Л.Алфеева, А.Свилет "Академия фамильяров. Тайна руин". Фэнтези, любовный роман.
Сюжет: девушка Даниэлла усердно и прилежно учится в магической академии, является там лучшей ученицей. Вот наконец подошел момент для перехода к главному курсу по профессии. Даниэлла так волнуется... и неспроста. Начать с того, что, когда все соученики превращались кто в фениксов, кто в единорогов, ей удалось только принять форму какого-то гибрида кошки с бобром... Дальше больше - и подопечная досталась трудная. Да, дело в том, что это академия, где обучаются фамильяры! А учебным, так сказать, материалом для них являются всевозможные попаданцы, которых они должны довести до статуса полноценного мага. Но Даниэлла приложит все усилия...
Не всегда у меня складываются отношения с автором Л.Алфеевой. Неровный автор... Эта книжка - ну ничего так... нормальная. (правда, она в соавторстве!) Достаточно приятно читается. Особенно, когда удается приноровиться к происходящему. Тут авторы постарались сдвинуть акцент - обычно же в центре повествования находится маг, а тут - фамильяр... То есть, правда, как тут сказано, фамильяры - это тоже такие маги, специфического вида, и им тоже надо обучаться. А помимо обучения еще возникают и какие-то тайны, интриги... приключения...
Ну, а так - обычная академка. Для любителей жанра. Один неприятный нюанс - это только начало цикла. Я бы и дальше с интересом почитала, но - нету!

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).



(ах-ха... да, действительно смешно... )

---

Сейчас так скользко... пошла в магазин за продуктами и шлепнулась. Вроде и шла осторожно - а просто в какой-то момент нога поехала - и все. Так это еще и фигня - но я же и встать не могу! Ноги совсем плохо разгибаются. Это же мне надо на что-то опираться и подтягиваться, чтобы вот так подняться... А тут угораздило очутиться посреди тротуара. Так и пришлось сидеть, дожидаясь каких-нибудь прохожих, кого можно попросить поддержать.
О-хо-хо, дожили. Вот не зря все-таки пенсию дают...

---

Читательский дневник

Юрий Кузнецов.

Незримый муравейник пробивая,
Тоскуя по утраченной земле,
Иллюзию земного пребыванья
Мы создали на вечном корабле.

И совершалось хитрое круженье
Булыжных улиц, пятен и зари.
И звездолет подрагивал в движеньи,
Как будто на поверхности земли.

Но ни один не пожелал признаться
В том, что за пленкой опытной мечты
Зияет леденящее пространство,
Бессмысленная бездна пустоты.

А на земле, душистой и зеленой,
В сырые сумерки, на дальний свет
Трамвай проходит перенаселенный
И метеоры замыкают след.

Выхватывает луч забор и крышу,
Прохожих в профиль. Но молчит народ.
И – по кольцу, и – по второму кругу.
Никто не сходит. Всех людей трясет.

Н.Мамаева. Ты же ведьма!
«В свое время я едва сдала «Прорицание». С шестой попытки. Мне в университете не давались ни кофейная гуща, ни водная и зеркальная гладь, ни даже предсказания по внутренностям убитого комара. Кстати, их я и вытянула в билете на зачете. Помню, долго усиленно таращилась на красную кляксу, а потом, наморщив лоб и придав голосу загробных ноток, изрекла пророчество: «Стену придется мыть».
Магесса Ронха лишь покачала головой и со скрипом поставила зачет. Как я поняла, исключительно за мой актерский талант. Посетовала, что ни на чем приличном я так прорицать и не научилась и выданное мной пророчество – не результат того, что я смогла заглянуть за грань будущего, а исключительно опыт. И ровно после сих слов приказала таки отмыть пятно со стены.
Я взяла тряпочку и начала старательно елозить ею по красному пятну, а лучше бы села в уголок и помолчала в нее. Но нет, окрыленная сданным ненавистным предметом, я проворчала в пространство, что, вообще-то, как целительница, я отлично умею гадать на анализах больных. А уж по внутренностям оперируемого могу дать очень точный прогноз как о течении болезни, так и о перспективах выздоровления пациента.
Преподавательница, уловив это краем уха, видимо, сделала мысленную пометку. А на следующий год, к вящей радости лекарского факультета и огорчению всех остальных адептов, в билетах появились вопросы по предсказаниям выздоровления или смерти по крови больного. И пока боевики и бытовики с ненавистью таращились на алую каплю, целители шустро раскладывали ее на составляющие, считали соотношение кровяных телец и уверенно заявляли, что лягушке ее здравие вполне позволяет жить, если ее, конечно, не съест цапля».

---

Ну... для опробывания нового флуда... Ежедневная музыка.

