Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Станислав Ежи Лец.
«Глупость никогда не переходит границ; куда ступит, там и есть ее территория».
***
«Существуют идеальные ширмы, заслоняющие самих себя».
***
«Люди – «навоз истории»? Необходимо и тут как можно скорее перейти на искусственные удобрения».
***
«Надпись на памятнике подчас звучит как объявление о розыске».
***
«Еще раз начать все сначала! Только как перед этим закончить?»
***
«Подумать – сколько Атлантид просматривается в политических атласах!»
***
«Палач обычно выступает под маской. Справедливости».
***
«Порой ложь так тесно смыкается с правдой, что в оставшейся между ними щелке тяжко жить».
***
«Есть великие слова – столь пустые, что в них можно заключить целые народы».
***
«Вот это мучение – висел на кресте не прибитый!»
***
«Чего стоит кляп, который можно съесть?»
***
«Лжепророки сами воплощают свои пророчества».
***
«Верю в прогресс: будет изобретена машина для чтения мыслей, еще не пришедших в головы».
***
«Цветы на могиле врага пахнут упоительно».
***
«Те, кто легко забывает, легче сдают жизненный экзамен».

А.Калугин. Чем черт не шутит
«Приехав в гараж, мы поставили машину в бокс. Мой знакомый охранник, сделавший так, что кроме него нас никто не видел, только головой покачал, поглядев на нашу изрешеченную пулями машину. Но спрашивать ни о чем не стал. За что я ему был премного благодарен. Сам же я с запоздалым раскаянием подумал о том, что труп-то мы в багажник убрали, а вот перемазанное кровью заднее сиденье даже газеткой не прикрыли. Да что уж теперь говорить.
Избавившись от машины, мы пошли домой пешком. Идти было недалеко, а на дождь мы уже не обращали внимания.
- О чем ты думаешь? – спросил Гамигин.
- Думаю, как объясняться с Власенко.
- А я думаю, что нам делать с трупом.
- Труп лежит в машине. – Мне не хотелось сейчас об этом думать. Можно ведь хотя бы на время сделать вид, что все хорошо. В конце концов, скоро уже начнет светать…
- Анс.
- Что?
- Ты веришь в то, что завтра будет новый день?
- Да.
- А в то, что он будет лучше сегодняшнего?
- Нет.
- Почему?
- Потому что завтра обо всем узнает Лоя.
Лучше бы он этого не говорил. Но я буду стараться об этом не думать. Что я слышу только дождь. Дождь барабанит по шляпе и плечам, как будто выстукивает тайное послание. Как будто пытается сказать, что не хочет с нами расставаться… Но мы уже пришли домой».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Картинкофлуд

Просто котиковый. Загадывалось – «рыцарь с головой кота». Ну, получился просто такой кот-рыцарь…
(ага, и тут я сразу вспомнила первую подборку от нейросетей, которая обратила на себя внимание – как раз были котики-рыцари… и еще шла дискуссия, может ли нейросеть так нарисовать сама собой, «под ключ», как говорится… или требуется потом доводка руками от художника. А сейчас вот и мне по заявке Кандински рисует – хотя доводка часто таки требуется, да )

---

Читательский дневник

В.Смехов. В жизни так не бывает.
«Чуть ли не ежедневно шла переписка Лили Брик и Сергея Параджанова. Восьмидесятипятилетняя «муза поэзии русского авангарда» билась, добивалась… и добилась! Освободили. В 1976 году ситуация казалась безнадежной. В 1977 году, в Париже на гастролях, я услыхал от друзей Л.Ю., что Луи Арагон и ряд видных деятелей Франции возглавили комитет спасения Параджанова. Рузанна приезжала в театр к Любимову, ездила к С.Герасимову, С.Бондарчуку. На дне рождения доктора Л.Бадаляна я увидел председателя Госкино Л.Кулиджанова. Спросил его: как, мол, вы себя чувствуете, когда Параджанов в тюрьме, в ужасных условиях, когда он плачет от унижения и безысходности? Кулиджанов твердо ответил: «Мы сделали все, что могли. Мы втроем, с Бондарчуком и Герасимовым обратились «наверх». И генеральный прокурор Союза Руденко твердо ответил: «Не могу. Это украинская прерогатива».
У зубров, облаченных титулами и властью, - не вышло. У Лили Брик – вышло. Помню, она показывала очередной трагический коллаж Сережи и дважды громко перечитывала место из его письма: «Делайте что-нибудь! Не уставайте! Каждый день – хоть что-нибудь!» Лиля рассказывала: не эти, мол, начальники кино, а клоун Юрий Никулин сделал – и не походами наверх, а пешком, ну не пешком, на поезде, но сам! – приехал в лагерь… Сережа пишет, что, желая хоть чуть облегчить себе жизнь, он сказал начальнику: «Дайте полегче работу, я задыхаюсь… Вам мои друзья могут сказать, что я болен, - знаете артиста Никулина?» И тут начальник вдарил ему: ах ты, трепач, кто ты и кто Никулин?! Он народный артист, а ты зэк. И вдруг является сам Ю.Никулин и к начальнику: «Помогите моему другу!» И сразу дали работу терпимую, облегчили муки».

