В.Каверин "Вечерний день". Советская литература. Мемуары, критика, публицистика, письма...
Про что: ну, Каверина все знают... Здесь он как бы занимается подведением итогов. В каком-то роде. Разбирает архивы. Видимо - как я понимаю - у каждого писателя, тем более, если он был связан с журналистикой, за всю жизнь накапливается огромное количество материалов, документов... которые остаются неиспользованными. Или просто попались на глаза, вызвали воспоминания... Вот тут Каверин такие материалы и поместил.
Все разбито по десятилетиям - 20-е, 30-е... и т.д. К каждой главе идет краткое предисловие - пояснение от автора в общем - чем он занимался в это время, что было примечательного. Потом - подборки статей (черновиков? набросков?), писем от коллег. При случае автор тут же вставляет воспоминания об этом случае или человеке.
В общем, вышло очень интересно. Такая панорама... или срез... общественно-культурной жизни страны или творческой интеллигенции в хронологическом порядке. Все главы автор сделал более-менее одинаковыми по объему. Хотя - ну, как мне почему-то показалось - ему самому дороже всего были 20-е (годы молодости!), а мне особенно интересно было бы почитать про 40-е... но и тут был одинаковый с остальными главами объем, хотя материал интереснейший! Жалко...
Книжка, в общем, по мере чтения выглядела все более солидно и увесисто - отпечатано, как это мне с детства привычно в советском книгоиздании - убористым шрифтом (экономия, однако! берегите леса и природу!). Так что, когда я стала приближаться к середине, а главы уже шли 70-е и 80-е - я стала удивляться. И тут вышел финал и завершение. Оказалось, я невнимательно подошла, и в томике изданы не одна, а сразу две книжки. Вторая - ну, тоже, в общем, разбор архивов, но в этот раз куда более узконаправленный - касательно 20-30-х годов и деятельности литературного объединения "Серапионовы братья". Ну вот, значит, мне не совсем показалось насчет пристрастий автора. Ну, что ж, может, и про 40-е он собирался что-нибудь отдельное выпустить, но не успел. Кто знает.

@темы: Книги

---

Книжный столик

В.Каверин. Вечерний день.

«Куда бы я ни приезжал, куда бы меня ни забросила судьба, везде я прежде всего спрашивал: а есть ли здесь библиотека? И когда мне отвечали: да, есть, - этот город или городок, колхоз или кишлак становился ближе, как бы озаряясь теплым, неожиданным светом. Точно так же дом, в котором есть книги, отличается от тех домов, где их нет».

«Мне посчастливилось: я встречался в своей жизни с настоящими мастерами библиотечного дела, с полководцами библиотек, которые вели за собой дивизии и армии хорошо вооруженных книг и действовали на полях умственных битв талантливо и умело. Это – не случайное сравнение. Для того чтобы стать одним из мастеров библиотечного дела, нужно не только любить книгу, не только знать ее, но и знать и любить тех, в руки которых она попадает, проходя через твои руки. Работа с книгой – это работа с людьми, а что может быть азартнее, увлекательнее и труднее? Здесь и столкновения мнений, и выбор жизненной дороги, и направление умственных интересов, и воспитание воли. Трудно переоценить значение этого оружия, если за него берутся любящие и умелые руки».

«Если бы Островский сейчас увидел пьесу Брехта, он, несомненно, упал бы в обморок. Причем не столько от удивления, сколько от новых возможностей, о которых он в свое время и думать не мог».

«…Ничто пережитое не прошло бесследно для него. Он был как бы воплощенной историей собственной жизни».

«Изучение деталей, подробный инвентарь быта, кажущаяся необходимость у з н а т ь в с е – увлекательное, но опасное занятие. Из всего собранного, изученного, наблюденного, обдуманного приходится вовремя «вытаскивать ноги».

//Казакевич// «У него в дневнике есть два «Разговора с богом» - разумеется, это разговоры с самим собой».

«Казакевичу удалось оттиснуть очертание ладони на изменчивом лице времени».

«Русским литераторам судьба требовательно предложила только один выход: оставаться самими собой».

«Я пришел к выводу, что научить писать – ни прозу, ни стихи – невозможно. Можно научить любить литературу. Впрочем, и это – немало».

«Есть переводы, через которые пробиваешься с трудом, ища автора-иностранца, застрявшего в плохом русском языке. Есть переводы, заслоняющие автора, - это хорошо в тех случаях, когда автор почти и не существует: вспомним случаи, когда талантливые переводчики «создали» авторов, которых трудно было читать на их родном языке».

«Впервые я увидел М.Волошина в 1921 году. Он приехал в Петроград и читал свои стихи на собрании «Серапионовых братьев». Предваряя чтение, Волошин сказал, что он – подобно гибнущему мореплавателю – как бы запечатывает свои стихи в бутылку и бросает ее в бушующее море страстей и столкновений».