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

А.Вертинский. Письма.
«Л.В.Вертинской. 9 ноября 1950г.
Я уже поправляюсь, Пекочка, но все гудит… в голове шум, сердце стучит… и, главное, это вечное (в последнее время) непрекращающееся беспокойство. (Куда бежать? Что делать?) И главное – дети!
Мне много лет. Как они вырастут? Доживу ли я до этого? Как их обеспечить? Все это мучает меня и терзает дни и ночи. А тут еще расхлябанный нервный аппарат актера-одиночки, дуэлянта и безответственного диктатора своих собственных идей – фактически не признаваемого страной, но юридически терпимого. А на самом деле – любимого народом и признанного им.
Что писать? Что петь? Есть только одна правда – правда сердца. Собственной интуиции. Но это не дорога в искусстве нашей страны, где все подогнано к моменту и необходимости данной ситуации. Сегодня надо писать так. Завтра – иначе. Я устал и не могу в этом разобраться. И не умею. У меня есть высшая надпартийная правда – человечность. Гуманность. Но если сегодня нам не нужна она, значит, надо кричать: «Убей!» и т.д. Все это трудно и безнадежно. И бездорожье полнейшее! От моего проклятого искусства, искусства игры на тончайших и скрытых чувствах и нюансах человеческой души, во мне развернулась сложная и большая машина. Эти маленькие тайные моторы стучат и дрожат и работают на холостом ходу – после концертов или после болезни – и буквально сводят с ума. Целые дни и вечера в голове несутся отрывки мелодий, строки стихов, просто наблюдения, встречи, взгляды, мелочи… Все это шумит, перебивает друг друга, и я часто думаю: уж не сумасшедший ли я? Точно через мою голову льется какой-то поток. Какая-то река, которая несет щепки и мусор. И только одно-единственное средство – алкоголь. Он оглушает, успокаивает и заставляет исчезать всю эту свистопляску. Вот почему после концерта я всегда пью.
Извини меня за это письмо, я еще болен. Скоро я приду в себя и в Москве уже буду в порядке».

В.Мельникова. Невеста для дофина.
«- Выбирайтесь, виконтесса, - он протянул мне руку. – Если вы не расскажете мне, что здесь происходит, я буду вынужден под стражей проводить вас в помещение для дознания.
Аккуратно вложила свои дрожащие пальчики в широкую ладонь мага и, уже простившись с белым светом, решительно сделала шаг вперед. «Старик» верно сказал. Я виконтесса. Я обязана быть храброй до конца. Даже если очень страшно, как сейчас.
- Я… я всего лишь хотела посмотреть на приезд дофина, месье де Грамон.
- Все претендентки и большая часть академии в обеденном зале, отчего вы здесь? Мадемуазель Эвон, мое терпение небезгранично. И что за ужас у вас на лице?
- Это белила, - призналась я упавшим голосом.
- Как мертвяк прямо, - едва слышно пробормотал де Грамон. – Зачем? – менталист удивленно меня разглядывал.
- Ах, как тут не понять! – казалось, моему возмущению не было предела, даже катившиеся градом слезы высохли. – Амели сказала, что все фаворитки дофина – блондинки со светлой кожей… Я теперь беляночка. А мадемуазель Лаура, наша классная дама, запрещает краситься. Что мне оставалось делать?
- Что это вы делаете, мадемуазель?
Удивленно посмотрела на Цепного Пса, не прекращая постукивать пальчиками под глазами. Неужели он действительно не понимает?
- Проверяю, не потекли ли белила.
- Вы всерьез верите, что я позволю вам оставить весь этот ужас на лице? Жуткую белую маску? Мне дорога жизнь племянника, а от вида такой утопленницы, как вы сейчас, ему станет дурно. Как будто русалка из пруда вылезла и зовет к себе, брр.
У меня даже открылся рот. Да что он понимает, этот мужчина? Сам небось только преступников ловит, ну или тех, кто замышляет плохое против короны. Где ему увидеть красоту?»

---

Антонина Крейн "Улыбнись мне, Артур Эдинброг". Фэнтези, любовный роман... возможно, янг-эдалт (да почти наверняка... )
Сюжет: девушка Вилка всегда отличалась решительностью и некоторой авантюрностью характера. Поэтому, когда она увидела, что в ее собственной квартире вдруг образовался портал и туда стало затягивать ее кота, она не раздумывая спасла животное и прыгнула туда сама. Ну и - оказалась в фэнтези-мире. Оказалось, что это было заклинание для студентов тамошней магической академии, чтобы призвать себе фамильяра. Фамильяром должен был стать Вилкин кот, но раз вместо него в круге призыва появилась она, то ее и привязало к вызывающему в качестве фамильяра. Как вскоре выяснилось, это вполне развитый и цивилизованный мир, где можно очень приятно жить. Но есть один нюанс - миру угрожает скорая гибель, предотвратить которую должен лучший студент магической академии... он же и проводил ритуал призыва фамильяра, который, надо думать, ему очень необходим. Упс... кажется, это засада...
У автора ранее читала книжку из цикла "Шолох" - осталась в настороженности. То есть, вроде и мир ничего себе так, и персонажи симпатичные, и история интересная... и написано нормально... Но что-то мешает безоговорочно принять это все (не говоря уж о том, чтобы впасть в эйфорию, как это принято у буктьюберов ). Поэтому, когда появилась эта новинка от того же автора, я к ней отнеслась хладнокровно. Хотя отзывы тоже были все сплошь эйфорические. Ну... все же не выдержала, любопытство заело, да. Решила почитать. Тем более, судя по отзывам, это не Шолох, а что-то другое.
Ну вот, прочитала. И ощущения остались ровно те же самые, что и в прошлый раз. Ну, вроде миленько. Интересно вроде. Приятно написано, легко читается... Но все равно как-то чувствуется характерная пустота и легкость - что не позволяет принять это все и возрадоваться. Видимо, все же не мой автор. И янг-эдалт - это категорически не мое. Хотя для янг-эдалта все выполнено очень хорошо, прямо-таки супер - если даже я, идейный противник жанра, могу читать более-менее нормально.
Кстати, с Шолохом автор таки меня обманула - он тут все же появляется в финале. Когда ГГ, спасаясь из гибнущего мира, переносится даже не в свой мир (то есть, нашу реальность), а в мир Шолоха. О котором говорится в восторженных тонах прямым текстом. Это вообще-то здорово подпортило впечатление от книги.

