая в дни блокады в Ленинград. Делегаты привезли с собой около 3 тыс.пудов продовольствия, собранного у населения Дедовичского и Поддорского районов. Перевезли продовольствие через линию фронта. Ценность их продуктов была двойная. Эти продукты были сэкономлены колхозниками и утаены от немцев. Если бы враг узнал об этом, колхозники поплатились бы жизнью. Огромный обоз в 240 подвод пробирался лесом, главным образом ночью. Несмотря на то, что обоз был такой большой, немцы не обнаружили его…
Первый визит, который они нанесли ленинградцам, был на Металлический завод. Митинг проходил в цехе, где было холоднее, чем на улице. Тем не менее митинг затянулся чуть не на полтора часа. Никто из рабочих не ушел. Когда я увидел, что митинг затягивается, я шепнул об этом секретарю парткома т.Смоловику. При этом рядом стоящая женщина сказала: «пусть говорят, хорошо рассказывают!» Завод в то время ремонтировал танки. В качестве трибуны был использован один из крупных танков.
На заводе им.Карла Маркса на митинге были главным образом женщины. Там осталось меньше десятка мужчин. Завод в то время делал снаряды. Работницы были очень взволнованы. Речи их были короткими. Одна женщина, которая до этого была домохозяйкой, успела произнести только одну фразу: «Спасибо, родимые. Мы вас тоже не забудем!» - и заплакала.
В один из дней я повез делегацию на встречу с бойцами. В это время начался один из сильнейших воздушных налетов на Ленинград. Партизаны видели, как затормозилось движение в городе, и один из старых колхозников, Ипатов, потрясая автоматом, закричал в сторону немецких бомбардировщиков: «Подожди, сволочь, не долго ты налетаешь. Скором мы тебе обрежем крылья».

Н.Кузьмина. Наследница драконов. Добыча.
«В Зинаре – городе недалеко от границы с Тер-Шэррантом – алтарь был спрятан в Храме. Настоятель Арисий просто побелел. Но самым ужасным оказалось не это. Главный кошмар состоял в том, что тут жертвами стали маленькие дети с долей драконьей крови, которых доверчивые прихожане приводили в Храм для обучения и отправки на родину драконов – Тер-Шэррант.
У меня по щекам в два ручья текли слезы, когда мы снимали с пыточных приспособлений маленькие обескровленные тельца. Аршисса рыдала… Мужчины сжимали кулаки. В этом алтаре силы оказалось столько, что Храм рухнул, превратившись в груду дымящихся развалин.
Нам повезло, что был декабрь с длинными зимними ночами. Летом бы уже рассвело. А сейчас, в стылой темноте, все еще спали… И мы очень сильно надеялись, что наш некромант тоже не сразу почувствует, что случилось. Хотя я бы не отказалась и от прямой конфронтации – слишком больно было вспоминать запрокинутую белокурую головку маленькой девчушки, умершей у меня на руках. Внутри зарычала Нара… Знал бы некромант, какую ошибку он совершил. Драконы никогда не забывают».

---

В телеграме пишут -

Николас Кейдж пожертвовал зубами ради роли Дракулы

"Мы спилили Нику зубы и установили зубные протезы. Он хотел полностью вжиться в образ", — рассказала визажист картины.
Примечательно, что протезы создавались с помощью функции 3D-печати. Кейдж пожертвовал своими зубами ради фильма «Ренфилд» Криса МакКейна, мировая премьера которого должна состояться 14 апреля.


что, правда что ли? Они там совсем рехнулись...

@темы: С ума сойти

---

Анастасия Медведева "Изгои академии Даркстоун". Фэнтези... возможно, любовный роман... ну, в перспективе...
Сюжет: в элитной магической академии Даркстоун переполох - власти решили в виде эксперимента направить туда на учебу отбросов общества, разный преступный элемент, у кого обнаружилась магическая сила. Но адепты сразу решили указать изгоям их место и вообще вынудить их сбежать. Так что новых учеников ждут невыносимые условия и общее презрение... Девушка Кайра - как раз одна из этого экспериментального набора. Никто из них сюда не хотел. Но девушка чувствует, что сейчас им нужно объединиться, чтобы выстоять против всей академии, да и в дальнейшем - ведь по слухам, грядет война, и их собираются использовать, как пушечное мясо...
Уфф... наконец-то одолела и дочитала. В несколько заходов. Вот как-то не сложилось у меня с этой книжкой, даже не могу понять, почему. Вроде и сюжет есть, и вполне нормальный... в рамках жанра... Вроде и пишет автор нормально... Но все равно - вот не вызывает все это у меня ни малейшего интереса и все тут. Что будешь делать... Что-то вот мешает проникнуться персонажами и их проблемами. Я все время как будто где-то снаружи, отстраненно так наблюдаю...
К финалу более-менее появилось хоть какое-то напряжение, но тут и книжка закончилась. Конечно, на полуслове, оставайтесь с нами и все такое - классика жанра. Но не уверена, что буду дальше читать продолжение. Ну, вот так и получается - вроде и плохого сказать ничего не могу, и в то же время не идет у меня эта история. Ощущается какой-то картонкой.

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Т.Л.Сухотина-Толстая. Дневник
«11 мая 1896г. Пробыли в Петербурге с утра до вечера, купили Мише смокинг на свадьбу, съездили в консульство, пароходство и к баронессе Икскуль. Она еще очень слаба и больна после своей катастрофы и очень утратила свою красоту. От сотрясения мозга она сделалась очень малокровна, и это некрасиво; и полголовы волос ей содрало, так что теперь она вся укутана в кружева, из-под которых довольно ненатурально торчат завитки, которые если и свои, то растут не оттуда, откуда следует.. Она рассказывала, что Горемыкин, который ей родственник, сказал ей, что получил письмо от папа, и на ее вопрос «какого содержания» сказал: «Вызов правительству». Она спросила его, будет ли он отвечать, на что он ответил отрицательно. Она говорит, что правительство считает очень вредным учение папа, потому что результатом его являются отказы от военной службы. А как поступать в этих случаях, оно не знает. Баронесса Икскуль, как всегда, меня обворожила и пленила, но более чем когда-либо я усомнилась в доброкачественности ее шарма. Не оттого ли она так обаятельна, что она всегда на стороне своего собеседника? Если это так, то она необыкновенна чутка и хорошо умеет с намека понимать настроение и направление своего собеседника. Впрочем, в одном она тверда и последовательна, это в том, что она не хочет бывать при дворе и всегда отрицательно относится к правительству. Да и то… кто ее знает?»

Дж.Алтмэн. Побережье Анталии.
«Отражение минарета в спокойных водах порта Учагиз – словно образ мирного ислама».
***
«Хетты охотно приняли чужую религию и создали пантеон из нескольких сотен богов».
***
«Край процветал, но при этом оставался политическим болотом. Великий политик Цицерон расценивал свое губернаторское правление в Киликии как политическое унижение».
***
«Саркофаг слева от входа в церковь считается могилой св.Николая, несмотря на изображение на нем супружеской пары».