«Я прочел резко отрицательную рецензию на книгу Паустовского «Далекие годы» - это было в тридцатых годах – и по цитатам, которые приводил рецензент, понял, что это – превосходная книга».

//Н.Л.Степанов// «Наша литература обязана ему пятитомным собранием сочинений Хлебникова. Для этого надо было совершить подвиг: овладеть почерком Хлебникова, почерком, который Тынянов сравнивал с «пыльцой, осыпающейся с крыльев бабочки».

«Поэзия – не способ существования, а единственный способ убедить человека в том, что он мудр и добр, что любить – весело, а лгать – не только подло, но и смертельно скучно».

«- Можно ли с помощью искусства перестроить мир? – спросили меня на одном из моих вечеров.
- Нет, - ответил я. – Но невозможно перестроить его без помощи искусства».

«Требует ли доказательства та простая истина, что человек должен жить по совести? Кажется, нет. Но Яшин доказывает, что требует, - и он прав, потому что ежедневная, безотчетная, непроизвольная жизнь стирает величие простых истин или, в лучшем случае, превращает их в прописные. Во имя простых истин сражался Дон Кихот, в мире простых истин существуют дети».

Л.Первомайский: «Я именно за то люблю литературу, что в слове мы, не старея, продолжаем жить и никогда никого не осиротим по-настоящему, останемся, будем… стучаться в дорогие сердца, напоминать о себе, и кто захочет – сможет услышать голос и увидеть непотухшие глаза…»

«Когда начинает скучать писатель, что остается читателю? Зевая, он закрывает книгу…»

«За двое-трое суток поезд стал напоминать поезда времен гражданской войны своей спрессованностью, своим висевшим в воздухе ощущением неведомой судьбы, опасно зависящей от станции назначения».

«Говорят, что глаза – зеркало души. Нет, руки!»

«На Днепрострое, в Магнитогорске, в совхозах – везде, где я побывал, жизнь была сплетена из множества необыкновенных событий, и я продолжал искать жанр, который мог помочь мне изобразить их связывающую силу».

«…Художники знают, что, изображая контрастные предметы, нельзя писать их раздельно, поочередно. Работая над одним, надо видеть и другой – лишь тогда оба начнут существовать в единой цветовой атмосфере».

«Не помню, где я читал, что родину надо найти… Найти и открыть, если даже она – то место, где человек появился на свет и прожил всю свою жизнь».

«В работе каждого талантливого писателя наступает та просветленная минута, когда ему удается как бы отбросить в сторону, забыть все прочитанные с детства не только чужие, но и свои собственные книги. Он ищет и находит новую «станцию отправления» - и идет вперед по еще неизведанному пути».

«Как писателю, мне хочется пожелать Вам, чтобы книги писались трудно – тогда-то, как подсказывает мне многолетний опыт, они как раз и становятся подарками, которые надежно и надолго украшают жизнь».

«Необходимо учитывать особое положение, в котором находится телевидение. Выход в театр или в кино – это всегда маленькое событие. Телевидение же приходит к вам в дом. В этом есть свои издержки: вы в любой момент можете оторваться от экрана. Но вы не оторветесь, если перед вами захватывающее художественное явление».

//из письма Каверину// «Одно я поняла сразу – что сохранившим свое обаяние простятся все их малосущественные грехи».

//из письма Каверину// «Можно назвать //вашу книгу// «беззаконной кометой». Такой она кажется на фоне книг как бы заранее запланированных и ожидаемых задолго до того, как они были написаны, и поэтому ненужных и скучных».

«Это кажется странным, но я редко остаюсь наедине с самим собой, и даже если в комнате никого нет, кроме меня, это еще не значит, что я способен увидеть себя, свое дело и свое прошлое спокойно и беспристрастно. Лишь в последние годы мне удавалось время от времени добираться до самого себя. Нужно многое, чтобы пробиться через жалость к себе, через трудность самооправдания, но зато, когда это удается, и выигрываешь многое. Полузнание или даже четвертьзнание самого себя – одно из самых неодолимых последствий пережитого».

«…Может быть, потому что у меня была счастливая молодость и все происходившее соединялось в обыкновенность этого счастья, которого в ту пору я не замечал и ничуть не ценил».

«В.Н.Перетц неоднократно повторял, что филолог может утвердить себя, изучая лишь области нетронутые, не исследованные другими. Он требовал такой безусловной преданности науке, что ученики (и ученицы) принуждены были скрывать от него, что они женятся, выходят замуж, рожают детей».

«Самый значительный семинар, внушивший мне ту простую мысль, что без полной и безусловной преданности литературе лучше держаться от нее подальше… устроили для своих ближайших учеников Б.М.Эйхенбаум и Ю.Н.Тынянов. Пожалуй, можно назвать его «семинаром отбора» - иным из нас были не по плечу занятия, требовавшие основательного знания западноевропейской теоретической литературы. Они связались в моей памяти со странным ощущением, что за нами строго следит сама литература. Обсуждая самые отвлеченные вопросы, мы знали, что под ее пристальным взглядом нельзя ни хитрить, ни лгать, ни притворяться».

