Елена Ржевская "Берлин, май 1945". Мемуары. Советская литература.
Про что: автор, военный переводчик, участвовала во взятии Берлина, при этом вошла в группу, которой было поручено особое задание - установить местонахождение Гитлера или его останков и собрать по горячим следам весь необходимый материал по этому вопросу. Во второй части книги помещены военные рассказы автора.
Ранее я читала книжку автора - про ее учебу на военного переводчика, а затем участие в Ржевской операции. И вот увидела в библиотеке еще и эту... Очень интересно... немедленно взяла.
Собственно, по авторской манере, стилю - ничего не изменилось. Автор пишет четко, ясно, конкретно - без каких-либо словесных выкрутасов и всяких изящных выражений, но очень ярко и выразительно. Сразу создается картинка, образы... производит неизгладимое впечатление.
Здесь рассказывается о поисках останков Гитлера. Как оказалось, это было сложное и трудоемкое дело - совсем не так просто, как кажется по факту... Как военный переводчик, автор участвовала в допросах нацистских военных и гражданских, из числа находившихся в гитлеровском бункере - выясняли нужную информацию. В конце концов, на основании показаний нескольких человек, было установлено, что Гитлер покончил с собой и был похоронен где-то возле бункера. Далее проводились розыски места захоронения. Но и после его обнаружения работа группы не закончилась - чтобы исключить все возможности, снять всяческие сомнения, нужно было найти неопровержимое доказательство, что обнаружены именно останки Гитлера... И это было сделано - установили лечащего зубного врача Гитлера и изъяли медицинскую документацию, на основании которой - сличая данные о состоянии зубов - и подтвердили идентификацию останков. В общем, работа была произведена в самом лучшем виде - и все это в сложных условиях, когда еще шли боевые действия и кругом творилась страшная неразбериха, в кратчайшие сроки - ведь тянуть было нельзя...
Обо всем этом автор и рассказывает. Ну и, кроме этого, еще немного об общей атмосфере в Берлине и о разборе архивов из Рейхстага и бункера. В том числе о дневнике Геббельса, про который вышла и отдельная книжка. Но здесь автор тоже приводит выдержки (со своими комментариями). Дневники я люблю читать... хотя все же предпочитаю это делать в полном объеме и без комментариев... Но здесь автор уверяет, что дневники совсем неинтересные. Не знаю, но по приведенным фрагментам так оно и выглядит...
Что касается художественных рассказов - то они, как выяснилось, тоже относятся ко времени Ржевской операции. Написаны точно так же, как и ранее прочитанная книжка автора, и даже встречаются похожие эпизоды, но в других вариациях... Любопытно сравнить. Но, конечно, тоже все очень интересно.

«Войска нашего фронта, развивая успешное наступление, стремительно продвигались вперед. Мы мчались мимо старых распятий, высившихся по сторонам дороги, и деревянных щитов с плакатом, изображавшим бойца, присевшего перемотать обмотки: «Дойдем до Берлин!»

«В городе Гнезно в семье электромонтера мне показали письмо, тайно доставленное из Бреслау: «Идут ли русские, а то мы тут умираем?»

«…Он ничего о семье не знал, к своей участи был безразличен. Он бесконечно устал от жизни в мире нацизма и войны».

«За Бирнбаумом КПП. Большая арка: «Здесь была граница Германии». Все, кто проезжал в эти дни по Берлинскому шоссе, читали, кроме этой, еще одну надпись, выведенную кем-то из солдат дегтем на ближайшем от арки полуразрушенном доме: «Вот она, проклятая Германия». Четыре года шел солдат до этого места».

«Все бумаги, находившиеся в папке, отпечатаны на машинке огромными буквами. Никогда раньше я не встречала такого странного шрифта. Он меня поразил. Как будто смотришь в увеличительное стекло.. Позже я узнала, что это для Гитлера его секретарь Гертруда Юнге перепечатывала все бумаги на специальной машинке. Из соображений престижа Гитлер не желал пользоваться очками».

«Теперь, спустя много лет, меня иногда спрашивают: не страшно ли было глядеть на этих мертвецов? Было другое чувство: содрогания, но страшно не было. И не потому лишь, что много страшного мы видели за четыре года войны, но, скорее, потому, что эти обгоревшие останки, казалось, не человечьи – сатанинские».

«Удивительная после дней беспрерывных боев тишина была благодатью, от которой с непривычки цепенело сердце».

«Свежие цветы в вазе, срезанные в огороде на другой день после падения города, визит к зубному врачу на третий день. Что это? Себялюбивое тяготение к равновесию, размеренности? Не было ли оно союзником Гитлера при захвате власти?»

«На перекрестке регулировала движение знакомая девчонка. Взмахивая флажками, она пропускала машины, успевая вскинуть ладонь к виску, а у военнослужащих, приспособивших для передвижения трофейные велосипеды, отбирала их – таков был приказ командующего фронтом. Уже целая гора велосипедов выросла возле нее на тротуаре».

«Люди были так измучены, ошеломлены всем пережитым, что путали даты и факты, хотя то, о чем они рассказывали, происходило всего лишь позавчера или еще на день раньше».

«Любопытно открыть дневник Геббельса в том месте, где он с торжествующей издевкой записывает о том, что арестованы все астрологи, магнитопаты и антропософы и с их шарлатанством покончено: «Удивительное дело, ни один ясновидец не предвидел заранее, что он будет арестован. Плохой признак профессии…»

«А тогда два самых главных гороскопа – гороскоп фюрера и гороскоп третьей империи, затребованные Гитлером, - были принесены в убежище. Гитлер удостоверился, что гороскопы обещают после жестоких поражений в начале апреля 1945 года неслыханный военный успех во второй половине апреля. Через несколько дней после этого стало известно о смерти Рузвельта. Это ли не знамение?!»

«В последние недели во всевозможных комбинациях фантазируется о часе Х дня 20-го», - прочитала я в записях некой Вольтер. О чем это? О новом секретном оружии, которое обещано фюрером ввести в действие 20 апреля. «Массовый психоз ожидания чуда охватил все круги населения». Кто-то видел автомашины, крытые брезентом, скрывавшим от глаз это секретное оружие. Один академик-физик, со слов Вольтер, так охарактеризовал на лекции это оружие: «Мы обладаем средством, которое при его применении образует температуру 300 градусов ниже нуля. Вся материя, как живая, так и мертвая, обращается в лед и при малейшем сотрясении раскалывается на мелкие куски, как хрупкое стекло».

«Возле вокзала Фридрихштрассе на устрашение всем нацисты чинили расправу. В Берлинском городском архиве есть письменное свидетельство очевидца: «23 апреля два юных немецких военнослужащих были повешены на решетке магазина на новехонькой пеньковой веревке. Обоих повешенных свеже выбрили, брюки ох отутюжили, сапоги начистили. В качестве основания для исполнения наказания на доске намалевали: «Я повешен, потому что я не содержал свое штурмовое оружие в таком порядке, как приказал фюрер».

«…Все они крайне озабочены своим местом в истории. Для них история – это «тот свет», как загробная жизнь для верующего».

«За несколько дней до нападения на Советский Союз Гитлер, предначертывая победоносный ход войны, сказал в беседе с Геббельсом, а тот записал в дневнике: «Когда мы победим, кто спросит с нас о методе?» (15 июня 1941 года).»

«Теперь здесь, в кирпичном корпусе больницы, где в эти дни был хирургический передвижной полевой госпиталь, приступила к работе комиссия военных врачей, специально для этой цели назначенная приказом члена Военного совета Первого Белорусского фронта генерала Телегина. Возглавлял эту комиссию главный судебномедицинский эксперт – подполковник медицинской службы Фауст Иосифович Шкаравский. Воистину знаменательно – Адольфа Гитлера анатомировал доктор Фауст!»

«Гитлер, видимо, усомнившись в действии яда, в связи с многочисленными впрыскиваниями, которые на протяжении длительного времени ему ежедневно производили, приказал Линге, чтобы тот пристрелил его после того, как он примет яд».

«Когда умирают тираны, в первый момент наступает замешательство – возможно ли это, неужто и они состоят из смертных молекул?»

