Картинкофлуд

Стивенсон и Честертон. Тут на днях Честертону было 150 лет. У меня сразу возникла мысль, что эту дату нужно отметить совместно с Кандински…
В результате обнаружила себя занимающуюся картинками по Стивенсону. Нет, я не знаю, каким образом это так вышло…
В общем, для запроса было взято – «Книжку про пиратов написал когда-то Роберт Льюис Стивенсон…»



















Ну ладно, потом добрались таки и до Честертона. Для него я решила взять такой запрос (насколько я помню, лень искать):
«Как каждому романтику, ему было известно, что настоящие приключения случаются не в солнечные дни, но в дни серые».

---

Н.Островский. Письма.
«П.И.Новикову. 27 мая 1929г.
Начали с Розочкой ожесточенную борьбу. Причина споров – это разногласие по следующему поводу: она упрямо мне доказывает, что ты заболел радиобоязнью и радиобешенством в 1928г. (вот брехло, это он сам говорит, а меня заставляет писать). Я же ей настойчиво доказываю, что это – результат свалившейся на твою голову мачты антенны с Николаевской (т.е. моей) колокольни.
С возмущением отвергаю всякие обвинения меня в том, что я стал примиренцем. Сообщаю, что не только нет места примиренчествоу, а наоборот – самая ожесточенная борьба с Розой, с ее троцкистским уклоном. Дело дошло даже до столкновения, и я второй день ставлю примочку под левый глаз, освещенный довольно внушительным фонарем. (вообрази, Петя, мое положение, когда я сама должна это писать).
Розочка же заболела острой неврастенией, В процессе драки я убедился, что она ярая троцкистка. Ты только подумай, Петя. Она имеет, мягко выражаясь, смелость доказывать мне, что мистер Троцкий – жгучий брюнет с двухаршинной поэтической шевелюрой и сморкается совершенно не на «плитуар», а в носовой платок. Я же ей доказываю, что он лысый от пересевших набекрень мозгов и что выперли его из СССР за нечистоплотность, за то, что куда бы его не ткнули, он везде напакостит.
Потом, разногласия из-за зубов: я говорю, что они у него вставные, а она говорит, что если есть два золотых, так это в счет не идет, и когда я пожалел, что ему последние не повыбивали, она, возмущенная, рассердилась в доску.
Если я говорю, что штаны у него «джимми», она говорит, что «галифе». В общем, как видишь, неисправимый элемент. Договориться с ней по целому ряду вопросов нет никакой возможности. (Врет, честное слово, врет).
Вот и все, товарищ, дорогой. Да здравствуют радисты СССР! Долой троцкистскую оппозицию! Редактор – Николай. Весьма ответственный секретарь – Роза».

С.Мусаниф. Гвардия.
«Единственным утешением мне служила мысль, что главным сегодня был не я, а Шо, и бедняге придется куда хуже. Как агент, непосредственно руководивший операцией, прежде чем предаться заслуженному отдыху, он должен составить точнейший и скрупулезнейший отчет о проведенных действиях.
Составление отчетов – дело достаточно нудное по определению, однако составление подробного отчета о провалившейся операции превращается в натуральный кошмар для любого нормального человека. Вы должны письменно воспроизвести события на дисплее, по ходу дела отвечая на многочисленные попытки аналитической программы заставить вас разобраться в ситуации лучше, чем вы смогли это сделать на месте. И это несмотря на то, что компьютер получает полную информацию о происходящем при помощи имплантированных в тело гвардейца визоров. И получает ее в режиме реального времени.
«Вы уверены, что правильно интерпретировали слова вашего оппонента на сорок шестой секунде разговора?» - вопрошает компьютер. И ты морщишь лоб, тщетно пытаясь вспомнить, о чем шла речь в тот момент. «Адекватно ли вы воспринимали сложившуюся тактическую операцию?» А если и нет, то кто в этом признается? «Не могли ли вы в данном случае повести себя чуть менее агрессивно?» И попробуй объяснить этой суперумной железяке, что тактическую ситуацию в бою можно оценить только одним образом, иначе тебя из этого боя вынесут вперед ногами.
Бюрократия в наши дни превратилась в некое подобие религии, и составление отчетов стало отправлением необходимого и неотвратимого ритуала, типа христианской обедни или намаза у людей, исповедующих ислам».