@темы: Книги

---

Картинкофлуд

В продолжение темы Маленького Принца… возникла идея – по предложению Западный фермер – исследовать, как Кандински представляет Розу.
Для образа взяты такие стихи –

На крошечной Планете плачет Роза,
Тихонько, тайно – слишком уж горда.
Ей Принца не дождаться никогда.
На крошечной Планете плачет Роза
И сквозь скупые горестные слёзы
Мерещится далёкая звезда.
На крошечной Планете плачет Роза,
Тихонько, тайно – слишком уж горда.

Ну вот, кое-как, метаясь туда-сюда, собрали подборку. Тут все скопом – и Розы как розы, и Розы антропоморфные, и просто нечто странное… но выглядит интересно.

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

Станислав Ежи Лец.
«Просто не хочется верить, что ложь существовала до книгопечатания».
***
«На какой химический состав гражданина может пойти государство?»
***
«Из чего ты произошел – зависит от генетики, чем станешь – от политики».
***
«Почему так мало орлов?» Судьба играет человеком – то и дело ему выпадает решка».
***
«Мироустройство меняется, больше я за него не ручаюсь».
***
«Человеческую жизнь позволительно продлить, только если знать, как сократить страдания».
***
«Те, кто боятся голой правды, сдирают с нее шкуру».
***
«Люди размышляют: проделываю ли я свои акробатические трюки с сеткой или без нее? С сеткой, с сеткой, только под нею совсем не видно земли».
***
«В нашу эпоху массы должны быть моторизованы, чтобы у них были тормоза».
***
«Человек – единое целое, если только ближние не решат иначе».
***
«Остерегайся поденок, они ограничены во времени».
***
«Не теряйте надежды – однажды звери окажутся людьми. И не понесут ответственности за зверства».
***
«Из проблем права: до какого количества трупов допустимо ошибаться?»
***
«Бросил последнюю карту. Вот теперь он опасен – у него свободны руки».
***
«На картах исчезли белые пятна, выступили кровавые».

Е.Потапова. Ведьма Агнета. Демон-помощник и заколдованная комната.
«Яна попила свежего молочка, и мы пошли с ней смотреть, как растет все на огороде. Ей было все так любопытно, она заглядывала под кустики с помидорами и перцем, любовалась на маленькие баклажаны, а плети огурцов и кабачковые джунгли привели ее в восторг. Она стала трогать плоды, и они начали расти. У меня выросло два огромных огурца, три кабачка и одна тыква с десятилитровое ведро величиной..
Когда она увидела, что так может, стала трогать ладошкой все подряд. Я с ужасом смотрела на кабачки и огурцы. Решено, Яну на огород не пускать!
- Смотри, смотри, какой огромный кабачок! Огурец отнесу курочкам. Ты видишь, какая тыква? Какая огромная тыква. Я хочу большую помидорку, - радостно захлопал в ладоши ребенок и рванул в помидорные кусты.
Эксперимент с помидоркой не удался, что-то пошло не так, и мякоть выросла быстрее, чем кожица. Она лопнула у девочка в руках и облила ее с ног до головы помидорным соком. Яна залилась задорным смехом.
- Мне у тебя нравится, пошли мыться!
Саша показал на грядки. Огуречный куст засох и осыпался, кабачок погиб, тыква тоже. Только на земле лежали огромные овощи. Хорошо, что ребенок не прошелся по всему огороду.
- Ой, это я сделала? – услышала я плаксивый голос малышки.
- Яночка, ты не виновата. Просто если вырастает такой огромный плод так быстро, то погибает все растение, оно не успевает напитаться из земли соками, а все отдает плоду, - стала я объяснять ей.
У девочки затряслись губы, полились слезы».

---

О, сегодня же день писателя.

Картинка, которую Кандински выдал по запросу - "Праздник - день писателя".