М.Боталова. В оковах льда.
«Наша первая и единственная до сего момента встреча состоялась в далеком детстве, когда мне было всего лишь шесть лет. Я играла во дворе дома и сквозь крупные узоры кованой ограды вдруг увидела незнакомца, в упор смотревшего на меня. Тогда он был намного красивей. Голову скрывал капюшон, защищая мужчину от взглядов прохожих, которые легко могли опознать в нем арэйна, если б только увидели черты лица, неуловимо отличающиеся от человеческих, блестящие голубые глаза, выбившуюся серебристую челку.
Я уже знала, кто такие арэйны, однако поняла, кто находится передо мной, лишь когда мужчина выпустил аккуратные коготки и, скользнув пальцами вдоль изящного завитка на заборе, с улыбкой поманил к себе. Зачарованная увиденным, я проворно поднялась на ноги и вприпрыжку побежала к нему.
- Ты арэйн Льда? – полюбопытствовала я, во все глаза рассматривая удивительного незнакомца.
- Да, малышка, ты права, - ласково улыбнулся он и, чуть склонив голову, спросил: - Скажи, ты любишь сказки?
- Очень люблю!
- А тебе хотелось бы стать такой же, как героиня одной из твоих любимых сказок? Ты бы хотела сделать что-то особенное, совершить великий подвиг?
- Конечно, хочу! – загорелась я. Кто бы мог подумать – сказочное существо появилось в моей жизни, чтобы подарить настоящую сказку!
- Посмотри, - он вынул из кармана портрет, а я с трепетом протянула руку, желая прикоснуться к изображенному на ней живому парню.
- Какой красивый, - восторженно выдохнула я.
- Он попал в беду, - проговорил арэйн, спрятав портрет в карман. – Ты можешь спасти его. Просто пообещай, что, когда я вернусь, ты пойдешь со мной и поможешь ему.
- Обещаю!»

---

М.Боталова «В оковах льда».
«Если заснуть над книгой, то можно очутиться в том времени и месте, которым она посвящена».

@темы: Галерея

---

Надежда Мамаева "Светлые и темные". Собственно говоря, это омнибус, в котором три романа по одному миру... "Черная ведьма в академии драконов", "Как избавиться от наследства" и "В военную академию требуется". Фэнтези, любовный роман.
Сюжет: напишу в общем... Есть некий мир, в котором существует светлая и темная магия... соответственно, светлые и темные маги. Это у них врожденное, хотя чем одна магия отличается от другой - ну, сказать сложно... Автор в это не сильно углубляется... Светлые и темные как бы враждуют между собой, но открытого противостояния давно уже не происходит, просто такое, как бы сказать, вооруженное мирное сосуществование. Ах да, маги объединяются по империям. Сюжет каждого романа строится на том, что в силу неких обстоятельств сталкиваются молодые люди из разных империй, и вынуждены как-то между собой взаимодействовать и сотрудничать. А там - классика жанра - возникают чувства, развиваются отношения... Заканчивается все, естественно, хэппи-эндом... При этом почему-то, как правило (вроде бы), оказывается, что новоиспеченная семья предпочитает обосноваться в Темной империи. Как-то там для них более благоприятный общественный климат.
У автора я раньше читала несколько книжек... вроде бы... С переменным успехом. Какие-то понравились, какие-то вызвали исключительно спокойное отношение... Кажется, какую-то я так еще и не дочитала - не знаю, где она лежит. Но тем не менее, когда вышел этот объемный кирпич, я сразу заинтересовалась. Люблю омнибусы. Ну, чтобы сразу было много и мелким шрифтом. Думала, что долго буду с ним возиться, но нет - прочиталось мгновенно и влет.
И вот тут обнаружилось, видимо, такая характерная особенность авторского стиля - судя также по ранее прочитанным понравившимся книжкам. Автор пишет очень приятно, с юмором, текст легко читается... Но еще более легко улетучивается из памяти через какое-то время после прочтения! Тут не то что имена героев забываешь... но даже просто вот сидишь, пытаешься вспомнить хоть о чем там шла речь - но всплывают только какие-то смутные и туманные обрывки. Вроде и плохого ничего о книжках сказать нельзя - вот четко помнишь, что и сюжет был интересный, и герои симпатичные... Но вот попробовала сейчас хоть как-то описать, о чем шла речь в том или ином романе - и ни в какую. Только и вспоминается, что где-то роковой и сексуальный был вынужден все время ремонтировать выбитые двери. Или что ГГ в наказание сидела в карцере и рассматривала рисунки на стенах. В таком роде. Точно такое же положение и с ранее прочитанными книжками - но там я поначалу хоть относила это за счет давности прочитанного. Но тут-то прошло всего ничего! пара недель, грубо говоря.
Ну, с другой стороны, в этом есть и несомненный плюс. По крайней мере, я помню, что мне при чтении было очень интересно... А значит, всегда можно взяться за перечитывание - под настроение. А что - очень удобно! ничего же почти не помнишь. В конце концов, такие книжки тоже нужны - они как какие-нибудь вкусные и легкие пироженки - раз и нету... тают во рту, но оставляют приятные воспоминания...