---

Ольга Романовская "Девятка мечей. Игра на опережение". Фэнтези-детектив. Слегка любовный роман... (в смысле, перспективы туманны... )
Сюжет: девушка Магдалена ишт Мазера отличается энергией и целеустремленностью. Поднимаясь с самых низов, она закончила университет по специальности педагог, устроилась на работу в красивом курортном городе, предназначенном для элитного отдыха... Но затем, трезво оценив перспективы, решила резко сменить профессию и поступила на работу в карательную инспекцию - по объявлению... И вот, спустя несколько лет, Магдалена продолжает работать в инспекции, расследуя всевозможные преступления и правонарушения в сфере магии. Жизнь вошла в свою колею... У Магдалены есть постоянный бойфренд и уверенность в карьере. Но однажды ей поручают дело маньяка, который совершает таинственные и загадочные убийства путем кровавых магических ритуалов...
Эту книжку я начинала читать еще давно... Но что-то она у меня тогда не пошла. Да, собственно, прямо говоря - не вызвала ни малейшего интереса. Стандартный пролог со всякими ужасами... Стандартная женщина-детектив, сильная и уверенная в себе... В общем, ничего не цепляет. И так книжка и затерялась в завалах. Но затем автор мне попался на глаза в очень завлекательной ромфантовской серии (с красивым оформлением!)... затем в библиотеке попалась на глаза книжка автора, и я ее для интереса прочитала - вроде нормально... В общем, откопала книжку из завалов и решительно взялась за чтение.
И неожиданно - стоило только продраться через зубодробительное начало - она меня затянула. И чем дальше, тем становилось интереснее и интереснее. Да, здесь действительно ловят маньяка, который действительно - в стотыщпиццотый раз! - совершает Кровавые Магические Ритуалы, никто не может понять, для чего... Но все-таки у книжки есть - по крайней мере для меня... подозреваю, что зайти может далеко не всем... - какое-то очарование... я бы сказала, безумной повседневности. Вопреки большинству книг в таком жанре (поимка маньяков) - ну, которые мне попадались - здесь основной упор приходится именно на повседневную жизнь. Работа ГГ в этой самой карательной инспекции, где она занимается не только маньяком, но и другими делами. Отношения ГГ с бойфрендом (стремящиеся в тупик), с начальством и коллегами по работе. Все так... реалистично и правдоподобно - невзирая на то, что это фэнтези со всякой магией и прочим. Прямо возникло подозрение - не работала ли автор случаем в родимой милиции следователем? Хотя в биографии (помещенной на LiveLib) ничего такого не упоминается. Не иначе, магическое видение.
Интересные и яркие образы - уж центральных действующих лиц точно. Сама ГГ - которая мне не сильно понравилась в начале, картонка же! - потом обрела объем и краски. Упертая женщина, зацикленная на работе - бывает... Отношения с бойфрендом сразу не внушали доверия - ну совершенно же никчемная личность... Зато начальник ГГ - это было нечто... Бьет все рекорды. Я прониклась и упорно ожидала, что вот это она и есть - романтическая линия... еще немного, еще чуть-чуть... Но автор тут закрутила что-то странное, так что все в итоге осталось в подвешенном состоянии. Хм.
Детективная линия - вполне нормальная. С учетом маньяка и Кровавых Магических Ритуалов, которые вообще всегда производят хаос в нормальном логично развивающемся сюжете. В самом начале мне показалось, что автор опять пойдет по всеми стотыщпиццот раз запользованному шаблону - ну, когда появляется Подозрительный Тип, и читателю сразу ясно, что он подозрительный, а ГГ в упор ничего не замечает - но автор тут извернулась. Потому что ГГ тут под конец подозревает вообще всех. Это было впечатляюще...
Финал меня поразил своим отсутствием. Ну, то есть в буквальном смысле. Ладно, маньяка с грехом пополам поймали. Но все прочие линии остались в подвешенном состоянии - совсем не так они выглядят в законченной истории! И тут мне опять же на глаза попалась еще книжка автора - в каталоге - по описанию прозвучало как-то похоже... Ну да, это оказалось продолжение! О-хо-хо, отправилась на розыски...
В общем, замечательная оказалась история. Минусами - на мой взгляд - являются только невнятное начало (да еще с прологом - всегда говорю, что прологи зло, они только все портят! ) и слегка перекрученный финал. Но это мелочи.

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

В телеграме углядела -

Тренировки женщин-лучниц к Традиционным Всемирным играм кочевников по этническим видам спорта, прошедшим в Кыргызстане.

@темы: С ума сойти

---

Читательский дневник

Новелла Матвеева.

Поэт и слава - нет опасней сплава.
Не в пользу лбам название чела.
И часто, часто - чуть приходит слава -
Уходит то, за что она пришла.

Жужжит и жалит слава, как пчела:
С ней сладкий мед, с ней - горькая отрава,
Но яд целебный лучше выпить, право,
Чем сахарного вылепить осла!

И слово-то какое! Аллилуйя,
Осанна... И кому? Себе самим?
Как будто пятку идола целую!
(Не чьим-то ртом, а собственным своим!)

Не славлю даже славного. А то ведь -
Устану славить - стану славословить.


А.Гаврилова, Я.Недотрога. Любимая адептка Его Величества. Кн.3.
«Солнце ударило по глазам… Лишь проморгавшись, разглядела мальчишку, который отирался вдалеке, а заметив меня, поспешил к особняку.
- Марго! – прозвенел радостный детский голос.
Меня обняли с разбегу, едва не свалив с ног.
- Молодой человек! – возмущенно воскликнул слуга. – Полегче! Перед вами леди!
Мальчишка отлип от моей юбки, но его восторг строгий оклик не унял.
- Марго, спасибо! Это же так… Ну вообще! Идем же! Ты только посмотри, как он вырос за три дня!
- Вырос? Кто?
Я поняла, что чего-то не знаю, но возникло одно подозрение… Захотелось застонать, потому что…
- Как кто? Грифон, конечно! – последовал ожидаемый ответ. – Марго, это лучший подарок в моей жизни! Где ты его только достала?
Ы-ы-ы… Георг, зараза. Все-таки заполучил меня в свои должницы.
Невзирая на подчеркнутое страдание, меня тащили дальше, и очень скоро я очутилась перед плетеным креслом, в котором лежал сверток, похожий на конверт для младенца. Ну а в свертке… Мелкое, полуобщипанное, всклокоченное! Сначала показалось, что это просто больная курица… Птенец, подаренный Марку, был не белым, а бежевым. У меня возник еще один вопрос…
- Марк, а твои родители? Как они отреагировали? – просто грифон не хомяк и даже не адский кот. Там будет о-го-го какая туша! Опасная и жрет много.
- Оу! – счастье мальчишки ничуть не померкло. – С моими родителями тебе лучше пока не встречаться. С гувернером тоже!
- Все ясно, - горестно выдохнула я».