«Так ничего и не вышло из этой встречи. Эренбург говорил, а я, почти не слушая его, думал только о том, чтобы не сказать что-нибудь обыкновенное, заурядное, слишком простое».

«Первого июня 1941 года мы вместе поехали навестить Тынянова в Детском Селе, и на вопрос Юрия Николаевича: «Как вы думаете, когда начнется война?» - Эренбург ответил: «Недели через три».

«Жизнь меняет людей. Одни намеренно ставят между собой и жизнью невидимый заслон, обходят ее – так легче избежать ошибок. Заботясь о своей внутренней неприкосновенности, они не замечают роковых перемен в собственном сознании, перемен, ведущих к неподвижности, окостенению».

«Меня привел Виктор Шкловский, представив не по имени, а названием моего первого и единственного рассказа – «Одиннадцатая аксиома».

«О Лунце можно сказать, что он испытывал беспрестанное чувство счастья от самого факта существования литературы. Этот факт был для него неизменной праздничной реальностью, к которой он так и не успел привыкнуть за всю свою недолгую жизнь».

«Я помню наши разговоры о любви – как обоим смертельно хотелось влюбиться. Почему-то это стремление (или само понятие любви) называлось у нас «Свет с Востока». Когда я возвращался после студенческих каникул, которые проводил у матери в Пскове, мы обменивались последними сведениями, касающимися «Света с Востока». Сведения были неутешительные. Влюбиться не удавалось…»

«Это было время, когда мы еще придумывали прозвища, а встречаясь, говорили шутя вместо приветствия: «Здравствуй, брат. Писать очень трудно».

«В наших отношениях действительно было нечто гофманское или, по меньшей мере, трогательное: дружба, украсившая жизнь и сохранившаяся на долгие годы. Тем сильнее и поразительнее она была, что между нами очень рано определилось несходство вкусов, намерений, ожиданий. Лунц писал: «Мы не члены одного клуба, не коллеги, не товарищи, а братья. Каждый из нас дорог другому, как писатель и как человек. В великое время, в великом городе мы нашли друг друга…Один брат может молиться богу, а другой дьяволу. Но братьями они останутся. И никому в мире не разорвать единства крови родных братьев».

«Встречи» обычно происходили в Красной гостиной. За длинным овальным столом сидели гости, докладчики, профессора, а все прочие – где придется. На каждом из кресел помещались по меньшей мере по три студента, а на длинном диване, покрытом красным штофом, с красными же цветами, - едва ли не весь мой семинар. Я любил сидеть на окне: длинную, до самого пола, портьеру можно было чуть отодвинуть – и в меловых сумерках открывался Исаакий».

«…Хармс, грустный, слегка загадочный, костлявый, очень высокий, прочел отрывки из своей драматической поэмы «Елизавета Бам», после которой стихи Заболоцкого показались мне образцом классической поэзии».

«Однажды мы говорили о нем с Евгением Шварцем, нашим общим и близким другом. Это было в трудную для Заболоцкого пору, когда его поэзия была объявлена «юродивой» и даже умные, казалось бы, критики нанесли ему нерасчетливо беспощадные удары.
- Нет, он счастлив, - упрямо сказал Шварц, - никто не может отнять у него счастья таланта.
Он был прав, потому что самые горшие из несчастий превращаются в поэзию силой таланта и счастье поэта – поэзия, как бы ни сложилась жизнь».

«Заглянув ко мне однажды и оценив более чем относительный порядок в моей комнате, Хармс спросил:
- Скажите, пожалуйста, что вы стали бы делать, если бы на вашем шкафу вырос нос?
И спокойно кивнул, когда я сказал ему:
- Вешал бы на него шляпу».

«Тынянов думал, что в наше время каждая книга становится шагом, поступком, а отсутствие поступка неизбежно приводит к отсутствию книги».

«Гайдар писал, что у него обыкновенная биография и что не он, а время сделало то, что на четырнадцатом году своей жизни он ушел в Красную Армию, на пятнадцатом стал командиром роты, а шестнадцати уже командовал полком. Да, время было необыкновенное, но необыкновенной была и та романтическая глубина, с которой этот мальчик пошел ему навстречу».

//Б.М.Эйхенбаум// «В жизни ему не раз приходилось брать душевные барьеры – он был студентом Военно-медицинской академии, потом консерватории. Историю русской литературы он нашел, как находят родину, и тайная радость, что он ее наконец нашел, чувствовалась и в счастливые и в тяжелые периоды его жизни».

//Тынянов// «И месяцы его молчания были работой. Почти всегда он переводил Гейне – на службе, на улице, в трамвае».

«Шкловский не приходил, а именно врывался, каждый раз с новой мыслью, от которой начинала кружиться голова».