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

В.Ардаматский. Ленинградская зима.
«Образовался какой-то быт: живу в гостинице «Астория», в самом дешевом номере – главный бухгалтер Московского радио может спать спокойно. Езжу с оказиями на фронт, но толком ничего не вижу и не понимаю, что там происходит. Военные, с которыми приходится говорить, - одни темнят, другие сами ничего не знают, третьи паникуют, четвертые грозятся в недалеком будущем разгромить врага. Поди разберись во всем этом.
Ежедневно диктую в Москву радиокорреспонденции о боевой готовности Лениграда, о доблестном труде ленинградцев и о ратной доблести защитников города. Но все это правда – атмосфера очень бодрая. Ни тени паники. Смотришь на Невский и диву даешься – бурлит, как в мирное время. Только военных больше в толпе.
Гостиница полна эвакуированными из Прибалтики, но долго они здесь не задерживаются, их отправляют дальше, в глубь страны. На днях ко мне привязался пьяный эстонец, все спрашивал у меня с надрывом: «Скажите мне, дураку, зачем я уехал из своего родного Таллина?»
В Ленинграде появились московские писатели Светлов и Славин. Они чудом прорвались сюда на автомашине. Все мы ахали, изумлялись, как ловко они сумели проскочить в Ленинград. Какой молодец их шофер Хаскин – парень с шалыми глазами. И вдруг Светлов сказал:
- Как вам не стыдно, задумайтесь, о чем вы говорите, опомнитесь, милые! Страшная суть происходящего не в том, что мы проскочили, а в том, что мы – советские люди – вынуждены проскакивать в свой город Ленинград. Задумайтесь, ребятки, над этим. И тогда вы поймете, что мы со своим авто пережили не героический эпизод, а прямо дикий, пронзительный позор! Наш доблестный Хаскин перенес этот позор, находясь в наиболее активной позиции, ибо он вертел баранку, а мы со Славиным от обычного груза отличались тем, что на наших спинах не было надписи «нетто». Вот так-то, дорогие мои…
Пора, пора серьезно задуматься о войне, о своем месте в ней и своей ответственности. Ведь прошло уже целых два месяца войны…»

О.Гусейнова, В.Окишева. Операция «Украсть душу».
«- Регламент Изначальных – это не свод честных законов, Ира, - вмешался Тино-фей. – Он призван защищать улей с его Мегамозгом, созданный для биологических игр всесильных. Им не до чужих жизней, главное – создать новые.
- Они ошиблись, понимаешь, Мегамозг? – голос Адиса дрожал от едва сдерживаемого гнева. – Ты видел тысячи разных видов, разрушенные семьи и загубленные судьбы.
- Я – логика и разум. Эмоции и чувства – это Душа. Моей программой не заложено оценивать действия Изначальных, только исполнять их регламент, - неожиданно надтреснутым голосом выдал Мегамозг.
- Они создали ошибочный регламент! – настаивал рушианин. – Я уверен, что ты согласен со мной даже статистически. Улей призван создавать новые, эволюционно высшие и лучшие формы, но при существующем регламенте это невозможно. Потому что выживают самые кровожадные, самые сильные, самые безмозглые и бесчувственные, у которых нет иных ценностей, кроме собственной жизни. И именно такими сообществами монстров, лишенных высших духовных ценностей, без душ, без добра и милосердия твои Изначальные заселяют Вселенную. Причем уже достаточно развитых монстров, способных выбраться в космос и начать завоевывать другие миры! Они умеют лишь убивать, разрушать и поглощать, развиваясь в одном направлении – силовом. Это извращенная эволюционная деградация… казус регламента Изначальных, который противоречит их же цели. Ошибка системы!»

---

Ольга Пашнина "Ведьма в шоколаде". Фэнтези, любовный роман.
Сюжет: у юной Дэйзи всегда были проблемы со своей семьей - там ее откровенно недолюбливали, и девушка привыкла быть серой мышкой... Все надежды были на приближающееся совершеннолетие - в этот день Дэйзи мечтала получить наконец шанс на самостоятельную жизнь, ведь бабушка завещала ей свой домик. Но все пошло кувырком... Оказалось, что и бабушкино наследство у нее отобрали, и вообще объявили, что она не родная дочь, а подкидыш, которого тут держали из милости... И в довершение всего девушку забрали в полицию по сфабрикованному обвинению. Сейчас Дэйзи должна в течение года отбывать наказание на общественных работах. Казалось бы, хуже уже быть не может, но, как выяснилось, и это еще не предел. Контракт Дэйзи выкупил жених ее бывшей сестры... так что ей придется по его указанию работать в принадлежащей ему шоколадной лавке. Ну и что, что Дэйзи мечтала об алхимии и с отличием обучалась в магической академии - вот пусть и применяет свои знания в обслуживании клиентов и бывших родичей...
Ну вот, у меня всегда исключительно сложные отношения с автором О.Пашниной. До сих пор все ее книжки, которые я только пробовала читать, неизменно вызывали раздражение... в той или иной степени... ну, за исключением, может, пары - написанных с кем-то в соавторстве. И вот - свершилось чудо! Вот наконец книжка, которая и написана автором самостоятельно, и читается вполне приятно...
Нет, то есть, конечно, при желании я могу придраться к тому, что автор из ГГ откровенно делает супер-страдающую сиротку и выжимает из читателя слезу... И что по большому счету счастливый финал выглядит довольно сомнительным - как с точки зрения профессиональной деятельности ГГ (которая, видите ли, осознала, что работа в лавке это и есть наивысшее счастье), так и в плане любовной линии... Ну вот, как я ни стараюсь, но проникнуться таким финалом у меня не получается. Ну, не тянет никак этот мужик на настоящего героя ромфанта... Ну, вот не является он роковым и сексуальным, и все тут... Собственно говоря, вообще вся эта линия выглядит притянутой с потолка за уши, и совершенно непонятно, когда и с чего ГГ вдруг прониклась к нему чувствами...
Но я не буду придираться, да, в конце концов это и так громадный шаг вперед в творчестве автора.

