А между тем, энтузиасты потихоньку таки закончили перевод и озвучку третьего сезона Keeping up appearances. Какие молодцы... Завтра буду досматривать. В последнее время это что-то единственное, что я могу смотреть... стоит только увидеть Гиацинту с Ричардом, Онслоу с Дэйзи и Розой, бедную Элизабет... прямо сердце радуется.
(задумчиво) что за странный адский вкус у чая из агатовой шкатулки Basilur? Апельсины с ананасами... и еще с чем-то... Вот держишь на языке - вроде в один момент чувствуется, что ананас... а в следующий - вроде как больше апельсин... Или они как-то держатся одновременно и не смешиваются? Оригинальный подход.
Захватывающая история: одна девушка, два брата… Любовный треугольник? Да, но совершенно необыкновенный!
Оливия поклялась, что не станет второй женщиной, которая бросит ее отца. Не станет — даже если придется ради этого отказаться от личной жизни. Для нее все было просто и понятно, как черное и белое, — но лишь до тех пор, пока она не познакомилась с Кэшем и Нэшем, братьями-близнецами.
Кэш — воплощенное желание: опасный, сексуальный «плохой парень», который хочет любой ценой заполучить ее для постельных утех. Один его поцелуй лишает Оливию воли и заставляет забыть, почему этот мужчина ей не подходит. Нэш — сама надежность, он успешен, ответственен и в меру страстен. Но он уже встречается с Мариссой, богатой и красивой кузиной Оливии. Это не мешает девушке таять всякий раз, как Нэш смотрит на нее.
Черное и белое сменяется оттенками серого, когда она узнает, что у парней есть какая-то опасная тайна. Но бежать поздно — Оливия уже попала в двойные сети. Она хочет обоих, и оба хотят ее. Каков будет ее выбор?
(с недоверием) да вы смеетесь что ли, что ли издеваетесь над читателем вы? Кэш и Нэш, и оба хотят ее, а она хочет их, но опасные тайны - и непонятно зачем, отец - мешают им. Это очередной опус некогда славного издательства Азбука.
Джинджер глядит на меня и ухмыляется. В тусклом свете ее белесые волосы приобрели желтоватый оттенок мочи, в бледно-голубых глазах блестит дьявольский огонек. Как поэтично...
В.М.Глинка. "Воспоминания о блокаде". Мемуары, ясное дело. Книга оставляет крайне тяжелые чувства... Просто невероятная тяжесть... По крайней мере, теперь мне стало немного понятнее, откуда растут ноги у этих акций типа недавнего опроса дождя о блокаде и статейки Орешкина на ту же тему. читать дальшеАвтор - сотрудник Эрмитажа, судя по аннотации, я ожидала, что будет рассказ о том, как в годы блокады работали в Эрмитаже - оказалось, не совсем, неважно. Автор пишет о том, что сам пережил в годы блокады, а из Эрмитажа он вскоре ушел и работал в других местах... это я, в принципе, тоже не о том. Меня напрягает сам подход. У меня это все в голове не укладывается! Какие-то кардинальные логические несостыковки... Что касается глобальных подходов - у меня сложилось такое впечатление, что автор во всех ужасах блокады винит не столько немецкие войска, сколько советское руководство. Аргументы все известны - их сейчас активно используют либеральные течения. Но, как мне кажется, не доходить же тут до абсурда? Вот, к примеру, автор упоминает про эпизод, когда авиабомба упала рядом с Эрмитажем, прямо таки на Дворцовую площадь. Выбило все стекла взрывной волной. И, как я понимаю, только чудом не снесло вообще все здание - в смысле, если б она взорвалась? После войны академик Орбели (директор Эрмитажа) ездил на Нюрнбергский процесс (беру информацию из книги) и высказал в числе прочих обвинений в адрес нацистов, что они целенаправленно бомбили Эрмитаж, чтобы уничтожить. Так вот автор прямо таки из себя выходит, что это глупости! Несколько раз об этом упомянул. Типа, что нацисты не собирались уничтожать Эрмитаж, они хотели уничтожить Дворцовый мост, просто промахнулись, а мосты хотели уничтожить, а не здания, чтобы нарушить связь городских кварталов (??? - по моему так, когда из-за разрухи и обстрелов встал транспорт, то связь и так нарушилась будь здоров...) А вот наши зенитки били при авианалетах, поэтому немецкие самолеты не могли точно прицелиться... И? Он что, обвиняет наши зенитки что ли? Что ли не надо было бить по нацистским самолетам? а то вот мешали им прицелиться... А они что ли мосты бы разрушили и успокоились? Капец какой-то... Если уж на то пошло, то откуда автор может знать, что там было в планах и головах у нацистов. Я не понимаю. Отчего бы им и не стремиться разбомбить Эрмитаж, это же все-таки известное здание? И уж всяко разно, как мне кажется, куда более удобная мишень, чем мост... Там еще есть пассаж, что когда после снятия блокады комиссия ездила по захваченным немецким укреплениям, показывали, как там обстановка, что там вот даже орудия аккуратно расположены со снарядами. А вот кстати, пишет автор, если немцы так стремились уничтожить Ленинград, то почему они не выпустили эти орудия?? Я тут даже не знаю, что сказать... А