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Д.Рубина. Одинокий пишущий человек.
«Любой писатель, учи его, не учи, в сущности Голый король, всю жизнь примеряющий новые и новые наряды, сотканные из его призрачных фантазий. Вот он идет на виду у толпы – беззащитный, открытый нескромным безжалостным взглядам. Втайне он понимает, что абсолютно гол, и потому идет в своем новом платье (то есть, с новым романом) как в страшном сне, как на казнь – навстречу Суждению читателей, критиков, коллег, журналистов, друзей и врагов (что часто одно и то же). До возгласа маленького глупого паршивца: «А король-то гол!» - остается каких-нибудь сорок шагов, но король идет…
Да, он гол – на ваш суетный взгляд, но даже прозрачный воздух, которым мы дышим, наполнен самыми разными элементами и организмами, и чтобы увидеть их, нужен окуляр того таинственного микроскопа, которым вооружен один на сотни тысяч людей: исследователь, творец, король!
Он идет… На плечах его сверкают эполеты, на манжетах и воротнике золотятся брабантские кружева; султан его королевского убора величаво колышется над головой, а венецианская парча его плаща играет на солнце пурпуром и серебром. Он идет сквозь толпу, ибо надеется – нет, знает, знает! – что где-то там, в тесноте, среди глазеющих обывателей непременно найдется мальчик, который тоже видит королевский наряд во всем его призрачном, но изысканном великолепии, который не сводит взгляда с одинокой фигуры, что обреченно тащится вдоль толпы, жаждущей скандала, сплетен, клубнички – провала».

Г.Романова. Тайна лорда Мортона.
«Даниил некоторое время таскался за мной по живому уголку, глядя, как я выгребаю грязную подстилку из клеток и засыпаю новые сухие опилки, как меняю воду в поилках и раздаю корм. Проще всего было с Жаравь-птицами, волками, единорогами и грифами – им достаточно было дать простое мясо, зерно и сено. Для остальных приходилось готовить специальные кормовые смеси.
- А можно, - услышал я голос Даниила, о котором успел позабыть за делами, - можно, я вам помогу?
- Отлично, - обрадовался я. – тогда, будь добр, на столе лежит колбаса. Покроши ее и дай кошкам и ласкам. Много не давай – она кровяная.
Даниил поставил свою коробочку на стол и застучал ножом по доске.
- А почему вы не пользуетесь магией? – спросил он через некоторое время. – Гораздо проще взмахнуть рукой и прочесть заклинание…
- Во-первых, магия – это еще не все. Она не панацея от всех проблем, - ответил я. – Во-вторых, таких заклинаний не существует, и у меня нет времени сидеть и выдумывать их. Ну и в-третьих – надо же что-то и самому делать! Зачем тогда человеку руки и ноги? Чтобы ими размахивать в такт сказанным словам?»

---

Юрий Кузнецов "Избранное". Советская литература. Поэзия.
Про автора я узнала - опять же - из заметки в "Литературной газете". До этого никогда не слышала... Ну, там было завлекательно написано, что это чуть ли не самый яркий и таинственный поэт в позднесоветские годы, все такое. Стало интересно. Но где взять - совершенно непонятно... И тут случайно в библиотеке углядела на полке томик избранного. Какой счастливый случай! Так что вот, прочитала.
Ну, что могу сказать... это было интересно. Действительно, очень яркий автор... И стихи - большей частью - поражают какой-то глубинной... фантастичностью? мистицизмом? если не сказочностью... Что, конечно, необычно для советской эпохи, как я понимаю. (На этом месте я осознала, что, в общем-то, очень мало знаю о советской поэзии, если не считать совсем забронзовевших авторов из школьных учебников литературы... а ведь, оказывается, там были залежи... а я без понятия... вот только сейчас случайно узнаю... И совсем уже собралась печалиться по этому поводу, но вовремя вспомнила, что в советские времена я, если бы и столкнулась с чем, все равно бы не оценила, поскольку читать и воспринимать поэзию научилась уже сильно позже и собственными силами - печалиться прекратила. Нет смысла - надо успевать знакомиться с тем, что еще более-менее доступно! )
Итак, автор Юрий Кузнецов... Заглянув в википедию, я узнала, что он так-то продолжал писать стихи и в постсоветский период (умер в 2003 году), но поскольку данная книга издана в 1990, и в нее собрано все более-менее значительное за весь период творчества, то по любому это все относится к советской литературе. А в википедию я стала заглядывать, потому что уже стало совсем возмутительно - в книге начисто отсутствуют биографические данные! Вот, к примеру, тут есть целая подборка стихов, посвященных Кубе, и в такой тональности, что как бы автор лично во всем участвует... И что - он действительно к этому имел отношение? или это поэтическое вдохновение? Ну вот, в википедии сказано, что таки имел - служил на Кубе в разгар Карибского кризиса. Однако...
В общем, мне показалось - в результате чтения этого увесистого томика избранного - что в творчестве поэта можно особенно выделить две темы: война, военное детство, гибель отца на войне - вот это вот все. Об этом он писал всю жизнь, масса стихов - и очень пронзительных... И - как раз вот это, сказочно-фантастическое-мистическое. Тут и сказочные образы, и былинное что-то (сказ про Сергия Радонежского), и вообще что-то такое... мрачно-тревожное... Производит впечатление.
Из последних помещенных в сборнике стихов можно догадаться, что перестройку - и надо думать, все последующее! - поэт резко не принял. Написал сколько-то стихов, в которых все предстает таким мрачно-инфернальным... (ну, я бы сказала, не сильно ошибался ) В википедии, кстати, указывается, что он выступил в открытой оппозиции всей этой креативно-либеральной волне - Огонек с Коротичем, и прочее в том же духе. Ну, надо полагать, что отсюда ничего удивительного, что сейчас про него узнают таким случайным образом...

@темы: Книги

---

Книжный столик

Д.Рубина. Одинокий пишущий человек.

«Я думаю, на ранних этапах сочинительства более полезна компания таких же начинающих, как и ты, наглых и юных олухов: чтение текстов вслух, бурные споры, перебранки, пиво, манифесты… В молодости все это очень заводит, и все по плечу. Из молодости, как из свежего граната, можно выжать куда больше рубинового сока любви и ярости, неистовых страстей – всего, что питает литературу. Если в молодости ты не сметаешь на своем пути всех на свете наставников, все теории, советы, каноны и приемы… грош тебе цена, причем как в молодости, так и в старости.
Жизнь – потрясающая штука, если затевать ее вовремя».

«В литературной среде боятся поощрять молодых. И это понятно: их поощришь, они сопьются или скурвятся. Много опасностей подстерегает молодой доверчивый организм».

