Арчибальд Кронин "Дневник доктора Финлея". Современная литература.
Сюжет: собственно, это сборник рассказов... объединенных несколькими центральными героями... и одним местом действия. Это небольшой городок в... так, в аннотации пишут, что в Шотландии, мне отчего-то показалось, что в Уэльсе... ну да ладно... куда приезжает работать молодой врач Финлей. Здесь у него практика - совместно со старым доктором Кэмероном. Они живут в одном доме, хозяйство ведет у них общая экономка. В рассказах излагаются различные случаи из практики или просто из жизни этих докторов, главным образом, конечно, доктора Финлея.
Есть у меня такой дурацкий заскок. Чем больше о том или ином авторе слышится восторженных отзывов, тем большую настороженность данный автор вызывает среди меня и тем меньше мне хочется его читать. Просто включается какая-то реакция отторжения, я не знаю... А о Кронине я годами слышу эйфорические вздохи на буктьюбе, уже навязло в зубах... и никакого желания с ним знакомиться у меня нет... Но тут наткнулась на этот сборник. Рассказы! я люблю рассказы. Как по мне, это самый лучший вариант познакомиться с автором... К тому же тут было сказано, что они легли в основу "знаменитого британского сериала". Замечательно! еще больше я люблю британские сериалы, особенно старые, особенно, если они про "разные забавные и т.д. моменты". Так что решила почитать.
Ну и - полный провал по всем фронтам. Не знаю, что тут где углядели составители аннотации (сборника?), лично я ровным счетом ничего "забавного" здесь не обнаружила... В британских сериалах обычно яркие, выразительные, симпатичные герои - здесь я таковых тоже не обнаружила... Центральный и любимый (ну, в данном сборнике, по крайней мере, не знаю, как там с остальным творчеством) авторский персонаж, этот самый доктор Финлей - как-то никакой симпатии среди меня не вызвал. Он слишком самоуверенный, вальяжный, все ему всегда удается, не знает ни сомнений, ни неудач - тут даже никакой интриги нет, переживать вообще не о чем. И это еще что касается самых лучших моментов. В смысле, когда доктор Финлей ведет себя - по авторской задумке - благородно и положительно, лечит, спасает, помогает и т.д. Потому что в некоторые моменты он проявляет себя более чем сомнительно... Опять же, не будучи знакомой с автором, не могу ориентироваться, как он это все воспринимает и как относится к подобным выходкам, но по мне это выглядит все довольно мерзко.
Вообще, когда речь идет о таких взаимосвязанных сборниках рассказов, я как-то привыкла, что там и более-менее общий сюжет... ну, или хоть направление - будут выдерживаться. Здесь ничего подобного нет. Автор пишет буквально шопопало. И если, скажем, в начале читаешь про доктора Финлея, который влюбился в какую-то там девушку из местных, а она вышла замуж, и он страдал - ладно... Через сколько-то рассказов автор опять пишет, что доктор Финлей опять влюбился в какую-то девушку из местных и на этот раз со счастливым концом - ну, допустим... Но еще через сколько-то рассказов вдруг речь идет еще о какой-то девушке из местных, а та исчезла вообще без следа - хм. Тут мне уже стало понятно, что можно не стараться вникать в тонкости личной жизни доктора Финлея - и впрямь, в дальнейшем этих девушек из местных будет еще целая толпа. Или - начинаешь читать, и автор все рассказывает о мудром старом докторе Кэмероне - ну, если рассказывает, да еще и сквозной, так сказать, темой, так, значит - задает условия? Ни фига подобного - следующая часть, и доктор Кэмерон становится жадным, эгоистичным, завистливым и лживым старикашкой. Какая-то логика - а никакой. Просто так. Потому что гладиолус.
У меня вообще под конец сложилось впечатление, что это чисто коммерческий продукт. Ну, я не знаю - возможно, автор заключил контракт с... кем-то там... той же ВВС... согласно которому он регулярно, в указанные сроки должен предоставлять новый рассказ - вот он тупо и пишет очередной рассказ, не заботясь о логике, связности и последовательности.
Сборник сам по себе составлен очень странно. Здесь три части, три сборника рассказов. И неизвестно, какими причинами руководствовались составители, но эти части расположены в обратном порядке. От более поздних к более ранним. Опять же, хм. Лично у меня по этому поводу возникла только такая версия - составители просто решили подстраховаться. Кинули вперед более-менее э... значимые рассказы. А то, может быть, рассуждали они, если начать, как положено, с начала, с приезда доктора Финлея в этот городишко и с начала его деятельности - так многие читатели на этом же этапе и отвалятся. Ну, в общем, не знаю, какая еще может быть причина такой дикой компоновки.
А так - если рассуждать о мастерстве автора, его манере - то мне в этом плане познакомиться с автором так и не удалось. (если не считать что все вот это, из данного сборника, и есть наиболее характерное для автора - тогда мнение о нем складывается резко негативное ) Если говорить о впечатлении от рассказов, от описываемых случаев - так все это выглядит слишком нарочитым и неестественным... С этим плакатным доктором Финлеем, не знающим сомнений и неудач, ага. Можно сказать, что сюжеты некоторых рассказов э... раскрывают темные стороны души и т.д. Сказать можно. Но, вообще-то, как мне показалось, автор тут, так сказать, косплеит Мопассана... и у Мопассана это все получалось гораздо ярче, талантливее и выразительнее. (хотя я и не люблю Мопассана, боже мой! ) Но, честное слово, лучше в этом плане почитать Мопассана!

@темы: Книги

---

Читательский дневник

Новелла Матвеева.
Горизонт

Видишь? Зеленым бархатом отливая,
Море лежит спокойнее, чем земля.
Видишь? Как будто ломтик от каравая,
Лодочка отломилась от корабля.
Яхты и пароходы ушли куда-то.
Видишь? По горизонту они прошли,
Так же, как по натянутому канату
В цирке канатоходцы пройти могли.


Словно за горизонтом обрыв отвесный -
Пропасть. И пароходы идут, скользя,
Робко и осторожно держась над бездной,
Помня, что оступаться туда нельзя.
Ты же так хорошо это море знаешь
И песни, песни про эту пропасть поешь, поешь...
Что ж ты за горизонтом не исчезаешь?
Что ж ты за пароходами не плывешь?

Видишь? Канатоходцами по канату -
Снова по горизонту они прошли;
Снова - в Константинополь, Суэц, Канаду,
Снова - по краю моря на край земли.