«Разговаривая, Шкловский не сомневался в том, что его собеседнику ничего не стоит перемахнуть вслед за ним через пропасти, которых он даже не замечал. Он существовал в атмосфере открытий. Тех, кто не умел делать открытия, он учил их делать. А тех, кто не хотел, - презирал».

«Советская литература тогда была еще сравнительно небольшая, существовала она немного меньше десятилетия и представлялась нам чем-то вроде таблицы Менделеева в начальный период ее существования. Пустых клеток было больше, чем заполненных, и заполнить их можно было, только подходя к уже открытым элементам теоретически, аналитически».

«Мы работаем торопливо, думая о себе, а не о литературе. И наконец, - увы – многие, слишком многие из нас болеют эгоцентризмом: болезнь тяжелая, почти неизлечимая, средство от нее не продается в аптеках. Одни пишут о том, как они относятся к Революции, другие – о том, как Революция относится к ним. Рядом с подлинной литературой вырастает мнимая, построенная на ложном представлении о собственном значении, полная обид и признаний. То и дело слышится: «Ия, и я…»

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

В.Каверин. Вечерний день.
«Это была одна из самых оживленных дискуссий, - и слушатели, и руководитель в равной мере мечтали о славе. Но значение успеха в жизни писателя осталось неясным, может быть, потому, что изучение этого вопроса является делом социологии, а не истории литературы. «Литература - это то место, на котором ты стоишь, утверждая, что именно оно-то и является литературой, - сказал мне Виктор Шкловский, заглянувший случайно на одно из занятий нашего семинара. И добавил, подумав: - А интересно все-таки, какие из вас вырастут баобабы?»
Речь шла, разумеется, о невозможности для подлинного художника стать другим – той невозможности, в результате которой Ван Гогу удалось продать только одну картину. Наша дискуссия много выиграла бы, если бы мы задумались над значением не успеха, а неудачи, ничего не меняющей в жизни художника. Это было бы по меньшей мере поучительно для будущих писателей, среди которых многие – добрая половина – надеялись однажды проснуться знаменитыми.
Примеров обратного влияния, когда успех, вторгаясь в работу писателя, перестраивает ее по-своему, - бесчисленное множество, и, может быть, для нашего времени они особенно характерны. Прославившееся произведение заставляет прислушиваться к себе, как к камертону, начинается самоповторение, и писатель, найдя «свое место», упорно стоит на нем, вместо того чтобы идти в новом, еще неизведанном направлении. Здесь бесценная роль должна принадлежать критику. Понятие «новое зрение» переходит к нему».

А.Медведева. Нам не узнать друг друга сразу.
«Активировав маяк, отправляюсь на четвертый этаж, туда, где базируются прогнозисты. Первое знакомство с рабочим местом, обстановкой… но мне уже не страшно. Утренние переживания все эмоции выжгли. Прибыв, застаю на рабочем месте моего утреннего посетителя и рядом хмурого тамлинга.
- Я – лучший прогнозист всего потока! Да у меня показатель верных прогнозов знаете какой? Такого процента вы еще попробуйте добейтесь! – сварливо дребезжит мой напарник в перспективе. - И м–е работать с кем? Со страшной землянкой? Да это просто неуважение к моему статусу!
Шейн-оган совершенно безразлично, как мне кажется, даже не вслушиваясь, просто отрезает:
- Вот если вы мне через год все это скажете, я буду впечатлен. А сейчас – это все ерунда. Не теряйте ни мое время, ни ваше: на «Эндорре» свободное время при нашей профессии вообще редкость. Присаживайтесь по бокам от меня, включайте свои системы. Ваши личные пароли входа на ваших зумах, вводите, и приступаем к изучению процессов…
Мы с тамлингом послушно ввели индивидуальные данные входа, загружаясь в единую систему корабля, и приготовились следовать инструкциям. Но неожиданно наше ознакомление было прервано срочным сообщением. Прямо перед нами возникло табло настенной связи, отобразив лицо капитана, который непреклонным тоном приказал:
- Отложить все! Похищение ребенка одного из членов Совета Верховных! Все имеющиеся в наличии сведения о происшествии, причастных лицах, очевидцах и прочая относящаяся к делу информация уже в системе. Мне нужен прогноз с максимальной вероятностью относительно возможного местонахождения девочки. На работу – час! Ситуация критическая, похитители угрожают жертве смертью».

---

Ежедневная музыка.

---

Включила телеграм, сразу же увидела - у авторов ромфанта пишут... Не поверила, подумала, что шутка. Но гугл подтверждает, что типа да.
В Госдуме кто-то там внес предложение запретить чай в пакетиках! Обоснование - от него повышается риск онкологии! потому что в организм россиян попадают частицы пластика и т.д.

Сразу же вспомнилось, как в том же телеграме, в канале некоего меланхоличного философа, прочитала - что вообще-то частицы пластика в организм попадают от зубных щеток. Видимо, следующим ходом будет предложение запретить чистку зубов??