А.Дашевская. Проблема выбора.
«Впереди дорога была перегорожена, и пара унылых стражников маячила возле шлагбаума. Я извлекла из пространственного кармана королевский приказ.
- Пускать никого не велено, - сообщил один из дежурных.
- Читать умеешь? – я развернула перед ним свиток. – Убирай шлагбаум и не задерживай нас.
- Так не велено, господин граф приказал никого не пропускать!
С тяжелым вздохом откинувшись на спинку сиденья, я сжала кулак и распрямила его со словами wanwawoite («удар кулака» - кельт.). Порыв ветра снес перегородившее дорогу бревно, мягко отодвинул стражников, закрутил на дороге пыль волчком и исчез.
- Поехали!
Анри активировал двигатель и экипаж миновал безмолвную заставу.
- Интересно, почему запретили проезд? – спросила Валери.
- Пожар совсем близко! – пояснил Анри, вглядываясь в затянутую дымом дорогу. – Наверно, из соображений безопасности, пока с ним не справятся, граф и решил, что гости ему ни к чему. Кстати, наша легенда остается прежней, мы ищем следы некроактивности?
- Думаю, да. Хорошая легенда, все объясняет и дает пространство для маневра.
- Не понимаю, почему бы не сказать правду? – возмутилась Валери. – Сколько можно врать?
- Мы не врем, а моделируем реальность».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Книжный столик

Т.Л.Сухотина-Толстая. Дневник.

«Как на дворе хорошо! Как жить хорошо! Одно – зачем я одна? Зачем я не любима? И все это время, все эти чудесные минуты, которые я переживаю одна, зачем не с мужем? Тогда у меня не было бы столько сомнений, как жить, как в каких случаях поступать: вдвоем и любя друг друга, все легче решить. Мне так жалко этого времени, которое я живу даром, и, хотя я думаю, что должно удовлетворить то сознание, что я другим могу быть полезна, все-таки временами желание своего личного счастья, желание любви одного человека к одной мне – сильнее, и я начинаю завидовать всем, имеющим это».

«Прочла письмо Колички Ге к Бирюкову, которое кончается словами: «Целую тебя крепко и люблю тебя». И ужасно мне захотелось это сказать или написать кому-нибудь и, перебрав всех своих друзей, не нашла ни одного человека, которому я могла бы это сказать».

«Еще потому я ни с кем не близка, что у меня установился презрительный взгляд на людей, которые не разделяют взглядов папа на жизнь…»

«Никогда не надо давать никому читать своего дневника, не перечитывать его самой и никакого значения ему не придавать, потому что пишешь его всегда в самые дурные, грустные минуты, когда чувствуешь себя одинокой и некому пожаловаться. Тогда хоть на бумагу, но надо облегчить себя от своего гнусного настроения, и это удается – сейчас же успокаиваешься».

«Я запуталась и устала страшно. Жить надо каждый день и надо быть счастливой. Ведь счастье же есть? Отчего же его нет на мою долю?»

«Папа вчера написал маленькую статью об искусстве, и по ней я увидела, как мало шансов мне сделаться художницей. Не надо мечтать об этом».

«Надо поскорее дела, чтобы всей уйти в него и не заботиться ни о каких отношениях. Это ужасно разрывает душу: быть между людьми, которые ненавидят друг друга, когда желаешь им всем только хорошего».

«Как мне мало времени думать и вообще жить духовно. Целый день, целый год и всю жизнь – я хозяйка дома, которая должна принимать гостей. Никогда не было такого страшного наплыва, как этой весной, и это так страшно тяжело, что минутами чувствуешь себя, как белый медведь в клетке: уйти некуда, успокоиться нельзя и поэтому стараешься забыться в постоянном кружении в клетке. Иногда просто начинаешь желать хоть болезни, чтобы день пробыть одной и иметь право не говорить. Коли это мне так тяжело, каково же это для папа? Но он имеет более прав: он уходит к себе заниматься – и никто не смеет тревожить его».

«Вечером пришел еще Пастухов, да Рахманов, так что у папа собралась целая толпа «темных», что бывает (странное совпадение) всегда, как только мама уезжает из дому».

«…Я хорошо уяснила себе ту старую истину, что только тогда можно свободно и хорошо поступать, когда совсем не думаешь о будущем».

«…По чужому подмалевку писать невозможно. Он понимает, почему он что клал и что он готовился положить сверху, а другому этого угадать нельзя».

«Вера лежит у меня на диване и орет: «Ох, я хочу жить духовной жизнью!» Она читает письмо Burns к папа об отношениях мужчин и женщин и вследствие этого и восклицает».

«Я подумала, что… мне надо гордиться своей свободой. Пока это мне плохо удается, но я думаю, что побежду дурную привычку представлять себя любимой и любящей. Это просто дурная привычка, привившаяся от чтения романов и общения с людьми, которых главный интерес составляет любовь».

«У меня большой запас любви неистраченной и которую я отдала бы всякому хорошему человеку, которого я хотела бы любить… Мне хотелось бы совсем ее уничтожить, эту привычку думать, что мне надо любить кого-нибудь, и я думаю, что я это делаю понемногу».

«…Это проповедь о любви, очень хорошо и доступно написанная, но меня покоробило то, что Друммонд обещает слишком много награды за любовь. Это что-то по-детски. Разве можно служить богу с надеждой на награды? Тогда уже наверно я не буду думать о том, чтобы получше служить ему, а о том, как поступать, чтобы получить на чаек».

«Что за сильная и злая страсть – любовь! Как тут можно жить хорошо и помнить свои обязанности, когда все существо захвачено этой эгоистической и жестокой страстью? Какое при этом полное равнодушие ко всему и всем вне этого. Мне иногда жалко, что я никогда не испытала этого… Но когда я ясно представляю себя в таком положении, я чувствую, как страшно мне захотелось бы отделаться от него и опять быть свободной, жить полной жизнью и быть в состоянии все видеть, что вокруг, а не быть прикованной к одной точке».

«По моему характеру и воспитанию мне почти невозможно выйти замуж. Так и надо знать и твердо этого держаться, а мне по слабости иногда хочется любви и особенно своей семьи, своих детей».

«…Путаются и мешают друг другу два желания: жить для себя и жить для других, и надо сказать, что второе желание еще только рассудочно и я надеюсь на привычку, чтобы оно укоренилось во мне. Я думаю, что если я привыкну вспоминать и заботиться о других, незаметно все мои интересы сами собой на это перенесутся».