что ли врали нам все эти годы, и нацисты по Ленинграду не вели все это время постоянных обстрелов? Так что ли, для виду немножко стреляли? Автор вообще начинает с того, что решил писать воспоминания, потому что все сейчас пишут о блокаде и все врут! А он хочет рассказать правду... Какую?? В чем кто врет (врал)?? Ну вот я прочитала эти мемуары... я не вижу каких-то моментов разоблачения "вранья". Единственное только, что в прежних книгах на эту тему может не так сильно акцентировали внимание на всяких мерзостях и темных сторонах блокады. А автор решил исправить этот перекос? Может, только этим нужно объяснить такое впечатление от книги? Что автор решил, что в воспоминаниях о блокаде не хватает темного? Он пишет - "вот все только объявляют, что это великий подвиг", а он скажет правду. Ну сказал. Так я не понимаю - все эти упомянутые автором гнусности (с которыми он, к слову сказать, и столкнулся-то больше по касательной и через извечное "мне в трамвае сказали") - они что ли отменяют сам подвиг? Разве автор считает, что не было никакого подвига? Нет, это умопомрачение какое-то... Вот он где-то ближе к концу заявляет в том роде, что блокада вскрыла все мерзкое и низкое в человеческой природе, все вылезло наружу и только редкие островки доброты и человечности... Редкие?! Я не понимаю. А все эти люди, о которых он сам же пишет - скромные сотрудники Эрмитажа, которые там остались до последнего (автор-то сам оттуда ушел), сберегая, что и как могли... медики, красноармейцы, в конце концов, близкие родственники и давние знакомые, которые сберегали последнее от своих пайков, чтобы передать автору, находили ему работу, какие-то источники, чтобы продержаться... Это все было - редкое? Я не знаю, для меня это все выглядит как что-то глубоко болезненное... Не знаю даже, как сформулировать... Вот, к примеру, автор негодует, что в первые дни войны создавали городское ополчение, отправляли горожан рыть окопы и т.д. Так это было преступно. ??? Типа необученных людей вывели в такие опасные места. А что надо было делать? Ведь война же... Такое впечатление, что автор считает, будто все должно делаться само собой... Какие-то армии профессиональных военных откуда-то появятся и будут вести аккуратные боевые действия, чтобы никто не пострадал. А что это не так - винит правительство. Вот создали противопожарную оборону - у них там тоже выделили людей, чтобы во время налетов следить за крышами, тушить бомбы-зажигалки. Автор возмущается, что отправили людей обезвреживать бомбы только с подручными средствами и песком! А с чем надо было?! Вроде бы в Лондоне в это время тоже точно так же гражданское население тушило зажигалки... Или он пишет, что ушел из Эрмитажа, потому что там занимаются глупостями и дурной работой (??) Типа вот заставили их снег на улице убирать... Зачем... И тут же через некоторое время пишет, что все горожане больны дистрофией, а при этой болезни нужно не лежать, это ошибка, что лежание сбережет силы, это ведет к апатии и к смерти, нужно наоборот двигаться, что-то делать... Ну и? Чем он тогда недоволен? Разве руководство Эрмитажа неправильно старалось занять людей делом, чтобы их отвлечь от своего состояния?.. Опять же упоминает где-то (тоже в обличающем духе), что здание Эрмитажа сильно пострадало во время блокады, потому что в отсутствие отопления случились разрушения... Но я вот соображаю - если там осталась только горстка каких-то женщин, которые еле передвигались, но старались что-то сделать, а сколько сотрудников ушло на другие работы, где были лучшие условия - а если бы там больше народу было, может, они бы могли лучше что-то и для здания сделать? Вот это как-то все очень тяжело воспринимается, эта сосредоточенность на себе... Когда те же врачи, медики сами еле двигались, но проводили тяжелейшие операции, мало того, еще и делали хоз.работы для пациентов - он об этом упоминает мимоходом, но вот осознать этот факт! Или так же мимоходом упоминает - ну, что все горожане голодают, ослаблены от дистрофии, даже простое передвижение из одного пункта в другой дается с большим трудом... И вот весной 1942 года, после первой страшной блокадной зимы, когда город завален трупами, люди просто на улице падали и умирали - пишет, что к весне силами милиции и коммунальных служб почти все трупы с улиц (и почти все из домов) убрали и вывезли - так это же, я так понимаю, нехилая работа! Но автор опять об этом не акцентирует. Редкие островки, да... Я не знаю, такое тяжелое впечатление, ужас.
(бурчит) такое впечатление, что наши верхи гадали по олимпиаде, типа если пройдет нормально - то так будем действовать, а если нет - то этак... (в глубокой тревоге)
(вываливаясь из квеста с выпученными глазами) нет, ну не гады ли... убиться с этим Агентством аномалий... У меня тут кот сидит голодный, некормленый, а они мне предлагают для помирающих тараканов какие-то чудо-ягоды искать!