В.Пылаев. Горчаковъ. Юнкер.
«- Еще один день, - тоскливо протянул я. – Еще одна норма картошки.
- Улыбайтесь, Горчаков, завтра будет хуже.
Богдан ловко швырнул в гигантскую – чуть ли не мне по пояс высотой – кастрюлю аккуратный кружочек. Ровный, белый, без единого «глазка» На мгновение я даже позавидовал. У меня получались, конечно, тоже вполне пригодные в пищу – но больше похожие на кубики или пирамидки: я срезал слишком много кожуры. А вот Богдан чистил картошку идеально – не иначе сказывалась богатая практика в кадетские годы. Обращаться с кухонным ножом он умел не хуже, чем со шваброй.
Последствия драки нас все-таки миновали… почти. Его сиятельство князь Куракин и вовсе вышел сухим из воды – видать, прикрыл кто-то из начальственных покровителей. А вот все остальные – от первого до третьего курса включительно – угодили под самый настоящий дождь из нарядов. Ни ротный, ни уж тем более оберы даже не упоминали про потасовку на лестнице… но все ее участники таинственным образом раз за разом лишались выходных и попадали на хозяйственные работы. Иногда по одному, иногда всей кучей разом.
- Знать бы, какая из них попадет в суп Куракину, - мечтательно проговорил Богдан, выуживая из мешка очередную картофелину.
- И что бы ты сделал? – я бросил свою в кастрюлю и тоже потянулся за следующей. – Вырезал бы на ней матерное слово?
- Да хотя бы. Или одесское проклятие. Страшная сила!
Богдан вдруг затрясся, закатил глаза – и принялся что-то бормотать вполголоса. Похоже, то самое смертельное заклинание, в котором примерно поровну перемежались английские слова, немецкие, русский мат и что-то совершенно непереводимое. Тощие загорелые пальцы будто жили своей жизнью: нож плясал в них, покрывая ни в чем не повинный корнеплод неведомой рунной вязью. Выглядело жутковато – я даже на мгновение поверил».

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

А.Вертинский. Письма.
«Л.В.Вертинской. 27 июня 1956г.
Сегодня у меня был воистину счастливый день. Целый день я смотрел на небо и видел только черные грозовые тучи. А у меня концерт на открытом воздухе, в летнем театре! Каково мне петь? И вдруг с 2-х часов дня небо стало яснеть. И к пяти стало голубым. Концерт был спасен! Полторы тысячи человек слушали меня спокойно – на чистом воздухе.
После концерта лезли всякие люди и к Черкасову, и ко мне. Он – как депутат – был со всеми вежлив и добр. Потом они с мадам проводили меня до половины дороги. Какие-то мальчишки остановили их и поднесли ей один цветок магнолии. Очень редкий. Она уже отцвела. У меня в руках были белые лилии, которые мне поднесли на концерте. Я моментально предложил ей поменяться цветами. И вот теперь, отдав ей лилии, я получил магнолию! И она стоит у меня на столе. Это мой любимый цветок! Как невеста! Как белая чайка, залетевшая в комнату, целомудренная и закрытая наполовину и уже чуть подпорченная по краям, она – и святая и грешная и почему-то похожа на святую Цецилию! Я буду долго смотреть на нее, пока она не увянет. И это будет РАДОСТЬ!
А жизнь, конечно, прекрасна! И надо благодарить Бога за то, что мы живем, а не гнием в могиле и не воняем, как покойники в Колонном зале Дома союзов, окруженные почетным караулом.
- Караул! – закричу я, если меня положат в гроб со всеми удобствами. – Не надо! Надо жить! Во что бы то ни стало! Вот и все.
Я, конечно, притворяюсь «душечкой», «талантом» и «живым человеком»! И могу еще очаровать пару ротозеев! Но… так нужно… Ничего, что мне уже ничего не нужно. Надо тянуть свой воз. И притворяться, чтоб не постареть. Чтобы – жить!»

Е.Петрова. Проклятое везение.
«- Подумав, владельцы лабораторий нашли выход. Как ты знаешь, контроллеры производят только тариане, но идея весьма проста. На Ненее изобрели аналогичное устройство – ты можешь видеть его у меня на шее. Результат неудачного эксперимента ставят перед выбором – стать питательной средой для роста следующих клонов… или приносить выгоду создавшей его лаборатории. Раз в неделю каждый из нас должен выплачивать «создателям» от трехсот до пятисот кредитов… и их совершенно не волнует, где мы их возьмем. Воровство, попрошайничество, проституция…
Как понимаешь, на честное слово нам верить никто не собирался, так что контроллер, содержащий смертельную порцию яда, надели каждому. Все они замаскированы под украшения. Раньше – под браслеты, кольца или обруч на шее. Сейчас – только под «ошейники», так как были случаи, когда клоны отрубали себе руки, только бы избавиться от контроллера. Первая порция яда – не смертельная – впрыскивается в кровь на восьмой день с даты последнего взноса. Поверь, боль такая, что многие сходят с ума. А тот, кто выживет, готов на все, лишь бы это не повторилось. Обычно хватает одного раза… Однако, если на следующий день после первого «урока» ты не принесешь кредиты, то получаешь следующую порцию боли. Те немногие, что выживали после этого, несколько дней не могли прийти в себя. Видимо, поэтому «милостивые» лаборатории позволяли отсрочить платеж на неделю. Но сумма взноса, понятное дело, удваивалась. Если не сумеешь заплатить, то на следующий день контроллер делает тебе смертельную инъекцию. Так сказать – в качестве воспитательного момента для остальных.
- Но почему вы не попросите помощи у инопланетников? – не выдержала я.
- Ты издеваешься? У кого ее просить? У того, кто пользуется нашими услугами?! Их все устраивает… - разозлился блондин».

