Работа была препакостная. Гнилые картофелины не отличались с виду от здоровых, поэтому Люси с Адрианом приходилось брать и осматривать каждую из тех, что, подпрыгивая и приплясывая, плыли по ленте. Плохие лопались при малейшем нажатии, извергая струйки вонючей слизи. Во время дождя с колесиков конвейера летели, оседая на лицах и одежде, брызги грязи; в сухую же пору обоих окружало облако оседающей на волосы пыли.. Бесконечный лязг, скрип и скрежет вполне, думал Адриан, могут сойти для саундтрека одного из адских видений Босха.
Сказалось ли тут присутствие в нем силы духа или отсутствие таковой, но, как ни погана была работа, рутинность ее настолько завораживала Адриана, что порою часы проходили для него как минуты... Адриан вдруг обнаруживал, что разыгрывает про себя драму, в которой сам он исполняет роль Бога, а картофелины - человеческих существ. Вот эту душу он швыряет во тьму, а эту отправляет в житницы вечные.
- Хорошо, добрый и верный клубень, отправляйся к вознаграждению твоему.
- Грешник! Распутник. Извергнут будеши, извергнут. Смотри, сим позорным пятном проклинаю тебя.
Адриан не был уверен, что лучше - оказаться клубнем подгнившим или здоровым, предпочел бы он уютно устроиться в теплом мешке вместе с прочими благочестивыми или быть отброшенным и снова зарытым в землю. Одно он мог сказать твердо: любая из этих участей предпочтительней участи Бога.
читать дальше