Читала "Путь посла" Л.Юзефовича. Немножко, там все так концентрировано, а я стараюсь проникнуться... Но вот у меня возник вопрос... Автор, когда пишет про разных послов во времена Ивана Грозного, несколько раз упоминает, что - послов возили специально таким-то путем, чтобы они не увидели опричнину, которую Грозный отрицал... или что - послов держали взаперти и без контактов, опять же, чтобы они не увидели опричнину, которую Грозный отрицал... Я и думаю - а на кой черт? В смысле, чего Ивану Грозному заботиться и отрицать, есть опричнина, нет опричнины... Это же внутренние дела. Какое ему должно быть дело до иностранных послов и их государств? Что ли в то время существовала какая-нибудь ООН, какой-нибудь совет по правам человека? Пошла заглянула в википедию. Там пишут... собственно, ничего не пишут о том, как относились к введению опричнины другие страны. Вроде как, невзирая на разные подходы и концепции, ни один историк до сих пор не озаботился этим вопросом. Да и с чего бы? Ну, там пишут, что опричнина оказалась крайне неэффективной и в плане экономики, и в плане военно-стратегическом, страна обезлюдела, пришел упадок, все такое. Ага. То есть, если Грозный старался скрыть от иностранных послов именно тяжелое экономическое и прочее положение страны, это я понимаю, это логично. Но - переживать, чтобы они не узнали, что опричнина есть... как-то дико звучит. Тем более, там же автор упоминает про всяких ненадежных товарищей, которые норовили метаться туда-сюда - то в Россию, то в Польшу, то есть, Речь Посполитую или как она там была. Так они-то уж все равно были в курсе.
Агентство аномалий, 4 часть - это что-то... По сюжету - все происходит в затерянной в горах психушке, где злодеи наводят на людей безумие... Ну, нужно их, конечно, изобличить, жертв спасти - классика жанра. Но как они это все делают, авторы игры превзошли сами себя. Можно ходить по обычным локациям, а бывает еще режим "безумия" - тогда все переворачивается наоборот, жидкость капает снизу вверх, высовываются руки с когтями, у... Я там открыла ящик письменного стола - а в нем луг с живой коровой и огромный алмаз... И только одна печаль - опять картинка не вмещается в экран, нижняя строчка не видна! Как искать предметы, если даже не видно, что искать... Бросать из-за этого жалко, интересно же, что там еще дальше напридумывали (я пока только с одним пациентом пытаюсь разобраться). Придется это считать за дополнительный оттенок безумия.
(лазая в ЖЖ) Новодворская поддерживает бандеровцев.
Затем ОУН и УПА героически показали, как можно отстаивать национальную независимость от немцев и советской власти. А сейчас я ношу на своем пиджаке значок УПА, который мне как символ солидарности и свободы, подарили на Западной Украине.
Стихотворный флэшмоб - день пятый. И тут меня осенило - кошки! Как это без кошек...
Т.С.Элиот Шимблшенкс, Железнодорожный кот
Ровно в полночь на вокзале проводницы зашептали: — Где же он? Куда он мог улизнуть? На пути Ночной Почтовый, к отправлению готовый, Но без Шимбла мы не пустимся в путь! — Пошептавшись, проводницы начинают суетиться, По вокзалу вверх и вниз понеслись. — Шимбл! Шимбл! Где ты? Где ты? Тут он? Там он? Нету! Нету! Шимблшенкс, Шимблшенкс, отзовись! — Прозвенел второй звонок, проводницы сбились с ног. Только кто это шагнул на перрон? В ноль часов пять минут Шимблшенкс тут как тут — Он обследовал багажный вагон. Зажегся зеленый кошачий глаз: В пути не будет аварии. Ночной Почтовый идет на север Северного полушария!
Скажем прямо, славный Шимбл — путевой удачи символ, На Почтовом он главнее всех. Он заглянет к машинисту, он проверит, всюду ль чисто, Прекратит излишний гомон и смех. Если что-нибудь случится, он доложит проводнице И поможет всем, чем может помочь. Он появится в багажном, где зевают с видом важным Кладовщик и ревизор всю ночь. По вагонным коридорам Шимблшенкс идет дозором, В полутьме горит зеленый глаз. На Ночном Почтовом сонном он пройдет по всем вагонам Первый класс, второй и третий класс. Всю ночь напролет удивительный кот Дежурство несет старательною Вот поэтому на Почтовом Ночном Все всегда замечательно!
На Почтовом пассажира ждет отдельная квартира С его именем на планке дверной. Он уснет на новоселье в изумительной постели, Так и блещущей своей белизной. И чего тут только нет — белый свет и синий свет, Рычажок, чтоб вызвать ветерок, Умывальничек с тарелку и железочка со стрелкой, Чтоб закрыть окошко, если продрог. Проводница постучится и узнает проводница, Крепкий ли вы пьете утром чай, А за ней стоящий кот только усом поведет, Будто здесь он просто так невзначай. И вот одеяло на вас до глаз, И вы в темноте — так вот Пускай опасенья не гложут вас, Что мыши во сне потревожат вас — Об этом заботится Шимблшенкс, Железнодорожный кот.
Так всю ночь он начеку, лишь порой хлебнет чайку, Может даже с каплей вина, Да порой обронит вздох и поищет в шерсти блох, И опять вагоны, ночь и тишина. Поезд первым сном окутан, между тем платформа Лутан, И к дежурному наш кот подойдет, А на остановке в Лидсе к полисмену обратится, Что-то спросит и на что-то кивнет. Вы смотрели пятый сон и не видели, как он В Эпплби ходил на вокзал, Но зато уже в Карлайле вы не спали и видали, Как он дамам выходить помогал. И вам на прощанье Шимблшенкс Пушистым хвостом махнет, И вы скажете вдруг: — До свиданья, мой друг, Железнодорожный кот!