---

Наталья Яблочкова "О боже, какие мужчины! Знакомство". Фэнтези. Любовно-порнографический роман.
Сюжет: ГГ спокойно возвращалась вечером домой, и тут ее прямо у подъезда похищает лысый мужик верхом на коне и переносит в фэнтези-мир... Затем он объявляет ГГ, что ее отобрали, чтобы она тут стала главой дома, хозяйкой гарема и чуть ли не богиней в одном флаконе и т.д. У таких особ в этом мире высший статус. Но есть, как говорится, нюансы...
Ну вот, взяла в библиотеке от нечего делать еще одну книжку из порнографической астовской серии. Тут никаких сюрпризов не возникло - что заявлено по серии, то и получено. Впрочем, книжка читалась вполне нормально и даже не бесила. ГГ, ясное дело, мэрисьюшничает, совершает неожиданные поступки и получает небывалые результаты, вокруг нее сплошь красавцы-мужчины, роковые и сексуальные (в этой части двое, но, как я поняла, дальше будут и другие - гарем же )... Ну, правда, они тут все переплелись конечностями в разных многоугольниках, и это быстро надоедает.
Из плюсов - авторские придумки всякие - разумный дом, разумный лес... Лес вообще очарователен... Эта система мира, опять же, когда каждый дом владеет какми-то мирами, и ГГ тоже что-то открывала, все радовались и рвались исследовать, что там есть полезного. Но, в соответствии с заявленными серийными рамками, автор сосредоточилась не на этом, а на гаремнике.
Книжка первая в цикле, дальше, как я поняла, ничего не издавалось (да и вообще эта серия сейчас не издается )

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Н.Островский. Письма.
«П.И.Новикову. 22 октября 1927г.
У меня новостей таких особых нет. Лежу все. Вот, язви его в душу, никак не встану на ноги. Много волнений было по разным мелочам, не знал, где жить буду зиму. Теперь ясно – остаюсь здесь //в Новороссийске//. Собираюсь писать «историко-лирическо-героическую повесть», а если отбросить шутку, то всерьез хочу писать, не знаю, что только будет. Буквально день и ночь читаю. Уйму книг имею, связался с громадной библиотекой и читаю запоем и научное, и вперемежку для разрядки мозга беллетристику. Все новые книги. Хорошо! Без этого застрелил бы себя, как собаку безногую. Хотя и так и иначе, но придется же в конце концов поставить себя к стенке, как элемент в жизни паразитический. Это, несмотря на шутливую форму, говорю всерьез.
Не пиши мне никаких философий – скучно слушать умные речи. Что ты делаешь, дружище, чем заполняешь свои дни, если не считать жратвы, женщин? Чем. Скажи? Хвакт тот, что ты до сих пор бродяжишь около берегов сторонкою. Эх, голубчик ты Петро! Ведь подумай, Петя, если бы у меня было твое тело, то я уже десять раз пробежал бы СССР взад и вперед… Ведь уже шебаршит кругом, придется снова влазить на коняку. Петро, хоть ты и резаный, так лезь сейчас, чтобы потом сиротой не быть».

В.Килеева. Скажи «мяу», ведьма, или Дом проклятых кошек.
«Прошло два дня, в течение которых бывший кот никуда не отлучался, а Лара пряталась на четвертом этаже, замирая от каждого шороха.
- Нам сопутствует удача! – объявил ворон, влетая в очередную комнату, которую она облюбовала. – Андреас до вечера уезжает в Кемниц – я слышал, как он хвастался Козетте. Во время своей прошлой поездки он познакомился с какими-то дворянами, и его пригласили на обед.
- А их не смутило, что он сам не дворянин?
- Он назвался наследником богатого мануфактурщика. Кого волнует твое происхождение, когда у тебя денег как грязи?
- Так он их из грязи и делает!
Запрыгнув на подоконник, Лара прижалась носом к стеклу. У крыльца сияла инкрустированная золотом карета, запряженная четверкой вороных лошадей. Ее дверцу украшал замысловатый вензель в виде буквы «А».
- Карета – сплошная безвкусица, - поморщилась Лара.
- Он ее не наколдовал, а купил.
- Все равно безвкусица. А где он столько мышей понабрал? У нас дома съестных припасов – раз, два и обчелся, мышам даже разгуляться негде
- Это не мыши, все лошади настоящие. Сегодня с утра их прислали из города. И кучер с конюхом тоже настоящие – Андреас их на время нанял.
- До чего же хорошо вести роскошную жизнь, когда она за чужой счет…
Лара увидела, как Андреас в черном камзоле с белым воротником из тончайшего кружева вальяжно выходит из дома, и все ее нутро заклокотало от ярости. Бывший кот поправил шляпу с пышным плюмажем, дожидаясь, пока юнец в выездной ливрее откроет ему дверцу.
- Лакей, - доложил ворон.
- Он тоже человек?
- Ага, живет на первом этаже, в комнате твоей бабушки. Но чтобы не платить ему жалованье, Андреас насылает на него сон забвения. Бедняге каждое утро кажется, что он работает у нас первый день.
- Скупердяй да с выдумкой, - отметила Лара».

---

Ежедневная музыка.

---

Книжный столик

Н.Островский. Письма.

«Я говорил, что напишу Вам, когда буду чувствовать приближение конца… или одного из тех настроений, когда я чувствую пустоту, ощущение которой так ярко обрисовывается, когда… вдруг очнешься и как-то жутко чувствуешь эту пустоту. Уже 3-й год я периодически чувствую эти приступы полного упадка энергии и умственной работы и желания уйти куда-нибудь совсем».

«Много есть женщин, которые мне чужды в силу того, что у них нет ни капли натурального хорошего чувства, и, если такое есть, то отравляется тысячами условностей разных ненатуральных убеждений и фальшивого понимания долга, приличия и пр. И как бы дорога ни была для меня она, никогда не мог бы я пройти все эти преграды, что поставили себе люди преградой к мимолетному, так краткому счастью».

«Не считайте меня за мальчика, который, сидя, ничего не делая, вздумал разочаровываться и мечтать о воздушных замках и идеальной свободе, равенстве и братстве. Порыв того желания жить своей мечтой бросил меня в армию в 1920 году, но я быстро понял, что душить кого-то – не значит защищать свободу, да и многое другое».

«Когда я иногда подумаю, то улыбаюсь с такой болью, что если бы мог плакать, то заплакал бы с обиды, что будучи так молод, я чувствую, как старик, и живу, как старик, проживший все свои радости, которому остались лишь воспоминания о прожитых счастливых днях, которых у меня нет».

«…И потом я случайно услышал про нее, что поступала она, как многие другие, в силу того, что уже вошло всем в закон одно лишь – чисто житейская логика: раз мужчина и женщина – значит, любовь, раз любовь – значит, свадьба, а если нет, то только шутка над чувством. Вы эгоистка, Люси. Вы любите себя, свои интересы, и любите кого-нибудь только лишь для себя».

«Хотя я еще недавно начал жить, приходилось остерегаться, но уже лишь потому, что я полюбил идею, сказку о том хорошем и прекрасном, чего нам не добиться никогда с теми животными, что зовутся люди, и что разочарование в этом божке сбило меня с нормального пути, и я почти что поскользнулся…» //речь о любви//

«Мне жаль утерянного, и я не плачу на судьбу, и зная закон природы, где слабые уступают сильным, я не уступаю, а стараюсь как-нибудь иначе уйти».