«Подлинный успех – это божество, которому надо приносить ежедневные жертвы напряженной работой и отречением от многих удовольствий. Как это ни парадоксально, многое в жизни надо упустить, чтобы начать чего-то стоить в своей профессии».

«Руки пианиста, - говорила моя учительница, - должны превалировать в облике. Они спасают любую идиотскую мысль».

«И знаете, права, права Доротея Брандт, воспитатель плеяды упорядоченных талантов: в молодости, советует она, читать надо подряд все, что подвернется, - романы, повести, пьесы и стихи, неважно – плохие ли, хорошие. Как можно больше надо проглотить страниц, вчитать в себя чертову пропасть слов, - впоследствии это пригодится. Впоследствии массы всякого разного текста (крутого теста), как посеянные зубья дракона, взойдут самыми неожиданными всходами».

«Вечная история: страх писателя перед океаном уже написанных книг. Первая половина жизни – страх перед написанным, вторая половина жизни – усталость от написанного лично тобой».

«В молодости ты страшно одинок наедине со всем миром. В случае писателя: наедине со всей мировой литературой – ее гениями, вершинами, ее негасимым блеском. Молодость всегда так опасна, так единственна, так умопомрачительно бесповоротна!
С годами я научилась лучше себя понимать, мириться со своим невыносимым характером; объяснила самой себе, что в своей одинокой работе никому ничего не должна: ни читателям, ни коллегам, ни издателям. Теперь… можно и старость встречать спокойно. Хотя и старость – она так опасна, так единственна, так умопомрачительно бесповоротна!»

«Счастье, говорите? Оно тяготеет к осветительным эффектам, размывающим в кадре постыдные случаи и мелкий мусор. А писатели, они-то как раз и сделаны из тех самых постыдных случаев и того мелкого мусора».

«…Калибр, масштаб детских ощущений; ведь это фундамент масштаба личности писателя».

«Судя по фотографиям, в молодости я была, что называется, красива. Ума не приложу – зачем мне было выдано еще и это оборудование. Не помню, чтобы оно как-то и где-то мною толково использовалось, принималось во внимание или по-особенному как-то пригодилось. Бесполезный дар – в моем случае. Могла бы и обойтись, много лет думала я. Но с годами пригодилось и это собственное утреннее лицо в зеркале. Старение красивой женщины – пронзительный опыт, во многом трагический. И это пошло в ту же творческую топку».

«Семья – самое мучительное и самое потаенное в жизни Одинокого пишущего человека. Это твои внутренности, твоя суть, твое тело с содранной кожей. Неумолимая, несокращаемая глава о твоей жизни и твоем творчестве. Литературу всегда интересовало только самое мучительное, самое потаенное. Это и есть смысл, плоть и кровь литературы».

«У писателя вообще окупается все, все, все, - хотя и не сразу: несчастья, любовные неудачи, хронические болезни, тюрьмы-каторги, роды… Не окупается только собственная смерть, а жаль. Мечта любого стоящего писателя: личные впечатления о личных похоронах».

«Чужое проглотить нельзя. А проглотишь – тебя еще три года будет тошнить».

«Ислам был стреножен советской властью, одомашнен и выливался по большей части в красоту национальных обычаев, вкусную еду, гостеприимство к любому незнакомцу, кто переступает порог твоего дома; но помнил и другие времена: например, женщин в паранджах».

«Любой писатель выжимает из детства драгоценный экстракт для своих книг. Писатель всегда заложник своего детства, но он и властитель своего детства, он – победивший и побежденный гладиатор».

«Как подумаешь о привычной ташкентской разноплеменности, среди которой мы выросли, - вот где надо было строить Вавилонскую башню! И знаете, там бы ее достроили, ибо все народности худо-бедно изъяснялись на советском волапюке. Все порассыпались, пораскатились…»

«…Для писателя иллюзия –вполне прочный материал, выдерживающий многотонный вес».

«Автор часто пользуется прикрытием, маской с собственным именем и внешностью – это дает выход более доверительной, более открытой интонации и сокращает расстояние между читателем и книгой. Роман… иллюзия. Но ни в коем случае не фотография».

«Для меня, как для любого писателя, воспоминания в первую очередь – материал, который можно вывернуть наизнанку, вытянуть из него любую нить, вычленить любой образ, характер или ситуацию, перелицевать, перекроить и сшить совсем иную жилетку».

«Мучительное занятие – писание книг; все равно что любить кого-то долгой безысходной любовью. И потому писатель дважды испытывает любовные страдания – в жизни и в книге, - вдвое больше, чем другие, обычные люди».

«По моему убеждению, писателями не становятся, а таки рождаются – если не с готовым собранием сочинений, то уж со жгучим врожденным воображением точно».

«…Ибо зло свободно перемещается по земле и приобретает разные обличья. Надо просто жить, понимая это…»

«Закончив книгу, ты сбрасываешь ее, как старую надоевшую шкуру. Отработанные темы и образы романа, связанные с ним мысли тебя уже не волнуют. Книга вышла, затвердела в некоем временном пространстве, и писателя даже раздражает, когда кто-то пытается вернуть мир завершенной книги в сферу его внимания».

«Афоризмы – это изюм литературы. Они высушиваются от лишней влаги и доводятся до кондиции самой биографией писателя. Они не только многажды обдуманны, но даже порядок слов в них трижды заменен, и вновь возвращен на место. Авторский афоризм – золотой запас творчества. А выглядит – как тот самый экспромт, о котором Пушкин говорил, что он должен быть тщательно продуман».

«…И произнесла ту самую фразу: «Из дому надо выходить с запасом тепла!» Ту самую фразу, которая спустя тридцать лет была извлечена из пыльной кладовки памяти, отчищена, проветрена, подштопана там, где ее побила моль; осветлена и окроплена грустью и нежностью (обычные писательские манипуляции в приготовлении фирменных блюд) – и оказалась весьма и весьма уместной в романе».