Кстати, вроде недавно был разговор, что "Вече" как будто решило переиздать романы про Хорнблауэра... Так они с тех пор уже успели выпустить четыре книги. (по крайней мере, на озоне больше нет) Интересно, почитаем...
В связи с читаемым, я вдруг опять размышляю о "Мастере и Маргарите". (хорошо, честно говоря, меня выбесили гламурные крылышки Данилова, с бархатом, жемчугом и павлиньими перьями ) Думаю я так - вот Воланда в романе видят по-разному. Бездомный и Берлиоз - как профессора в соответствующем костюме и портсигаром, который им особенно бросился в глаза. Маргарита видит в потертой рубахе какой-то... ну и т.д. вплоть до финала, когда все "без масок". Значит ли это, что Воланд давал себе труд одеваться-раздеваться-переодеваться для того или этого смертного? Да с чего бы... То есть, думаю я, он всегда был один и тот же, просто воспринимали его в меру сил и способностей. Ну, так же, как и остальную свиту. Как учат все теоретики, что глаз человека способен воспринимать только привычную картину мира, и все такое. Тогда, опять же размышляю я, Воланд мог Бездомному и Берлиозу вместо портсигара показать что угодно, они просто определили это для себя, как портсигар. Вот я представляю картинку, как посреди Москвы дьявол предлагает двум рядовым гражданам взять по сигарете из какого-нибудь иномирного портала - классный сюр. Вот как раз такого я пока в "Альтисте Данилове" не вижу...
Прочитала еще несколько глав из "Альтиста Данилова". (жалобно) Но это ведь автор троллит? Это же он не всерьез вот так пишет? Меня уже тошнит от этих шуб за шестьсот рублей, булочек за три копейки, скрипок по триста и т.д.
Стихотворный флэшмоб. День четвертый. Борясь с собой, размышляю, что мне хочется поместить стихи о лисе Елены Шварц... Но это же будет безумие, потому что сколько их можно помещать... Нашла другое стихотворение Елены Шварц.
МЕРТВЫХ БОЛЬШЕ
Петербургский погибший народ Вьется мелким снежком средь живых, Тесной рыбой на нерест плывет По верхам переулков твоих. Так погибель здесь всё превзошла – Вот иду я по дну реки, И скользят через ребра мои Как пескарики – ямщики И швеи, полотеры, шпики. Вся изъедена ими, пробита, Будто мелкое теплое сито. Двое вдруг невидимок меня, Как в балете, средь белого дня Вознесут до второго окна, Повертят, да и бросят, И никто не заметит – не спросит. Этот воздух исхожен, истоптан, Ткань залива порвалась – гляди, Руки нищий греет мертвый О судорогу в моей груди. От стремительного огня Можно лица их различать – Что не надо и умирать – Так ты, смерть, изъязвила меня!
Но жалко мне все-таки, что в стихотворном флэшмобе - и не будет про лису... (лиса борется и побеждает). Ладно, пусть будет под катом. (в любой непонятной ситуации думай про лису ) читать дальше ПОВЕСТЬ О ЛИСЕ
1
Все же ты нашла меня, Лиса. В захолустьи - Лисы любят захолустья. Брел по крепостной стене, Глядя на Залив, Вспоминая Будущую жизнь. Ревель - маленькое сито, А сколько жизней просеял. Взор мой не обманет ни пол, ни возраст - Сквозь гляжу. Я узнал тебя в дворничихе, Она рисовала метлой На предвесеннем снегу Иероглиф Двойного счастья. Пришла в Новый год, Вырезала из бумаги лодку. Далёко уплыли По рисовым полям зеркальным. - Ты не думай, Ляо-шу-фэнь, Я - старинного дерева пень, Мы - Царты - бароны, Замок у моря... А мне от отца достался рост, Да острый нос, да шарф, Красный, как лисий хвост.
2
"Мне нравится в тебе, Что любит Тебя твоя одежда, - Лиса говорила, Взмахивая Жесткою птичьей лапкой. - Всякая твоя рубаха По ночам дрожит от страха - Вдруг не оденешь. Шарф так и льнет к шее. Ботинки хотели б прирасти к пяткам. Всё хочет тобою стать - В этом закон любви. Видела вчера - куртка Сама нарастила на себе заплату. Что потеряешь - тебя догонит. Уронишь карандаш - он бросится, Прыгнет тебе в карман. Но сам ты бездушней Красной нитки, деревянной палки." Так мне Лиса печально Медленно говорила, Когда мы с нею бродили В вышгородских безлюдных Сумерках - возле пушки, Грозя своей твердою лапкой, И изредка тонко скулила.