«Какие картины я буду писать? Что я могу сказать другим поучительного и нового? А без этого искусство не имеет смысла. Как говорит Мопассан: «Писать деревья, которые в натуре лучше, описывать людей, которые никогда не выйдут похожими на живых людей, какое жалкое занятие». Конечно, оно жалкое, коли вся цель в том, чтобы сделать похоже, а коли человек знает что-нибудь, чего, ему кажется, другие не знают, и ему хочется сказать это другим, то, конечно, это занятие не жалкое и не жалко всю свою жизнь положить на это. Только для этого надо быть лучше большинства, а я много хуже».

«Сегодня за обедом папа с Левой говорили о том, что первое чувство, когда к дому подходит странник, неприятное. А я давно уже испытываю чувство стыда и радости за этот стыд всякий раз, как во время моей еды, моего писания, моей игры приходит бедный или больной, и всякий раз делаю все, что могу, чтобы удовлетворить его, и если сразу не сделаю, то все время чувствую давление и беспокойство. Но это не доброта – это привычка, которую я себе приобрела искусственно».

«Миша Кузминский болен горлом, и все боятся за дифтерит. Я сегодня ходила к нему и думала о том, что я могу заразиться и умереть и сегодня совсем это не было страшно. Я спросила себя почему, и ответ был: потому что впереди не предвидится больше радостей – любви, удовлетворенного тщеславия, веселья и т.д. Минский прав: кроме любви к себе, ничего другого нет в человеке».

«Вчера ночью Лева пришел ко мне и жаловался на то, что все то же самое. Говорил, что надо круто повернуть свою жизнь. Мне в дурные и слабые минуты того же хочется, но я знаю, что этого не следует и что, если всю свою жизнь так обставить, как хочешь, то так легко будет, что незачем жить».

«Я спросила, почему они в обеденный час пьют чай. Они ответили, что хлеба нет, есть нечего, так уж чай пьют».

«Приехала Маша и рассказала несколько интересных вещей, между прочим, что дети сперва не хотели верить, что хлеб с лебедой, говорили, что это земля, кидали его и плакали. Теперь привыкли».

«Дела тут так много, что я начинаю приходить в уныние: все нуждаются, все несчастны, а помочь невозможно. Чтобы поставить на ноги всех, надо на каждый двор сотни рублей».

«Репин пишет мне о своих картинах. Как мне интересно, что он думает и чувствует, пиша их. Перед отъездом он мне прислал фотографии с целой серии своих картин, и, глядя на них, я недоумевала, откуда это берется? Сам он такой нерешительный, даже можно подумать, что слабохарактерный, и вдруг такие сильные, смелые и оригинальные вещи. Откуда это берется? Положительно, талант – это какая-то сверхъестественная, стихийная сила. Как-то она выливается не только бессознательно, но почти что помимо воли человека».

«Если бы случились идеальные условия, то я не прочь бы выйти замуж. У меня нет того желания остаться девушкой, какое было после «Крейцеровой сонаты» (может быть, потому что я ее давно не перечитывала)».

«Даль от станции и невозможность выехать тоже удручающе на меня действует. И бог мне не помогает. Это оттого, что я не умею обратиться к нему. В тяжелые минуты я всегда чувствую это пустое место или, скорее, не пустое, а наполненное другим: привязанностью к людям, из которых главная к папа».

«Апухтин пишет папа о том, что для него личное горе, что папа из художника сделался проповедником и что его проповедь умрет с ним, тогда как его художественные вещи будут всегда иметь влияние на жизнь и развитие людей. Письмо очень вежливое и, видно, осторожно и, насколько ему возможно, обдуманно написанное, но видно, что писал его сибарит, которому досадно, что у него хотят отнять все его наслаждения. Он пишет, что зачем надо делать так, чтобы самому было хуже, а не стараться, чтобы другим было лучше. Как будто, когда отдаешь свою жизнь на то, чтобы другим было лучше, можно иметь свои удобства и наслаждаться разными мирскими удовольствиями».

«Чертков очень хорошо сказал, что, когда люди сами себе лгут, то это – самое неудобное время, чтобы им об этом сказать».

«Со мной была моя шаль. Я ее отдала им. Мне было приятно отдать эту шаль, и вот это единственно возможная благотворительность – это отдать с в о е, и не свои деньги, а то, что мне нужно и чего я лишаюсь для другого. И это зависти не возбуждает – отдала то, что есть. Другой шали на мне нет, так и никто не спросит ее и не будет ожидать».

«Прочла в «Новом времени» о Мопассане. Как всякая, и его жизнь трогательна и поучительна. Спрашиваешь себя – зачем такая сила пропала даром? Так много таланта в таких языческих руках».

«Я видела, как папа одну фразу переделывает по несколько раз то так, то иначе, то опять так – и так без конца, и как Репин над своей живописью поступает таким же образом. Поэтому я думаю, что я никогда не добьюсь какой бы то ни было степени совершенства, что у меня нет этой способности. Нет того, чтобы я придавала форме такое значение. Я часто удивляюсь, что в папа это так сильно. Я это объясняю тем, что когда любишь содержание, то хочется его облечь в самую совершенную форму».

«Какое проклятие положено на женщин – их привлекательность! Это мешает всему серьезному и настоящему в их жизни. И не только привлекательность, но, что еще несправедливее – желание и мечты о ней, когда ее нет. Женщина ничего не умеет любить сильнее, чем любовь к себе: ни любви к правде, ни к искусству, ни даже к своим детям и мужу, если не имеет любви от них».

«Я очень огорчена тем, что постоянно жизнь меня тянет в сторону и потом я с невероятными усилиями прихожу на прежнее место вместо того, чтобы двигаться вперед».

«Нельзя, чтобы каждую минуту мы были бы необходимы друг другу, а надо только, чтобы в трудные и важные минуты жизни мы бы могли быть уверены, что позовет и откликнется».

«Иногда даже мне кажется, что у меня к нему никакой нет привязанности и приходится ощупать то место, в котором она находится, чтобы ее почувствовать».

«Папа говорил на днях, что передо всеми нами пропасть и что неизбежно нам туда надо бросаться, даже не зная, переберемся ли мы на другой берег или погибнем в ней. Но мне это сравнение не нравится, по-моему, лестница Ильи лучше, потому что, перебравшись через пропасть, покажется. Что что-то сделал и что можно успокоиться. Пока ходил вдоль берега, решался, бросился, перебрался на другой берег – тут живешь, а когда очутишься у цели – что дальше? А на Ильиной лестнице видишь бесконечность наверх и бесконечность вниз».

«Лева поехал в Париж. Бедный, он хочет убежать от своей болезни, и на каждом новом месте ему кажется, что ему хуже, потому что надежды его обманываются».

«Соня говорит, что гораздо больше ценит то, чтобы люди делали добро другим, чем чтобы себе отказывали в удовольствиях, и что иногда ей так хочется повеселиться, что она не может от этого удержаться, и тогда выбирает самое невинное – прокатиться на опасных лошадях».