«Генерал-полковник Берзарин, комендант Берлина, пообещал, что представит к Герою Советского Союза того, кто найдет труп Гитлера. Вот и натащили штук шесть «гитлеров». А потом разошлась молва о двойниках…»

«Эти руины уже не излучали ничего драматического. Прошло два месяца, как кончилась война в Германии, и это были уже вполне обветшалые развалины. Кратер войны, как оказалось, имеет свойство мгновенно гаснуть после отбоя. Ты, крохотный его уголек, еще пыхтишь, тлеешь, вспыхиваешь, а он уже затух, и пламя войны не подкрашивает больше остывшие развалины. Пожалуй, что теперь они – всего лишь параграф при инвентаризации городского имущества. Эти руины – взнос города прошлому и его новая точка отсчета».

«История – великий режиссер, ее мизансцены править – только портить».

«Старик брахиозавр, берлинская достопримечательность, давний экспонат музея палеонтологии, сумел как-то пережить войну. Это огромное чудище, длина его – 22 с лишним метра, высота – 12. Но главное – его почтенный возраст – 125 миллионов лет. С точки зрения этой окаменелости, 10-12 дней, которые длился штурм Берлина, - затерявшаяся в вечности такая малость, что ее ни вычислить невозможно, ни выразить языком времени. Но единица времени, наверное, нечто иное, нежели только протяженность его».

«Уцелел документ: шеф концлагерей Эйке писал начальнику СС Гиммлеру о том, что название – концентрационный лагерь «Эттерсберг» - следует изменить, так как национал-социалисткая группа в Веймаре возражает против этого, ибо Эттерсберг связан с жизнью Гете. Излюбленные места прогулок Гете с той поры известны миру под названием «Бухенвальд».

«Отделяющая нас от прошлого череда лет сама по себе совсем не гарантия его невозвратности».

«Ночная бомбардировочная авиация – маленький мирный самолет, призванный на войну».

«Мешки с сухарями в лодочках тянут по раскисшей дороге на передовую собачьи упряжки. Выбившиеся из сил собаки валятся на землю и воют. Шагающий рядом с упряжкой боец в накинутой плащ-палатке, с шестом в руках, командует сорванным голосом: «Вперед! Вперед!» - это единственный вид транспорта, не поддающийся мату».

«Невдалеке бомбят. Дрожит земля, точно ее взяли за край и встряхивают, как одеяло».

«С печи на нас смотрела бритая наголо после тифа женщина. Она сказала сидевшему в избе старику-погорельцу, указав на меня:
- Как-никак человек на двух языках разговаривать может, а мы и плакать-то по-русски не умеем».

«- Ты б уходила отсюда, Никитишна, в Хрузии лучше прокормишься, а земля-то всюду одна, - что там жить, что здесь.
- Одна земля, это верно, да не одна. Эта земля слезы льет. А больного дитя мать больше жалеет..»

«- Без девчат, одне гуляете? – спросила подоспевшая из-за кустов Маня.
- Девчата? – закричал Степа-повар. – Да девчата теперь как разбойнички, редко попадаются».

«Радист сидел в наушниках, лицо у него было как у Будды – скуластое, затаенное».

«Эх, Дуся, Дуся. Заградчики не загребут, так разведчикам попадешься. Не ходи, глупая, возле войны».

«- Гляди сюда. Все волосья – косячками. Это от бомб. Как бомбят, волосья от страху обламываются».

«На крыльце рослая женщина в клетчатой юбке – председатель колхоза – «занаряжала» своих бригадиров. Они сидел вокруг нее на ступеньках, все в платочках, завязанных под подбородком, переговаривались:
- По косогору, где лен, немец бузует из минометов.
- Убьют, забота не наша. Убьют, так закопают».

«- Вот, вчерась: «Слушали: о значении нашего колхоза «Красный борец» как прифронтовой полосы и то, что нам нужно изыскать семена внутри колхозников ввиду того, что нам район в семенном фонде отказал».

«У председателя по всему лицу задумчивость – приготовился к ответу перед властью по закону военного времени».

«Война ее подбросила так высоко, что из этой выси прежняя жизнь казалась глухой и серой».

«Смерть старуха сама чувствовала: притиснулась она к ее жизни – блошка не проскочит».

«А небо почти что белое… Глаза подымешь – слепит, и не хочешь – зажмуришься. На солнышко, что на смерть, во все глаза не взглянешь».

«Разруха, муки, смерть и бессилие – все воплощено сейчас в этом пленном немце. Чудно! И никак не вяжется. Такому ведь дать хорошенько – от него мокрого места не останется
И только Анна Прохоровна, проходя мимо, приостановится, вздохнет:
- Жизнь бог дает, а такой вот отымает».

«Кто-то проснется, охнет, помянет бога, а прислушавшись к дождю, опять заснет, успокоенный. Дождь хлещет. Раньше сказали бы: не ко времени – хлеб в поле не убран. Теперь же у него служба другая. Льет он – значит, людям выдалась спокойная ночь, не налетит «фокке-вульф» бомбардировщиков. Может быть, и бронепоезд в такой дождь сумеет отойти назад».

@темы: Книги

---

Ну и весна в этом году... Я чего-то даже такого и не припомню...
Нет, я понимаю, когда в мае снег не сошел, и гололедица/снежная слякоть, и вот это вот все - весна поздняя, бывает. И я понимаю, когда снега уже нет в середине апреля, подсыхает - весна ранняя, сильно реже, но тоже бывает.
И я, опять же, понимаю, когда - вот долго-долго дожидаешься, когда уже снег сойдет и все подсохнет, тротуары освободятся - и вот наконец оно - и тут опять бац - снегу навалило, опять все по новой. Святое дело, как без этого.
Но когда вот такие горки - сегодня +25, и все ходят в маечках и шортиках - на следующий день +8-10 и дождь поливает - а на следующий день -3, снег валит и все опять в сугробах - а на следующий день 0 градусов и дождь - а на следующий день опять +25, и опять все напяливают маечки и шортики... И так постоянно, туда-сюда-обратно...
Не, как-то я теряюсь...

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Н.Островский. Письма.
«А.А.Жигиревой. 10 сентября 1928г.
Я послал в президиум Окр.страхкассы заявление, где по-коммунистически поставил перед ними всю обстановку, все экономические стороны и просил пересмотреть вопрос о пенсии и дать прожиточный минимум 60 рублей. Конечно, я там не пускал слюней и не взывал к чувству, но написал им сухие факты. Рае – 12 руб., страхкасса – 2 руб., профсоюз – 1 рубль, и питание и отопление зимой и все мелочи обойдутся 45 рублей – это цифра 60 рублей – без всего культурного… без культурных надобностей (книги, журналы и т.д.) Это минимум пролетарский, и я его просил у страховиков.
У меня сейчас нет совершенно ни черта, что бы я мог превратить в проклятую валют – здесь я тоже дошел до минимума. Тебе по-дружески я могу рассказать, что последний год я прожил только потому, что продал все накопление свое, т.е. пальто, костюм, ботинки, библиотеку, и поэтому идущие дни стоит вопрос, как решат тов.страховики. С документами безобразие сверх меры; не буду рассказывать, но их нет.
Получил из Украины, из округа, где работал, бумажонку, где удостоверяют, что я получал 67 рублей в месяц. Дело вот в чем. Нашли в архивах ведомость, где я, работая секретарем, получил 67 рублей, и выдали такой документ. Сумма эта неверна, так как это они случайно нашли 67 рублей, могли найти и 15 рублей, так как мы, актив, получали столько, сколько в кассе парткома было денег, а не по официальной ставке; но товарищи, теперь там работающие, сообщают, что пишут по ведомостям чужие люди, не знающие сути, и ясно, что я не имею права требовать от них верить мне на слово, что должен был получать 80 рублей, ибо тут пахнет шкурничеством, а деньги любят документы. Ну вот, я послал эту справку в Окр.страхкассу; даже если взять эту цифру 67 рублей – и то пенсия должна быть 45 рублей».