«Писатель внутренне сопротивляется, когда его приписывают к какому-либо ведомству, ибо не носит на лацкане своей личности ярлык, как носят брошку или орден. Он может быть не только гражданином своей страны, не только гражданином мира, но и гражданином прошлого или будущего, прожитого им в книгах. Он может быть гражданином сразу нескольких сочиненных им стран…»

«Настроение писателя постоянно находится в зоне штормовой погоды, так как зависит от замысла будущей книги, в которой писатель всегда хочет ускользнуть от себя – предыдущего».

«Писатель – это такая мощная перерабатывающая установка, производящая ценные изделия из вторсырья».

«Мозг писателя, все органы его чувств – это такая независимая от носителя нравственных принципов рентгеновская установка, которая просвечивает все, что попадет в поле ее излучения. Писатель, прежде всего, рыщущий сюжетов волк».

«Писатель всю жизнь занимается описанием пороков и добродетелей, что, в принципе, одно и то же (как ткань с лицевой и обратной стороны)».

«В творчестве важно поладить с самим собой. Ибо то, чего не выносит душа, чрезвычайно вредно для писателя».

«Человек беззащитен и раним. Он не может смотреть на себя в слепящее зеркало литературы, ибо это всегда восхитительно кривое зеркало».

«В белом шуме под названием «жизнь» каждый творец пытается услышать и вычленить собственную мелодию, собственный шорох и вздох, шелест и гром… Чужие спецэффекты – особенно когда они заключены в слова и фразы – ему страшно мешают».

«А роль свою в литературе никто не выбирает, как и свой стиль – повадку, походку, манеру говорить. Художник рождается со своей ролью, вследствие чего любая фраза, выведенная его рукой на бумаге, передает мимику его лица, артикуляцию его губ, ритм чередования вдоха-выдоха. Стиль писателя – это отнюдь не то, что выбирается или взращивается, это тембр голоса, склад мышления, цветовой спектр в глазу. Один автор живет сорок два года и оставляет после себя двенадцатитомное собрание сочинений. Другой – живет те же сорок два, и после него остается двухтомник замечательной прозы. Что это? Трудолюбие одного и леность другого? Нет, ритмы организма. Температура таланта. Интенсивность процессов, протекающих в воображении. Судьба – давайте произнесем наконец и это слово».

«Я противник любой необратимости! Я в любой букве прежде всего вижу переменчивость игры, скользящую улыбку оборотня».

«Мне русская литература представляется могучим забегом лошадей, со своими фаворитами, со взятыми и сбитыми барьерами, блеском развевающихся грив, потом раздувающихся боков, с поверженными наездниками… И положа руку на сердце: разве не любая жизнь в искусстве – скачки, где главное – суть игры, вдохновение чистого азарта, и выигрыши, и поражения».

«В сущности, какая разница, что событийно происходит на страницах всех наших книг? Во все времена художник прежде всего выражал себя и только себя, а уж какой (по масштабу) кусок действительности он прихватит с собою вместе, тем самым воплотив его в современность, это зависит от величины таланта, помноженной на величину личности».

«…Классики, по причине загробной удаленности, не опасны: с ними попросту нечего делить – ни гонорары, ни премии, ни внимание критиков. Они пребывают в блаженном облаке вечной литературы, при этом оставаясь современными. Даже если их совсем перестанут читать – а судя по языку, обиходу и активному идиотизму соцсетей такое вполне может вскоре произойти, - классик все равно обречен остаться в памяти и речи народной. Все равно какая-нибудь будущая мама в конце двадцать второго века скажет отпрыску-подростку: «А чашку кто за тобой вымоет – Пушкин?»

«Не оформленный версткой, не объятый обложкой, любой текст кажется незавершенным, и у читателя всегда – всегда! – рука сама тянется поправить, почеркать и дописать так, как он бы написал, если б собрался».

«Для ненависти, как и для любви, необходимо присутствие благородного объекта».

«…Не запомнила имени. Впрочем, это и неважно, и никому ничего не скажет. Имя ведь тоже не каждому раздают, и не каждый умудряется в целости донести его до некролога».

«Все великие имена, оставшиеся в литературе, при жизни были «коммерческими», а иначе сегодня их просто никто бы не знал».

«Перед публикой заискивать вообще не следует. Это такой зверь, которого надо гипнотизировать. Публика всегда чувствует – тореадор ты еще или уже загнанный бык».

«Боюсь, умному человеку в современном мире сложно чувствовать себя счастливым. Для счастья нужно много места, воздух нужен, простор. Главным образом, внутренний простор и тишина. Мы же слишком много поклажи проносим на себе изо дня в день. Слишком большой объем контактов, слишком много информации, слишком много соприкосновений с другими людьми. А наблюдения внимательного глаза за человеческими судьбами, характерами и поступками не добавляют особого оптимизма. Не говоря уж о такой хрупкой и пугливой птичке, как счастье…»

«Настоящая книга – та, что существует внутри тебя в виде прекрасного, небесного аккорда… не может быть написана никем».

«Одинокий пишущий человек не властен над судьбой своих книг. Падают рабочие леса, и произведение начинает существовать в отсутствие автора. Это тексты, которые уже не принадлежат своему создателю – они улетают в те сферы, где разные руки и разные глаза могут владеть ими в разное время, что похоже на бег облаков в общепланетарном небе».

«…Бог знает, как эти читатели проговаривают внутри себя твой несравненный, твой гениальный текст, когда водят по странице своим равнодушным глазом!»

«…Ты подсознательно ощупываешь мир щупальцами своего воображения, осторожно спрашивая себя: хочется ли тебе малой формы? Хочется ли сказать что-то негромко, человеческим голосом, «без фанфар» и торжественных похорон героя? Не влезать на табуретку, чтобы увидеть горизонт и уходящие паруса далекого фрегата, а просто лечь в траву ничком и смотреть на растущую перед твоим носом былинку клевера».

«В молодости человека сотрясают, подбрасывают и влекут куда-то гормоны; молодость – узкая, острая, головокружительная: ты идешь по канату, балансируешь, не заглядывая вниз – там пропасть. Ты видишь только себя, живешь своими желаниями, ближайшей целью, ближайшим шагом».