@темы: Книги

---

Акция - ежедневное Средневековье (от телеграм-канала).

---

Читательский дневник

А.Вертинский. Письма.
«Л.В.Вертинской. 25 сентября 1949г.
Долетел благополучно. В Киеве имел посадку и на аэродроме встретил самолет с нашими мосфильмовцами, которые уже отыграли свое во Львове и летели домой. На другой день я поехал смотреть съемку сцен Ганны Лихта. Встретили меня как родного. Не было ни одного рабочего, который бы не приветствовал меня, не пожал мне руку. Я был просто растроган. На другой день, т.е. вчера, с утра начались мои сцены – молебен на площади. Потом часть богослужения – на латыни. Я тоже выучил. А накануне я провел вечер с экспертами – католическими священниками, они учили меня богослужению, молитвам и обрядам. И когда я вчера играл при тысячной толпе и еще больше толпе зевак, ксенды со всего города сбежались смотреть. Они сказали Мих.Конст. //Калатозову//, что такому кардиналу «мог бы позавидовать даже Ватикан», и были потрясены «благородством образа и точностью исполнения обрядов»! «Можно подумать, что он служил всю жизнь», - сказали они. Я целиком окунулся в эту атмосферу и не замечаю усталости, хотя очень тяжело стоять на площади 12 часов подряд. Я выбирал облачение из музеев – примерял в костюмерной митры, посохи и драгоценности весь первый день. Зато все на мне подлинное, великолепное и без клюквы. Когда я вышел из машины в полном кардинальском одеянии, то какие-то старухи крестились, приняв меня за настоящего кардинала. На днях пришлю тебе фото».

О.Гусейнова, В.Окишева. Операция «Украсть душу».
«- Майкл прав, я добилась своего – узнала, кто и зачем убивал в этой комнате. К тому же установила контакт с пришельцами.
- Ты выяснила, зачем мы здесь? – Глеб заинтересованно смотрел на меня.
Я мысленно попросила Мегамозг трансформировать комнату, чтобы показать ее возможности и настоящий вид. Принялась рассказывать, особенное внимание уделяя медицинской капсуле, пояснила ее функции и предложила опробовать.
Но стоило мне замолчать, как Кроули вновь не сдержал бурлящего в нем недоверия и вымораживающим душу, обманчиво спокойным голосом обвинил:
- Именно из-за вас четверых похитили два самолета? И нас всех вместе с вами?
- Поверь, я тоже не в восторге от этой мысли, Майкл! – практически рыкнула , инстинктивно защищаясь. – Улью нужна была Душа. Никого из нас не спрашивали, готовы ли мы рисковать своими жизнями ради кандидата в Души или нет. Если ты забыл, то трое до меня погибли страшной смертью, а я подошла – да. Чудом! Я тебе больше скажу, если я умру, вас всех Мегамозг усыпит.
Повисло тяжелое, давящее на психику и сердце молчание. Но уже почти привычно Глеб вмешался, решительно сменив тему:
- Что ж, тогда нам необходимо разработать план Ириной охраны!»

---

Картинкофлуд

Ну и, про котиков тоже не забываем. Раз уж сегодня их день…
По запросу – «Коты празднуют начало весны».

---

Книжный столик

А.Вертинский. Дорогой длинною…

Письма.
«Из разрозненных номеров газет я понял, что в Шанхае, так сказать, «делят мои ризы». Ризы, правду сказать, не пышные… Да и что может быть у меня, актера? Костюм Пьеро…»

«Оттого, что собака напачкает на памятник Пушкину – качество «Евгения Онегина» не изменится. Не правда ли?»

«Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция – большое и тяжелое наказание…»

«Я не тщеславен. У меня мировое имя, и мне к нему никто и ничего добавить не может».

«Как стыдно ходить и просить, и напоминать о себе… А годы идут. Сейчас я еще мастер. Я еще могу! Но скоро я брошу все и уйду из театральной жизни… и будет поздно. И у меня останется горький осадок. Меня любил народ и не заметили его правители!»

«Ваши фото лучше бы я не видел. На них какой-то злой, усталый старик. Меня надо долго и любовно ретушировать, прежде чем показывать мне».

«Даже на горе нам отпущено очень немного времени! А дальше… надо одеваться и гримироваться».

«Стихи очень помогают жить. В них отыскиваешь свои мысли и чувства, и уже делается легче от сознания того, что кого-то мучили те же муки, что и тебя».