Эльфы и их хобби.
Олег Дивов. Предатель.
«Сбрасываю все на пол, валюсь навзничь, сыплю в рот порошок.
От этой штуки не столько ломает и корежит, сколько глючит. Дело привычное, но все равно мурашки по коже. Самое плохое – что нельзя будет после хотя бы ненадолго заснуть, а придется сразу вскакивать и бросаться очертя голову в авантюру. И значит, дикие видения не превратятся в отголоски кошмара, а останутся навсегда со мной.
На этот раз видения поистине дикие. Будто мое сознание пробило барьер между Землей и Иррэйном – и угодило в самую мясорубку. Орки подошли вплотную к поместью в небольшой уютной долине. Сначала я увидел во всех подробностях, как хозяева закалывают рабов, чтобы те не били их в спину. Потом мне показали штурм укреплений – в наимерзейших, естественно, ракурсах. А потом состоялась расправа с пленными, и особенно весело было, как орки колошматили головами о камни детей помещика. Вот какие они хорошие, орки.
Там много еще чего происходило в моих глюках. Одна радость, что в плоском изображении. Всего лишь документальное кино, откровенное до жути. Красота: лежишь, смотришь на потолок, будто на экран, и думаешь – ну за что такое наказание, за что? Ведь глаза-то закрыты… А с краев экрана в это время на тебя капает кровь».

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Юрий Кузнецов.

Он был связистом на войне,
А нынче бродит в тишине,
Звук издавая странный
Ногою деревянной.

Среди теней, среди светил
Он стук морзянки уловил,
Идущий ниоткуда,
И понял: дело худо.

На братском кладбище ни зги.
В сухое дерево ноги
Стучал слетевший дятел.
Или с ума он спятил?

Тире и точки слух прожгли,
Живая боль из-под земли
Ему стучала в уши:
«Спасите наши души!

Спасите наши имена!
Спасите наши времена!
Спасите нашу совесть!
Одни вы – не спасетесь!»

Д.Михайлов. Запределье.
«Отец был краток. «Сын, мама волнуется. Нехорошо. Жду доклада на ходовой мостик». Блин… вот нет бы написать: «Сынок, мы волнуемся! Перезвони!» Но нет! «Жду доклада на ходовой мостик!» И так всегда! С самого моего рождения!
Папа у нас в семье – ходовой мостик. Мама – кормовой мостик. Сын – юнга. С рождения и до этих лет. Никакой семейной карьеры я так и не сделал. Кухня – камбуз. Моя комната – кубрик. Где все должно блестеть по-флотски! Спальня отца и матери – капитанская каюта! А в капитанской каюте юнгам делать нечего!
Вместо «покажи-ка дневник, сынуля», он обязательно говорил: «Предъяви судовой журнал, юнга». А если там не одни пятерки, то начиналось нудное… Моряк должен отлично знать математику, чтобы просчитать путь домой и довести корабль до порта! Моряк должен быть в ладах с русским языком, чтобы выражаться внятно и четко! Моряк должен знать иностранные языки для общения с потенциальным врагом! Моряк должен бегать быстрее физрука и прыгать выше физрука! Потому что физрук крыса сухопутная, а ты моряк! Моряк должен уметь постоять за себя и честь отечества! Тельняшка должна облегать мощную грудь защитника родины, а не выпуклое пузо бездельника! Двадцать раз отжаться!
И такие вот нудные поучения продолжались до тех пор, пока я не принес домой дневник с жирной пятеркой по химии, ткнул в отметку пальцем и ляпнул: «Моряк должен отлично знать химию, чтобы суметь сделать бомбу и взорвать этот корабль к чертям!» После этого отец со мной не разговаривал месяц… хороший был месяц… тихий и спокойный…
Сколько раз я сбегал из дома… но всегда возвращался. Так как мама, в отличие от сурового отца, очень мягкая и легко впадает в панику».

---

Вениамин Смехов "В жизни так не бывает". Мемуары. Современная литература.
Ну, Смехова, я думаю, все знают... По крайней мере, хоть по роли Атоса в "Трех мушкетерах" (не будем указывать пальцами на тех, кто кроме и ничего ). Вот я и понятия не имела, что он еще и что-то пишет... Узнала из статьи в "Литературной газете" - там освещали новую вышедшую книжку воспоминаний... театральных... (то есть, новую на тот момент, у меня накопилось громадное запоздание, я все еще читаю номера за 2020 год! Ладно, в общем, я подумала, что было бы интересно глянуть. Проверила по каталогу нашей библиотеки - там той самой книжки из статьи не оказалось, зато была вот эта. Ну, мне какая разница... Тут тоже воспоминания, плюс еще беллетристика, ага. Сходила в библиотеку, затребовала - вынесли мне небольшой томик...
Оу, и вот редко когда я так ошибалась... Этот томик я все читала и читала... а он все тянулся и тянулся... И прямо мне казалось, что книжка на глазах пухнет и увеличивается... Насилу дочитала вообще. Ладно, не подумайте чего - автор на самом деле пишет неплохо... наверно, даже хорошо (насколько я могу судить, не будучи литературоведом). Просто мы с книжкой как-то оказались по разные стороны баррикады. Ну, не люблю я антисоветчину, что же тут поделать. А тут ее выше крыши... То есть, то, что здесь будет антисоветчина, никаким сюрпризом для меня не было - все-таки издательство "Время", которое специализируется исключительно на такой литературе. Но все-таки бывают и у них э... колебания, так сказать, в количественном содержании. Здесь, по моим ощущениям, это содержание просто зашкаливало. Из-за этого мне и читалось все медленнее и медленнее... А автор вызывал все больше отторжения... Тем более, что он так все строил - ну вот прямо без него нигде не могли обойтись, ни Лиля Брик, ни какие-то знаменитые драматурги и режиссеры...
Все, к финалу главная линия этого опуса стала мне ясна насквозь - актер Смехов находился в самом авангарде мужественного интеллигентского сопротивления тоталитарной советской власти, вот буквально стоял в первом ряду и героически сжимал фиги в обоих карманах.
Ну, а поскольку я, как обычно, нахожусь в меньшинстве, то остальным, я думаю, будет вполне нормально... Тут есть типа художественная повесть про один день из жизни столичного популярного актера (основанная, как ясно каждому, на личном опыте) - здесь можно почерпнуть любопытные реалии тогдашнего творческого процесса. Есть заметки про участие в съемках по "Мушкетерам" (всем сразу) - но, к моему сожалению, здесь уже конкретных реалий было куда как меньше, а в основном шел упор на отношения между собой, как все дружили и все такое (пьянки-гулянки прилагаются). Есть заметки типа эссе, воспоминания о разных творческих личностях. Все они сплошь отъявленные антисоветчики, или, по крайней мере, в открытой оппозиции (как Лиля Брик). Исключением разве что стала заметка о Миронове, но она, по сравнению с другими, отличалась какой-то краткостью и сухостью. Вообще думаю, что она бы и не появилась, если бы не трагически ранняя смерть Миронова... Ну, судя по всему, Миронов (а также Ширвиндт!) не входили в излюбленную авторскую тусовку (что меня только радует).

И еще порция цитат...

Владимир Тендряков: «Вы, мои миленькие, заелись и на свою сцену вылезаете, набив животики! А угадать в искусстве, где правда, где неправда так у вас не выйдет! А дело в том! Святое правило – и для Александра Македонского, и для Льва Толстого, и перед боем, и перед писательством – настроить дух и тело! Гитару ненастроенную никто не признает, а этих, как его, актеров на экране, какие бы ни вышли, какую бы чепуху ни строили из себя – это вам сходит с рук!»

«Споры, как чаще всего и бывает, имели под собой не почву, а беспочвенность».

«…И высокохудожественно звучала речь писателя //В.Некрасов// - как молочная река в матерных берегах…»

Давид Самойлов: «Вот когда ты серьезно рассуждаешь – тогда ты похож на других. А когда шутишь – тогда я слышу тебя самого. Не надо быть слишком серьезным. Бери пример с меня!»

Юрий Любимов: «Это не мы с вами, господа артисты. Это от таких корифеев, как Капица, Эрдман, Шостакович, Сахаров – вот от кого я слышал: ого! Давид Самойлов! Это большая поэзия! Это пушкинское дыхание в нашу эпоху засранцев и предателей! Вот кто с вами рядом, а вы все, как эти… алкаши у пивнушки: «Здорово, Дэзик!»