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Наш современник.
Александр Сагир.
«- Подумаешь, медведь! – сказал Сашка Рыжий, бесшабашный парень с копной ярко-рыжих волос. – Что же нам теперь всем по двое ходить, чтоб не страшно было?
Половина геологов нашей партии действительно работала в одиночку, а северная часть хребта Сетте-Дабан на речке Менкюле, где мы проводили геологическую съемку, была излюбленным медвежьим краем. Я не знаю, есть ли еще в Восточной Якутии места, где можно увидеть столько медведей. Они встречались повсюду: в долинах рек и каньонах, на чистых луговых склонах гор, в непролазных зарослях и на скальных вершинах. Но к ним понемногу привыкаешь и принимаешь уже как естественную и неотъемлемую часть окружающей среды, как не желанных и не очень приятных соседей.
- Маргаритыч, ты же при оружии, - продолжал Рыжий, - как только медведь придет – пали в него из своего револьвера! Он с перепугу такого деру даст, что ты его больше и не увидишь, и не услышишь.
- Скажи ему: «Мишка, уходи», - серьезно сказал якут Сашка Егоров, - и он уйдет. Я всегда так делаю.
- И откуда там медведь взялся? – удивленно спросил Горбунов. – Там же горняки неподалеку взрывные работы ведут, взрывы каждый день с утра до вечера.
- Недавно каюр подранил у них возле стоянки огромного медведя, - сказал я. – Тот стащил у горняков мешок с консервами. Взял в охапку и унес. Но сначала, наверное, немного порвал его, так как банки с тушенкой и сгущенкой всю дорогу из мешка сыпались. По этим банкам каюр и пошел вслед за ним. А когда увидел медведя на берегу реки и как он давит лапами банки и облизывает выдавленную из них сгущенку, пальнул по нему картечью. Медведь удрал, вот и ходит теперь, наверное, к Рите со своей обидой».

