Погрузились во тьму жизни...
читать дальше Сегодня с Чирковой провели в ИВС три часа, выползли абсолютно без сил… Дело у нас с ней практически общее – все те же мальчики-наркоманчики, по которым НОН проводил контрольную закупку еще в марте. Половина задержанных оказалась у меня, половина у Чирковой. Мы предлагали начальству объединить дела и расследовать одно дело, но они что-то против. Хотя – что так, что эдак, все равно получается отпад, так какая разница?
А сейчас еще наш главный закупщик, обработанный в СИЗО, решил менять показания. Типа мои мальчики-одуванчики совсем не при чем, это все он, он, он… И буквально из штанов выпрыгивает: «допросите меня скорее, я желаю изменить показания!»
Я уже три раза отказывалась писать допрос, предлагала подумать, как следует и не нести бред. Говорю: «Ты соображаешь, что ты на себя берешь? У них изъято героина в особо крупном размере, это двадцать лет, ты что хочешь сесть на двадцать лет?» (у него-то в ходе закупки изъяли полграмма). Я уж молчу о том, что у них при задержании и карманы были набиты героином, и машина, и дом, у них изъяты меченые купюры, в том числе одна – с прежней закупки, которую НОН прошляпил. И они у нас, получается, совсем ничего не знали и не сбывали. Звездный финиш. Они, естественно, ничего не признают и все отрицают. «Что вы, мы с наркотиками – никогда! У нас у самих мама/папа в милиции, неужели мы будем этим заниматься!»
Наркоман говорит: «Пусть лучше двадцать лет, чем я пойду в черную…» И по новой блажит, что желает изменить показания, допросите его немедленно – либо я, либо Чиркова. Но мы с Чирковой отказались его допрашивать, сказали, что должен присутствовать его адвокат. И быстренько удалились, в надежде протянуть время.
Но сегодня адвокат позвонила и сказала, что едет, и вообще, она собирается в отпуск, и хватит бодягу тянуть, надоели. И мы с Чирковой поплелись в ИВС. Идем и никак не можем сообразить, кому лучше вперед допрашивать. У Чирковой он обвиняемый, у меня – свидетель. Чиркова каким-то хитрым образом решила, что лучше мне вперед его допросить. (Ага, решила, что наркоману с адвокатом надоест допрашиваться, и они у нее в допросе откажутся от дачи показаний).
В общем, было ахово – и крик, и мат, и чего только не было…
Я: «Ну ка, сядь нормально, голову доставай из-под стола!» Наркоман (злобно): «Я спать хочу!» Я: «Так ты отказываешься от дачи показаний?» Наркоман: «Нет, допрашивайте меня!» Я: «Так рассказывай!» Наркоман: «Да чего там, напишите, что надо…» (не знает, гад, что рассказывать-то). Я: «Кому надо – мне что ли? У меня уже допрос есть, тебя два часа допрашивали в день закупки.» Адвокат: «А что он раньше-то говорил?» Я: «Да пожалуйста, читайте…» Адвокат: «Ты, дебил несчастный, ты чего лепишь-то? Ты на себя двадцать лет повесить хочешь, что ли?» Наркоман: «Я хочу изменить показания.» Я: «Ну, рассказывай, рассказывай… Не воображай, что если ты заявишь, что меняешь показания, то на этом все кончится, и никто тебя ни о чем не спросит…» Начинает нести бред, как и ожидалось. Типа, это он купил 20г героина (не скажет, у кого), это он расфасовал героин по сверткам и спрятал их по всему дому (сейчас не помнит, где), это он продавал героин направо и налево… Я спрашиваю: «Как фасовал героин?» Наркоман: «На глазок, примерно…» (не знает, что у моих козлов были весы). Через некоторое время спрашиваю: «Были ли в доме какие-либо приспособления для взвешивания?» Вспоминает инструктаж и лепечет, что были весы. Я: «А что же ты говорил, что фасовал героин на глазок». После паузы: «Ну, я редко пользовался весами…» Я: «Зачем тебе тогда весы?» Молчит, не знает, что сказать. И так далее.