@темы: С ума сойти

---

Читательский дневник

Л.Пантелеев. Воспоминания, дневники.
«Июнь 1942г.
Ах, какие это были славные поросята! Такие крепенькие грибки, боровички в белых панамках. А она – маленькая, худенькая, тоненькая, но такая молодая, такая счастливая, такая гордая. Каждая веснушка на ее лице сияла как солнце. Все их любили, все знали. И когда они переходили улицу, в каждом окне кто-нибудь улыбался.
Некуда и не с кем было их эвакуировать. Они умирали оба. И она тоже еле держалась, слабенькая, растерянная, одинокая, на иждивенческой карточке.
И вот она решилась на поступок… не знаю даже, как о нем сказать. Подвиг? Преступление? Да нет, все это не те слова… А т е х, может быть, и нет в языке человеческом.
Она рассчитала, что двух ей не выходить, не спасти. И перестала кормить одного. И он умер.
А второй выжил. Я видел его вчера. Ходит по двору в своей серой, застиранной панамке. Невеселый, худой, бледный, но все-таки ходит. Ходит и даже что-то делает: кидает и поднимает какое-то железное колесико».

Т.Орлова. Великий князь Седьмой Окраины.
«Майер стоял перед несколькими стариками весьма преклонного возраста, их окружали другие люди и внимательно слушали разговор.
- Вы все правильно сказали, великий князь. И у нас уже были бы сотни жертв, если бы Шестая Окраина не прислала отряды для помощи, и если бы мы спешно не организовали оборону из своих людей. Так, может, хватит уже говорить? Даже с десятками магов справится один дракон! Спасибо, что все-таки отвлеклись от своих безусловно важных дел и приехали.
Майер опустил голову, но тут выступил Аштар, который стоял от милорда по правую руку:
- Не будет вам дракона, смиритесь уже с этим. Сколько можно повторять? Считайте, что Майер приболел или сразу родился калечным. Но боевую форму он не примет.
- Но как же… - обескураженно развел руками старик. – Ведь наши деды только с этой целью его здесь и приняли…
Демон не стеснялся в подборе аргументов:
- Ну тупые ваши деды были, так яснее? Сами же потом взвоете – кочевников отогнать полбеды, попробуйте потом справиться с припадочным монстром. Ему в нынешнем состоянии на вас почти насрать, а представьте, как вы станете ему дороги после обращения. Он уже не вернется! Уж точно не из-за ваших мерзких рож. Да неужели вы за столько лет не рассмотрели пустоту в глазах этой равнодушной гниды?!
Другой пожилой мужчина вскинулся:
- Милорд Рокка, вы говорите о нашем великом князе, извольте выбирать выражения! Мы еще сына Зохара не слушали! Как вам совести хватило сюда явиться?!
- А у меня ее вообще не водится, - парировал Аштар. – Вы продолжите блеять, или начнем искать другие решения?
- Хватит! – дракон вскинул руку, прерывая перепалку. – Я обещаю, что все закончится хорошо».

---

Виктория Мельникова "Невеста для дофина". Фэнтези... любовный роман? пока не очень ясно...
Сюжет: девушка Эвон изо всех сил старается прилежно учиться в магической академии... потому что обладает живым и энергичным характером, что иногда мешает соблюдать правила хорошего тона... Но вот внезапно объявили, что в их академии будет происходить королевский отбор! невесты для дофина. А ведь они всегда проходят в столице, здесь никто и мечтать не смел... Тут вариантов не остается - Эвон должна сделать все возможное и невозможное, чтобы выиграть этот отбор. Потому что она сразу поняла, что это уникальный шанс поправить дела их захиревшего рода. Вот только на пути к заветной цели поджидает много сложностей и опасностей - начиная с того, что дофин путешествует инкогнито в компании молодых аристократов, так чтобы никто не догадался, кто же из них наследник, и заканчивая государственными заговорами и предательством...
Книжку взяла почитать в библиотеке... Автор незнакомый, выбирала чисто по аннотации. Неожиданно книжка очень понравилась - славная и милая. Главным образом, за счет образа ГГ - она получилась такой живой и достоверной... Ну и сюжет тоже занимательный - что тема отбора - это всегда можно хорошо обыграть в ромфанте, что тайны эти... клановые и государственные...
Прочитала с большим интересом. В финале поджидало досадное - оказалось, что это не конец истории, и дальше явно должно быть продолжение. Тем более, что наметки сделаны очень интересные - ГГ пригласили продолжить обучение в столичной академии... К тому же, с романтической линией так до сих пор все и осталось в неясности. Лично я вообще заподозрила, что упомянутый дофин так хорошо законспирирован, что его даже на два раза подменяют... Интересно посмотреть, оправдаются ли эти подозрения. Но - увы - судя по данным LiveLib вторая часть в бумажном виде не издавалась и вряд ли вообще будет. Печаль.
P.S. слегка заглянула в отзывы - сильно поразилась, сколько читателей обвиняют ГГ в какой-то там глупости... О чем это, не понимаю - автор описывает абсолютно естественную и адекватную - для своего возраста, положения и воспитания - девушку... Но вот стала писать отзыв, глянула на обложку - и у меня возникла версия. Обложка здесь, надо сказать, не очень удачная. Нет, она вполне красиво нарисована, это, слава богу, не художник Поповский... и парни хорошо изображены... Но сама девушка в центре, которая как бы должна воплощать образ ГГ - начисто не соответствует. Здесь изображена куда более старшая по возрасту личность, я бы сказала, лет на 25... к тому же явно спокойная, сдержанная, уравновешенная и все такое. Тогда как по тексту описывается молоденькая девочка, лет 16-17 от силы, энергичная и задиристая, типаж скорее Маленькой разбойницы и Пеппи Длинный Чулок, так сказать... Вполне возможно, такая визуализация создает диссонанс с текстом и вызывает не те ожидания.