«Страшно живучее это животное – человек, Люси, и нужно хорошо ударить, чтобы добить сразу».

«Как ни странно, но в развратном Киеве, где мальчик обладает женщиной уже в 10 лет, я даже не целовал ни одной женщины, кроме… и никогда не испытывал влечения к женщине, только раз, когда узнал тебя, Люси. Теперь я думаю, мне даже сам бог, если бы он был, разрешил бы зачерпнуть ковш малый, ковш личного счастья и радости. Я ее достоин…»

«Я не смотрю на жизнь как фантазер. Она слишком реально давит меня».

«…Какой-нибудь странник без мысли и запутавшийся в стенках жизни, как я когда-то…»

«Вырос я в такой жесткой, такой тяжелой обстановке, что не будь той сумасшедшей борьбы рабочей тяжелой, без всего того, что красит жизнь, она была бы такой бледной, что не стоило бы болтаться. Я спотыкался много раз… и разбивался так больно, как может лишь одинокий, без друзей человек затеряться во всем движении. Но я спотыкался потому, что шел к лучшей жизни… Спросите меня, что у меня осталось сейчас родного, дорогого: только одно – партия и те, которых ведет она. Вы мне писали, что дает она мне? А дает то, что я не имею – это то, что двигает нами – сильное, могучее, чему мы преданы всей душой и что нам остается любить. Правда, слишком больна наша личная жизнь, слишком много нужно муки, чтоб не срываться с платформы. Но это наше мелкое, жалкое и больное, оно у нас, всякого уходит, когда приходит время работать, когда партия двигает всех тех, кто отдает ей все».

«Теперь я, когда приходит иногда случай, и чувствую, что женщина… хочет быть близка, я неизменно становлюсь чужим и далеким для нее, потому что ясно для меня, что в догорающей моей жизни мне нельзя втягивать чужую жизнь».

«…Ну, они тут не очень рады таким квартирантам, как я, но надо хоть раз в жизни быть нахальным».

«Кто знает, выкарабкаемся ли мы с того окружения, что имеем».

«На черта, скажи, иметь друзей, чтобы потом они уходили, а ты оставался один».

«…Почувствовал, что ты родная девушка и тебе можно передать то, что было тяжелого, личной лихорадкой мысли».

«Правда, Галя, сколько дается нами и всеми характеристик людей, диких, нелепых, злых и необоснованных, и по какому праву? Только потому, что у нас есть язык, могущий трепать все, что придется».

«Будут впереди целые десятки, а то и сотни дней одинаковых, как жизнь».

«Все проходит, как наша жизнь. Так прошли все испытания, придут им на смену другие и т.д., главное, важно, кто останется победителем – болезни или я. Кто знает! Муся, я борюсь молча. Слышишь! Никто здесь не услыхал от меня ни одного слова жалобы и не услышит никогда».

«…Надо сказать, что, как только у меня дни становятся темнее, я ищу разрядки и пишу тем немногим у меня оставшимся, кто так или иначе сможет связать меня с внешним миром, от которого я так аккуратно отрезан».

«…У тебя, как видно, все в порядке, раз здоров, значит, нет о чем говорить».

«За 4 месяца только раз увидел коммуниста и то его ОК ВКП //окружной комитет партии// прислал для партпереписи ко мне. Вот еще ребята – никто не зайдет, хотя я писал не раз. Нельзя сказать за них, что у них развито чувство товарищества».

«Чертова страхкасса до сих пор не выслала в Новороссийскую страхкассу инвалидного дела, а здесь не дают денег! Вот гады харьковские, до сих пор уж сколько месяцев тянут волынку, распрогроб их душу и иконостас господа бога. Тут уж посылали телеграмму и требование на дело, а дела нет. Я еще одно письмо им пишу и прошу, Петрунь, сходи сейчас же, как только можно скорее к ним и спроси их, что за бардак такой? Вот работнички небесные!»

«Ты, наверное, не знаешь, что я с девчатами ни разу не волынил до настоящего момента. Несмотря на такую беспокойную жизнь – когда любовь бралась на лету, когда не было времени разводить сантименты и т.д. И так было до того времени, когда жизнь дала подножку и пришлось знакомиться с лазаретами и разной лечебной. И вот только теперь, как ни дико возможно это, только теперь пришла чудачка неглупая, физически привлекательная, которая заговорила о физической стороне любви, ставя оправданием столь странного объекта своего влечения то, что для бывшего бойца «лучше поздно, чем никогда», и что это ей принесет большое удовлетворение. Я решил снять свой закон о невозможности и ненужности».

«Я ставлю радиоприемник. Даешь радио! На последние гроши…»

«Радио мое говорит на 100% - слушаем весь мир и Харьков».

«…Неисправимый я лентяй, убей меня небесная мортира. Напишу, ей-богу, напишу, поверь моей бессовестности… Ходить все же не могу. Радио работает, аккумуляторы хороши. Для 100% не хватает одного, но это не обязательно. Так что ты не думай, что без него не обойдется, ведь ты разводишь эксплуататоров в моем лице, я обращаюсь к тебе, как в Госбанк…»

«Проклятый глаз болел полтора месяца, и это время у меня прошло в доску, ни одной книги не прочел, ни одной работы не сделал, отстал в Комвузе… Теперь нужно было бы нагонять, а врач угрожает вторым воспалением, если буду утомлять глаз. Все органы моего тела злостно саботируют, сволота, категорически отказываются исполнять свои обязанности, несмотря на кровавый террор с моей стороны».

«Санаторий высоко на горе, кругом лес, пальмы, цветы. Красиво, покарай меня господь!»

«…Плохо привыкать к людям, еще хуже давать расти дружбе, товариществу… т.к. всегда тяжело, когда жизнь этих друзей уводит».

«…Не удивляйся неразборчивости и неправильно написанным словам, т.к. я совершенно не вижу, что пишу».

«Я уже давно давал себе слово не заводить в настоящем положении друзей, т.к. я их всегда теряю (т.е. не теряю морально, а территориально), и всегда за их отъезд отвечает мое сердечко (один врач натрепался мне, что у меня порок сердца и катар верхушек легких). Врет он или не врет, это меня мало тревожит – пусть хоть 33 порока, лишь бы ходили ноги, а пороки подождут».

«Ну чем покроешь, когда тебя берут на бога? Ничем!»