«Стихи должны быть интересные по содержанию, радостные по ощущению, умные, смелые и неожиданные в смысле оборотов речи, свежие в красках и, кроме всего, они должны быть впору каждому, то есть, каждый, примерив их на себя, должен быть уверен, что они написаны о нем и про него!»

«Откопал в старом журнале великолепное стихотворение Иннокентия Анненского «Петербург». Посылаю его Вам. Вот как раньше писали! И другой Петербург – Мандельштама. Оба стихотворения похожи на засохшие венки со старого кладбища. Венки из бессмертников».

«Нам на склоне лет уже нельзя лгать друг другу. Надо говорить просто, искренне и честно, «по сути дела» - как говорят слесарь со слесарем и столяр со столяром! Так или иначе, но мы люди одного цеха и имеем право говорить по существу. Нам не надо похвал. Достаточно, если ты – мне или я – тебе скажем: «Это здорово сделано!» И это будет дороже всех похвал, ибо это похвала слесаря – слесарю и столяра – столяру».

«Такая яркая, такая неповторимая эпоха… Конец XIX века был таким урожаем талантов! Боже мой! Да любой мальчишка, какой-нибудь художник Фриденсон (искокаинившийся в свое время), какой-нибудь поэт «Санди» (описан у Толстого) были полны таланта, смелости дерзания. Они не выжили… Но немногие выжили от революции. Тем не менее эпоха была насыщена талантами!»

«…А вообще книга написана зрелым мастером. Она интересна, нравится публике – это незаурядная книга, но, может быть, нам, современникам вроде меня, и не следует ее критиковать? Может быть, мы еще не отошли от этой эпохи на приличное расстояние, чтобы судить о книге объективно?»

«Пожалуй, это самое трудное – завести друзей… Все заняты… В те недолгие дни, когда я бываю в Москве, я иногда с грустью перечитываю телефонную книжку… Столько номеров телефонов, а позвонить некому! Вот она, жизнь! У уже сколько покойников. Сколько зачеркнутых телефонов!..»

«…Благодарю Вас от лица нас, актеров… «светлых лгунов», «крикунов» в сердца людей, «разносчиков» своего священного барахла…»

«Я видел много Гамлетов – все они были разные. Каждая эпоха дает своего Гамлета. Именно на нем и пробуется эпоха».

//дочери// «Поздравляю тебя с днем рожденья, этот день всегда будет самым счастливым днем в моей жизни. В день твоего рожденья я пригласил на крышу всех воробышков и буду кормить их булочками. Так мы отпразднуем этот день».

«Я живу в поездке, как в деревне. Ничего не знаю. Сегодня наконец прочел «Правду» с описанием похорон бедного Василия Ивановича //Качалова// и с Борькиной //Б.Ливанова// статьей о нем, кстати, очень неплохой. Эта смерть произвела на меня очень сильное впечатление. Я вспоминаю его последний творческий вечер в ЦДРИ. Помнишь, когда он вышел, вся публика встала? Потом я был у него. Он был грустный и усталый. И больной, как Шаляпин. Уходят мои учителя и кумиры моей юности… Будут ли еще когда-нибудь такие гиганты актеры? Едва ли. Это уходит созвездие актеров до моей эпохи, а следующее уже мое… Да…»

«Когда население поезда узнало, что я еду, - началось массовое паломничество пьяных пассажиров. Меня обнимали, тискали, обслюнивали и чествовали насильно до потери сознания. Под самый конец меня поймали в ресторане молодые летчики и моряки – очень славные ребята, которые с таким обожанием слушали меня, окружив кольцом, и так благодарили меня за то, что я вернулся на родину, и за песни, с которыми они, по их выражению, «с детства не расстаются», и за то, что я стал играть в кино… что это меня как-то утешило, и я подумал, что, в сущности, публика не виновата в том, что я избрал такую профессию, в то время как, если бы я был инженером или банщиком, или, на худой конец, ветеринаром, я бы тихо и скромно ставил клизмы коровам и никто бы меня не знал и не чествовал!»

«Я из тех актеров, которых нельзя учить и переделывать на свой лад. Мне надо дать играть так, как я понимаю роль. Тогда будет хорошо, а иначе я не отвечаю за нее. Так было во всем моем творчестве, я одиночка и отвечаю «сам за себя» - так должно быть и дальше».

«Надо учиться у своего глаза, сердца и ума. Короче говоря, надо учиться у самого себя. Потому что если у тебя есть талант, то он, во-первых, «божественного происхождения», а во-вторых, он уже не подведет – такой учитель. А школа – это только «курс грамоты», который надо хорошо пройти, чтобы правильно записывать то, что диктует талант».

//из Владивостока// «Письмо твое шло 12 дней. Дольше, чем поезд. Это значит, что самолеты не ходят. Вот и пиши при таких условиях!»

«За картинами тут //во Владивостоке// очень следят – другой жизни нет. И всё знают. Меня мальчишки приветствуют так же, как в Москве».

«Вернулся с концерта. Понимают плохо, а принимают хорошо».