3
Заговорила о стихах. - Ты ведь и не читала. - Я их видала. Вчера, когда ты спал, Над изголовьем Они кружились, Они летали И причитали: Одно из них был карлик В синем тяжелом балахоне, Он под горою словесной Обычно тихо живет. Другое - бабочка С прекрасной и рыжекудрой головой, Она вилась и пела: "О отец, отец, Мы из крови твоей, Из слюны твоей, Из твоей земли, Умирай скорей." А третье вовсе - Сросшиеся пятерняшки. Ты порождаешь сумрачных чудовищ, Ты сам совсем другой... Я не пойму... Они желаньями кипят, а ты - безволен, Ты ветерком растаешь в поднебесьи, Как я кровинкою растаю в Поднебесной, Они же счастливо и долго проживут. - Ах лисы, лисы, В вас ученость Все побеждает - и любовь и нежность, Хотите вывести вы человека, Похожего на карликовый сад. А я - усталое, но цепкое растенье. Я вырос не в мещанском захолустьи, А на стене трехзубого обрыва Европы в небо, в нети, в чернозем.
4
Мимо церкви проходим, Кирки или костела, Дрожит вся, ко мне прижмется И шепчет: "Спаси, Лисица Небесная, взмахни Девятью Хвостами Золотыми, Прикрой ими дочь". Пошли в кинотеатр "Форум". "Как скучно, - она сказала, - Бывает поинтересней." - Она из чулка достала Серебряное зеркальце И тихо смеясь, показала.
5
Принесла старый гербарий в синей обложке, неизвестно чей, кто надписи делал легким почерком заостренным, только дата есть - тысяча восемьсот восемьдесят второй. Вот - сказала - понюхай. Вот тема. Хоть не люблю подсказок, все же я написал:
"Эти фиалки бросили Дети в окно фиакра." Пахнут они весною, Той весною-старухой, А кровь всё еще пьянят. На островах Борромейских Бродит, Цветы чудесные находит, А волосы у ней - паутина. Вот эдельвейс альпийский Матовый и шелковистый, Роза из папского сада, Ей отцвести было должно Вечером - сто лет назад. Тень, их продлив умиранье, Около них кружится, Всё вспоминая прогулку От Рима до острова Мэн.
6
Уговорил - "будешь как люди" - Венчаться. Вся трепеща, вошла В старый костел на отшибе. Только спросил священник - Согласен ли я? - Я согласен. - Вдруг завизжала старуха: У невесты ушки и хвост! - Правда! Торчком встали ушки, Вся она вдруг покраснела, Легкою шерстью покрылась, Стала лесною лисицей, Зубы ощерив, рыча, Бросилась вон из церкви. Я за нею помчался. Да где уж... Дня через три пришла. Плачет. Я, говорит, забылась. Нам, жалким лисицам, Место свое надо знать.
7
Жизненная сила истощилась, Высох от нее, зачах. Как и она не устанет? День машет метлой. А ночью достает из рукава Рисовую водку.
Росчерком одним рисует дракона, Говорит: "Тебе еще надо учиться, Ты неотесан слегка". Заставила Лао-Цзы Учить наизусть, Так что я уж теперь не знаю - Не Лао-Цзы ли я, Которому снится, Что он - тартусский бывший студент? Улыбнется, обнимет, Крохотную туфельку скинет. - Ты уже делаешь успехи. -
А вечером прошлым на улице Вене Вдруг махнула хвостом И бурым комочком Петлять принялась В переулках Палым красным листом (По следу вились огоньки). Мелькнув напоследок, исчезла. Умчалась в Сорбонну ль, в Китай? Прощай, лисица, прощай!
8. ПИСЬМО ОТ ЛИСЫ ЧЕРЕЗ 10 ЛЕТ
Пишу тебе из зоопарка Провинциального. Прошло лет восемь. В меня здесь дети тычут палкой, "Приходит за зимою осень", Моя вся облысела шубка, Глаза тускнеют, тупятся когти, И юной девой притворяться Мне тяжело. Мне из Китая до Эстляндии Теперь уж вихрем не домчаться. Ночью тебя вспоминая, Сложила песню:
"Блаженны ногти на твоих руках, Блаженны ногти на твоих ногах, Хотя им угрожает постриженье - Одно лишь ножниц круглое движенье, И вот они повержены во прах. Я, как обрезки жалкие ногтей, Вдали тебя и жестче и желтей."
Ты - бинь-синь - ледяное сердце. Может, ты меня уже не помнишь, Я же скоро, закончив искус, Отбываю в небесные степи. Прилагаю при сем порошок бессмертья - Плод усердного векового Переплевыванья с Луной. Принимай, растворив его в красном Ледяном вине, На рассвете.
СТИХИ ЛИСЫ
1
Лисы любят черное вино, Белого и красного не пьют. Блюдо их любимое - "Четыре К совершенству дикие пути", А по праздникам - "Семь восхвалений", Многому может научить Студента - Тайнам небожителей и трав, Даст прочесть развеянные книги, Тыщу лет летящие по ветру, А самой ей ничему не научиться - Горечи любви земной и этим Лисы себе душу наживают. И когда Лиса полюбит человека - То как загнанная дышит и страдает, Запечется рот, в подглазьях тени, И душа набухает, душа набухает, Как рога молодого оленя.
2
Пьет Лиса чай, Отставя пальчик, Рассуждая о превращеньи Земли в Огонь И Огня в Воду И о птице счастливой Феникс, О девяти мудрецах веселых - О, мы с ними немало побродили! - Только вдруг побледнеет, губу закусит, Упадет, запахнет мокрой псиной, Мускусом, дремучею норою. - Не хочу погружаться в горную речку Обновлять свою вечную юность, Не хочу эликсира бессмертья! Потому что вы - люди - холодные черви И не знаете любви вечной. - Но ничего. Поплачет, Умоется, шерсть откинет В невидимое, наденет фартук И встанет к округлой печке, Заказанной ею в Тибете, Варить философский камень.