«Как умно, что женщинам дана эта страстная любовь к детям. Без нее нельзя бы вынести этой жизни с заботами исключительно о детях… Ни читать, ни писать, ни общаться с людьми – ничего нельзя бы было. И это дело страшно трудное, утомительное и скучное. Потому что в сущности ничего нет ни умного, ни доброго в детях, а все эти заботы и труды искупаются только этой слепой любовью к этим маленьким животным».

«С ужасом думаю о Москве. Опять это напряжение нервов с утра до ночи. Только и одиночества, что идешь с Мясницкой домой пешком».

«Мне последнее время так хочется жить попроще. Не то что распуститься, а хочется перестать задавать себе так много вопросов, которые, цепляясь друг за друга, уводят меня в такие лабиринты, из которых мой слабый ум и маленькие силы не в состоянии меня вывести. Папа сказал, что никак нельзя жить одним разумом, а надо жить по сердечному влечению. Я спросила: а если оно никуда не влечет? – Жить животной жизнью, по крайней мере, так все и будут знать».

«Я думаю, что не надо насильно рассудочно вызывать в себе вопросы и задачи, которые сами не просят разрешения, а давать жизни предъявлять свои требования, на которые стараться отвечать со всевозможной строгостью и серьезностью и все силы душевные на это напрягать».

«Меня последнее время занимает мысль о том, что в результате достижения идеала получается уничтожение жизни. Если всегда открыто говорить правду, кончится тем, что тебя за это убьют; и, наконец, то, что идеал есть безбрачная жизнь, и поэтому неизбежно род человеческий кончится. Может быть, начнется что-то другое, о чем мы не знаем?»

«Я расспрашиваю про мать папа. Как это досадно, что такая беспомощность в том, чтобы вызвать то, что было прежде. Со временем будут такие совершенные фотографии, фонографы и т.д., что человека всего восстановить можно будет. Зато какая будет пропасть хламу, в котором почти невозможно будет разобраться».

«Рисовала Хохлова и думала о том, что из всех занятий, которые ему предлагали, он выбрал самое нелепое и бесполезное – это позировать. Сначала он ставил нам самовар, потом решил, что это бесполезно, пойти сказать запрягать кучеру он тоже не может, а два дня по три часа позировать он может».

«Папа вчера говорил о своей любви к Леве: что малейшее изменение его внутренней жизни, взглядов ему чувствительно. Он следит за ним и видит всякое колебание, и ему больно за отступление и радостно за приближение его к истине, но что о его физическом состоянии он совсем не думает и не может заботиться. И говорил о том, что есть другая любовь, которая заботится о том только, чтобы человек был здоров, сыт, одет. Иногда эти два рода любви сходятся, но следовало бы ко всем относиться так, как он к Леве».

---

Читательский дневник

Т.Л.Сухотина-Толстая. Дневник
«5 февраля 1894г. Уехали Чистяков и Михаил Петрович. Хохлов все тут и ужасно тянет за душу. То не ест ничего, потому что, говорит, не имеет права есть картошку, которая добывается таким трудом, то ест финики и мед с сайкой. Делать ровно ничего не хочет. Папа им очень тяготится, но старается изо всех сил помочь ему. Я думаю, что он оттого так несчастлив, что хочет сразу разрешить все вопросы жизни: не только те, которые ему представляются, а те, которые у него еще не на очереди и которые он искусственно вызывает. Я все больше и больше убеждаюсь в том, что для того, чтобы быть разумным и спокойным, надо решать только те вопросы, которые сейчас непосредственно ставятся перед тобой и которые не дают покоя, пока они не разрешены; а не искать их и не ожидать того, что сумеешь найти ответы на вопросы, которые можно только выдумать. И тогда будет соблюдаться постепенность этой внутренней работы, которая так дорога, когда она искренна и разумна, и те ответы, которые сперва казались неразрешимыми, станут просты и ясны, когда до них дойдет очередь. Это я часто испытывала. И испытывала ужасное мучение, если начнешь себе ставить задачи и задавать вопросы выше сил и разума».

Ю.Журавлева. Курьер по особым поручениям.
«До города оставалось всего ничего, а там, глядишь, сдадимся какому-нибудь патрулю и проведем тихую спокойную ночь в уютной камере в приятной компании людей, а не непонятной нечисти, которая бродит по улицам.
Возле одного из домов темнота показалась неоднородной, тень задрожала, словно там копошился кто-то еще. Еще более темный… Наверное, это все напряжение последних дней, а то и недель. Череда событий, которые мой мозг не успел усвоить или переварить. Банальное нервное напряжение. Любая струна, если сильно тянуть, рано или поздно лопнет. И я, не отдавая себе отчет в том, что творю, выпустила заклинание в темноту, в самую густую ее часть. И попала.
Эдриан встал как вкопанный, когда округу огласил рев, не похожий ни на человеческий, ни на собачий, ни на чей-то еще. К его чести, ругаться он не стал, только крикнул: «Бежим!»
Далеко убежать мы не успели. Тени, на поверку оказавшиеся весьма материальными, бросились на нас отовсюду: с крыш, с деревьев, из подворотен. Поняв, что убежать не удастся, Эд остановился и развернул над нами купол. Очень вовремя, потому что я набрать защитные заклинания не успевала, а из атакующих у меня был только тлен. С учетом того, что дома вокруг жилые – не самое хорошее решение.
- Что это за твари? – я оглядывала человекоподобных существ с красными (опять!) зрачками и не понимала, что здесь вообще происходит.
- Понятия не имею, - честно признался Эд. – Раньше у нас таких не водилось».

---

Александра Черчень "Разное счастье нам выпадает". Фэнтези и... не пойми что.
Сюжет: девушка Александра - незаконнорожденная дочь императора. Ее с детства воспитывали в глуши, в отдалении от двора, под присмотром доверенных людей. И тут вдруг оказывается, что почти вся правящая династия уничтожена, и Александра внезапно становится единственной наследницей. Потому что здесь все завязано на магии, которой владеют лица императорской крови. Поэтому ее срочно стараются перевезти во дворец, обучить всему необходимому, подготовить... Ведь многочисленные кланы аристократов уже приготовились урвать власть...
Раньше уже что-то читала у автора... тоже начало какого-то цикла. Ну и эта вот попалась на глаза, решила глянуть. Такое чувство,что у автора есть свой особый стиль, и этот стиль характеризуется невнятной мешаниной, сумбур и мельтешение и все такое. Короче говоря, сюжет как сюжет, все можно неплохо обыграть. Но у автора все настолько резкое и дерганое, что никакого удовольствия происходящее не доставляет. Начиная с того, что так-то вообще трудно понять, что тут происходит. Почему те или иные персонажи - включая ГГ! - ведут себя так или этак, делают то или это, чем руководствуются... Тут все как будто постоянно на истерике, разговоры непременно на повышенных тонах, сарказм-подколы, все такое - а мне вот, как читателю, совершенно непонятно, с чего бы. Вот она, скажем, заходит в столовую, там он сидит, и начинается - этот корчит гримасы и выдает типа остроумные подколки, она корчит гримасы и отвечает резко и дерзко... Алло, что происходит? По сюжету они видят друг друга первый раз в жизни, с чего вдруг такое поведение??? и т.д.
Зато автор потратила много текста, чтобы расписать, какие необыкновенные красавцы окружают ГГ, у кого какие волосы, глаза и прочее. Ну, предусмотрительно, как мне кажется. Потому что на мой взгляд, весь этот табун кроме цвета волос и глаз ничем друг не отличается. И все невероятно унылые.
Очень слабая книжка. (смотрит на автора с подозрением)