«Завтра улетаю на Сахалин. Это недели на три. Вернусь сюда, в Хабаровск. И отсюда улечу на Магадан. Таковы пути мои, начертанные Богом. Очевидно, я должен исходить все пути и дороги моей родины, чтобы, выражаясь языком поэта, «глаголом жечь сердца людей». Людей меня слушают тысячи, и слушают, затаив дыхание, но «жгутся» ли их сердца, или нет – я не знаю. Впрочем, у некоторых они долго пылают, и при встрече со мной они выражают мне свои восторги, не давая мне проходу».

«…Все больные «сутраматом» - это я открыл такую болезнь. В переводе это значит – «с утра – мат».

«Позвонил Казимиру, у него родился сын. Он, конечно, уже в него влюблен и говорит, что он красавец мужчина и совершенно непонятно, в кого он пошел. Я ему, дураку, еще в прошлом году говорил: рожай сына, это даже лучше стихов! А теперь я сказал, что это мой сын, а не его, потому что это я ему внушил».

«Видел фильм «Далеко от Москвы» - ничего особенного. Павлик играет себя – Кадочникова, а остальные персонажи страшно орут на «полном актерском» темпераменте, изображая нового советского человека, которого, собственно говоря, еще нет, или, вернее, он – собирательный тип. Герои не так скоро рождаются, и их надо создавать в литературе и искусстве годами. Так создавались Обломовы, Онегины, Чайльд-Гарольды и прочие, а потом уже человечество начинает им подражать, этим образцам, и «герой» входит в жизнь. «Советский человек», конечно, есть и существует, но он еще не полноценный «герой нашего времени», и черты его разбросаны в каждом из наших людей. Его надо собрать и умно смонтировать. А вот почему его надо играть на сплошном пафосе, с таким напором – я не понимаю».

«Пою Таганрог, который я отменил вначале, - был болен гриппом. Теперь тут уже два концерта. Но мою беду, концерты в открытом театре – летнем, без крыши. Сукна кулис надуваются, как паруса, и щелкают выстрелами, временами хлещет дождь, а ветер дует прямо в горло мне – он лобовой. Публика сидит, накрывшись плащами и зонтиками. Театр полон, а за стенами еще две тысячи стоячих людей – так, по тысяче человек – слева и справа. Мне кажется, что я пою на эшафоте. Ни один певец в Союзе не стал бы петь в такой ситуации! Но что же делать? Народ! Люди пришли. Ждали меня месяц. Один раз я их уже обманул… Так, дрожа от холода и горя, я заканчиваю концерт. Утешаю себя мыслью о том, что если люди идут меня слушать в такую погоду и не уходят до конца, то я не могу уйти со сцена, как часовой со своего поста».

«Моя умная и добрая жена Пекочка! Спасибо, что поздравила с днем рождения. Получив телеграмму из Москвы, я, конечно, испугался и долго не решался открыть ее. Я совершенно забыл о дне своего рождения… Лиля, Биби и Настя //жена и дочери// - это все, что у меня есть».

«Единственное мое развлечение в этой тоскливой холодной Ялте – это поговорить с женой. И вообще, кажется, «разговаривать» - это последнее оставшееся мне удовольствие. Остальное уже не для меня».

«Вернулся со съемок. Проба удачна. И хотя я ее увижу только в среду, но, судя по восторгу режиссера и окружающих, которые смеялись от души во время съемки и потом засыпали меня комплиментами, все в порядке. Я, конечно, недоволен. Роль пока не отстоялась, немножко суетливо-горяча. Все это пройдет, и великое спокойствие мастерства снизойдет на меня. Тогда будем делать чудеса… Словом, в среду посмотрим. А пока… надо мыться. И смыть с себя клей, грязь и краску и снова быть как ни в чем не бывало чистоплотным Вертинским с усталой улыбкой, проходящим по улице Горького. Мало ли чего мы умеем? «Скучно жить на этом свете, господа!» - сказал Гоголь. Но пока есть искусство… Все же это спасение! Хоть на время!»

«Был в театре, смотрел «Закон Ликурга» - это переделка романа Драйзера «Американская трагедия», к ней доделали конец в нашем духе и, конечно, испортили ее, потому что Клайд не идет на электрический стул, как у Драйзера, а женится на Сандре, а вместо него идет безработный, которого осудил продажный прокурор под нажимом богатых и т.д. Зрители утешали себя тем, что говорили, улыбаясь: «Если бы Драйзер был жив, он бы теперь сделал такой конец!» Интересно, какой конец дал бы Шекспир «Ромео и Джульетте», если бы жил теперь? Вероятно, он их направил бы в Загс, а папашу раскулачил».

«Если бы ты знала, как я обрадовался, получив твое письмо, ты бы чаще писала. А письма доченек!.. Я ревел все утро, когда прочел, как Настенька со свойственной ей чуткостью, зная меня, пишет: «Ты, папочка, не расстраивайся, что меня не приняли!».. Ах, вообще я был бы нищим, если бы ты мне их не родила!»

«Кто-то равнодушный и безжалостный создавал человека! Так подло ни от чего не защищен человек, так коротка эта жизнь, и так трудно подниматься вверх по этой грязной лестнице жизни!»