«Сволочные глаза мои все в том же духе, саботируют – пишу, но, убей, не вижу, что пишу. Боюсь, что написал слово на слово, а ты ничего не разберешь и будешь меня ругать, ты уж прими в амнистию все».

«Не жури за то, что не пишу. Оживаю от воспаления почек; так глупо и мучительно влезло в эти дни это добавочное страдание. Я сам себе удивляюсь, до чего болезни меня любят».

«Я послал тебе всю переписку о злополучной пенсии. Я уже шутя говорю, что даю торжественное обещание, если буду работать, содержать в кассе одного калеку, лишь бы был положен ясный конец этому мытарству. Я думаю, что в большом деле социалистического обеспечения трудящихся, в тех громадных не виданных нигде шагах по соцстраху рабочих, болезнь-волокита есть штатная везде в аппарате».

«Я лично ненавижу деньги, эти бумажки, они самое позорное, по моему убеждению, изобретение человечества. Я глубоко ненавижу деньги, Шура. И я все еще тогда не могу понять своим существом, что иногда жизни, прекрасные жизни моих товарищей по борьбе, погибают, потому что не было пачек грязных, полных бактерий бумажек».

«Одна радость осталась у меня – это радио, без него безрадостна и нищенски тяжела жизнь; я никогда не был богачом, и бытовые тупики я с детства впитал в себя, и то, что жрать нет чего, как человеку больному нужно, это все буза, но когда необходимо отказываться от «душевной пищи», то я не могу.
Поставил я радио, с трепетанием сердца ждал, вот сейчас услышу: «Алло, алло», а получилась чушь. Далеко, браток, Москва и прочее. Работает мой одноламповый БВ только при 2-ламповом усилителе, тогда прекрасно слышно, а так только береговую радиостанцию слышу, матюгнулся я отчаянно, вспомнил бога, но слышимость не увеличилась. Теперь я тебя прошу, пойди, Петя, в Госшвеймашину, - она торгует радио, - и спроси, сколько стоит 2-ламповый усилитель к приемнику БВ, также и лампы «микро», и могут ли они мне их выслать, и сейчас же напиши мне. Не подумай, Петя, что я сошел по радио с ума. Нет. Но ты меня поймешь, что я так забежал в угол и морально и физически, что приемник стал для меня единственным другом здесь, в этом сонном Сочи. Здесь столько недорезанных гадов».

«Первый период борьбы – выселение буржуазии – окончен. Победа осталась за нами. В доме остался только один враг, буржуйский недогрызок, мой сосед. В бессильной злобе эта сука не дает нам топить, и я сижу в холодной комнате; мое счастье, что стоит прекрасная погода, а то я бы замерз. Кто-то из этих бандитов бросил мне камень в окно, целился в голову, да плохо, разбилось только стекло, это уже не первая бомбардировка. Пользуясь моей беспомощностью, когда Рая уходит, начинают меня атаковать камешками. Это никудышные попытки чем-либо отомстить».

«Мне иногда так больно и морально и физически от моего бессилия, что не передать. Представь, Шура, что вокруг тебя идет борьба, а ты привязан и только можешь видеть это».

«Я всеми силами стараюсь найти какое-либо моральное питание, чтобы человечески нищую жизнь хоть немного наполнить содержанием, ибо нельзя оправдать саму жизнь».

«Товарищ мой родной, ты будешь мне писать чуть чаще, и я подлатаюсь морально, т.к. у меня, несмотря на мое сопротивление, бывают периоды депрессии и упадка морально-физических сил. До сих пор я осиливал эти наплывы, но с каждым разом все с большими трудностями. Когда я потеряю основную базу моей жизни, это надежду вернуться к борьбе, это будет для меня конечный пункт. Я иногда с сожалением думаю, сколько энергии, бесконечного большевистского упрямства у меня уходит на то, чтобы не удариться в тупик; будь это потрачено производительно, было бы достаточно пользы».

«Вокруг меня ходят крепкие, как волы, люди, но с холодной, как у рыб, кровью, сонные, безразличные, скучные и размагниченные. От их речей веет плесенью, и я их ненавижу, не могу понять, как здоровый человек может скучать в такой напряженный период».

«Конечно, милая Шурочка, я не должен быть ребенком и думать, что все сразу станет хорошо. Много есть хороших слов, и их приятно слушать, но ничего так празднично не делается».

«Был у меня с товарищами из комиссии и РК горячий спор о том, имеет ли моральное право партиец иметь рояль и учить детей французскому языку и т.д. и т.п., и меня покрыли здорово (анархосиндикалистские нотки, говорят), и я остался одиночкой. Здесь тоже делается передвижка работников, но, по-моему, не резкая, а «ласковая» - ведь, говорят товарищи, сейчас идет не организационная, а идеологическая борьба с правыми и т.д. и т.п. Я лично думаю, что скоро придет время, и оргвыводы станут неизбежны. Мне говорили товарищи: «Тебе бы не было 24 года, если бы ты говорил иначе».

«…Я как аккумулятор, отдавший весь состав энергии и не получивший пока зарядки».

«…Когда пройдут эти перекаты – из темных хоть бы стали серыми дни…»

«Подумай, Петя, угасло зрение – такая радость жизни. Разгромив меня наголову физически, сбив меня в этом со всех опорных пунктов, ничто не может лишь унять моего сердечка, оно горячо бьется. Как трагически сложилось, Петя, что внутри такая энергия, такая хорошая, ясная, большевистская установка, и тут же в доску разрушена вся система, руки, ноги, глаза и т.д. и т.п.»

«Я так ясно чувствую, как ничтожны наши заботы о вещах, когда уходит жизнь».

---

Читательский дневник

Юрий Кузнецов.
Сказание о Сергии Радонежском.

Когда всё на свете тебе надоест,
Неведомый гул нарастает окрест –
То сила земная.
Деревья трясутся, и меркнет луна,
И раму выносит крестом из окна,
Поля осеняя.

Земли не касаясь, с звездой наравне
Проносится всадник на белом коне,
А слева и справа
Погибшие рати несутся за ним,
И вороны-волки, и клочья, и дым –
Вся вечная слава.

Как филины, ухают дыры от ран,
В дубах застревает огонь и туман
Затекшего следа.
Глядит его лик на восток и закат,
Гремит его глас, как громовый раскат:
«Победа! Победа!»

Храни тебя чёт, коли ты не свернул
В терновник, заслышав неистовый гул,
Храни тебя нечет!
Уйдёшь от подковы, копыто найдёт,
Угнёшься от ворона, волк разорвёт,
А буря размечет.