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Оборона Ленинграда.
Е.Н.Бумейстер, инструктор райкома партии: «Стало заметно, что некоторые товарищи из нашего партактива стали падать духом. Это выражалось в том, что они опускались. Начинали ходить грязные, небритые, в одном и том же платье, которое начинало пахнуть. Пользуясь тем, что у нас было теплое помещение, мы решили собрать людей и обязательно заставить их раздеться. Пригласили актив района на собрание, предупредили. Ясно, что это невольно заставило людей почиститься, постирать белье. Секретарь райкома должен был выступать с докладом о текущем моменте. В качестве развлекательной части должен был быть показан ансамбль артистов Музыкальной комедии. В этом нам помог горком и личное желание артистов. Мы украсили помещение, как могли. Раздевалка работала. Все разделись. Получили номерки. Видим, люди помылись. Было 2-3 человека, которые пытались остаться в пальто под тем предлогом, что будет большая очередь. Мы тогда предложили им раздеться в канцелярии. Жутко было смотреть на людей без пальто. Пока они были закручены в платки и пальто, то видно было только обострившееся лицо. Не было видно высохших шей, костей из-под висящих платьев. Зал светлый, и слишком заметно было жуткое состояние людей. Не было ни одного здорового лица. Это были самые настоящие дистрофики.
Тов.Григорьев пользуется большим авторитетом, и его доклад прослушали с большим вниманием. Затем был концерт. Приехали все «сливки» Музкомедии. Конферировал директор театра Максимов. Сначала народ никак не реагировал, и Максимов тревожно с нами совещался. Артисты старались вовсю, но их шутки летели в пустоту. Усталые, безучастные лица были в зале.
Одна из комнат была использована как артистическая. Артистка Габриэльянц рассказывала, что только что ее мама отругала, что у них на столе лежит мертвая бабушка. «Неужели ты пойдешь дрыгать ногами?» - «Но что же делать? Люди хотят слушать. Разве я помогу бабушке?» - говорил Габриэльянц. Она выступала с джазовыми песенками: «Улыбнись, милый», «У тебя такой лукавый взгляд раскосый и нос курносый». Когда она пела «Улыбнись, милый», то лично адресовалась к Григорьеву. Народ начал улыбаться, а потом дружно захохотал. После ее выступления народ ожил и стал смеяться. Люди поняли, что они еще живут. А ведь считали себя уже обреченными».

А.Дашевская. Проблема выбора.
«Мы обсуждали следующий этап нашего путешествия.
- Итак, замок Рикар-Монтраше… - после того, как Бакстон убрал со стола поднос с чайными чашками, я раскрыла объемную карту окрестностей. – Что бросается в глаза сразу же?
- Виноградники, - отрапортовал Анри. – Впрочем, я бы это и без карты сказал, из всех вин отец предпочитает именно «Пюи-Монтраше», особенно 2132 года.
- Прекрасно. Что еще?
Тут студенты уже задумались, шаря глазами по зеленым холмам, ровным линиям виноградников и квадратам фруктовых садов.
- Э-э-э… - начала Валери.
- Ну, рассказывай! – подбодрила я девушку.
- Вот тут строение, - пальцем она ткнула в точку совсем рядом с нашей целью – замком. – Похоже на монастырь, только непонятно, действующий или заброшенный.
- Неплохо. Помнится, у нас было занятие, где рассказывалось о работе с объемными магокартами.
- Ага… - рука девушки уже увереннее сложилась в жест активации и крохотный разряд ударил в микроколокольню.
Изображение на карте увеличилось, приблизилось так, что стало занимать почти всю ее поверхность. Можно было, словно на панорамном снимке, рассмотреть готические стрельчатые окна, летящие ввысь своды, мощные контрфорсы и аркбутаны…
- Вон окно разбито, - воскликнул Анри. – И ограда обрушилась… Заброшен, да?
Валери продолжала действовать. Новый жест, новое заклинание, и рядом со зданием возник текст.
- Ага, точно! «Монастырь закрылся в 2104 году после смерти последнего монаха, здания и сооружения законсервированы», - прочитал Анри и посмотрел на меня. – Восемьдесят с лишним лет все это простояло пустым. Готов держать пари на золотой дукат против гнилой картошки, что там могла поселиться небольшая бандочка. Или какой-нибудь темный колдун с самыми зловещими замыслами.
- А мы, значит, едем все это расследовать, - глубокомысленно покивала Валери. – А ближайшее место, где можно остановиться королевским следователям, - замок местного владельца».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Т.Л.Сухотина-Толстая. Дневник.
«31 января 1894г. Сейчас говорила с папа о его дневниках. Просила его дать мне когда-нибудь которые-нибудь из них прочесть, и он сказал: да, хотя пишет их так, чтобы никому не читать. Я спросила: а после смерти? Он сказал: тогда, разумеется. Соня говорит: только не печатать? Папа говорит: не знаю. Я: это завещается мне и Маше? Папа: и Черткову. Папа говорит, что никто, как Чертков и Русанов, его не понимает. Русанов более с художественной, Чертков с моральной стороны. И что Чертков даже с излишним уважением все подбирает, что его касается, но зато ничего не упустит.
Потом мы почему-то говорили о моих романах, и папа считал моих женихов: насчитали десяток. Папа порадовался, что я так благополучно прошла мимо их всех, и пожелал мне того же вперед.
Две вещи из написанного за это время беру назад: это осуждение Маши; как можно осуждать другого за то, что у меня нехорошие чувства. Второе, это что я писала, что горе не иметь детей: напротив, это счастье».

В.Чиркова. Принцесса для младшего принца.
«К знакомой двери во владения Бенгальда они прошли под десятками любопытных взглядов как сквозь рой стрел, и, едва оказались в пустующем кабинете прокурора, Лира облегченно вздохнула и решительно объявила сестре:
- Все-таки ты очень правильно решила идти в лес. И я, конечно, тоже. Когда на тебя ТАК смотрят, личина эльфа лучше паранджи.
- Что такое «паранджи» - приостановился направившийся к двери принц..
- Это у нас у некоторых народов такие ревнивые мужчины, что не разрешают своим женам выходить на улицу с открытым лицом. Вот женщины и носят паранджу – такой балахон… с сеточкой на лице, - охотно пояснила Лира.
- Интересная идея, - подумав, согласился Кандирд и вышел.
- Если он будет интересоваться устройством паранджи подробнее, можешь меня не благодарить, - хихикнула Лира».