«В творчестве все иначе, чем в жизни: в творчестве возраст – подспорье, огромный опыт и тренированный ум, вышколенный характер и отточенный стиль. Ты бежишь, с горечью понимая, что не так уж много времени у тебя осталось».

«Читатель более гибок и многолик, чем писатель. У него заведомо шире спектр предпочтений».

«Искренне надеюсь, что природу и формулу читательской, да и всякой иной любви, никто никогда не откроет».

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Юрий Кузнецов.
Смотрим прямо, а едем в объезд.
Рыба-птица садится на крест
И кричит в необъятных просторах.
Что кричит, мы того не возьмем
Ни душою, ни задним умом.
Теснотой и обидой живем.
Заливается ночь соловьем,
День проходит в пустых разговорах.
Заскучаю и муху ловлю,
Жаль, что быстрой езды не люблю
И нельзя провалиться на месте.
Мне поведал приезжий во мгле:
«Перестройка идет на земле!!
Мне-то что! Хлеб и соль на столе,
И летает жена на метле.
Я чихал на такое известье!
Жизнь свихнулась, хоть ей не впервой,
Словно притче, идти по кривой
И о цели гадать по туману.
Там котел на полнеба рванет,
Там река не туда повернет,
Там Иуда народ продает.
Все как будто по плану идет…
По какому-то адскому плану.
Кем мы втянуты в дьявольский план?
Кто народ превратил в партизан?
Что ни шаг, отовсюду опасность.
«Гласность!» - даже немые кричат,
Но о главном и в мыслях молчат,
Только зубы от страха стучат,
Это стук с того света, где ад.
Я чихал на подобную гласность!
Мне-то что! Обываю свой крест.
Бог не выдаст, свинья не доест.
Не по мне заварилася каша.
Рыба-птица на хрип перешла,
Докричаться до нас не могла.
Скучно, брат мой. Такие дела,
Особливо, когда спохмела…
Жаль души, хоть она и не наша.
1988г.

С.Мусаниф. Гвардия.
«Итак, предел мечтаний любого оперативника сидел в трех метрах от нас, пялил свои маленькие глазки сквозь сигарный дым, и вся его поза вопила: «Арестуй меня, добрый человек!»
В таких ситуациях существует лишь две модели поведения, каждая из которых способна привести к желаемому результату.
Первая модель довольно-таки проста. Если вас человек семь-восемь (чем больше, тем надежнее), все вы ребята крепкие, вооруженные до зубов и небоящиеся прочитать собственные некрологи в завтрашних газетах, вы можете просто броситься на объект, парализовать его метким выстрелом и попытаться оттащить для допроса в Штаб-квартиру под шквальным огнем группы поддержки. Неизбежный минус данного варианта заключается в реальном риске навлечь неприятности не только на свою высокопрофессиональную шею, которая для этого и предназначена, но и на других посетителей заведения, вполне приличных людей, жизни коих мы обязаны всячески оберегать.
Вторая модель несколько тоньше. Вы подходите к объекту, выдаете себя за тех, встречи с кем он ждал всю свою сознательную жизнь, и вступаете с ним в легкую и непринужденную беседу на интересующие его темы. По ходу дела вычисляете его сообщников, рассчитываете наиболее эффективные методы их нейтрализации, выбираете подходящий для атаки момент и лишь после того парализуете объект метким выстрелом и пытаетесь доставить его для допроса в Штаб-квартиру под шквальным огнем группы поддержки. Дополнительный бонус этой модели заключается в том, что по ходу вашего разговора объект может сболтнуть что-нибудь интересное относительно своих намерений. Не буду кривить душой, подобные вещи в реальной жизни срабатывают крайне редко, но и вся реальная жизнь – лотерея, а значит, надо играть».

---

Елена Кароль "Песец библиотечный, подвид кровожадный". Фэнтези, любовный роман.
Сюжет: ГГ - сиротка... девушка из экзотического клана оборотней в северных глухих краях. Но она вынуждена бежать из дома, потому что ее мать погибла, а ее решили выдать замуж во враждебный клан. Презрели заветы предков. К тому же она подозревает, что этот клан виновен в гибели ее матери, а за ней охотится, потому что она стала после матери хранителем древнего талисмана. Поскольку на данный момент девушка еще несовершеннолетняя, то ей надо любой ценой дожить до нужного возраста, тогда она вступит в полную силу... поэтому она бежит и планирует скрываться, тянуть время. Но враги могущественны - поэтому ГГ приходит в голову идея спрятаться в магической академии, куда посторонним нет доступа. Она увидела объявление, что туда требуется помощник в библиотеку. Но так как на эту должность требуют мужчину, то, прибегнув к некоторым магическим ритуалам, ГГ превращается в юношу...
Ну вот, наконец я добралась до последней книжки из трилогии автора по магической академии крови. Я уже была готова к тому, что в каждом томе свои герои и своя история... На этот раз появилась ГГ-лисичка... ну, хорошо, лис я люблю... Персонажи из прошлых книг появляются где-то на заднем плане... Правда, я опять ожидала, что автор решит таки облагодетельствовать демона - он тут давно болтается, еще с первой книги, и до сих пор без пары! - но и в этот раз мои ожидания не оправдались. Явно автор как-то этого злосчастного демона не полюбила... На этот раз повезло ректору академии - ну, это давняя традиция в ромфанте - ректор и студентка. Каноны жанра, можно сказать.
Тут еще автор решила вовсю поиграть со слэшерами. ГГ же превратилась в хорошенького мальчика, а ректор все равно с первого взгляда испытывает к ней какое-то влечение, сам удивляется. Ну, тут я даже ни минуты не сомневалась, что все придет к нужному знаменателю - герои разберутся со своими ощущениями и предпочтениями, все недоразумения прояснятся, никакого слэша не будет - тут у нас все железно. Правда, автор меня удивила с другой парой - но чисто технически и там все было в порядке. Просто мужика превратили в женщину, ну бывает... тем более, он все равно был злодей.
Ну, так или иначе, а запас книжек автора подходит к концу. Жалко. И, опять же, новых не так чтобы много появлялось в поле зрения...