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

Новелла Матвеева.
Страна детства.

Я бы сменяла тебя, там-там, на тут-тут,
Ибо и тут цветы у дорог растут.
Но не самой ли судьбою мне дан там-там?
Ибо глаза мои тут, а взгляд мой - там.

"Там" - это пальма, тайна, буддийский храм.
Остро-нездешних синих морей благодать...
Но еще дальше, но еще больше - "Там",
То, до чего, казалось, рукой подать.

...Пронизан солнцем высокий пустой сарай...
"О, как я счастлив!" - кричит во дворе петух.
Свежие срезы бревен подобны сырам,
Пляшет, как дух, сухой тополиный пух.

Помню: кистями помахивала трава,
В щели заборов подглядывая, росла,
И ветерок, не помнящий родства,
Тихо шептал незапамятные слова.

Там одуванчиков желтых канавы полны,
Словно каналы - сухой золотой водой...
Жаль: никогда не увидеть мне той стороны,
Желтой воды никогда не набрать в ладонь.

Я и сейчас как будто блуждаю там,
И одуванчики служат мне канвой,
Но по пятам, по пятам, по моим следам
Тяжко ступает память - мой конвой.

Можно подняться - в конце концов - на Парнас,
Якорь на Кипре кинуть, заплыть за Крит,
Но как вернуться туда, где стоишь сейчас?
Где одуванчик долгим дождем закрыт?

Витает, как дух, сухой тополиный пух,
Боится упасть: земля сыра, холодна...
Боится душа с собой побеседовать вслух,
Боится признать, что потеряна та страна.

О.Гусейнова. Аромат тьмы.
« - Вот она… Темная… Черная… - завопил народ, тыкая в меня пальцами.
И я, засмотревшаяся было на нереального всадника на белом коне, сорвалась с места и понеслась прочь. Позади, нагнетая страха, грохотали по каменистой дороге копыта, а спину жег магический взгляд, если я верно понимала это ощущение. Я металась по городу как шарик от пинг-понга, а меня загоняли, как лису в ловушку. Только ее бы выдавал пушистый рыжий хвост, а меня – флер темной магии. А как по-другому объяснить, почему скрыться не удавалось? Я уже не чуяла ног, побывала в какой-то вонючей, грязной канаве с отходами и, вполне возможно, меня еще и по следам падающих с меня ошметков находили.
Но вот, наконец, в последний момент я успела влезть в распахнутое окно заброшенной лачуги. Птичкой вспорхнула по рассохшейся лестнице на чердак и притаилась. Сердце колотилось с такой скоростью и силой, что, казалось, меня слышала вся округа. Поэтому, когда дверь внизу с грохотом ударилась о стену, я рефлекторно трансформировалась в тучку. Сквозь большую щель между досками я увидела преследователей настолько близко, что даже чуяла их запах, смешанный с лошадиным потом.
- Я заметил мелькнувший край плаща черной твари у этого дома, она влезла сюда! – с досадой рыкнул один из громил, оглядываясь.
Не знаю, обычные ли они стражи или жуткие Клыки Рамдера, которые напали на команду Лесиры, но они напугали меня до состояния тучки. Вон даже в печку заглянули – проверяли, а вдруг я там».

---

Ежедневная музыка.