3
В твоих очах, звезда моя, Пылает розовое пламя. Ты что-то говоришь руками, Тебя не понимаю я.
Вцепись скорей В мой красный хвост, Мы полетим с тобой Меж звезд,
В метафизический курятник, Где множество наук Сидят, скучая на насесте, Ждут нас, мой друг.
Мы полетим с тобой В далекий огород - Где всякая любовь свободно, Прополота, растет.
Там первая, последняя, Несчастная, взаимная, И чистая-нечистая - Какую же Лисе? Она сказала: все.
Я хочу червя любить, И чтоб он ко мне стремился, Чтоб Творец меня любил, В ум златым дождем пролился.
4
Есть у Лисы в ее пушистой шубке, Среди ее рыжин Тончайший волосок один - Рушит этот волосок Смерти ржавые капканы, Жизни шелковый силок.
В его продолговатом клубеньке Таится Имя И зашита сила, Тому, кто его вырвет и взмахнет, Тому любовь весь мир позолотила.
И в шкуре человечества глухой Сама Лиса есть волосок такой.
ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ЛИСЫ НА СЕВЕРО-ЗАПАД
1. ПИСЬМО ОТ ЦИНЯ
Дорогая Ляо! Золотая! Я живу теперь в Санкт-Петербурге (Городок такой гиперборейский). Здесь песок для опытов удобный - Свойства почвы таковы, что близок Я уже к разгадке Циннобера1). Город этот рядом с царством мертвых - Потому здесь так земля духовна. В опытах продвинулся я очень, Но об этом никому, при встрече... Притворяюсь сторожем при бане, Одноглазым пожилым пьянчужкой. Очень грустно мне и одиноко, Некого позвать на день рожденья, А в субботу (верно, ты забыла) Стукнет мне 716 лет - Хоть не круглый возраст, но серьезный. Приезжай, Лисица дорогая, Золотая вечная подруга, Выпьем мы напиток драгоценный Из слюны волшебной птицы-Феникс. Адрес мой - Дзержинского, 17, И спроси Семеныча Кривого. Вспомни, как мы в небе пировали. Посылаю я письмо с драконом Синим из Шань-си, тебе известным, Он уже стучит нетерпеливо По стене хвостом. Так приезжай. Помню все-все-все. Веселый Цинь2).
2. НЕ ПРОШЛО И ДВУХ ДНЕЙ
Ночь. Затихает Коммунальной квартиры Концерт субботний. Скрипки улеглись И фаготы уснули. Запершись, Цинь любуется Неким составом золотистым, Взбалтывая осторожно И чмокая языком. Вдруг в дверь стукнули Громко, а потом тихо Десять раз подряд, На мотив известной всем даосам Песенки: "Поймал меня Тянь-ши3) в бутылку, Да замазать забыл хорошенько". Вздрогнул Цинь - не шпионы ль? А из-под двери - сиянье И кончик хвоста красноватый В щель протиснулся. И ходит игриво. - Отоприте, скорей, отоприте! Отворите - спасаюсь от охоты! - Ляо! - В дверь Лиса ворвалась со смехом Колокольчатым, Как пагода в мае. - Ляо! Как ты выглядишь прекрасно! Не то что твоих шестиста, Тридцати тебе не дашь, плутовка! Я ведь помню тебя лисенком, Диво, как ты мало изменилась! Что ж тут дивного? Не человек я. Ты вот - это вправду диво - Ты такой же красивый и веселый, Как в блаженное время Мин. Ты прямо чудо! Ты знанием небесных тайн владеешь. Я тобой восхищаюсь. Мы все в Поднебесной Следим за твоей работой (Ну, насколько это в наших силах). Все в Китае - духи, зайцы, лисы, Золотые, красные драконы, Сам единорог - Ци-линь могучий Только о тебе и говорят (В последнее время). - Что же обо мне, ничтожном, Вспоминать особам столь почтенным? - Говорят, ты к тайнам жизни Прикоснулся, Кровь души ее сварил, У тебя в руках все судьбы мира, Так болтают. - На, возьми подарок, - Тут Лиса достала из-под юбки В форме голубя бутылку из нефрита, - Знаешь, духи разные бывают, Могут и украсть, они всё могут. Вот бутыль, она - неоткрывашка, Только ты да я открыть сумеем, Влей сюда составчик свой спокойно И шепни такое заклинанье (Тут она на ухо пошептала), И другой никто открыть не сможет. - О, твой подарок кстати! Драгоценность! С тех пор как я добыл состав, Меня тревожат духи, То череп поглядит в окно И расхохочется, то ломятся Драконы ночами в дверь. Теперь надежней будет. Он перелил состав и запечатал. - Присядь. Поешь. Устала ты, наверно? - Да нет, ведь я на облаке попутном Прилетела, Конечно, это долго, но удобно, Уносит ветром то в моря, то в горы, Но у меня с собою был цыпленок, Бутылочка вина (стащила в храме), И почитать что было - Кама-сутра, Да Иакинф Бичурин, Пу-сун-лин. К полуночи сошла я на Дворцовой. Пойдем-ка погуляем, Цинь! Иль, если хочешь, действие состава Мне покажи. - Что ж! Я сотню лет трудился, Но никому еще не хвастался. Смотри! Есть у тебя хоть косточка цыпленка? - Лиса из рукава достала ножку - На, закуси. - Да нет, не для того. - Достал бутыль и капнул осторожно Мерцающую и густую каплю На ножку, сразу ж Прибавились к ней крылья, голова И закричал цыпленок - кукареку (Но только по-китайски - кукаси). А если этим помазать зеркало - Увидишь - свои рожденья И себя в гробу. Но это лишь побочные эффекты, О главном я потом тебе скажу. - Ахти, мне страшно! - пискнула Лисица. Цинь каплю стер с цыпленка, Тот ножкой стал поджаристою в меру, Состав вновь осторожно запечатал И в холодильник дряхлый положил И холодильник тоже запечатал. - Ох, страшно, страшно! Надо прогуляться. Ночей я белых не видала в жизни. Пойдем, голубчик Цинь, пойдем И где-нибудь твой день рожденья Справим, закусим, выпьем, ну пойдем! - Да боязно состав оставить так, Да и устал я... - Пойдем, пойдем, Ну ради старой дружбы! - Цинь засмеялся и махнул рукой.