Опекуны несносных леди. Н.Ерш. Подопечная для графа.
«Ко мне подошла Эдна.
- Дани, милая, - сказала она, закрыв обзор на графа, - ты сегодня на себя не похожа. Что-то не так?
- Все прекрасно. Ты организовала замечательный прием, - ответила я, сместившись правее.
- И все же… Обычно ты не пропускаешь ни одного танца. А теперь стоишь в одиночестве и грустишь. Знаешь, жаль, что леди Альбина не смогла прийти. Вы наверняка нашли бы, о чем поговорить.
У меня дернулось веко. Упоминание этой ужасной особы окончательно разозлило.
- Мы не знакомы, - отвечала я, наблюдая за графом Бергом, решившим проследовать на балкон. – И не думаю, что нашли бы общий язык... Прости, мне нужно на свежий воздух, - с натянутой улыбкой сказала я и поспешно удалилась. И не только потому, что разговор с Эдной дико утомил. Дело в том, что на балкон промчалась та самая рыжеволосая девица, что недавно танцевала с Бергом. В спину ее подтолкнула полная, очень похожая на нее леди. Видимо, благословив на что угодно, лишь бы приносило нужные плоды.
Я отправилась спасать графа.
Как выяснилось парой минут позже, он в этом не нуждался. Когда я оказалась на балконе, девица с несчастным видом слушала лекцию о футтосийских дракончиках, которых графу вот-вот должны были доставить из Ишхана.
- Невероятно милые существа, - говорил Гордон Берг. – И все будут жить в моем доме, пока не подрастут. Конечно, они плюются огнем, и их укусы ядовиты, но когда смотришь в огромные красные глаза с вертикальным зрачком, все остальное меркнет. Понимаете меня, миледи? Простите мою неучтивость, я снова позабыл ваше имя.
- Вы очень любите дракончиков, - грустно сказала рыжая.
- Очень! – пламенно заверил граф, после чего добавил глубокомысленно. – Если я когда-то женюсь, то закажу брачные браслеты с именами моих любимчиков. Так же мы с супругой назовем наших сыновей – Горг, Дрын и Мелкий. Как вам?
- Хорошо, - промямлила рыжая. – Простите. Мне нужно возвращаться к матери, пока она меня не потеряла.
- Жаль, что вы уже уходите, - расстроился граф. – Имена для дочерей я тоже придумал. Жена родит мне пятерых.
- Ясно, - пискнула девушка и скрылась из виду».

---

В телеграме у Гоблина-Пучкова.

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

В.Смехов. В жизни так не бывает.
«После звонка Л.Ю. //Лиля Брик//, я передал привет от нее молодому актеру Филатову. Леня обрадовался и забросал меня кучей информации – о Лиле, об Арагоне, о смерти Эльзы Триоле, об издевательствах властей. По его словам выходило, что Лиля должна была остаться в Париже после похорон сестры. Я немедленно переслал его поклон по адресу, заодно озадачив Л.Ю.: зачем, мол, вы вернулись в Москву, если Леня правильно рассудил, что такое хорошо и что такое плохо – в Москве и в Париже. Лиля ответила очень серьезно: «Правда, жить там легче и спокойней, но… знаете, что я скажу? Когда я представила, что теперь до конца жизни не услышу под окнами утром безобразных криков грузчиков (во двор выходили двери склада знаменитого магазина «Сантехника») и что зимой и летом буду просыпаться под звуки французской вежливости, мне стало страшно». Это объяснение Л.Ю. снабдила хорошей дозой «московского сленга», чем окончательно убедила окружающих, что жить и умереть необходимо на «земле по имени Москва».
***
«Л.Ю. о Евтушенко: «Пустой». Я возражал. Л.Ю. вспомнила вечер, когда они у дверей дослушали Женю. А он назавтра сказал в ЦДЛ: «Я все видел, вы были и ушли». – «Нет, мы остались и дослушали, и если вам интересно наше мнение, то вы читали как провинциальный трагик». – «Ну что ж, Россия – это провинция. И у нас – трагедия. Вот я и читаю…» - «Правда, хорошо сказал? Впервые понравился…»

Н.Яблочкова. О боже, какие мужчины! Знакомство.
«Урмыт не заставил себя долго ждать, и скоро мы уже гуляли по Лешему. Я впитывала радость, которую излучал парк, и любовалась необычными деревьями, кустами, травой и цветами. Причудливые лианы, редкие листочки на которых напоминали ярко-красные плоские продолговатые бусины, нанизанные на коричневую проволоку. Такие же глянцево-блестящие и нарядные. Мелкие синие цветочки, усыпавшие гибкие, закручивающиеся пружинками ветки кустарника. Эти ветки-усики росли из одного корня и изгибались в разные стороны, образуя необычный живой букет. Длинные листья-иголки низенького деревца выглядели на первый взгляд опасными. Уж очень острыми были у них кончики. Зачем-то захотелось убедиться в этом самой, и я повернулась к Мороку:
- Помоги мне снять перчатку.
Он молча повиновался, и я потянулась к острым, завернутым вовнутрь листьям. Но дотронуться не получилось. Ветка увернулась от прикосновения. Раз, и два, и три…
- Не хочет поранить, - подал голос Морок раньше, чем я сподобилась спросить у Лешего, что происходит.
Уточнила это у парка и отдернула руку. Растение было ядовитым, и кончики листьев остры как бритва. Цель – порезать и занести в кровь живого существа яд. Даже легкого укола хватит, чтобы могли появиться проблемы. Для меня именно проблемы, а не летальный исход, как для любого другого, посмевшего прогуляться по парку без разрешения. Противоядие мне бы Леший любезно предоставил… Но неприятных ощущений успела бы нахлебаться полной ложкой.
После этого ликбеза, прежде чем потрогать какое-либо растение в моем верном лесочке, предпочитала спрашивать сначала у самого парка, опасно или нет, и только потом касаться. И розовой травки, на которой было так удобно в прошлый раз сидеть… Трава ластилась к коже, как щенок, и чуть ли не мурлыкала подобно котенку. А я улыбалась, получая ни с чем не сравнимое удовольствие. Занятная у меня все-таки зверушка завелась. Такой точно ни у кого нет».