Но если ты кликнешь на все голоса:
«Победа! Победа!" – замрут небеса
От вещего слова.
На полном скаку остановится конь,
Копыта низринут туманный огонь –
То пыль с Куликова!

В туманном огне не видать ничего,
Но вороны-волки пронижут его
За поясом пояс.
Пустые разводы забрезжут в пыли
Славянским письмом от небес до земли,
Читай эту повесть!

Ни рано, ни поздно приходит герой.
До срока рождается только святой –
Об этом недаром
Седое сказанье живёт испокон…
Кирилл и Мария попали в полон
К поганым татарам.

Боярин, ты руку в Орду запустил,
И темник такого тебе не простил
И молвил сурово:
– Мне снилось пустое виденье души,
Что ты – моя гибель… Теперь откажи
Последнее слово!

– Зреть сына хочу перед смертию я!
– Твой сын не родился, но воля твоя.
Эй, ляхи-ливонцы!
Вы скорые слуги. Зовите народ!
Из тяжкой боярыни вырежьте плод.
Доспеет на солнце.

Его он увидит, и я посмотрю…
Никак, это сын? Он похож на зарю
И славу Батыя!..
Так Сергий возник предрассветным плодом
Народного духа… Что было потом,
То помнит Россия!

М.Бюсси. Черные кувшинки.
«Она увлекла его к окну. По саду носились деревенские ребятишки.
- Посмотрите на этот сад, инспектор. На розы, на оранжереи, на пруд. Сейчас я открою вам еще один секрет. Живерни – это ловушка. Очень красивая ловушка, что правда, то правда. И подумать трудно, что кто-то может мечтать отсюда уехать. Из такой красоты? Но дело в том, что все это – не более чем декорация. Намертво закрепленная декорация. Никто не имеет права украшать свой дом по собственному вкусу и красить его стены в тот или иной цвет по своему выбору. Здесь даже цветок сорвать нельзя! Запрещено законом, да не одним – их наберется с десяток. Мы живем в картине, инспектор. Мы навечно в ней замурованы. Принято считать, что мы находимся в центре мира, куда стремятся тысячи, десятки и сотни тысяч людей… Но мы сами не замечаем, как постепенно растворяемся в пейзаже. Лак, которым покрыто полотно, въедается нам в кожу и лишает возможности двигаться. Мы обречены на вечное смирение. На отказ от своих желаний. История Луизы, которая собирала в лугах Живерни одуванчики, а потом стала богемской княгиней, - не более чем легенда, инспектор. В жизни такого не бывает. Больше не бывает.
И вдруг закричала в окно:
- Назад! Туда нельзя!
Трое школьников как раз собирались пройти по клумбе».

---

Виктор Дашкевич "Демон из Пустоши". Фэнтези (детектив?)... очередная часть цикла про колдуна Аверина и его дива Кузю.
Сюжет: в прошлой части закончили на трагическом моменте, как Кузю утаскивает в Пустошь... В этой займутся его спасением. Ну и, само собой, продолжается основная линия с императорскими тайнами и всякое прочее.
Вот книжка наконец вышла, и можно было наконец узнать насчет судьбы Кузи. Ну, я не то что беспокоилась - слава спойлерам! - но все равно же хочется прочитать своими глазами... Ну, впечатления остались сложные... немножко, получается, разбавляю общие восторги. (готовится к тапкам)
Сначала, когда только пошли первые отзывы, я ухватила информацию, что здесь Аверин с новым появившимся в цикле персонажем - императрицей Софьей (никаких спойлеров! это на обложке изображено ) отправятся в Пустошь. Это меня слегка напрягло - не ожидаются ли тут скитания по дикой местности?? - но и, с другой стороны, убавило остроту ожидания. Ну, не люблю я это дело... Оказалось, что это была наименьшая из моих проблем. То есть, Аверин с Софьей в Пустоши скитались, но не долго... и вообще, Пустошь у него, можно сказать, в семейном склепе организована, так что буквально за угол завернул и все.
Самое печальное - для меня - в том, что цикл таки вызывает все большую настороженность (среди меня). Поскольку интриги становятся все глобальнее и глобальнее... мир требуется спасать все чаще и чаще... В прошлой книге спасали в финале, здесь уже, по ощущениям, чуть ли не в каждой части... этак скоро перейдут в режим нон-стоп. То есть, я понимаю и признаю, что кому-то нравится именно это. Но - не мое.
На мой взгляд, автору лучше всего удается выписывать теплую - "ламповую" - атмосферу и уютное мельтешение... Вот чтобы какие-то дела расследовались (рядовые! повседневные!), а по вечерам (ну или по выходным) собирались всей компанией, пили чай с плюшками и болтали ни о чем. Дивы опять же... К сожалению, этого в цикле становится все меньше, а какого-то безумного экшна все больше и больше. Экшн я не люблю и сильно опасаюсь. То есть, у некоторых авторов есть такой талант - писать экшн. Но это именно специальная такая склонность... а так далеко не у каждого получится. И я совсем не уверена, что это получается у автора Дашкевич. Почему-то у меня - еще с прошлого раза - от авторского экшна остаются ощущения какого-то дикого сумбура, когда все бегут, все стреляют, ой, мама, что вообще происходит? вспышка слева, вспышка справа, ура, мы ломим, гнутся шведы, мы победили, но много наших полегло... Это все, конечно, очень ярко и бьет по мозгам, но вопросы остаются. Спойлерно!
Очень и очень скользкая история с Анастасией. Которая то там, то здесь, то она нашим помогает, то не нашим, то опять нашим... То у нее какой-то таинственный план, который "мы старались" - кто это мы? Когда старались? - если до этого все звучало, что Анастасия долго-прямо долго была фамильяром в семействе Перовых, и как она осталась одна с маленьким инвалидом и заменила ему мать и т.д. До этого все боялись очень-очень жуткого и могущественного императорского дива (который сейчас бывший) - оказалось, что он был так, дурачок, которого легко вокруг пальца обвели. Тут вдруг возник очень-очень жуткий и могущественный Распутин, и все его стали бояться - оказалось, что он тоже дурачок, которого легко вокруг пальца обвели... Сейчас, значит, императорским дивом стала Анастасия - но ее никто не боится. Что характерно. Хотя история у нее в анамнезе - ну очень сомнительная... Следует ли дальше ожидать, что все будут изо всех сил превозмогать и бороть Анастасию?
Очень и очень скользкая история с Рождественским... И если насчет Анастасии еще можно выстраивать предположения, что у нее намечена какая-то глобальная роль в грядущих глобальных интригах, поэтому она вся такая внезапная и загадочная, то тут с самого начала автор четко выстраивал, что Рождественский подонок и моральный урод. Он наслаждается пытками и убийствами, как дивов, так и людей и все такое. С какой стати он тут вдруг становится героем, и жертвует своей жизнью, чтобы кого-то там спасти? Не верю абсолютно. Нечистая работа. Кстати, этот же фокус автор провернул с новой возникшей злодейкой, этой самой преступной чародейкой. Так что можно уже считать, что это не баг, а фича. Как говорится.
На фоне всего этого все еще остаются сплошной радостью и позитивом дивы - и Кузя в первую очередь. Эпизоды с возвращением Кузи из Пустоши оказывают на читателя просто термоядерное воздействие... Финал, когда самые яркие дивы все дружно присели на Аверина, тоже впечатляет. Так что, если и будет дальнейшее продолжение, то мне, конечно, просто хочется поглядеть, как они все будут друг с другом уживаться - ну, и Аверина под себя строить. Хотя перспективы у цикла - для меня - становятся довольно мрачными. Сейчас вот объявили, что будет издание приквлеа-вбоквелла - про Владимира и его историю, в начале, так сказать, славных дел... Ну хорошо, с интересом ожидаю. И надеюсь, что это будет просто повседневная жизнь и обычные расследования!