«У Самойлова выходило, что нет поэтов хороших и плохих, а есть только поэты и непоэты».

«Теперь кажется – и необыденная и очень важная была забота у поэтов: чтобы эхо осталось с нами».

Анатолий Эфрос: «Смоктуновский чувствует каждого и дает ему то, чего тот ждет. Точно поворачивается к человеку той стороной, которую ожидают. Так что, какой он на самом деле – никто никогда не узнает».

«Знаете, что очень часто говорит перед съемкой режиссер актеру? Он говорит: «Ничего не играй!» Странное указание, не так ли?»

«Академик Савельев Юрке //Визбор//: «Как вы успеваете вести трудную актерскую жизнь и так профессионально владеть горными лыжами?» А Юра всю жизнь в спорте и лишь два дня – в Бормане».

«Лечу с крутого склона на палатку. Полгоры летел, дале – стоп и весь в снегу. Обратно. Вдребезги усталая команда. Лечу с еще крутейшего холма. Две камеры и 5-6 фотоаппаратов расстреливают снизу. Вид цирковой. Лечу. Дурень режиссер орал «стоп» - как можно требовать стопа от водопада. Орали друг на друга крест-накрест режиссер, оператор, 2-й режиссер и директор. Ушли, убито поникшие, ни черта не снявшие».

//Визбор// «Какой-то зимоустойчивый талант доброты и музыканта дальних странствий».

«…Вижу неведомую мне флору человеческих чудес».

«Из дневника 1976 года: «Мафиозны верхи, бактериозны низы. Середина хапает деньги и тлетворческие мзды».

«Юрий Визбор жил естественно и просто. «Ничего не играя», он сыграл важную роль в жизни многих, многих людей».

«Веселое дело жизнь, но какая же от него тоска – котлован тоски…»

«Если жизнь актера можно сравнить с карточной игрой, то Олег Табаков один разыграл всю колоду. Кто он на самом деле – Король бубен, Туз треф или Дама пик – пусть это не будет секретом хотя бы для него самого. Меня же его образ поражает изобилием красок. Красок театра, цирка, карнавала, казино… но не самой жизни. Да и зачем затруднять себя могучему русскому лицедею в быту: хороша и почти не изношена повседневная маска всесоюзного Лелика, баловня судьбы, царей и СМИ!»

«1973 год. Я поставил на телевидении двухсерийный фильм-спектакль «Фредерик Моро» по Флоберу. Работу хвалили умные редакторы и ругали партийные руководители. Выход нашли вполне советский: пускай перед показом спектакля хорошие слова о нем скажет кто-нибудь из наиболее народных артистов».

«Свет познает себя через тень, разлуки повышают цену встречам. Юмор – это зритель Театра печали».

«О театре охрипли спорить любители и специалисты: «Он переживает кризис!» Он так его переживает, что сам кризис, кажется, уже начал переживать за театр. Но сам театр решил не пережидать, пока за него переживают, ибо он – вечен и прекрасен. Может быть, и нам, его поклонникам, не ломать себе голову, как быть с кризисом и как вернуть свежесть дыхания туда, где был театр? Может быть, надо повернуть туда, где он есть? Театр – это такое зеркальное хозяйство, где многообразно, но обязательно живо, честно и образно отражают главные темы сегодняшнего бытия: добро и зло, жизнь и смерть, историю и народ…»

«Актерство – мой Конек, а режиссура – Горбунок».

«Народ – это самая безопасная часть населения».

«Безделье заманчиво своим многообразием».

«Выдающихся людей приятней вспоминать, чем переносить».

«Кто с аргументом к нам войдет, тот от факта и погибнет».

«Она была такого качества, что ее количество уже не имело значения».

«В человеке все должно быть прекрасно – и душа, и тело, и рога, и копыта».

@темы: Книги

---

Книжный столик

В.Смехов. В жизни так не бывает.

«Старик был мягок, он весь состоял из высших сортов благородства и человеколюбия».

«- Некоторые могли бы и помолчать и не задерживать режиссера.
- Я бы… Лично я – так? – на всю жизнь бы замолчал после исполнения роли Карла Маркса».

«- А ты где?
- Я на «теле», я в доспехах мушкетеров, я на тебя хохотал от имени Дюмов-отцов».

«- Не понимаете? Ну, не радуют меня театры, скучно мне. В крайнем случае – блеснет новое имя на раз, на два – померкнет, потом вглянешься в него покрепче, или вот интервью почитаешь, или сам с ним познакомишься… Или артист – хороший, человек – никакой, или человек – не дурак, а артист – средний».

«- Ваш любимый писатель?
- Во-первых, их несколько, а во-вторых, не скажу…»

«- Понимаете, если сравнивать области искусств с едой, то архитектура, музыка, литература – это долгохранящиеся продукты питания, да? Микеланджело вон из каких веков к нам жалует, да? А театр? Театр – это молоко. Его можно употреблять лишь сегодня. Но зато какой вкус, какая польза! И сколько от него масла, сливок, сыра – чего хотите, да? Но завтра – ужас, лучше не пейте вчерашнего молока, да? Порча желудка и так далее».

«- Служенье муз не терпит интервью! Прекрасное должно быть молчаливо».

«- А вы – режиссерский, актерский… Юрий Яковлев – прекрасный артист, или Ульянов, да? Дайте им пожить солистами, без режиссуры, да без репертуара – знаете, что выйдет?
- Знаю!
- А я не знаю. Все, побежал! Простите».

«Вот они, слабые струны слабого пола. Беззащитны женщины перед лицом нашего малейшего знака внимания».

«На «Мушкетеров» возлагают особые надежды – талантливо отвлечь советский народ от его трудовых подвигов».

«Конечно, среди киноактеров есть исключения, когда мастеру и в плохом фильме удивишься, когда мастер и сквозь холодный экран будто светится и прожигает огнем своей личности. Но никто из мастеров не будет, наверное, перехваливать место актера на экране. Экран обходится – и прекрасно себя чувствует! – без профессиональных актеров (итальянский неореализм) и без актеров вообще (документальное кино, мультфильмы). Хороший режиссер из плохого актера делает чудо, а в театре это невозможно. В театре какой ты есть, таким тебя и видят. Конечно, когда видишь свое лицо крупным планом, сам себе можешь показаться очень большим и значительным. Но истина остается истиной: главные «роли» в этом виде искусства – за режиссером, за оператором, за монтажером, а сценаристы и актеры делят свои честные четвертое-пятое места».

«Меня на съемках радикулит разбил, так меня человек восемь нежно водружали в седло и обратно».

«… И не можем оторваться друг от друга и от воспоминаний. И уже трудно понять, что это: судьба, разобранная по байкам, или байки, собирающиеся в судьбу».

«Владимир Балон – доблестный фехтовальщик, гвардеец Де Жюссак и живая пружина актерского энтузиазма».

«- По большому блату львовский обком партии доверил киногруппе самое дорогое, что у него есть – отель «Ульяновск». И под эту вывеску, после съемок, каждый день – все поголовье симпатичных девчонок города и области – туда-сюда! Ночью заходят, утром выходят. Ни стыда, ни совести! Водки выпито, бутылок разбито, клиентов гостиничных распугано – не счесть!»

«Земшар стареет наш. Так громче грохот чаш! Нас всех, несовместимых, соединит монтаж!»

«Лошадь – это не только животное, но еще и тот знак гороскопа, под которым прошел-проскакал весь съемочный год. Как я помню, ни один из героев до съемок не умел пользоваться этим видом транспорта».

«Я лично легко бы согласился сниматься не на самой лошади, а где-нибудь рядом, но судьба и Хилькевич распорядились по-своему».

«Из-за Миши Боярского выносливость у меня на съемках оказалась – как на войне. Видимо, рядом с Мишей стыдно трусить. Он один своим куражом реализовывал всю романтику Дюма. Однажды он чуть не погиб: в одесской Опере снимали проход Д Артаньяна к королеве Анне сквозь команду врагов. Ошибся в рисунке боя гвардеец и проткнул Мише боевой рапирой полость рта. Температура сразу – под сорок. Зуб выбит. Вызвали по телефону маму из Питера… А он очнулся и в павильон бежит, сниматься! Никто отговорить не сумел. Злой, отважный гасконец – таких больше не делают».