---

С.Волков «Диалоги с Иосифом Бродским». Запись бесед, соответственно – указанных лиц. В западной культуре вообще давно существует такая традиция, что какой-нибудь энтузиаст ходит за какой-нибудь выдающейся личностью и записывает все-все, что эта личность сказала в его присутствии, как сказала, как при этом выглядела и т.д. (даже если эта личность просто попросила бы передать соль за обедом). У нас это, конечно, охотно переняли. Вот Волков надумал проделать такое с Бродским. Живой классик, ага.
Данная запись имеет – ну, согласно словам автора – документальную ценность, так как Волков не стал полагаться на свои память и впечатления, а сразу записывал беседы на магнитофон. А потом, значит, просто это все перенес на бумагу. Хорошо. Лично мне было это все интересно прочитать, прочитанное вызвало много всяких мыслей… вот до сих пор все размышляю.
Главным образом эти мои размышления касаются того – насколько литературная/художественная гениальность кого-либо оправдывает его, ну скажем, сомнительные моральные качества? Я в курсе, что тут существуют как бы два варианта ответа, и у каждого свои резоны отвечать так или этак. Вот еще любят приводить пример Франсуа Вийона, который в свое время был личностью крайне неоднозначной, но мы же сейчас с удовольствием и восхищением читаем его стихи… и т.д.

Ну хорошо, замечательно! Давайте тогда стихи Бродского тоже будем читать через 400 лет. Чтобы уж наверняка.
Ну, в общем, вы поняли, что мне за время чтения глубоко опротивели и сам Бродский, и Волков, и вообще вся эта креативно-либеральная интеллигенция (меня и так уже от них давно тошнит).
Вот я читаю и не могу не думать – вот сидят и спокойно беседуют два натуральных врага и предателя своей страны. Да, я знаю, что в данной среде принято сразу лезть на стенку и принимать трагические позы, когда кто-то их назовет, скажем, врагом народа. Ладно, встречный вопрос – а как их назвать?
Вот Бродский – из того, что он сам о себе тут наговорил и рассказал. (Тут, к слову сказать, все примерно делится на две части – чисто литературные/культурные обсуждения и рассказы Бродского о своей биографии)… Вообще, надо сказать, что через какое-то время я осознала, что все это воспринимаю, как бесконечный логический ребус. Что это нельзя просто спокойно читать и принимать на веру, а надо все постоянно логически прокручивать, как какой-нибудь адский кубик рубика, потому что все тут не то и не так. Такая публика – врут, как дышат. Вот в моем детстве в журнале «Пионер» была такая рубрика в конце – с ребусами, загадками, разными заданиями на соображаловку… И я тогда, конечно, с интересом читала задание, но решать их даже не собиралась – меня уже заранее напрягало, что надо будет это все крутить «если, то…» и все такое. Сколько человек и кто с кем сидит за столом, если Петя в белой рубашке, а у Тани день рождения в четверг, а двое сидящих рядом друг друга терпеть не могут – ну, вы знаете, кто читал. Голову тогда мне ломать не хотелось. Ну вот, а оказалось, что это все надо проделывать в обычной жизни – когда читаешь такие тексты…
Вот, значит, эпизод со знаменитым судом Бродского. Ну, все давно уже в курсе, за все эти постсоветские годы мы это слышали десятки раз – и что Фрида Вигдорова прорывалась на процесс, чтобы вести репортаж, и что Ахматова там вздыхала – «какую биографию мы делаем нашему рыжему», и все видели эти фотографии – которые любят то и дело куда-нибудь сунуть – как Бродский сидит на скамье подсудимых. Посыл абсолютно ясен – в проклятом тоталитарном совке кровавая гэбня засудила поэта.
Ну, вот я читаю рассказ самого Бродского обо всем этом (он, конечно, с гордостью об этом вещает) и думаю – хорошо, а что с ним надо было делать? Вы все такие умные, конечно, ну и скажите – что надо делать с поэтом, если он совершает преступление? Сам Бродский, кстати, без каких-либо колебаний заявляет, что поэта не должны трогать вообще, что бы он ни делал – а пусть даже и преступления – потому что он поэт и неизмеримо выше всех остальных. Тупого быдла. (правда, через сколько-то страниц вдруг оказывается, что это все поэт имеет право делать в отсталой рашке, а если речь идет об истинно культурных и цивилизованных странах, где живут белые люди, то вовсе поэт не имеет права идти против общества и совершать что-то нехорошее по отношению к этому обществу, и тогда он за это, конечно, должен ответить перед обществом… кто бы мог подумать??)
Значит, со слов самого Бродского, картина вырисовывается такая. У Бродского был приятель, который в то же время был и уголовник. Бродскому это особенно нравилось – он вообще с юности любил вращаться в криминальной среде. В общем, судили этого приятеля Бродского – с его слов – за то, что он в какой-то коммунальной квартире испражнялся в чей-то борщ. Бродский, конечно, отмел это обстоятельство, как несущественное. Зато он был интересный человек, ну вы что! Не то что все остальные скучные.
И вот Бродский с этим приятелем в какой-то момент стали обговаривать, как бы им бежать из страны. Составили такой план, что надо захватить самолет, летчика убить, после чего на самолете улететь за границу (этот приятель Бродского каким-то образом был причастен к управлению самолетом). Под это дело приятель Бродского даже раздобыл пистолет. Тут Бродский решает упомянуть, что да, они типа планировали и сговаривались, но он потом все равно взял и передумал! Ха-ха, шутка. Но я, помня о логических кубиках рубика, вполне могу на этот счет сомневаться. Что Бродский передумал. Это, в конце концов, только его слова.
Затем этот приятель попадается правоохранительным органам с этим пистолетом. (не исключено, что он опять в пьяном виде где-нибудь куролесил, я уж не помню) Если кто не в курсе, то в СССР (да и сейчас тоже) ношение огнестрельного оружия было запрещено законодательно. Так что – совершаю я логические построения – этого приятеля наверняка взяли в оборот и стали проводить расследование, откуда у него пистолет, зачем ему пистолет и т.д. Ну и, вполне реально предположить, что из него все выбили, всю эту замечательную схему с захватом самолета и убийством летчика. И с участием Бродского в том числе. Поэтому Бродского и взяли. Ну да, а за что еще его вдруг – с его слов – сразу посадят в камеру КГБ? Не за тунеядство же, это смешно.
Дальше Бродский с гордым видом рассказывает, что сидеть в тюрьме КГБ – это тьфу, ничего такого. А вот попасть в психушку – это да, это вам не курорт. Вот он попал, там такие ужасы… Допустим, но я на эти жалостливые речи вестись не желаю. А потому что тут Бродский невзначай упоминает – да-да, вот в чем прелесть дословной записи с магнитофона – что он в заключении молчал и ни на какие вопросы не отвечал. То есть, тут уже все ясно – если подследственный так себя ведет, то правоохранительные органы просто обязаны его отправить на судебно-психиатрическую экспертизу. Иначе ни один суд у них такое дело не примет. Вот Бродского и направили. Так что нечего плакаться об ужасах психушки, если сам туда стремился.
Хорошо, а дальше я провожу следующую логическую линию – после этого заключения в камерах КГБ, после психушки, после этого процесса – закрытого, все давно знают, ага, а никто не задумывается, с чего он вдруг закрытый, если дело идет о простом тунеядстве – Бродский в результате получает приговор за тунеядство. Ну и, спросим себя – как такое могло быть? А это могло быть в том случае, если причастность Бродского к совершению особо тяжкого преступления, направленного против безопасности государства, не доказали. А тунеядство доказали, ну хоть тогда тунеядство. Так это делается в судах и прокуратуре. А почему не доказали? Ну вот как раз потому, что Бродский тупо молчал и ничего не говорил. А показания подельника при отсутствии прочих доказательств, не являются основанием для обвинения… Значит, он просто откосил от уголовной ответственности. Тем что молчал, и через психушку и т.д. А чего это он вдруг вздумал так себя вести, чисто по своей гениальности что ли? Ага, черта с два. Он же вращался в криминальной среде, значит, оттуда и почерпнул информацию, как можно откосить. Да, давайте, поплачьте о несчастном поэте, загубленном кровавым режЫмом.
И вот надо же – если кто даст себе труд подумать – вот у нас такой проклятый тоталитарный режим, а чего-то не могли просто взять и поставить преступника к стенке, все какие-то доказательства искали, соблюдали процедуру… Ну, я понимаю, конечно, что у нас никто сейчас об этом думать не хочет.
И что касается тунеядства, в том числе. Да, в СССР была статья за тунеядство. По ней, видимо, Бродского и осудили. Но вы лучше подумайте, что так-то он целенаправленно отказывался от работы прямо со школы. Он сам рассказывает – что вот ему какие-то знакомые даже нашли работу, что называется, не бей лежачего – лаборантом в каком-то университете. Так он с гордостью рассказывает, что все равно не работал, приходил, когда ему вздумается и сразу шел в библиотеку, читать что-нибудь! Тут поневоле вспомнишь какие-то рассуждения Гоблина-Пучкова на тему, что наша интеллигенция испытывает какое-то странное тяготение к криминальным авторитетам, ну вот в том числе и это демонстративное нежелание трудиться на благо общества… Да, так вот при всем этом почему-то раньше никто в тоталитарном совке Бродского не трогал (кстати, а на что он жил тогда? Ну, этим вопросом тоже никто не задается), а тут вдруг процесс и все прочее.
Далее еще Бродский рассказывает эпизод, как его выслали из страны. Рассказывает он это все с трагическими позами, и да что он не хотел, и да что его заставили, и прямо приехали домой, взяли под белы рученьки и повезли в КГБ, где просто сунули анкету и сказали заполнять, а он отказался, и там полковник КГБ сам стал заполнять… и т.д. Но я эти крокодиловы слезы опять же пропускаю мимо. Учитывая предыдущий эпизод с планированием побега из СССР и захватом самолета. К тому же тут еще там и сям Бродский невзначай упоминает, что – у него были контакты с западными шпионами… то есть, сам он не говорит, что они шпионы, а что КГБ их подозревало в шпионаже, а они просто хотели с ним пообщаться, но он им сразу сказал, что за ними следит КГБ и помог уйти от слежки! Ай, молодца. На основании чего я опять же перехожу к логическим заключениям, что – ну, как я понимаю, оформлением документов для выезда за рубеж у нас все же не КГБ занималось, а другие структуры… а раз тут было прямое участие КГБ… то я вполне могу сделать вывод, что это стремительное оформление всех документов Бродскому и его вылет в эмиграцию – это был результат какого-то договорняка. Между КГБ и ЦРУ, я не знаю. А с чего бы это ЦРУ морочиться и договариваться насчет Бродского, это что ли благотворительная организация? Или они просто прониклись его гениальными стихами? Чего смешить лосей…
Кстати, потом еще Бродского использовали в этих шпионских делах – когда произошел эпизод с тем артистом, который во время гастролей в США вдруг запросил убежища. Бродский об этом рассказывает чрезвычайно туманно, но в любом случае четко обозначает, что да, к нему обратились, чтобы он организовал убежище артисту на первых порах, и потом привлекали к переговорам с советской стороной. С чего бы вдруг – можно задаться вопросом – что ли там в США не хватает других русских эмигрантов? Их же там, как грязи… Почему именно Бродский? Ну и сами прикиньте, красит ли гениального поэта причастность к такому ведомству, как ЦРУ. В этой связи, к слову сказать, вполне можно поразмышлять и насчет нобелевской премии Бродскому.
Уй, все, надоело писать… Книжка интересная, материалы к размышлению в количествах. Ну, а кто как будет размышлять, это уж у кого как получится…