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

А.Мелихов. Броня из облака.
«Наука начинается со знакомых каждому бытовых предметов, которые и составляют арсенал первичных аналогий: камешки, волны на воде, облака… А когда дело доходит до предметов, которых никто не видел и никогда не увидит – до каких-нибудь атомов, электронов, - их тоже начинают моделировать по образу и подобию камешков, волн, облаков… Может, и вся физика вырастает из какой-нибудь четверки-пятерки базовых образов: камень, ветер, волна, огонь, облако – не обладая ими, наш мозг вообще не мог бы мыслить… (Это к вопросу, может ли машина мыслить: мыслить не мог бы даже наш мозг, лишенный тела.) И не нужно думать, что кто-то видел атомы или электроны благодаря каким-то хитроумным приборам, - ученые видят лишь некоторую картинку и т е о р е т и ч е с к и домысливают причину, которая могла бы такую картинку породить.
Кстати говоря, а как мы вообще начинаем видеть реальность? Каким образом мы начинаем различать предметы? Из хаоса, из огромного скопления каких-то мух, комаров, пыли мы все-таки выделяем что-то важное. Рядом с нами происходят миллионы событий, а мы замечаем лишь десятки. И только уже среди этих десятков, бессознательно отобрав их из миллионов им подобных, мы работаем – классифицируем, размышляем…»
***
«Внутри своей базисной грезы мы заключены целиком и полностью. И пока она нами владеет, до тех пор мы счастливы, уверены в себе и свысока поглядываем на других, убежденные, что мы умные, а они дураки. Мне очень помогло понять человеческую природу общение с душевнобольными, с умственно отсталыми… Нормальные люди, видя, что параноик не может отнестись критически к своему бреду, что умственно отсталый не может понять, что дважды два четыре, обычно так и считают: они сумасшедшие, а я нормальный, они глупые, а я умный. А я наоборот вижу, что мы такие же, как они, только мы живем внутри коллективного бреда, нелепость которого сделается очевидной лишь через сколько-то лет, и достигшими вершины разума кажемся себе исключительно потому, что по случайности еще не нашли никого умнее себя. А может быть, даже и нашли, да только этого не поняли, как и умственно отсталые не понимают нашего интеллектуального превосходства».

Л.Гурченко. Аплодисменты.
«Когда я спускалась с ведрами по нашему переулку на Клочковскую, уже издали видела огромную очередь за водой. Люди еле-еле двигались, экономили силы. А лед в Лопани был такой толстый, зловещий. Его не пробьешь…
Стою в очереди, закутанная с ног до головы. Руки и ноги замерзают, едва только выходишь из дома. А еще идти до проруби. А еще стоять…А люди в очереди такие серые, мрачные. И ни одного слова. Прямо гробовое молчание. И так хочется с кем-нибудь поговорить! Чтобы не хотелось есть, не хотелось спать…
У каждого палка или кочерга – отталкивать трупы. Немцы зимой трупы сбрасывали в Лопань. Течением их сносило сюда. Иногда они застревали около проруби. Воду обязательно кипятили. И попробуй забудь эту кочергу! Никто не даст.
Сначала я набирала всегда два полных ведра. Это не те привычные эмалированные ведра конусом с прочной гладкой ручкой. Такими мы перед войной запастись не успели. Под ведра приспосабливались большие железные банки, похожие на бидон, с отрезанным горлышком. А в пробитые по бокам дырки продевалась проволока, перевитая несколько раз. Она нещадно врезалась в окоченевшие ладони. Но воду я должна была принести домой. Так хотелось порадовать маму! Сделаю десять шагов и понимаю – не смогу, не донесу. Начинаю потихоньку отливать. Иду – отолью. Еще иду – еще отолью. Несу окоченевшими руками проклятые ведра, считаю шаги: «Папа на фронте, ему трудно… всем трудно… маме трудно… я донесу, я должна донести…»
И вдруг: «Айн момент, киндер! Ком, ком. Хир! Шнель, шнель!» Немец отдает твою воду коню…
Домой идти? Выстоять еще раз очередь? Нет сил, ну нет же сил.
Вода нужна, и я поворачиваю назад, к проруби».