«Все мы были в восторге от песен Ю.Ряшенцева и М.Дунаевского. Думаю, песни сделали добрую половину успеха нашему фильму».

«Был такой хороший фильм «Весна на Заречной улице». Фильм снимал в Одессе кумир нашей молодости Марлен Хуциев. Через двадцать примерно лет я стою в костюме мушкетера на этой Заречной: такая дощечка сохранилась на территории киностудии в городе Одессе. И у самой дощечки, в начале Заречной встречаю Марлена Хуциева. Марлен: «Да я тебе знаешь, как завидую! Моя мечта всю жизнь была – сыграть… Догадайся кого? Не догадаешься – Рошфора! Я даже Хилькевичу намекал, не взял, понимаешь!»

«Большое удовольствие – водить знакомых на съемки. Для них это интереснее, чем смотреть кино».

«…Снимались в Ялте, в море, на уникальном, сто раз заштопанном фрегате, который уже устал помогать советскому кинематографу в его фильмах о пиратах, капитанах, бурях и штормах».

«…Был у Атоса и дом в Павловске, и даже «чайная комната» в кабинете Петра Великого».

«Конечно, фильм – дело временное в нем, от режиссера до «хлопушки»-помрежа, - только гость. Если повезет с атмосферой на съемках, то временное дело и через много лет помнится, как будто там – в павильонах, на колесах, на натуре – прожита семейная жизнь.
«Каждый пишет, как он слышит». – повторю слова Булата Окуджавы. Мне и слышится, и дышится вполне сентиментально, когда перед глазами – время съемок мушкетерских сериалов. И здесь абсолютно не важно, какая серия лучше, какая хуже. Память играет на скрипке нежный мотив, и я благодарно перебираю кадры моей внутренней кинохроники».

«Юра Хилькевич – авантюрист и победитель. Казалось, все зло, полученное им в награду за многие фильмы, он превратил в топливо, на котором и совершил свое путешествие в страну мушкетеров в «не очень советском» жанре: соединение мюзикла с вестерном, где вместо ковбоев – поющие мушкетеры».

«Актеров надо уметь согреть, а жесткий характер не годится для киносемейного очага. Жизнь большинства «киносемей» кончается нелюбовью к режиссеру и дружбой с ассистентом режиссера по актерам – таков парадокс».

«Теперь все битвы прошлых лет кажутся глупыми. С кем боролись? Против кого боролись? За что боролись? Все перемешалось, перессорилось, перепуталось. А что осталось?»

«Под Таллинном сложилась большая дружба с тюрьмой, ее начальством и лично арестантами. Дело в том, что в начале экспедиции группу обокрали. Группа недосчиталась как оружия, так и готового платья. По команде своего мушкетеролюбивого начальства, арестанты с удовольствием изготовляли исторически достоверные клинки, кинжалы, шпаги и ножны».

«В Московском Доме кино я был в самом начале показа, потом уехал в театр. Наутро получил несколько хороших отзывов, но запомнил больше всего звонок моего учителя по вахтанговской школе Владимира Этуша: что работа его ученика похвальна и серьезна и что он не заметил, как прошло четыре часа!»

«Самый неожиданный комплимент был получен от немолодой, ярко перекрашенной и сильно экзальтированной дамы: «Боже мой! Я вас вижу! Вы же были кумиром моего детства!» Народ засмеялся искренне, я – задумчиво…»

«Сегодня в стране неюбилейно и невесело. Если где и весело, то, конечно, в кадрах мушкетерского сериала: уже и танки прошли, и «поезд ушел», и крыша «проехала», а наши кони все скачут и скачут… Давайте будем считать Д Артаньяна ответственным за безрассудство, Арамиса – за тайные страсти, Портоса – за явное чревоугодие, а Атоса – тоже за что-нибудь, чему я названия еще не подобрал, но он мне все равно дороже всех».

«Я не хочу задерживаться возле грустных новостей. Любая новость не превысит моего знания о неотвратимости смерти».

«Тридцать пять лет назад вся наша компания состояла из беспечных и безденежных, невезучих и неунывающих: все будет хорошо, это каждый твердо знал. Такие наши годы, походы и погоды. Особенно остро наша самоуверенность проявлялась зимой. Воздух, как и время, был ясен и никуда не двигался. И каждый из нас добирался автобусом до 36-го километра, потом измерял ботинками снеговое пространство от шоссе до поселка и в конце перехода оборачивался на пройденный путь: белое поле и длинный ряд многоточий…»

Н.Эрдман: «Бывают писатели – списыватели, а бывают – выдумыватели. Я люблю выдумывателей».

«Однажды имел неосторожность задержаться взглядом на исписанном листе, посреди которого лежала только-только оставленная авторучка. Внезапно на листок легла рука Н.Р. //Эрдмана//, она нервно перевернула, скрыла сочиняемое от невоспитанного гостя. Я смешался, извинился, а Н.Р., сменив гнев на юмор, что-то сказал о писательском суеверии – мол, на какой строчке сочинение впервые застанут посторонние глаза, там и точка. Дальше не напишется…»

«Отобранная, мудрая и ироническая игра ума, простота и сжатость текста – это тоже каллиграфия поэта, драматурга…»

«Среди самых ярких даров моей богатой судьбы – семь лет постоянного общения с домом и миром Лили Юрьевны Брик и Василия Абгаровича Катаняна. В этом доме не было границы между жизнью и искусством. Любой эпизод быта превращался в художественный акт, а великие имена творцов оживали в веселых подробностях их быта».

«Слаб человек, любит, когда умные люди задают ему вопросы и запоминают ответы – про него, о нем».

«В кругу своих знакомых я числился миротворцем. Например, не любил, когда говорили: «Мне Высоцкий нравится больше, чем Окуджава», «люблю Галича гораздо больше, чем Визбора», «Вознесенский лучше Евтушенко» и т.д. Как будто речь идет о футбольных командах».

«Тбилиси, мы возвращаемся от Сергея //Параджанова//, и меня осеняет: Параджанов не человек «из жизни», он – случайно уцелевший персонаж из мифов Древней Греции! Только там найдутся странные похождения-превращения Зевса, невероятные истории Ариона, Ганимеда… Там денежная единица, между прочим, называется «талант»…»

«Как выгодно быть актером! Совершенно безопасное, но всеми уважаемое занятие. За все трудности и неудачи отвечают другие – режиссер, начальство, цензура. А калачи и пышки – всегда актеру, извечному любимцу публики. Даже самые мудрые и пасмурные люди – писатели – и те отличают скорее актера, чем собрата по перу, или критика, или технократа. Потому что актерское невежество не раздражает.. Его с успехом заглушают эмоции экспромтов и пестрая лоскутная занавеска слов, цитат, причуд, шалостей…»

«Театральный успех – из области вкуса. Какие могут быть доказательства в театре? «Мне нравится» - и все доказано. «Я в восторге» - и тоже доказано, даже более солидно».