@темы: Книги

---

Книжный столик

С.Волков. Диалоги с Иосифом Бродским.

«Поэзия вообще-то очень странная вещь. Она – достояние и троглодита, и сноба. Она может быть произведена и в каменном веке, и в самом новейшем салоне. В то время как для прозы необходимо развитое общество, развитая структура, какие-то устоявшиеся классы, если угодно».

«Все мы помним, что Россия – страна с огромными ресурсами, с невероятными человеческими возможностями. И какой бы отток культуры, интеллигенции из нее ни происходил, она рано или поздно из своих недр что-нибудь этакое выдаст и всех удивит. Это, если угодно, количественный эффект. Это просто огромная страна, огромная культура. А в том, что касается литературы, - один из самых грандиозных языков. И поэтому совершенно неизбежно, что в недрах этого языка возникнут явления, которые всех нас будут сводить с ума».

«Кризисные ситуации всегда интересны. Потому что выясняется – кто хозяин, кто лакей».

«В таких городах надо жить, а не проезжать через них. Если на два-три дня очутишься в Питере, то и от него создается сатанинское впечатление».

«В художественном произведении это самый главный элемент – что за чем следует. Не что именно говорится, а что за чем следует. Возникает кумулятивный эффект, и становится важным, ЧТО говорится».

«В Риме между фигурами апостолов на фронтоне – километр, да? В Венеции эти же апостолы – плечо к плечу, сомкнутыми рядами. Как в армии».

«Ахматова поэт очень емкий, иероглифический, если угодно. Она все в одну строчку запихивает».

«Оден говорил, если великий поэт совершил преступление, поступать, видимо, следует так: сначала дать ему премию, а потом повесить».