И тут адвокат звонит матери наркомана (он еще все это время заявлял претензии, почему к нему мать не приехала) и, поговорив по телефону, брякает: «У тебя отец умер, поэтому мать и не приехала. Сейчас с кладбища едет.» Наркоман: «Как умер?..» Адвокат: «Скоропостижно. Два дня назад, сегодня были похороны.» Тут наркоман подскакивает и с воем начинает колотиться о стенку. Чиркова ускользнула в конвойную. Я говорю: «Ну, мы, значит, сегодня допрос уже не будем продолжать…» Поразительно! Наркоман ревет, но твердит: «Нет, допрашивайте, мне нужно срочно изменить показания…» Чиркова притаскивает кучку таблеток из конвойной аптечки и говорит: «На, пей.» Я: «Что это такое?» Чиркова (тихо): «Да я откуда знаю… Аспирин, наверно. Все равно у них ничего другого не держат.» Никак не можем сообразить с Чирковой и адвокатом, нужно ли сейчас тащить сюда мать наркомана, потому что та по телефону сказала адвокату, что едет абсолютно никакая. Пока соображали, мать приехала. Мы подхватили бумаги и переместились в верхний кабинет, для работы с посетителями.
Мать стоит в черном, с серым лицом. Говорит: «Вот, Женька, отец все…» Наркоман: «Как все?... Он же здоровый был! Он же не болел никогда!» Мать: «Бог знает… не выдержал, от жизни такой…» Чиркова (в сторону): «Что ж, хоть он не дожил до суда, когда единственного сына отправят на зону на двадцать лет…» Мать: «Как двадцать лет, почему? Я же говорила с адвокатом, она сказала, что по первой части много не дадут…» Чиркова: «Так это когда еще было, а сейчас Женя у нас все берет на себя…» Мать: «Как это – берет на себя? Женька, ты чего опять задумал-то? Ты что, хочешь сказать, что и Артем твой не при чем?» Я: «Именно это он и желает сказать, уже три недели…» Мать: «Женька, да ты понимаешь, что я лягу рядом с отцом, ты понимаешь, что я не проживу двадцать лет?!» Наркоман ревет, бормочет, что у него «нет другого выхода». Мать: «Женька, ты же не боялся никогда никого, ты давай, говори, как все было! Ты знаешь, что Артемовы родители уже к Никитке приходили, но он ко мне убежал?» (Никита – это второй наркоман по Чирковскому делу, который опознал моего Артема, что именно он передал Жене-наркоману героин, а тот заплатил ему меченой купюрой, которую потом у Артема и изъяли.) Наркоман (тихо): «Ладно, пусть будет…» Мы с Чирковой: «Остаешься на прежних показаниях?» Наркоман бормочет «да». Мы с Чирковой: «А если эти тебя достали в СИЗО, так мы можем сейчас написать, что ты от дачи показаний отказываешься, и все дела.» В общем, написали, что «ранее я уже давал показания, в настоящее время от дачи показаний отказываюсь» (обтекаемая формулировка). А Чиркова еще в свое дело умудрилась выжать фразу «подтверждаю ранее данные показания» (это которые даны мне в день закупки). Все равно потом эти материалы пойдут на соединение в мое дело!
И мы с Чирковой поспешили с протоколами удалиться, пока еще чего не случилось. Приходим в управу, так Куимова с Красновой заявляют: «Надо было еще раз его допросить, чтобы он снова повторил те же показания, а потом еще рассказал, какое на него оказывали давление, чтобы он изменил показания, и еще раз очную ставку провести!»
Ну, скажите, люди просто на облаках живут… Да тут с трудом удалось добиться фразы «подтверждаю ранее данные» вместо «желаю изменить показания!» Чиркова: «Да этого Женю лучше вообще больше не трогать!» Я: «Если бы мать не уговорила, он бы так и твердил, что это все его!» Куимова: «Ну, надо тогда, наверно, с матерью проводить!» Нормально! Мы же не можем мать на каждое следственное действие приводить и на судебное заседание тоже… А адвокат Артема, можно подумать, ничего не заметит, и вопросов никаких не будет задавать.
Адвокат Артема сегодня сменился. Был уже достаточно гнусный, а стал еще гаже. С утра обрывал телефон, так ему не терпелось познакомиться с делом. Жирный, лоснящийся…
Я говорю Чирковой: «Вроде бы, ходят слухи, что именно этот адвокат курирует поступление наркоты в город…» (и проституцию заодно!) Чиркова (устало): «Чего бы им не ходить, если так и есть…»
Фантастика! Семь лет уже ходят слухи, а ни НОН, ни комитет по наркотикам ничего не предпринимают… Хотя, что тут можно предпринять, если почти все задержанные по наркоте «ничего не видят», «ничего не помнят», «ничего не знают» и вообще «отказываются говорить». Удивляться не приходится.
Ненавижу наркотические дела.