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Н.Островский. Письма.
«А.П.Давыдовой. 7 января 1927г.
«Я уже не помню, посылал ли я тебе письмо в последние дни, но опять пишу. Надо сказать тебе, что, как только у меня дни становятся темнее, я ищу разрядки и пишу тем немногим у меня оставшимся, кто так или иначе сможет связать меня с внешним миром, от которого я так аккуратно отрезан.
Друзей у меня нет. Правда, меня окружают люди, относящиеся ко мне очень хорошо, - это семья типично обывательская. Я с ними в процессе общения живу хорошо, но не могу получить от них того, что могут дать люди моей семьи. Одно, что тяготит, это то, что я оторван от своих ребят-коммунистов. Уже сколько месяцев я в глаза не видел никого, не узнал о живой строящейся жизни, о делающей свое дело партии, а должен жить и кружиться (если вообще можно кружиться и жить на кровати) в кругу, который моим запросам ничего не может дать…
Ты знаешь, что партия для меня является всем, что мне тяжело вот такое состояние, что я не могу быть ближе к ее жизни. Какая-то пустота вырисовывается, незаметно ощущается какое-то новое ощущение, которое можно назвать прозябанием, потому что дни пусты иногда настолько, что выскакивают разные анемично-бледные мыслишки и решения… Ничего позорного нет в том, что бывают минуты реакции. Ведь я уже три года веду борьбу за жизнь, и каждый раз бит – сползаю назад. Если бы в основу моего существа не был заложен так прочно закон борьбы до последней возможности, то я давно бы себя расстрелял, потому что так существовать можно, лишь принимая это как период самой отчаянной борьбы, а не за факт дальнейшего пребывания в таком виде. Только мы, такие, как я, не можем уйти, пока остается хоть один шанс…»

А.Безбрежная. Амулет ведьмы.
«Вот сдам экзамен, получу сертификат пятого круга и с накопленной зарплаты секретаря Верховного мага открою лавку», - мечтала я, помешивая варево.
- Итак, последний штрих! – торжественно объявила я и бросила аметист в уже хорошо прокипяченный отвар. Виля навострил уши, подбежал ближе, запрыгнул на стол и заглянул в котелок.
- И? Чего мы ждем? – спустя пару минут произнес фамильяр.
- Ну… - замялась я, потому что положенное время для активации амулета прошло. Я взяла магический конус, который определял уровень заряда артефактов и амулетов, и помахала им над котлом. Внезапно все зашипело, забурлило, словно в жерле вулкана, и из котла вырвался столп серебряного дыма, искрившегося серебристыми всполохами – такими яркими, что я отшатнулась, прикрыв глаза.
- А, ведьма! Убить меня захотела! – заорал Виля. – Я к тебе со всей душой, а ты…
Я открыла глаза и увидела, как туман, почему-то пахнувший свежими зелеными яблоками, струйкой поднимался к потолку лаборатории.
- Ой… - вырвалось у меня.
- Что это? Так должно быть? – нервно подергивая хвостом и усами, спросил кот.
Я судорожно сглотнула, потому что не знала, получилось или нет. В изученном фолианте такой эффект не упоминался. Совершенно непонятно, что за туман теперь висел ровным столбом в моем подвале. Если следовать свитку, то после приготовления должен был сверкнуть амулет.
Аромат яблок перерос в запах трясины, и стало трудно дышать. Я решила приоткрыть дверь, и тут… Туман, словно змея, юркнул в проход!»

---

Ежедневная музыка.

---

О.Коротаева «Мама из другого мира, или Замок в стиле хай-тек».
«Кот волшебным образом умудрился вернуть нам спокойствие и уверенность в будущем».

@темы: Галерея

---

Ольга Коротаева "Мама из другого мира, или Замок в стиле хай-тек". Фэнтези, любовный роман (ну, формально... )
Сюжет: ГГ в нашей реальности попала в ДТП, и вот в больнице к ней обращается странная маленькая девочка и предлагает стать ее мамой. Тут же они перемещаются в странное место, где стоит заброшенный замок, в котором никого нет, кроме этой девочки, кота и привидений... Но ГГ - девушка решительная, и она решает навести порядок... потому что ребенок должен жить нормальной жизнью... Ах да,как выяснилось, к замку еще прилагается его хозяин, он же отец девочки, и странные монстры из другого мира, которые временами лезут из прорывов...
У автора раньше читала одну книжку, и, помнится, хотя это была вполне обычная ромфантовская история, но ощущался в ней какой-то легкий налет сюра и всякого психоделического. Ну да - это там ощущался, а здесь он просто шибает с ног. Мне даже показалось, что здесь у автора и любовная линия, и приключенческая, и... производственно-хозяйственная, ну, что-то вроде... все было на втором плане, а главное было - расписывать весь этот сюр и трэш. Психоделический.
Не скажу, что мне прямо понравилось... вещь специфическая... Но если поймать нужное настроение и вот это вот - "я стараюсь, но мне все равно хочется странного" (с) - то можно справиться.