3
Пару странную видали В переулках у канала - Одноглазый матерщинник И веселая бабенка В ватнике и сапогах. А воздух палевый, Деревья в полной силе, Луна висит когтём, от чарованья Нам помогающим (сегодня не поможет). Они идут, мурлычат, Покачиваясь на ходу - как будто от вина, На самом деле, что счастливы Увидеться они. - Какое счастье! Наконец мы рядом, Уже два века не видались мы. - Но тут - увы! - они проходят мимо Скучающего милиционера, И, удивлен их видом, странной речью, Он говорит им - Ваши документы! Ах, нету? Так пройдемте! - А куда? - - Увидите. Ругаетесь вы матом. - - Мы не ругались вовсе, что вы! Что вы! Вы - власть, а власть мы с детства уважаем. Что, что, а власть мы очень уважаем! - - Нет, все-таки пройдемте! Вы нетрезвы! Ругаетесь. - Да где же мы ругались? - - И представляете для общества опасность. Пройдемте! - Раз так, то поплывемте, поплывемте! ╜ И кинулись в канал и по нему Плывут, как две моторных мощных лодки, А в воду по колено погружаясь. Служивый, говорят, совсем рехнулся И повторял в больнице: поплывемте. Нет документов? Граждане, плывемте! Они же - по Фонтанке в Летний сад.
4
И вот они в закрытом Летнем Густом саду. В такую полночь Неведомо, что делать - Нет сил жить И не жить нет сил. - Как статуи здесь некрасивы, И лебеди клекочут как больные, Но что-то вдруг китайщиной запахло - Откуда бы? - От домика Петрова. Пошли туда, уселись на полянке. Где старец-матерщинник? Где бабенка? Прекрасный юноша в халате, Украшенном драконьими глазами И тиграми (А те носами водят, китайский чуя домик), И дама с веером фламинговым Очаровательна - и на макушке гребень, А в нем жемчужина прозрачная пылает. Лиса из рукава достала Флакончик с рисовой водкой, - Ого! Как хорошо! Сто лет не пил, - Бутылку с тушью, свиток и еду. - Ты, говорят, страдала от любви? Узнав об этом, очень я смеялся, - И в зоопарк как дурочка попала. - Ты помнишь песенку мою, Что все поют в седьмом раю? И, веером кружа, Она запела: Все до фени Ляо-шу-фэнь, Фрейлине великой феи. На пятке - корень чарованья, На сердце - лотоса цветок, На уме - триграммы из И-Цзина. - - Помню, помню! Как я рад, что весела ты! - Отчего ж не веселиться? Я сдала вчера экзамен Строгой матушке Тайшень4) И приблизилась к бессмертью. Мы ведь каждый год должны Их сдавать - я в зоопарке Даром время не теряла! - А какая была тема? - Тема "персиковый цвет". Тут они захохотали (Ведь от бесов помогает Этот персиковый цвет). - Тема очень благодарна. Тут вдруг вспомнил Цинь, Что обещал он угостить свою подругу Фениксовою слюною. Ну, распили по наперстку - Стали легкими такими, Что земля уж их не держит. - Говорят, что твой эстонец Вроде бы совсем зачах И стихов уже не пишет. - О, я вижу, всё ты знаешь! - Ну, драконы ведь летают. - - Что ж? - Зачах - так и бывает. Нам положено, лисицам, человека погубить, А самим нам - все до фени. За нос я его водила И взяла немного силы Для бессмертия лепешек. - Ты б его хоть навестила? Это близко. - Да зачем же? И зачем ему Лисица С родинками на запястье В виде Лебедя созвездья? Что о нем и говорить? - Еще болтают - здесь объявился некий Поэт, стихи подписывает Арно Царт. - Вот самозванец! И хорош собой? В нем силы много жизненной? - Не знаю, все недосуг Мне было повидать, А прозывается Как будто Кри-ву-лин5). - Уж не китаец ли? Я навещу его. К поэтам я питаю с детства слабость. Да вот на той еще неделе С Ли Бо катались в лодке мы. - Так, болтая, выпивали И стихи писали тушью. Выпивали и болтали, Побрели потом куда-то Одноглазый матерщинник И веселая бабенка, Напевая и мурлыча: Все до фени Ляо-шу-фэнь, Фрейлине великой феи.