---

Наталья Косухина "Я заставлю тебя страдать". Фантастика, любовный роман.
Сюжет: ГГ - специальный агент космических сил правопорядка... получает очередное важное и секретное задание... внедриться в окружение главаря самого опасного пиратского сообщества и провести там требуемые мероприятия. Для ГГ это задание является еще более сложным, потому что когда-то, на заре своей профессиональной карьеры, она уже сталкивалась с этим типом, после чего поклялась его уничтожить во что бы то ни стало. А он соответственно, дал аналогичную клятву в отношении нее. Что ж, сейчас наконец эта вражда должна подойти к своему логическому концу...
Ну... абсолютно типичная книжка автора... ГГ - абсолютно типичный авторский типаж - она же специализируется именно на таких, сильные энергичные женщины, все такое. Но было как-то скучновато. Как-то тут все слишком... расползающееся, невнятное... Как-то ощущается слишком затянутым и тягомотным... Странный эффект - вот сейчас мельком глянула, указано, что в книжке 280 страниц. А мне по ощущениям казалось, что все 400! мелким шрифтом... В общем, была рада, когда книжка наконец подошла к финалу.
Нет, конечно, у автора есть и более слабые книжки. Но есть и гораздо более удачные.

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Юрий Кузнецов.
Отец космонавта

Вы не стойте над ним, вы не стойте над ним, ради Бога!
Вы оставьте его с недопитым стаканом своим.
Он допьёт и уйдёт, топнет оземь: — Ты кто? — Я дорога,
Тут монголы промчались — никто не вернулся живым.

— О, не надо, — он скажет, — не надо о старой печали!
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.
Не его ли шаги на тебе эту пыль разметали?
— Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.

На родном пепелище, где угли ещё не остыли,
Образ вдовьей печали возникнет как тень перед ним.
— Я ходил на дорогу, — он скажет, — а в доме гостили...
— Ни французы, ни немцы — никто не вернулся живым.

— О, не надо, — он скажет, — не надо. Есть плата дороже.
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.
Ты делила с ним стол и ночей сокровенное ложе...
— Он пошел поперёк, ничего я не знаю о нём.

Где же сына искать, ты ответь ему, Спасская башня!
О медлительный звон! О торжественно-дивный язык!
На великой Руси были, были сыны бесшабашней,
Были, были отцы безутешней, чем этот старик.

Этот скорбный старик не к стене ли Кремля обратился,
Где начертано имя пропавшего сына огнём:
— Ты скажи, неужели он в этих стенах заблудился?
— Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.

Где же сына искать, где искать, ты ответь ему, небо!
Провались, но ответь, но ответь ему, свод голубой, —
И звезда, под которой мы страждем любови и хлеба,
Да, звезда, под которой проходит и смерть и любовь!

— О, не надо, — он скажет, — не надо о смерти постылой!
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне родном.
Ты светила ему, ты ему с колыбели светила...
— Он прошёл сквозь меня, ничего я не знаю о нём.

А.Калугин. Чем черт не шутит.
«Следует признать, что ранней осенью, когда в воздухе еще только витает предчувствие грядущих ненастий, нет ничего лучше чашки крепко заваренного юньнаньского красного чая. Я заварил маленький чайник и как раз взял его в руки, чтобы наполнить ароматной жидкостью чашку. Как вдруг зазвонил коммуникатор. С грустью взглянув на незавершенное дело рук своих, я поставил чайник на стол, накрыл его специальным теплоизоляционным колпаком и взял коммуникатор в руку. Номер звонившего не определялся. Что уже о многом говорило.
- Слушаю, Каштаков.
- Ты чо так долго, Каштаков? На толчке, что ли, сидел?
Вполне традиционное приветствие для полковника Малинина. В принципе не требующее ответа.
- Здравствуйте, Вячеслав Семенович.
- Здоров, коль не шутишь!
Судя по голосу, настроение у чекиста на редкость бодрое. Я бы даже сказал, приподнятое. И это в девять утра. С чего бы?
- Замечательная сегодня погода, а, Вячеслав Семенович?
За окном сыпал мелкий, нудный дождик, небо было затянуто серой, беспросветной пеленой. Погода строго на любителя.
- В окно смотришь? – догадался бывалый чекист.
- Я телевизор уже лет пять как выкинул.
- А что так?
- У меня от него голова болит и давление подскакивает.
- Понимаю. Значит, новостей не слышал?
Я насторожился.
- А что, есть новости?
- Новости всегда есть, Каштаков, - назидательным тоном произнес полковник Малинин. – Только иногда они хорошие, а чаще – плохие.
- И какие же на этот раз?
- Ну, это смотря с какой стороны глянуть.
Понятно, Малинин решил поиграть. В кои-то веки ему стало известно что-то, о чем я еще не слышал».