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Ежедневная музыка.

---

Стихо в телеграме... Анна Долгарева.

Иван-дурак приходит к бабе-яге, идет по мху серебристому, по камням. Она его ждет, закипают щи в очаге, с одежды капли падают на пол, звеня. Он говорит: верни мне сердце. Оно иссохло, стало как мертвый изгнивший плод . Оно ведь пело, стыло, цвело весной, а нынче только молча о ребра бьет.

Они встают, и жалобно закричав, к двери бросается с ними прощаться кот. Они идут в молчании среди трав, идут путем цветущих черных болот. Идут по полянам, где по колено нога в зеленый, пушистый проваливается мох. Не передумал, спрашивает Яга. Он говорит: передумал бы, если б мог.

Верни мне сердце, неведомая моя, верни мне сердце, бессменный страж бытия. Болотами и трясиной иду за тобой, верни мне сердце, единственная любовь.

На севере небо выше, да ночи нет, да голые камни выходят из-под земли. Она говорит: там дальше нездешний свет, иди один, гляди, как мхом поросли стволы деревьев – иди же туда, где мох. Я дам тебе зайца, он будет проводником. И шел он долго, шел он покуда мог, и заяц вел его к северу далеко.

Как смерть Кащея, в утке сердце у дурака. А может, и вовсе то было не сердце, а смерть. Но вставил в грудь, и не холодела рука, и стало два сердца биться в грудную твердь. Живое и мертвое, словно два родника, и шел он сквозь лес, и пели вокруг соловьи: два сердца нынче у нашего дурака, два сердца – живой и мертвой воды ручьи.

У Севера сказки темны, как полярная ночь. Не слушай дальше, не впитывай этот яд. Верни мне сердце, давно не поет оно. Верни мне сердце живое, любовь моя.

---

Читательский дневник

Н.Островский. Письма.
«Н.Островский - А.А.Жигиревой. 26 ноября 1928г.
Только несколько минут, как сосед по коридору, партиец (краснознаменец), избивал свою жену, работницу Зою. Спасаясь от его кулаков, она забежала в мою комнату, как единственное убежище от сволочи-мужа. Он залетел было и сюда, но я его попросил убраться, правда, я еще добавил, что если будет ее бить здесь, то я пущу в него обойму из «браунинга». Это, между прочим, один из тех партийцев здесь живущих, про которых я тебе писал. В вопросе классовой борьбы здесь занимаются штрейкбрехерством, а их идейная сущность станет тебе ясна фактом систематического избиения жен – таких беззащитных работниц.
Это шкурники, жестокие люди, один из них отличился потому, что хорошо рубал головы, не разбираясь за что. Это я могу говорить, так как сам участвовал в 1920 году в усмирении их 6-й дивизии, восставшей против Советов при наступлении на Варшаву. Конечно, меня они не любят и сторонятся.
Написал я в женотдел и КК про избиение жены, но ни черта не будет, ведь этот самый горе-коммунист, бьющий жену (сам заведует казино), выводил с орденом в руках из казино пьяного уполномоченного ОкрКК по Сочи, который повыбивал стекла и поломал в казино вещи. Только две недели прошло, милая Шурочка, после партконференции, где этого уполномоченного выбрали, и уже пьянка, выбитые стекла, скандал на удовольствие мещанства и белогвардейщины. Глубоко подорван авторитет нашей партии и Советской власти здесь бывшими бандитами Зараповым и К, но восстанавливать его нет кому».

Г.Романова. Тайна лорда Мортона.
«Банкет по случаю начала второго полугодия я запомнил. Расставленные ровными рядами столы ломились от яств – домовые, брауни, феи и сильфиды потрудились на славу. Мы, учителя, заняли место за главным столом, на возвышении, и мессир Леонард взял слово.
- Дорогие мои дети! – воскликнул он, перекрывая гул голосов. – Вот наконец-то мы и встретились в новом году! Не сомневаюсь, что вы хорошо отдохнули и вас переполняют впечатления – иначе как объяснить то, что вы, проведя вместе шесть часов в поезде и почти час в дилижансах, продолжаете болтать даже сейчас!
Он усмехнулся, и болтуны ответили ему понимающим смехом. Дама Морана нахмурилась – у директора было явно игривое настроение.
- Обычная тронная речь перед началом полугодия, - объяснила мне Лыбедь. – Как правило, он берет слово в пику Моране. Иначе она опять будет полчаса распространяться о проблемах, отметках и дисциплине! Сейчас директор подаст знак к началу пиршества, и Моране не удастся вставить ни слова, - хихикнула Лыбедь. – Вам положить салатику, Максимилиан?
Дама Морана уже ерзала на стуле – ей не терпелось сказать хоть слово. Воспользовавшись паузой, она вскочила с места и разинула рот, но директор ее опередил.
- Я хочу сказать еще пару слов, - словно извиняясь, он тряхнул гривой. – Вот эти слова…Приятного аппетита!
Дама Морана еще несколько секунд стояла, слушая неумолчное чавканье, стук ножей, вилок и ложек, потом обратила на мессира Леонарда убийственный взгляд и рухнула на свое место. Глядя на ее лицо, я просто умирал от злорадного смеха, пребывая в отличном настроении».