«Вчера был на концерте Гилельса – он играет как зверь, какая силища! Точно в упор расстреливает толпу!»

«Что значит «устал»? От всякого труда устают! А семья у меня большая, деньги нам нужны? Успею отдохнуть… Эх, если бы меня научили отдыхать, мне бы цены не было!»

«Голос у меня звучал вчера, как на заграничных пластинках, когда я был молодым. Вот что значит не петь месяц. Теперь если буду напевать новые пластинки, обязательно перед этим недели две помолчу, совсем другой табак получается!»

«Один шутник написал две глубоко проникновенные строки, которые несомненно войдут в историю нашей теперешней жизни: «Сижу я с исстрадавшимся лицом над выеденным мною же яйцом!»

«Я уже понял, что единственное спасение у нас в труде. Вот за мной приходит машина в 6ч. Вечера, потому что в 9ч. я должен петь. Я уже с пяти часов готов. Я еду, работаю, борюсь за свое право жизни и усталый и измученный возвращаюсь домой. Но это деятельность! Напряженная и трудная. И она дает закономерный отдых. А вот сегодня у меня «выходной» день. И я – несчастный человек! У меня нет никого, с кем бы я мог поговорить, я не умею «отдыхать» - я предоставлен самому себе и своему одиночеству, и что мне делать? Воистину, это «страна труда», и больше ничего! И самое страшное в ней – это отдых!».

«Главное – сортир! Начинайте с сортира! С него вообще начинается культура. А у нас строят Дворец Культуры, но забывают о сортирах!»

«Ташкент принимает меня, как наркоз, - и охотно, и азартно. Несмотря на то, что весь город «на хлопке», до детей включительно, концерты мои переполнены. Меня засыпают цветами. У меня в номере в кастрюлях, в ведрах, кувшинах, банках и стаканах стоят цветы.. Огромная кастрюля роз, невероятных размеров георгины, туберозы, гвоздики, астры. И это вовсе не цветочное время. Где они берут их?»

«Ради Бога, ничего из себя не «вытягивай» и не изображай. В этом вся сила образа. Поняла? Она как бы делает одолжение тем, что слушает других. Не надо играть, а надо БЫТЬ тем, что изображаешь. А ты – есть, существуешь, твердо и убедительно, тебе, как всегда, помогает «порода». Вот это и есть твое право на жизнь в этой картине! Даже не думай ни о чем большем и другом. Только так – как есть. Пусть играют другие. Они играют «на тебя», на твое колесо льют воду».

«Я уже «скакучился» по тебе. Не хватает… Не с кем поговорить «по душам». А говорить по душам с посторонними – не рекомендуется».

«Никогда еще меня так горячо не принимали, как в этот приезд! А настроение публики здесь //в Грузии// далеко не в нашу пользу. Они обижены, по-видимому, здесь наша администрация допустила какие-то ненужные и чрезмерные «меры»… и они этого простить не могут. Но так или иначе – меня это не коснулось. Один грузин сказал мне: «Вы единственный русский артист, которого мы любим и слушаем со слезами на глазах! Потому что все, что вы даете нам, правда!» Вот видишь, друг мой? Надо в искусстве всегда говорить только правду, и тогда тебя никто не тронет – ни люди, ни события, ни даже Время!»

«Мужайся. Борись. Не падай духом. Кино – трудное дело. И никогда не знаешь, чем оно кончится».

«Марлен Дитрих – вообще не актриса и никогда не «играла». А только позволяла на себя смотреть и шевелила губами. И весь мир был в нее влюблен. Надо быть «царицей», а остальное неважно! Пусть сами за тебя доигрывают. Смотри: Алла Ларионова ничего в фильме не делала. Мы за нее и «на нее» играли, а публика была в восторге!»

«Хороший город – Ленинград! Удивительно он успокаивает как-то. В Москве живешь, как на вокзале. А здесь – как будто уже приехал и дома. И люди другие, и дома благородные, и улицы незыблемые, построенные задолго до нас и НАВСЕГДА! И течение народа спокойное – как река в старом неизменном русле, и хамства мало – даже почти нет».

Интервью.

«Разве я мог бы «выдумать» мои песенки, если бы я не прошел трудную и тяжелую жизненную школу, если бы я не выстрадал их…»

«Я боюсь пользоваться хорошими условиями жизни. Тогда я успокоюсь, «осяду», спущусь. И не смогу петь свои песенки. И поэтому умышленно взял себе тяжелый крест в жизни. И несу его. Это нужно…»

«Мой жанр не всем понятен. Но он понятен тем, кто много перенес, пережил немало утрат и душевных трагедий, кто, наконец, пережил ужасы скитаний, мучений в тесных улицах города, кто узнал притоны с умершими духовно людьми, кто был подвержен наркозам и кто не знал спокойной, застылой «уютной жизни»…»

«Переводить мои вещи на английский язык нельзя, так как нельзя петь на этих языках с русскими интонациями».

«Постановка этого фильма настолько грандиозна, что в ней можно, пожалуй, только показывать себя, а не играть по-настоящему».