---

Картинкофлуд

Феерия розового. Куча картинок, которые наделал Кандински по запросу про Кузю и компот… к нужному отношения не имеют, но и выбрасывать жалко. Я же как сорока – люблю все яркое и красивое…

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Книжный столик

Юрий Кузнецов. Избранное.

«Когда…» От этого «когда» под ветром стонут провода. Горит, горит моя звезда, и от друзей ложатся тени».

«…И я поставлю на окно соседке сырое пламя сорванных цветов».

«Но память меня уводит в изодранный палисадник ; окно сорок первого года выбито на закат. Отец, уходя из дому, шершавой рукою гладит детей и родные стены, а стены уже горят».

«Я был худой. Гармонью ребер играли легкие мои».

«Обдирая плавники стихов, сквозь сеть морщин мои уходят годы».

«…Я вчера в этом доме смеялся, кликнул друга, подругу привез. И на радостях плакать пытался, но судьбы не хватило для слез».

«Что мне давалось, тем и был богат. Не завещаю – отдаю назад».

«Я уже не знаю, сколько лет жизнь моя другую вспоминает. За окном потусторонний свет говорит о том, что смерти нет, все живут, никто не умирает!»

«Грянул колокол в ночь воскресенья после многих после многих смертельных ночей. Я стоял, ожидая спасенья, в белой роще зажженных свечей».

«Ожидаю назначенной встречи, а дорога идет на авось. На хвосты пробегающих ре чек нацеплялись колючки звезд».

«И снег скрипит, как яблоки в корзине… О, детства отзвучавшие шаги!»

«Я по речке сплавляю льдины плотов, девки с берега машут жар-птицей платков. У меня под ногами бревна гудят, водянистыми звездами рыбы глядят. Голубая вода, голубой небосвод, плот меж ними раскинут – ковер-самолет».

«Я жизнь спою, как будто это песня, и рухну наземь, искрами горя…»

«…И светит луна в окоп. Мы только любили землю, друг друга не понимая. И нас целовали пули, как мать на прощанье, в лоб».

«Как загар, сходит юность. Приходит не дружба, а служба…»

«Снова память тащит санки по двору. Безотцовщина. И нет воды. Мать уходит в прошлое, как по воду. А колодец на краю войны».

«Летят и летят вдоль по жизни стихи, как письма в далекое детство».

«Я стал другим, давно не замечаю тех лет, что позади, как пустяки. Хотя держу стихи, как чашку чаю, и пальцы обжигаю о стихи».

«И на медленном пламени будней мы сгораем, как еретики. Очень страшно – окончится молодость, а до смерти еще далеко».

«Что ждет меня за первым поворотом? Тень ангела, сгоревшего в аду? Как птичий перелет, мой шарф размотан, а это знак: я далеко пойду!»

«Свет окружен великой тьмою, и нервы стран напряжены. И на земле и под землею живут солдаты – без войны».

«…Я счастливый, как пыль за машиной, и небритый, как русский в раю».

«…Воздвиг в уме воздушный замок атомного взрыва, где Агасфер в подсвечнике горит».

«Снег идет сквозь людей и сквозь снег. Облепляет ночные фигуры, замедляет наш яростный бег».

«Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться над тем, что говорил тебе: люблю».

«Ночь! Опасайся мыслей с песьими головами. Что уловить ты хочешь? Спичку зажги – из мрака все чудовища мира ринутся на тебя».

«Опасно встать с горами равным, имея душу не горы».

«Остановись – и в тень твою налезут жуки, собаки, пауки».