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Н.Островский. Письма.
«А.А.Жигиревой. 8 августа 1928г.
«Это письмо я пишу лично. Давай условимся о следующем. Мне, ты знаешь, трудно читать письма. Следовательно, обыкновенные письма мне читает Рая. Если в нашей переписке будут от тебя письма ко мне лично, где могут быть те или иные партновости и сообщения, вообще нежелательные разглашению и которые я должен читать сам, то такое письмо ты пометишь припиской «лично», их я буду читать сам. Точка. Так же и отвечать. Ведь ты понимаешь, милая Шура, что ясно, как день, что если бы я свои мысли и решения должен был тебе передавать через чужую руку, то ни ты, ни я не могли бы ни о чем написать, если кто-то третий слушает и пишет, правда?
Я взялся на учет в местной страхкассе, и вчера был врач, делал обследование здоровья и переосвидетельствование. Он сделал заключение, что сейчас у меня потеря трудоспособности на 100%, и поставил 1-ю категорию инвалидности (это высшая, требующая посторонней помощи). Теперь буду говорить с работниками страхкассы о размере пенсии. По предварительным разговорам с врачом – это большая канитель… Взялся на учет райкома, пока не прикрепляли к ячейке, так как я первое время буду отдыхать, да и глаза не дают работать. Квартира малюсенькая, но много окон и света, готовит Рая на дворе. Хозяин рабочий-плотник, хороший молодой парень. Рядом станция, врач живет, страхкасса, так что не помрем; лучше всего то, что здоровье поправляется, уже могу сидеть без чужой помощи на кровати, скоро думаю лежать на боку, мне верится, что, возможно, я в этом году встану на костыли. Рае в каждое воскресенье даю «выходной день», буду заставлять идти на пляж загорать, я могу пробыть долго без нее. Надо открыто сказать тебе, Шурочка, что Рае скучно по Новороссийску, по друзьям-дружкам и т.д.
Здесь еще друзей нет. С ячейкой не обзнакомилась, читаем вместе газеты. Между прочим, Рая рассказывает, что здесь штампованная обывательщина выпячивает глаза на нее, никак не понимая, что мы муж и жена, и если бы я не был прикован к кровати, никакие черти не убедили бы их в этом. Рае, видно, неприятно от всего этого, в особенности когда жеребцы-мужики, кривляясь, говорят: «Неужели вы за 10 рублей работаете у него, разве это вас устраивает?» и т.д. Мне лично наплевать, но дивчина еще не умеет огрызаться и волнуется. Приходит и говорит: «Ведь он партиец, Коля, а разве коммунист может так по-собачьи говорить? И т.д. Жизнь ее еще не трепанула, и она думает по бумаге… Почему я так много пишу о Рае, потому что смутно боюсь, что если ей будет тяжело за своими, то придется ее отпустить и искать другого товарища-работницу, что, знаешь, тяжело. Кто знает, что за человек будет? Я с Раей говорил, она протестует и говорит: «За кого же ты меня считаешь? Раз я дала тебе, а также Шуре слово, что буду работать, то не уйду до поправки.. Выздоровеешь – разочтемся, умрешь – черт с тобой. Будем жить – увидим, вперед далеко с мыслями нечего забираться».

Эльфы и их хобби.
О.Дивов. Предатель.
«Если вам кажется, что служба безопасности Фирмы никого не убивала, бросайте в меня камень первым. Не может оставаться чистенькой громадная финансово-промышленная группа, представляющая интересы эльфов на Земле… на Земле, густо населенной потомками орков-иммигрантов. Слишком густо, чтобы не сказалось влияние орочьего менталитета, и мир не начал взрываться. Я-то знаю, что все ученые теории об истинных причинах мировых войн не стоят ни гроша.
Все-таки от эльфов вреда меньше. Эльфы холодны, жестоки, высокомерны, и просто звери в вопросах чистоты крови. Орков – представителей расы туповатой, но все равно разумной – поработили и при необходимости режут как свиней. Однако массовый геноцид и жуткую Вторую Мировую на Земле учинили именно два полуорка.
Эльфам на Земле практически ничего не нужно. В первую очередь не нужно жизненного пространства. Технологии наши и полезные ископаемые им тоже на фиг не сдались. Но когда-то они выдавили сюда множество орков, что в итоге здорово переменило облик Земли. Эльфы посмотрели, что натворили, ужаснулись, и теперь чувствуют себя ответственными за судьбу нашего мира. Поэтому Фирма. Поэтому неусыпный контроль за тем, что здесь творится. С опозданием, но хотя бы так. И ведь действует же, получается! Только у нас президент огромной державы, здоровенный громила-полуорк, мог легко и непринужденно, даже с видимым удовольствием, передать власть прямо из рук в руки щуплому неказистому белобрысому полуэльфу. А ведь мог бы и Ваню Колдуна на трон посадить».

---

Картинкофлуд

Ну вот, получились такие таежные фантазии… Хотя первоначально это был запрос для галереи –

Юрий Усенко.
«В дебрях тайги темно и мохово, и солнце как совиный глаз».

@темы: Галерея

---

Ежедневная музыка.

---

С Пасхой всех, кто празднует!

---

Читательский дневник

В.Каверин. Вечерний день.
«Мое флотское назначение в порт Палдиски было отменено – немцы заняли этот порт в первые дни войны. Я был военным корреспондентом ТАСС; он ютился в тесном подвале с канализационными трубами над головой. К фронту можно было подъехать на трамвае, - кажется, они перестали ходить в октябре. В Союзе писателей выдавали блюдечко зеленоватой каши, и страшно было смотреть, как это маленькое блюдечко осторожно ставили на стол старые известные писатели и переводчики, которых почему-то не вывезли из Ленинграда.
В милиции будущим подпольщикам выдавали подложные паспорта, на стенах домов читались крупные надписи: «При артиллерийском обстреле эта сторона особенно опасна», немцы сбрасывали с самолетов листовки, призывающие «убивать жидов и коммунистов». Жены и дети писателей были эвакуированы в Ярославль, последняя связь с ними – телеграммы-молнии – оборвалась, когда Ленинград был окружен. Я жил в пустой квартире, отбиваясь от этой пустоты, наплывавшей на меня ночами. Голодал и работал: писал статьи, очерки, скетчи для фронтовых спектаклей, рассказы. Но больше всего времени отнимал все-таки ТАСС. Сравнительно редкие поездки на фронт неизменно сменялись неотложной работой. Случалось, что заказанная в два-три часа ночи статья должна была уже к утру лежать на редакторском столе».

Д.Михайлов. Запределье.
«Прекратив разглядывать спутников, я сосредоточился на самом Седри, чувствуя довольно сильный мандраж. Еще бы! Я так сильно сюда рвался! Столько всего преодолел! Стольких убил и столько огородов вскопал…
- Рад, весьма и весьма рад видеть столь доблестного воина, - благодушно произнес Седри. – Ты многого добьешься, юноша! Честен, отважен, добр, не гонишься за каждым медяком и готов помогать бесплатно… ты настоящий паладин!
- О, спасибо, - коротко поклонился я. – Особо помогать и не пришлось. Ваши люди и земли и без того находятся под надежной защитой вашего покровительства. Вы очень заботливый господин – я много раз слышал это от деревенских жителей. Все молятся за вас.
- Такова тяжкая доля честного человека, - скорбно вздохнул господин Седри, подходя вплотную и опуская руку на мое плечо. – Денно и нощно забочусь я о благе своих людей. И лишь благодаря помощи таких, как ты, мне удается справляться. Что ж, юный герой, я слышал, ты хотел меня видеть по очень важному делу? Да ты присаживайся, выпей вина.
Произнося столь радушные слова, господин Седри тщательно вытирал кружевным платочком ухоженную руку, которую только что убрал с моего плеча. И при виде этого мой благостный настрой как водой смыло. Вот гад! Будто грязного пса по холке похлопал и теперь поспешно оттирает грязь с пальцев!
- Да, дело весьма важное, - выдавил я, с трудом сохраняя на лице улыбку.
- Слушаю тебя внимательно, друг Росгард, - сверкнул белозубой улыбкой Седри, едва заметно запнувшись на слове «друг». – Но поторопись – у меня много важных дел. К тому же сегодня я отбываю в Альгору. Сам король желает меня видеть! Сегодня вечером большой и важный прием во дворце.
- Это большая честь, - процедил я, краем глаза следя, как земледелец небрежно отбрасывает в сторону кружевной платок. Даже в карман не стал класть! Типа бесповоротно испорченный! И делает это так спокойно и как само собой разумеющееся! Как врезать бы этой гниде расфуфыренной! Но нельзя… нельзя…»