5
- Я по тебе так тосковал, Лисица, Пойдем домой, пойдем скорей домой. - Пойдем, но после. Лучше погуляем. - Ну, раз уж тебе охота, Пойдем посмотреть на китайцев, Единственных в Петербурге. - - Да кто такие? - Ши-цза6). Слегка уязвленный Цинь Повел ее к этим страшным, Жестоким и маленьким львам. Через Неву пролетели. - Вот они! Отвернулись. Делают вид, что не знают. Забавные всё же зверьки. Про них ходят разные слухи, Говорят - зазевается в полночь Человечек - и утром находят Кровь на пасти Ши-цза. Лиса отвечала в том смысле - что - "Как хорошо, мы не люди, А то нам было бы страшно. Но мы, хвала Небу, не эти Кожаные мешки, В которые вдует ветер - все, что захочет. Ой, прости, я забыла, что ты..." - Ничего, ничего, я тоже Не совсем уже человек. Я их кормил в Новый год Пельменями из пельменной, А если ты дашь им откушать Китайского пирожка, Им будет гораздо легче Стоять здесь еще столетья Под шорох невского льда.
6
- Оживет Любовь от обморока, Удивится - где была? Кажется, я три столетия Сном болезненным спала. Где же я была, шаталась, Где же я, Любовь, была? - Так Лиса лукаво пела, Юбкою гранит мела.
7
Лиса из туфли достала Бумажный кораблик, Плюнула - получилась лодка Деревянная, сели они, поплыли По стеклянным залам белой ночи, По Фонтанке, Мойке и каналам И доплыли даже до залива. Цинь домой Лису просил поехать, Но она все любовалась видом: - Ведь такого нет у нас в Китае. - Так они плавали, плавали До звона в ушах, До прозрачности в глазах, И в ознобе легком наконец-то По каналу повернули к дому. Торопились люди на работу.
8
Дверь открыли - в прихожей Цинь Лису обнимает, целует, А она все смеется звонко. В коридоре стоит соседка, Странно смотрит, к стене прижалась. - Что такое? - Да вот - смотрите! Дверь распахнута в комнату, Холодильник продырявлен Будто пушечным ядром. Цинь побелел. Соседка тараторит - Слышу грохот, вижу - Человек от вас бежит - Рыжий, страшный, Я ему - кто такой? А он как пырскнет! Изо рта огонь! Я испужалась. - Цинь ей говорит - Идите, спите. Уползла соседка. Цинь на пол сел И дышит, как рыба на песке: - Знаю я, кто это, - красный злой дракон! - Это он, конечно, это он! - Смеха колокольчатый звон - Это Лиса смеется и в форточку хочет Пролезть. Цинь в изумленьи руку протянул, Заклятье прошептал - та в воздухе повисла. Теперь я понял - Зачем всю ночь Меня водила! Агент! Шпионка! На кого работаете, госпожа Ляо? - Она же в воздухе застыла, И, как воск на свече, Ее одежда вся оплыла. И в воздухе висит Лысеющая лиска. - Вот хвост отрежу! Что ты - без хвоста? - Взмолилась тут Лиса: - Пусти меня, пусти! Состава не вернуть, Он слишком был опасен В твоих руках. Ты все же человек... - Да знаешь ли ты, старая зверюга, Что я могу в кувшин тебя упрятать, И будешь ты без воздуха и света Томиться век здесь в питерских болотах? - Цинь, миленький, припомни нашу дружбу! Не делай этого. Любовь ты нашу вспомни, Заоблачные песни. Ведь мы с тобою на одной подушке спали И укрывались рукавом одним, Пускай тому три века, Но все-таки! Цинь, миленький! - Цинь отвернулся и махнул рукой. Лиса со свистом в форточку умчалась, Вернулась, заглянула, прошептала: - Прости меня, себе я не хозяйка. Единорог велел. Прости. Прощай! Дней через пять Соседи на полу нашли Холодного и старого китайца.
Февраль 1984 г.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1) Циннобер - киноварь - в даосской алхимии очень важная вещь. 2) Цинь - великий даос-алхимик, и сейчас он близок к разгадке эликсира, обладая которым, можно ни богов не бояться, ни смерти, но не знает он, что многим лестно этот эликсир скорей добыть. 3) Тянь-ши - даосский "папа". 4) Матушка Тайшень - хозяйка святой горы в Китае, покровительница лис. 5) Кри-ву-лин - ленинградский поэт, подражатель Арно Царта. 6) Ши-цза - китайские драконы на Петровской набережной.
А я как почетный тормоз решила таки почитать "Альтиста Данилова". А то планирую-то я давно... и книжка прикуплена... Прочитала несколько глав. Ну, я не знаю... Главное чувство - почему демон??? зачем демон?? И почему все такое... мелкое и душное? (если что, то виновата госпожа Мартынчик, я о ней думаю и читаю, и она, должно быть, влияет )