«Зной… Забывшись на самом припеке грезит молнией дуб одинокий, тень влача, где ночное живет, где пронзительно месяц сверкает, то сова, то душа зарыдает, червь сквозь сердце мое проползет…»

«Старинная осень… Ночами под деревом воздух визжит от падающего листа. То дождь пошел, то почти тишина… Такого не перенесть».

«…Надежды запах стал несносно горек, и очерствел воспоминаний хлеб».

«На закате горят верхи деревьев и мечты».

«Над родиной встанет солнце, над морем встанет скала, над женщиной встанет крыша, а над мужчиной – звезда».

«В твоем голосе мчатся поющие кони, твои ноги полны затаенной погони».

«…С душой высокой, как змея у коршуна в когтях».

«Вершина духа знает склон – так говорил мне снежный ком и, отягченный сединой, поэт, идущий из пивной. – Ты на пути не становись, когда душа катится вниз».

«Как в луче распыленного света, в человеке роится планета. И ему в бесконечной судьбе путь открыт в никуда и к себе».

«Живу на одной половице с судьбой без последней страницы…»

«Весна ночной миндаль зажгла, суля душе звезду, девице – страсть и зеркала, а юноше – судьбу».

«Бывает у русского в жизни такая минута, когда раздумье его об отчизне сияет в душе, как звезда. Прошу у отчизны не хлеба, а воли и ясного неба. Идти мне железным путем и зреть, что случится потом».

«Гулом, криками площадь полна, там качает героя толпа. Он взлетает в бездонное небо. Посулил ли он вечного хлеба, иль дошел до предела в числе, иль открыл, что нас нет на земле? Выше, выше! Туда и оттуда!.. Но зевнула минута иль век – и на площади снова безлюдно… И в пространстве повис человек».

«…Что ты, что ты узнал о родимом просторе, чтобы так равнодушно смотреть?»

«Где-то в поезде ехали двое, невпопад говорили, и вдруг я словечко услышал такое – до сих пор пресекается дух. И словечко-то, право, пустое, и расслышал его я не так: - В этом мире погибнет чужое, а родное сожмется в кулак».

«Солдат после смерти печально воюет, он редко по старой подруге тоскует… А встреча близка! Младенец блуждает в земном промежутке, глядит из небес и играет на дудке, и пьет из цветка. И вновь созревает широкая нива, и красное солнце смолкает лениво за темным холмом. Земля возвращает истлевшие кости, а память – надежду. Пьют чудные гости за старым столом: солдат за победу, поэт за свободу, вдова за прохожего, мать за породу, младенец за все».

«Я прикрывался то рукою, то темнотой. Но не давал мой вид покоя молве людской».

«Был ли Гоголь? Была ли Россия? Тихий Миргород? Сон наяву? – Позовите великого Вия!..»

«…И приглушенные рыданья дошли, как кровь из-под земли: - Зачем вам старые преданья, когда вы бездну перешли?!»

«…Мы забыли, что полон угрозы этот мир, как заброшенный храм».

«За приход ты заплатишь судьбою, за уход ты заплатишь душой…»

«…Явленье поэта не знает своих берегов, идет во все стороны света, тревожит друзей и врагов… И сердце о сердце стучит. Все розное в мире – едино, но только стихия творит. Ее изначальная сила пришла не от мира сего, поэта, как бездну, раскрыла и вечною болью пронзила свободное слово его».

«Я слышу прерывистый голос: - Любимый! Ты помнишь меня?..
Я помню! О, если б ты знала, как гаснет твой след на песке, и все, что давно миновало, на тонком дрожит волоске…»

«…Я глядел среди дыма на круги бытия, и на Бога, и мимо».

«Что за руки хватали твой снег? Ты закуталась в сотни ладоней».

«Уж если не пристало мне скакать на бешеном коне, есть три пути: трудиться, молиться или спиться».

«…Он видел этот мир насквозь, но сам себя не видел».

«Светит луна среди белого дня. Умер другой, а хоронят меня. Что за безумство! Что за безумство! Совесть забыли, и сердца в вас нет…
И утешительный слышу ответ: - Там разберутся! Там разберутся!»

«Старые друзья спились, а новым доверять нельзя. Смерть, как жена, к другому не уйдет, но смерти нет, а водка не берет. Душа верна неведомым пределам. В кольце врагов займемся русским делом, нас, может, двое, остальное – дым. Твое здоровье!..»

«Вон звезда горит, вон еще одна, много в небе дыр, да не выскочить…»