---

Читательский дневник

В.Каверин. Вечерний день.
«Я помню, как обэриуты приехали в Сестрорецк, чтобы навестить Е.Шварца, и собрались пойти купаться только под вечер, когда солнце уже заходило.
Пляж давно опустел. Гости разделись, пошли к морю – и за ними с карикатурной неторопливостью поползли по песку их тени. Ничего особенного не было в этих постепенно удлинявшихся тенях, но, должно быть, все-таки что-то было, потому что высокий, костлявый Хармс вдруг подпрыгнул, смешно выворотив руки и заставляя свою тень повторять эти нелепые движения. Он вытягивал тело, вдруг садился на корточки и медленно «вырастал», строго поглядывая на свое далеко распластавшееся по пляжу черное послушное отражение. За ним, сохраняя полную серьезность, стал прыгать Олейников, тоже костлявый, потом тяжеловатый Шварц, кто-то еще…
Сторож, выползший из своей будки в пальто – было уже прохладно, - постоял в недоумении, потом нерешительно засвистел, хотя в этом неожиданном «театре теней» не было ничего нарушающего порядок. Свист был предупреждающий, действительность напоминала, что, согласно правилам поведения на пляже, странности нежелательны, даже если они и не запрещены».

М.Ефиминюк. Моя милая ужасная невеста.
«Голос Закари звучал простуженно и глухо:
«Варлок, светлый паршивец с ночного рынка меня чем-то заклял. Надо пару дней отлежаться. Не говори матери, я ей сам напишу».
«Ты помираешь в апартаментах?» - спросила я, уже стремительной походкой направляясь к лестнице.
«Эй, Марта, не вздумай приезжать! Не хватало еще, чтобы на тебя перекинулось», - велел он.
Переместившись из академии в столицу, я быстро нашла нужный дом. Закари открыл не сразу. Он стоял в знакомых домашних штанах, босой, растрепанный и бледный, как умертвие. Лицо украшали характерные волдыри.
- Зря, - устало прокомментировал он мое появление вместо приветствий.
- Знаю, - легко согласилась с ним. – Считай мое появление главной привилегией лучших врагов.
Бесцеремонно подвинув Торстена в дверях, я вошла, с деловитым видом сжала его подбородок и заставила повернуть голову к свету. Зак мало что выглядел паршиво, еще и горел.
- Какие прогнозы, госпожа светлая чародейка? – слабенько пошутил он, позволяя разглядывать свою зеленоватую физиономию.
- У меня две новости, - отпустив его, заявила я.
- Начинай с хорошей.
- Обе хорошие, - уверила я.
- Жить буду?
- Так же хорошо, как и раньше, но не в ближайшие дни, - заключила я. – Заклятие ни при чем. Похоже, в детстве ты не болел ветрянкой.
- Чем? – поморщился он и глухо кашлянул в кулак.
- Ветряной оспой. Думаю, на день поминовения подхватил от моего племянника. Помнишь малыша Ро? Он ходил в бриллиантовой зелени.
- Если болезнь детская, почему меня ломает, как от светлого заклятия твоих предков?
- У тебя лихорадка, - пояснила я. – Обычно взрослые плохо переносят ветрянку».

---

Сара Млиновски "Лягушки и французские поцелуи". Фэнтези. Детско-подростковое.
Сюжет: ГГ - обычная девочка-тинейджер из обычной американской семьи... Но нет, конечно, семья далеко необычная - это семья потомственных ведьм... И мама, и младшая сестра - ведьмы, вот только самой ГГ ведьминского дара не досталось. Но проблемы она видит в другом - сложные отношения с одноклассниками, первая юношеская любовь - она же и на всю жизнь, как твердо уверена ГГ. Вопрос в том, поможет ли в таких делах магия...
Очередная часть детско-подросткового сериала автора - который я читаю давно, но в случайном и хаотическом порядке, то есть, что где когда попадется. Вот эта вот попалась на глаза в библиотеке - оказалось, что она шла раньше, чем ранее мной прочитанное... Но неважно - общую суть я все равно помню, а каждую часть можно рассматривать и по отдельности.
Очень славные книжки - потому что все эти ведьмочки - включая не имеющих дара - такие милые... и так переживают друг за друга и всегда готовы помочь. Автор пишет с мягким юмором и с легкой - ненавязчивой! - назидательностью. Потихоньку доводит до ума аудитории прописные истины - что ничего не делается по взмаху руки, что обладание каким-то даром, который выделяет тебя среди окружающих - будь то магия, или красота, или какой-то талант - влечет за собой не только приятные плюшки, но и немалую ответственность...
Раньше я бы сказала, что это все очень хорошо выглядело бы в виде сериала. Но сейчас не очень уверена в современной манере снимать сериалы.

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

Картинкофлуд

В.Куриан «Тайный клуб психопатов».
«- А вот ваши смарт-часы.
И я надела их на руку - чудо что за вещица, черные и глянцевые, словно из какого-то шпионского фильма».

Получилось не совсем по тексту… но удивительным образом хорошо передает атмосферу этой безумной книжки. Маленькая девочка с кукольной внешностью – которая в действительности является психопаткой и убийцей. А часы – как символ заключения в строго назначенном промежутке времени… который она сама себе установила для убийства…
Ну или абстрактно можно рассматривать как такую фантазию про девочку и время.


ship png icon

@темы: Галерея

---

Читательский дневник

П.Неруда. Молчание – не золото.