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Станислав Ежи Лец.
«Продавался обеим сторонам. Говорил – «для душевного равновесия».
***
«Те, кто надел на глаза шоры, должны помнить, что в комплект входят еще узда и кнут».
***
«Я полон оптимизма. Человечество преодолело законы морали, почему бы ему не преодолеть законы физики?»
***
«Как свежи краски тех, что были в тени!»
***
«Опьянение победой подчас переходит в алкоголизм».
***
«Воробей в клетке для орлов свободен».
***
«Там, где играют на тебе, не жди конца песни».
***
«Тюремное заключение не изолирует от истории».
***
«Хвалился: «Шагаю с ними к цели, но под другой марш».
***
«Не протирай глаза, а то небесная лазурь нальется кровью».
***
«Когда проявляешь воспоминания, не перепутай негативы».
***
«Третья сторона медали? Грудь, на которой она висит».
***
«А не представляем ли мы себе человека слишком антропоморфично?»
***
«Когда у власти хамелеон, приближенные то и дело меняют цвет».
***
«Политики, поинтересуйтесь у гастрологов, что обыватель еще может переварить».
***
«Человек – пешка на шахматной доске, где для него нет полей».
***
«Мир всегда возвращается к норме. Важно, к чьей».

В.Пылаев. Горчаковъ. Лицеист.
«- Никто эту собаку не видел даже. Как сейчас помню: идем через лес, и вдруг один из парнишек как умом тронулся. Друга, что спереди шел, в спину застрелил… из винтовки, значит. Второго рядом штыком сколол, а потом ко мне повернулся.
- А вы чего? – осторожно спросил я.
- Да чего… - Андрей Георгиевич сплюнул. – Будто много вариантов. Как сейчас помню, какие у парнишки глаза были. Не злые, не веселые даже, как у сумасшедших, - а точно нарисованные, тупые. В разные стороны косили… Так и упал, а винтовку не выпустил.
- Да твою ж… - выругался я. – А потом?
- Потом еще было – к ночи и под утро. Видать, тот гад сил набирался, отдыхал, скотина такая. Двадцать человек нас тогда было, четверо Одаренных. – Андрей Георгиевич тяжело выдохнул. – Вернулись семеро.
- И что? – я тряхнул головой. – Получается, никакой защиты нет?
- Да кто ж его знает. Ментальная магия – это тебе не Булаву кидать и не Кольчугу плести, Сашка. Тут и талант особый нужен, и умение. Если сам таким не владеешь, то и заклятия не помогут… Видимо, там не столько магия, сколько воля нужна. Я тогда заметил, что пареньки из простых порой лучше дворян держались, хотя в них Дара – ни капли. А не дались гаду. Вот что я тебе скажу, Сашка: как бы хреново не было, у себя в голове – это как дома: только ты хозяин. А другой – гость, и нет у него там никакой воли.
Я молча кивнул. Не то чтобы слова безопасника меня успокоили, зато теперь я хотя бы знал, что против менталистов тоже можно бороться…
- Андрей Георгиевич… а что вы делали в тридцать девятом под Веной, да еще и с отрядом? Мы же тогда ни с кем не воевали. Да и вообще, последний раз с Наполеоном было…
- Да как бы тебе сказать, Сашка, - усмехнулся Андрей Георгиевич. – Война дело такое – сейчас просто не видно. А на самом деле она и не заканчивается».

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

А.Вертинский. Письма.
«Л.В.Вертинской. 10 апреля 1956г.
Вот, Пекочка, работаешь, мучишься, страдаешь от хамства, от бескультурья, проклинаешь свою жизнь… А все же… чувствуешь, что ты не прав! Чего-то мы «недопонимаем»! Чего? Социализма? Может быть! Коммунизма? (грядущего) Может быть! Но все это неважно. Каково бы ни было то или иное ученье, но скажем просто: оно должно быть «съедобным», «выносимым», «терпимым», оно должно как-то «перевариваться» человеческим желудком. Эта же наша действительность не переваривается абсолютно. Мною, по крайней мере!
И все же, по-видимому, я не прав! В вагоне, к тебе в купе садится грязный вонючий парень, пьяный к тому ж. Он разматывает свои прелые онучи, снимает вонючие сапоги и наполняет все купе вонью. Я готов заплакать от бессильного бешенства!
А наряду с этим дымят трубы гигантских заводов, красные огни вырываются из труб. На десятки километров тянутся рабочие города, только что отстроенные. Шахты, металлургические заводы, иногда огромные целые предприятия, упрятанные под землю… И все это кипит, работает по ночам в две, в три, в четыре смены. Без перерыва, без отдыха! Что это? И вот – мы уже могучая индустриальная держава! И нас уже боятся, с нами считаются! Кто же эти люди? Инженеры с волевыми энергичными лицами? Конструкторы с горящими вдохновением глазами? Рафинированная интеллигенция? Нет! Вот эти самые, которые снимают в купе вонючие портянки, - они! Они – новаторы, рационализаторы, двигатели этой «бессортирной» культуры! Они – народ! Во всем его величии и… нечистоплотности!
Вот этого мы недопонимаем. Привыкнув жить в западной культуре, я не могу переварить всей этой безалаберщины, грязи и невоспитанности. Но… их никто не воспитывал! И, обойдя культуру стороной, они с немытыми руками сели за стол, как мать родила! И работают! И творят чудеса!»

М.Бюсси. Черные кувшинки.
«Инспектор живо представил себе, как ранним утром Клод Моне выходит со своим мольбертом и направляется к одному из жилых домов, обитатели которого еще мирно спят, чтобы устроиться возле выходящего на собор окна и приняться за работу. Известно, что в магазине модной одежды он на протяжении нескольких месяцев смущал своим присутствием дам, явившихся примерить новый наряд. И все ради чего? Чтобы тридцать раз запечатлеть на холсте один и тот же вид! Наверное, руанцы считали его сумасшедшим.
Но людям нравятся сумасшедшие. Они вызывают у людей восхищение.
Сильвио повернулся к собору. Да, безумие восхищает. Достаточно посмотреть на это грандиозное сооружение. Приходится признать, что в конечном счете тот ненормальный, который однажды задумал возвести этот невообразимый собор, пусть даже его строительство растянулось на пятьсот лет, не ошибся. Наверняка он настаивал, что шпиль должен быть вознесен высоко в небеса, не имея себе равных во Франции, а то обстоятельство, что при этом погибнут тысячи рабочих, его не смущало. О безопасности труда в те времена никто не думал, но вспоминать об этом сегодня как-то не принято. Все всё забыли. Забыли гору трупов, забыли варварские нравы. И восхищаются безумцами».