---

Мария Боталова "В оковах льда". Фэнтези, любовный роман (ну, скорее всего... )
Сюжет: юная Инира - девушка целеустремленная... Она с увлечением обучается в магической школе, и ее мечта - изучать специальную высшую магию - то есть, призывать из другого мира и управлять могущественными магическими существами - арэйнами. Несмотря на резкие возражения матери и жесткие воспитательные меры, Инира все равно поступает на этот факультет. И тут вдруг ее жизнь меняется - появившийся незнакомец напоминает о полузабытом эпизоде из детства Иниры, когда она, будучи ребенком и в ходе игры, согласилась на заключение магического договора. И вот сейчас он явился потребовать его исполнения. Оказалось, что для этого нужно отправиться с ним в мир арэйнов и освободить некое существо из плена. Нарушить магический договор невозможно... Так Инира оказывается в новом для себя мире. И обнаруживает, что все то, чему ее обучали с детства, не соответствует действительности. И прежде всего - что арэйны точно такие же по сути, как Инира и ее соплеменники. И обращение с ними магов из мира Иниры приносит им много бед и страданий...
Книжку взяла в библиотеке - раз уж я решила читать книжки автора. Ну... то ли дело в том, что это более ранняя книга, то ли еще в чем, но читалось трудновато. То есть, история в итоге вполне интересная и даже с острыми морально-этическими моментами и все такое. Но уж больно это все тяжело и муторно... Сплошной беспросвет и безнадега. А от ромфанта же обычно ожидаешь чего-то легкого и душевного... А тут вроде всех понимаешь, всех жалеешь, у всех своя правда и своя история - арэйны и люди то есть, все наворотили немало зла...
Заканчивается книжка вообще трагически - ГГ на грани смерти, преданная и брошенная своими как бы спутниками - в том числе и роковой и сексуальный сбежал! но автор написала эпилог, в котором даются намеки, что ее спасут, но дальше все будет только еще трагичнее и беспросветнее. Заглянула на LiveLib и узнала, что это только начало цикла. Продолжения, естественно, в нашей библиотеке уже нет. Так что сейчас все зависло. С одной стороны, я бы и дальше читала историю - интересно же знать, к чему все придет и как закончится (хотя по ухваченным спойлерам, вроде бы должно быть все хорошо, по крайней мере, в финале ), с другой стороны меня все же не до такой степени зацепило, чтобы разыскивать и читать любой ценой, во что бы то ни стало... ну, имею в виду, само собой, что книжек первого издания уже давно нигде нет, а переиздание от руграм адски дорого стоит. К тому же перспектива еще два тома погружаться во все это страдательное и кошмарное как-то не сильно привлекает... Для такого нужно сильно специфическое настроение - и исключительно в подходящие моменты!
Кстати, любопытно, что здесь с магией звучит практически та же тема, что и в цикле про графа Аверина Дашкевича... То есть, использование магами в своих целях могущественных существ из другого мира и все такое. Хотя, конечно, эта книга написана гораздо раньше, и тут автор внес другие нюансы...

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Д.Рубина. Одинокий пишущий человек.
«…раз уж мы заговорили о материи, которая идет на производство этой малосимпатичной особи – Одинокий пишущий человек…
В природе существуют плотоядные растения – они питаются живыми существами. Хищные по сути своей твари: присела бабочка на прекрасный цветок – гам-хруп-фьють! – лопасти захлопнулись, и нет мотылька. Его втянули хищными волосками в гибельное сопло, переварили, переплавили в какую-то иную субстанцию. В художественную прозу. Ибо деятельность писателя напоминает повадки именно таких хищников. Писатель всегда в поисках пролетающей, пробегающей мимо его воображения пищи. Лопасти его чувств готовы захлопнуться над добычей; щупальца всегда готовы втащить, втянуть, переварить… Писатель никогда не упустит своего, и даже не старается это скрыть.
Да, писатели – пираньи, они выщипывают гниль в сознании общества, тем самым поневоле это общество оздоравливая. Присутствие литературы – важная часть общественного сознания. Впрочем, иногда пациент безнадежен.
Я не знаю профессии более жестокой из всех якобы мирных занятий. Наемный киллер убивает вас физически. Писатель может убить словом. Слова, как мельчайшие дозы мышьяка, накапливаясь, убивают. Все предуведомления автора «о случайных совпадениях» в романе гроша ломаного не стоят, это отписка, отмазка от адвокатов оскорбленных прототипов. У меня для вас плохие новости: талант витает, где хочет, и разит наповал кого ни попадя заточкой гротеска».

А.Дант. Мама для отказников.
«- Мы куда-то собираемся? – удивился Дорн, глядя на то, как я складываю постельное белье в мешок.
- Да, нам придется несколько дней пожить в другом месте, - отозвалась я, думая, что же нам на самом деле нужно.
- Где?
- В сторожке, в лесу.
- А я знаю, что это за сторожка, - похвастался Дорн. – Она рядом с полянкой, где земляника растет. Мы туда часто ходили летом.
- Как думаешь, там можно немножко пожить? – с надеждой спросила я.
- Домик маленький, всего одна комната, - засомневался мальчишка. – А надолго?
- Нет, на несколько дней всего.
- Уместимся! – усмехнулся Дорн, махнув рукой. – Зато не холодно будет.
Я насторожилась. Неужели дети мерзнут ночами? Я холода не почувствовала, потому что настолько вымоталась днем, что меня в принципе разбудить было сложно. А вот дети… Дети вполне могли стучать зубами, но молча терпели, банально боясь пожаловаться.
- Тебе холодно было ночью? – намеренно спокойно спросила я, чтобы ребенок не начал лгать и отнекиваться.
- Не так, как зимой, - Дорн фыркнул, словно холод, испытываемый ночью, совершенно ничего не значит.
- Так, у нас возникла проблема, - хмуро сказала я и встала с кровати. – Дети! Все идите сюда!
Дорн втянул голову и испуганно посмотрел на меня, явно думая, что в чем-то провинился. Хорошо, что дети прибежали быстро, иначе мне бы пришлось успокаивать мальчишку.
- Дети, я хочу сказать вам кое-что важное, - начала я, обводя взглядом любопытных ребят. – С этого дня я ввожу правило! Рассказывать мне все, поняли? Неудобные ботиночки? Говорите мне, я сделаю так, чтобы было хорошо и комфортно. Замерзли? Скажите, и я принесу еще одно одеяло. Проголодались? Придите ко мне и скажите, что хотите кушать. Я накормлю».