---

Джозефин Тэй "Любить, но не терять рассудка" (в детективном сборнике "Поставь на карту жизнь"). Детектив. Так сказать.
Сюжет: инспектор Скотланд-Ярда Алан Грант получает новое задание - в небольшой деревушке, которую облюбовала лондонская богема, при таинственных обстоятельствах исчез гламурный американский фотограф, гость одного из аристократических семейств. Все складывается так, что подозрения о смерти молодого человека весьма основательны. Вот только возникает вопрос - произошла ли эта смерть в результате несчастного случая, или это убийство... И при любом варианте - где же, наконец, тело? Как обычно, ввиду исключительного статуса всей этой публики, действовать нужно крайне деликатно...
Книжку взяла в библиотеке - именно из-за романа Дж.Тэй. Я все проглядывала то аннотацию, то начало - пыталась понять, читала я этот роман или нет... Пока не решила - да какая, в самом деле, разница, нужно взять и почитать, там и будет видно. Ну вот, прочитала...
В общем, это было весьма приятное чтение. Я как раз вспомнила, что вообще-то я люблю классические английские детективы! Только, видимо, нужно их читать очень и очень изредка - чтобы насладиться в полной мере. Вот и тут - все так неспешно, спокойно... Долгое вступление... представление действующих лиц... подробное выписывание, кто с кем когда встречался, кто с кем о чем разговаривал... Дотошное выяснение каждого шага, выверение хронометража - по каждому дню или, иногда, вплоть до минуты... Сейчас, наверно, с этим всеобщим пристрастием к дурным триллерам с безумным экшном, такое многим читателям покажется скучным. Но я вот читаю и чувствую - это прямо мое.
По мере развития сюжета выяснилось, что автор здесь, видимо, решилась на смелый эксперимент. Спойлер! - в том смысле, что если это и детектив, то не вполне классический... при соблюдении всех жанровых правил, норм и штампов. Точнее говоря, в финале выясняется, что преступления, как такового, и не было. То есть, получился просто такой рассказ о людях и их отношениях... А детективная форма придала ему остроту и выразительность. Ну и вообще - автор пишет очень приятно, интересные мысли и образы... В частности, скажем, образ этого самого пропавшего фотографа - здесь неоднократно обсуждается (разными персонажами) и подчеркивается его необычная красота, которая на всех окружающих производит невероятное впечатление, и даже многих наводит на мысли о дьяволе и падших ангелах... Возникает такая мистически-хоррорная нотка... Спойлер! Как впоследствии выясняется, это была женщина, которая изображала мужчину. ну вот, не будучи знатоком западного искусства, я не знаю, когда и как там использовался этот прием, но, по крайней мере, в 90-е, что ли, кинематографисты его определенно взяли на вооружение - возьмем, скажем, фильм "Стигматы", где героиня, правда, не изображает мужчину, но временами ее озвучивает актер-мужчина, от чего создается определенно жуткое ощущение...
Ну, а касательно того момента, читала ли я ранее этот роман... Знаете, я так и не поняла! То есть, я его сейчас прочитала - не спеша, внимательно и с удовольствием... наслаждаясь каждой главой... И здесь достаточно было яркого и интересного - и образ этого таинственного красавца-фотографа с его тайной... и расследование с поисками тела... Да здесь, в конце концов, по ходу у инспектора Гранта решился вопрос с личной жизнью! И ничего из этого никаким образом не отозвалось в памяти и никак не шелохнулось ничего, ага. Вот буквально - как будто я читаю с чистого листа, или как еще сказать. Зато здесь имеется второстепенный персонаж... ну очень второго плана... престарелая тетушка-аристократка-старая дева, которая бойко пишет любовные романы - и вот упоминается, как она ежедневно надиктовывает своему секретарю определенную норму текста. И вот тут меня и дернуло - я определенно это читала! Я это помню! старушка, которая бодро, как на конвейере, надиктовывает любовные романы... Вот ее я помню, но все остальное - яркое! интересное! - абсолютно изгладилось из памяти. Поразительно... Это даже никак не относится ни к существу дела, ни к расследованию... Почему именно это мне запомнилось и осталось в памяти, а все остальное нет? Или эта старушка встречалась у автора еще в каких-то романах, и я из них про нее запомнила? Прямо не знаю, что и думать.
Здесь, в сборнике, помещены еще два романа, но я их не стала читать... Один из них - Хмелевская "Что сказал покойник", и я его точно раньше читала (и даже помню, о чем там! ). А другой - какая-то стилизация под американский нуар/ гангстерский боевик, все такое... Я слегка заглянула в начало - вроде ничего так, бодро идет... вполне напоминает всякое подобное - ну там, Чандлер, Хэммет... Чейз... Но - в отличие от английского классического детектива - это далеко не самое интересное для меня чтение... К тому же, как тут написано, под американизированным псевдонимом скрываются две вполне себе советские тети, точнее, две литераторствующие дамы из тогдашней социалистической Венгрии. Ну вот, я поразмыслила - действительно ли я хочу читать фанатские фантазии и натуральный фанфик - и поняла, что не хочу. Ничего против чьих-то развлечений и увлечений не имею, просто нет настроения...

«Должно быть, очень приятно взять в руки кисть и палитру и запечатлеть ради собственного удовольствия, красоту, которая иначе тебе никогда не принадлежала бы. Хранить ее, пока жив, и любоваться ею, когда захочется».

«Всегда удобно иметь покойника, если хочешь набиться кому-то на знакомство».

«…Шутка была так изящна, так мастерски проведена, что ее основное качество – бессердечность – осталось почти незамеченным».

«Потом пришел викарий. Все и забыли, что он должен был прийти к обеду. Такой это был человек».

«…Его сердце почернело настолько, что стало похоже на совсем старый гриб».

«Если суметь как следует разговорить человека, он, как правило, теряет свои защитные свойства».

«Гласность неизбежно порождает инфляцию слова. Ее власть совершенно несоразмерна с тем, чего она стоит в действительности».

«- А я думала, полицейские могут открыть что угодно.
- Мочь-то могут, да не имеют права».

«- Странно, не правда ли, что ни в чем не повинный человек начинает чувствовать себя виноватым, не зная, как отчитаться в своих действиях в такой-то день и час».

«- Вы какая-то весьма странная разновидность полицейского.
- Наверное, не страннее вашего представления о полицейских».

«- Как это трагично. Ведь надо же, взять и утонуть. Сумма красоты в мире не столь велика, чтобы ею швыряться».

« - Один из секретов жизненного успеха – это найти способ извлекать доход из своей ненормальности».

«Там, где все внешние проявления (иными словами, фасад) человека служат сокрытию его внутренней сущности, трудно определить, какая часть этого фасада непреодолимый барьер, а какая просто доска для рекламных объявлений».

«Один знаменитый психиатр сказал ему как-то, что написать книгу – значит обязательно выдать себя с головой. Человек бессознательно выдает себя каждой строчкой».

«Интересно, сохраняются ли у современной молодежи какие-то иллюзии? Во что превратится мир, лишенный фантазии? А может, чудесная иллюзия, что самое главное в жизни – это он сам, заменяет современному ребенку ранние, более отвлеченные фантазии?»

«…Врожденный здравый смысл сродни доброте».

«Нельзя по-настоящему почувствовать вкус, если есть без разбора все подряд».

«Он не раз задумывался над тем, как женатые люди умудряются совмещать семейную жизнь с неотступными требованиями полицейской службы. Сейчас ему впервые пришло в голову, что супружество представляет прекрасные возможности для всякого рода передышек. Что может быть лучше, чем провести какое-то время с подрастающим Бобби, объясняя ему алгебраическую задачу, чтобы затем, на свежую голову, заняться проблемами расследуемого преступления».

«Писатель, должно быть, чувствует себя довольно глупо, написав что-нибудь, что никому не нужно».

«Толпа слегка поредела, люди стали расходиться по домам, где их ждал воскресный ужин с чаем, но довольно большая группа тех, кто с удовольствием посидит голодным, лишь бы увидеть, как из реки вытаскивают мертвое тело, еще оставалось. Грант смотрел на их посиневшие кретинические лица и в который раз, с тех пор как стал полицейским, задумался над тем, что, собственно, возбуждает у людей нездоровое любопытство. В одном он был совершенно уверен: если завтра возобновятся публичные казни, число зрителей превзойдет все ожидания».

«Полицейский постигает абсолют глупости, не прослужив в полиции и трех лет».

«Он постоял какое-то время, смотря на сад и на долину, вид на которые открывался из трех огромных окон. Если спокойно относиться к тому, как будет выглядеть ваш дом, можно прорубать окошки там, откуда открывается наилучший вид».

«- Ужасное положение. Никто его ни в чем не обвиняет, и, следовательно, возможность защищаться отсутствует».