«Отец суровый возвращался от поездов.
В ночи мы слышали полночный вскрик – свисток локомотива, пронзавший дождь своим бродячим воем, а после вслушивались в хлопанье дверей.
Отец и ветер врывались в дом, под их шагами содрогался пол, испуганные двери постреливали сухо, как пистолеты.
А в это время мрак и лютый ливень, обрушенный на крыши непогодой, мир постепенно заливали, и слышен был один лишь ветер, боровшийся с дождем.

И все же отец был человеком дня,
Был капитаном поездов и зорь холодных.
Путейцы – моряки земли, плывущие в безводные лесные гавани,
Куда ни корабли, а поезда вплывают, раздвигая дали, окончив мореплаванье земное.
И в пору, когда поезд отдыхал, друзья встречались,
Входили в двери детства моего:
Под кулаком путейца подрагивает стол, позвякивают незлобиво тяжелые стаканы, в глазах вина поблескивает пламя.

Простолюдин суровый, мой отец всегда был в гуще жизни.
Бокал наполнив, он был сама мужская дружба.
Вся жизнь его была стремительным маршрутом…
И как-то, между утром и дорогой,
Между прибытием и быстрым отправленьем,
В один из самых непогожих дней,
Мой машинист, Хосе дель Кармен Рейес,
Сел в поезд смерти.

Он до сих пор не возвратился».

Т.Орлова. Последняя игра чернокнижника.
«- Айх Ринс, об этом я хотела спросить еще в первый день, когда вы привели меня сюда. Я заметила тогда и только что в этом же убедилась – вы очень часто говорите правду, где могли бы солгать. Вы… вы как будто не паритесь. Могли бы налить в уши патоки – да хотя бы на мои вопросы.
Казалось, что этот допрос его не раздражал – Ринс отвечал с удовольствием… по крайней мере его улыбка выглядела искренней.
- А зачем нужна ложь, Катя?
- Чтобы создать о себе другое впечатление. Или успокоить, например. Или заставить человека делать что-то как будто по своему выбору, а не по обману…
- Вот ты сама и ответила. Мне ничего из этого не требуется, поэтому я крайне редко вру. И мне плевать, почему человек будет что-то делать – из страха или обмана. И, разумеется, при необходимости я солгу, глазом не моргнув, но таких необходимостей почти не случается.
От понимания я даже выдохнула неконтролируемо и уставилась на него, разглядывая, будто впервые. Он заметил:
- Что? Расскажи, о чем думаешь. Предполагаю, там что-то крайне занимательное.
- Да нет, ничего такого. Только сейчас дошло, почему я от вас этого ждала. Я как-то невольно сравнивала вас с дьяволом, и потому предполагала, что и вы должны быть лживым! Вот так глупо устроен человеческий разум, даже смешно.
- Дьявол – это у вас что-то наподобие главного беса?
- Ну да. Просто символ, олицетворение злых сил, вызывающий в людях пороки и грехи. Заметьте, некоторое сходство все же есть.
- Есть сходство, наверное, - Ринс говорил задумчиво. – Но никак не пойму логику вашего дьявола. Правда причиняет куда больше бед, чем ложь. Вранье упрощает мир, делает его для кого-то слаще… Представь, насколько бы проще шли наши разговоры, если бы сначала я предстал перед тобой благородным рыцарем или добрым милосердным чудиком – ты была бы рада выложить мне всю подноготную. Но так поступают только те, кому надо полегче, у кого не хватает сил для настоящего положения дел… Лучше я лишний раз покажу свою силу и жестокость, чем умение изворачиваться, для репутации полезнее. Постоянно врут только слабые, кем бы они ни были».

---

О.Гусейнова, В.Окишева "Операция "Украсть душу". Фантастика... любовный роман.
Сюжет: ГГ с подругой собирались в турпоездку в Америку. Но когда они летели в самолете, их, то есть самолет со всеми пассажирами, похитили инопланетяне. Так земляне оказались на таинственной космической станции, скрывающей много тайн и опасностей. Чтобы выжить, нужно держаться всем вместе, и желательно, чтобы это был единый коллектив...
Очередная книжка О.Гусейновой - на этот раз в соавторстве. Насчет соавтора не знаю, не скажу... то есть, имя мне незнакомое, а книжка по ощущениям - абсолютно гусейновская... Типичная ГГ, типичное острое начало... где все мрачно - до тех пор пока не появится роковой и сексуальный...
В общем, бодрое и занимательное чтение - для фанатов автора.

@темы: Книги

---

Ежедневная музыка.

---

От нечего делать заглянула в телеграме в канал по Средневековищу... Просто удивительно, в какое убожество превратился такой когда-то бодрый и прикольный канал. Сейчас там никаких остроумных мемов, никаких средневековых (или каких) картин - выкладывают исключительно женские головы с какими-нибудь нравоучениями... в духе протестантских вышивок (как в романах пишут).

---

Ежедневная музыка.