«- Я это говорю не к тому, чтобы защитить Стравинского. Наоборот, это была колоссальная глупость с его стороны. Но от музыканта не следует требовать слишком многого.
- В общем, следует. Или курица не птица, музыкант не человек?
- Дело в том, что музыка – как и архитектура – это искусство, в сильной степени зависящее от финансов. Если вы композитор, для исполнения вашей симфонии нужен оркестр. А кто ж даст оркестр? И радио из кармана не вынешь. Наверное, поэтому черт знает что творится иногда в головах у этих людей! Самые лучшие архитекторы работали для самых чудовищных заказчиков. Поэт, литератор – это другое дело, с них и спрос другой».

«Знаете, человек смотрит на себя – вольно или невольно – как на героя какого-то романа или кинофильма, где он – в кадре. И мой заскок – на заднем плане должна быть Венеция».

«Это был счастливый человек, потому что он узнавал счастье, когда видел его воплощенным».

«Пишешь потому, что ты был где-то счастлив и хочешь поблагодарить за это. Той же монетой, если угодно».

«Вообще, для того, чтобы понять по-настоящему, что есть та или иная страна или то или иное место, туда надо ехать зимой, конечно. Потому что зимой жизнь более реальна, больше диктуется необходимостью. Зимой контуры чужой жизни более отчетливы. Для путешественника это – бонус».

«Говорить о жизни – все равно что кошке ловить свой хвост. Жизнь очень быстро превращается в какой-то Невский проспект. В перспективе которого все удаляется и чрезвычайно стремительно. И теряется – уже навсегда».

«Вообще-то аудитория у поэта всегда в лучшем случае – 1% по отношению ко всему населению. Не более того».

«Для поэта разочарование – это довольно ценная вещь. Если разочарование его не убивает, оно делает его действительно крупным поэтом. На самом деле чем меньше у тебя иллюзий, тем с большей серьезностью ты относишься к словам».

«В русской поэзии существует тенденция – продиктованная размерами страны, количеством населения, и т.д. – считать, что поэт работает для широкой аудитории. Этой иллюзии подвержены все без исключения. От таковой иллюзии перемещение в пространстве, между прочим, зачастую избавляет».

«Поэт – это последний человек, который радуется тому, что его стихи перекладываются на музыку. Поскольку он-то сам в первую очередь озабочен содержанием, а содержание, как правило, читателем усваивается не полностью и не сразу. Даже когда стихотворение напечатано на бумаге, нет никакой гарантии, что читатель понимает содержание. Когда же на стих накладывается еще и музыка, то, с точки зрения поэта, происходит дополнительное затмение. Музыка вообще выводит стихи в совершенно иное измерение».

«Когда поэт пишет, то это для него – не меньшее происшествие, чем событие, которое он описывает».

«Когда человек плачет – это личное дело плачущего. Когда плачет человек пишущий, когда он страдает – то он как бы даже в некотором выигрыше от того, что страдает».

«Когда пишешь, то стараешься сделать это как можно лучше. То есть подчиняешься требованиям музы, языка, требованиям литературы. А лучше – это не всегда правда. Или: это правда большая, чем правда опыта. То есть ты стремишься создать трагический эффект тем или иным образом, той или иной строчкой и невольно как бы грешишь против истины: против собственной боли».

«Ахматова совершенно феноменально работала с деталями, но опять таки, она была прежде всего поэт – в том смысле, что каждую деталь она подавала бы в одной фразе. В то время как Пастернак или Мандельштам, когда они натыкаются на деталь или на метафору, то ее, как правило, разворачивают. Как розу. В их творчестве ты все время ощущаешь центробежную силу. Которая присутствует в стихотворении, когда оно как бы само себя разгоняет».

«Всегда следует разграничивать, с кем вы имеете дело – с автором романа или с писателем. В счастливых случаях имеет место совпадение. Но слишком часто роман становится целью писателя. В то время как целью писателя должно быть нечто иное: выражение мироощущения посредством языка. А вовсе не посредством сюжета».

«У каждой эпохи, каждой культуры есть своя версия прошлого. Например, существует немецкая Древняя Греция XVIII века. Существует английская Древняя Греция. Есть французская Древняя Греция. Хуже того – есть греческая Древняя Греция, и т.д. А внутри каждого такого большого пласта существует еще разбивка по поколениям. И у каждого последующего поколения взгляд на прошлую культуру меняется и, разумеется, становится все более и более расплывчатым. Что для меня во всем это интересно, так это то, на что именно каждое поколение наводит увеличительное или уменьшительное стекло. То есть что оно в прошлой культуре выделяет, а что – игнорирует. И мне интересен вот этот механизм выживания культуры посредством того или иного поколения: что именно выживает, а что погибает».

«Нам на наши рассуждения могут возразить: да, у вас есть на Западе аудитория, но эти люди ничего не понимают, потому что не говорят с вами на одном языке. А я на это вот что отвечу: с человеком вообще на его языке никто не говорит! Даже когда с вами жена разговаривает, она не на вашем языке говорит! Разговаривая с ней, вы приспосабливаетесь к жене. И к другу вы себя приспособляете. В каждой подобной ситуации вы пытаетесь создать особый жаргон. Почему существуют всяческие профессиональные терминологии? Потому что люди знают, что они все – разные животные, но от этого страшненького факта они пытаются отгородиться, создав какую-то общую идиоматику, которая будет кодовым языком для «своих». Вот таким-то образом и возникает иллюзия, что ты среди своих, что в данной группе тебя понимают».

«В том-то и прелесть жизни, что вот она проходит, и самыми важными становятся чисто человеческие дела и отношения, а не идеологическая или философская сторона дела».

«Я считаю, что просто бессмысленно открывать рот, чтобы сказать то, чего ты не думаешь. Это полная трата отпущенного тебе времени и энергии».

«Единственный способ предсказать будущее с какой бы то ни было точностью – это когда на него смотришь сквозь довольно мрачные очки».

«На самом деле не едешь куда-то, а уезжаешь от чего-то. По крайней мере со мной все время так и происходит. Для меня жизнь – это постоянное удаление «от». И в этой ситуации лучше свое прошлое более или менее хранить в памяти, а лицом к лицу с ним стараться не сталкиваться».

«Мы живем в обществе, которое рехнулось на идее культуры как продукта. Поэтому оно требует книг, книг, книг. Из-за этой игры культура и зашла в тупик. На самом-то деле, когда ты сочиняешь, ничего не понятно: кто там читает, кто чего понимает? Или ничего не понимает? Или все понимает? И так и должно быть! А если жить ради выпуска книг, то тогда ведь надо и рецензии на книгу читать небось. А потом, исходя из этой рецензии, себя как-то соответственным образом вести. Да вы что? Лично меня знаете что больше всего устраивает? Судьба античного автора, какого-нибудь Архилоха, от стихов которого остались одни крысиные хвостики, и больше ничего. Вот такой судьбе можно позавидовать».