«- У нас, у полицейских, в ходу выражение: «Согласно имеющимся доказательствам». Повторяйте его, как молитву, шесть раз в день до и после еды, глядишь, это поможет вам не заноситься и не закончить свои дни, воображая, что вы Фридрих Великий, или ежик, или еще кто-то».

«- Знаете, каково бывает узнать, что того человека, которого вы любили всю жизнь, на свете никогда и не было. Тут не захочешь, а повзрослеешь».

«- Глупейший финал, вы не находите? Задумать убить кого-то и кончить нарушением общественного порядка».

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Юрий Кузнецов.

Меня снаряд предал земле
Ничейной полосы.
Одна рука торчит во мгле,
А на руке часы.

Не раз при свете лунной зги
Сверялась по часам
Разведка: наша и враги, -
Я это слышал сам.

Со мной прощался командир:
«Неважно ты зарыт.
Но пусть на руку смотрит мир
И на часы глядит».

Моя рука хватает дым.
Мне время ни к чему –
Его оставил я живым.
Живите по нему.

Часы стучат, как поезда,
Как тот и этот мир.
На стук приходит иногда
Мой бывший командир.

Глядит на верные часы,
Моя рука – гранит.
Уж сочтены его часы,
Он на детей глядит.

На детский шум ворчит седой:
Не ведают они,
Какой заплачено ценой
За их часы и дни…

Когда один спешит к другой
На свет прекрасных глаз,
Благословляю их рукой.
Указываю час.


Н.Перумов. Приключения Молли Блэкуотер. За краем мира.
«Молли проваливалась в сон… Взгляд ее вновь скользил над заснеженными лесами, замечая то белого по зимнему времени зайца, то глухаря или тетерева. Лоси брели куда-то, пробирались своими тропами волки, мышковали лисы. Жизнь, совершенно непохожая на узкие улицы Норд-Йорка, на эстакады и дымы, желтые окна и битком набитые паровики. Один лишь лес, великий лес, лес без конца и без начала, лес, из которого все вышло и куда все вернется.
И Молли видела, как это случится – как деревья выбрасывают несчетное множество семян, как подхватывают их ветра, послушные воле лесов, как они оседают на землю – повсюду. На железнодорожных путях и заводских крышах, на грязных мусорных аллеях и на громадных складах угля и стали, выплавленной в печах Норд-Йорка.
И как потом, когда с юга приходит тепло, эти солдаты армии Севера пробуждаются к жизни. Тончайшие корни, такие слабые, которые так легко вырвать, находят самые мелкие трещины в кирпичной кладке или в булыжной мостовой. Дотягиваются до земли, забитой в оковы улиц, заключенной в кандалы фундаментов. Дотягиваются и начинают расти с поистине дивной быстротой.
Выворачиваются из насыпей рельсы и шпалы, лопаются костыли, отскакивают гайки, срывая резьбу. Пар свистит из прободенных корнями паропроводов, сдвигаются с опор мосты, не в силах противостоять натиску зеленого воинства. Иногда деревья жертвуют собой – на заводах вспыхивают пожары, когда оказываются пробиты резервуары с газом. Но на смену сгоревшим встают новые; а другие, вырастая на крышах обычных домов, пускают корни аж до подвалов, расшатывают перекрытия и балки, стены трескаются, и в эти трещины врываются кавалеристы вьюны, что поднимаются снизу, из замусоренных дворов.
И наконец над грудами камней, над рухнувшими мостами и эстакадами, прорастая словно через ребра скелета, поднимается новый лес. Он не считает потери. Он пришел, чтобы победить».

---

Д.Аллен "Загадочный портрет". Любовный роман. с легкими нотками фэнтези... ну, или мистики.
Сюжет: молодая женщина Вера после гибели мужа - он был гонщик, разбился - в одиночку воспитывает сына. И тут вдруг к ней обращается незнакомый мужчина (роковой и сексуальный), который поясняет, что специально приехал повидаться с ней... Оказывается, это брат покойного мужа, и еще оказывается, что муж принадлежал к древнему итальянскому аристократическому роду, но рассорился с семьей и сбежал из дома. А сейчас его брат просит Веру с сыном поехать с ним, чтобы его отец успел с ними познакомиться перед смертью. Это все вполне понятно... но какую роль во всем этом играет старинный портрет, который Вера недавно видела в музее на выставке и который произвел на нее неизгладимое впечатление? и на котором был изображен ее новоиспеченный родственник...
Роман - в том плане, что любовный роман! - из той же серии, что "Панорама", "Арлекин" и т.д. Маленькая книжечка, можно прочитать за пару часов. Ну, ничего так, вполне приятное чтение... Если не обращать внимания, что все насквозь искусственное - и во вступительной части, где речь идет о ГГ в США, и дальше, где действие перемещается в Италию. Уверена, что автор в жизни не бывал ни в США, ни в Италии... и вообще скорее всего является какой-нибудь отечественной юной МТА. Но крррасиво же! древние аристократические роды, роковые тайны прошлого, красавцы-аристократы, загородные виллы... и все такое...
Лично у меня претензий никаких - хорошо провела время, что еще надо.

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Г.Крафт, Г.Фляйшман. Эсэсовцы в огне.
«Когда броневик стал поливать огнем первый этаж здания, мы уже неслись через анфиладу комнат второго. Добежав до конца дома, мы один за другим стали прыгать вниз через пролом в стене. И тут я услышал дикий, душераздирающий крик. Я сначала даже не понял, кто так ужасно вопит. Оказалось, Брюкнер – никого, кроме нас с ним, здесь уже не было. Взору моему открылось леденящее душу зрелище: из ран на животе вываливались дымящиеся кишки Брюкнера.
- Ты давай, иди отсюда, - совершенно чужим, полным потусторонней, запредельной тоски голосом произнес он. – А я уж никуда не пойду, здесь останусь.
Брюкнер растерянно перебирал кишки пальцами. Вид у него был, как у ребенка, случайно сломавшего любимую игрушку. По лицу его текли слезы.
- Бог ты мой! – вымолвил он. – Ты только посмотри, что они со мной сделали.
Я слышал, как наш взвод перестреливается с русским броневиком на улице, и понимал, что нам в этой схватке не выстоять.
- Пойдем, - сказал я, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Пошли, сейчас найдем тебе санитара.
- Нет, - неожиданно твердо произнес он. – Я останусь здесь. А ты иди.
Откуда-то снизу донесся голос Лихтеля:
- Кагер, Брюкнер! Где вы там запропастились? Давайте сюда!
- Может, их убили! – крикнул Бизель.
Брюкнер со странной улыбкой кивнул, потом глаза его закатились, и он упал. Брюкнер был мертв».

Д.Михайлов. Ведомости Бульквариуса.
«А там – гигантские океанические ручейники, чье мясо очень нежно и питательно, причем есть его можно даже сырым. Про ручейников мне рассказал умирающий от скуки подмастерье тележной мастерской, что тоже дожидался престарелого мастера. Следом юный ахилот начал рассуждать о том, как могут выглядеть яблони, что рождают яблоки. Наверняка они похожи на огромные шары с раковинами, откуда раз в год начинают сыпаться ароматные плоды… если цвет раковины красный – то и яблоки красными будут. А ежели вот раковина зеленая и трясучая – яблоки будут не только зеленые, но и кислые.
Я, с отваленной до земли челюстью, внимательно слушал откровения подмастерья, что теперь вслух задумался о смысле жизни сухопутников. И по его разумению выходило так, что сухопутники созданы, дабы вдоль берега стоять и на море дуть – чтоб ветер породить, что волны начнет гонять свирепые. А если на море штиль – так то сухопутники побежали яблоки разноцветные собирать, что начали сыпаться из яблоневых раковин по всей суше.
В себя мне помогла прийти тощая книжонка, которая валялась на камнях рядом с умным подмастерьем. Я вежливо попросил книгу на время почитать. Глянув на книгу, подмастерье кинул ее мне, сказав, что я могу забирать ее насовсем, и не забыл сообщить свое мнение о чтении. А мнение его гласило следующее: книги для тех, кто рожден без воображательной пупырки, способной породить любые истории, стоит только ее об этом попросить.
Я почему-то даже не сомневался, что у этого подмастерья воображательная пупырка на месте и очень даже больших размеров».