В.В.Вересаев "Записки врача".
"Впоследствии мне пришлось убедиться, что и большинство людей имеет не менее младенческое представление обо всем, что находится перед их глазами, и это их не тяготит. Они покраснеют от стыда, если не сумеют ответить, в каком веке жил Людовик XIV, но легко сознаются в незнании того, что такое угар и отчего светится в темное фосфор."
"Меня поразило, какая существует масса страданий, какое разнообразие самых утонченных, невероятных мук заготовила нам природа - мук, при одном взгляде на которые на душе становилось жутко. Ужасно было не только то, что существуют подобные муки; еще ужаснее было то, как легко они приобретаются, как мало гарантирован от них самый здоровый человек."
"Нужны какие-то идеальные, для нашей жизни совершенно необычные условия, чтобы болезнь стала действительно "случайностью"; при настоящих же условиях болеют все: бедные болеют от нужды, богатые - от довольства; работающие - от напряжения, бездельники - от праздности; неосторожные - от неосторожности, осторожные - от осторожности."
"Для врачей не должно быть ничего невозможного - вот точка зрения, с которой судит большинство."
"Как ни низко ценил я свои врачебные знания, но когда дошло до дела, мне пришлось убедиться, что я оценивал их все-таки слишком высоко. Мы баричами посещали клиники, проводя у постели больного по 10-15 минут; мы с грехом пополам изучали болезни, но о больном человеке не имели даже самого отдаленного представления."
"Я требую, - писал в 1874 году известный немецкий хирург Лангенбек, - чтобы всякий врач, призванный на поле сражения, обладал оперативною техникою настолько же в совершенстве, насколько боевые солдаты владеют военным оружием..." Кому, действительно, может прийти в голову послать в битву солдат, которые никогда не держали в руках ружья, а только видели, как стреляют другие? А между тем, врачи повсюду идут не только на поле сражения, а и вообще в жизнь неловкими рекрутами, не знающими, как взяться за оружие."
"Где шаблон - там ошибок нет, где творчество - там каждую минуту возможна ошибка."
читать дальше
"И сколько таких проклятых вопросов в этой страшной науке, где шагу нельзя ступить, не натолкнувшись на живого человека!"
"Я теперь уж не тот бесстрашный и смелый оператор, каким вы меня знали в Цюрихе, - писал Бильрот Выводцеву. - Теперь при показании к операции я всегда ставлю себе вопрос: допущу ли я на себе сделать операцию, которую хочу сделать на больном?"
"Чтобы отказаться от старого, нужна не меньшая дерзость, чем для того, чтобы ввести новое."
"Мое положение оказывается в высшей степени странным. Я все время хочу лишь одного: не вредить больному, который обращается ко мне за помощью; правило это, казалось бы, настолько элементарно и обязательно, что против него нельзя и спорить; между тем соблюдение его систематически обрекает меня во всем на полную неумелость и полный застой. Каждую дорогу мне загораживает живой человек; я вижу его - и поворачиваю назад. Душевное спокойствие свое этим, разумеется, спасаю, но вопрос остается по-прежнему нерешенным."
"Что, в сущности, понимаю я в больном человек, если не понимаю всего, как могу я к нему подступиться? Часовой механизм неизмеримо проще человеческого организма; а между тем могу ли я взяться за починку часов, если не знаю назначения хотя бы одного, самого ничтожного колесика в часах?"
"При теперешнем несовершенстве теоретической медицины медицина практическая может быть только искусством, а не наукой. Будь на моем месте настоящий врач, он мог бы поставить правильный диагноз: его совершенно особенная творческая наблюдательность уцепилась бы за массу неуловимых признаков, бессознательным вдохновением он возместил бы отсутствие ясных симптомов и почуял бы то, чего не в силах познать."
"Кое-как я нес свои обязанности, горько смеясь в душе над больными, которые имели наивность обращаться ко мне за помощью: они, как и я раньше, думают, что тот, кто прошел медицинский факультет, есть уже врач, они не знают, что врачей на свете так же мало, как и поэтов, что врач - ординарный человек при теперешнем состоянии науки - бессмыслица."
"Методы и пути науки составляют в каждой науке самую ее трудную часть; как могут браться судить о них профаны?"
"Наука тогда только и наука, когда она не регулирует и не связывает себя вопросом о непосредственной пользе."
"Академическая ученость почти всегда является носительницею рутины. когда Гельмгольц открыл свой закон сохранения энергии, то Академия наук, как сам он рассказывает, признала его работу "бессмысленными и пустыми умствованиями."
"Там, где человек не видит угрозы своей выгоде, он легко способен быть и честным и гуманным."
"Заметка эта случайно попалась мне на глаза; я легко мог бы ее и не прочесть, а между тем, если бы в будущем нечто подобное произошло со мною, то мне уже не было бы оправдания: теперь такой случай опубликован... Я должен все знать, все помнить, все уметь, - но разве же это по силам человеку?!"
"Здоровые люди говорят о медицине и рвачах с усмешкою, больные, которым медицина не помогла, говорят о ней с ярой ненавистью."
"На невежественной вере во всесилие медицины основываются те преувеличенные требования к ней, которые являются для врача проклятием и связывают его по рукам и ногам."
"Только постепенно я понял, что в действительности значит, когда больной хочет правды, уверяя, что не боится смерти; это значит: "Если надежды нет, то лги мне так, чтоб я ни на секунду не усомнился, что ты говоришь правду."
"Врач может обладать громадным распознавательным талантом, уметь улавливать самые тонкие детали действия своих назначений - и все это останется бесплодным, если у него нет способности покорять и подчинять себе душу больного."
"Вообще, став врачом, я совершенно потерял представление о том, что, собственно, свойственно человеку."
"Не может существовать такой науки, которая бы научила залечивать язвы с торчащими в них гвоздями; наука может только указывать на то, что человечество так не может жить, что необходимо прежде всего вырвать из язв гвозди."
"Факт остается фактом: естественный отбор все больше прекращает свое действие, медицина все больше способствует этому, а взамен не дает ничего, хоть сколько-нибудь заменяющего его."
"Мы и в настоящее время живем в непрерывном опьянении; со временем вино, табак, чай окажутся слишком слабыми возбудителями, и человечество перейдет к новым, более сильным ядам."
"Если до сих пор мозг развивался, поедая тело, то это еще не значит, что иначе он и не может развиваться."
"Конечно, вовсе не желательно, чтоб человек превратился в жвачное животное. Но неужели отсюда следует, что он должен превратиться в живой препарат мозга, способный существовать только в герметически закупоренной склянке?"
"Будущее, такое радостное в общественном отношении, в отношении жизни самого организма безнадежно-мрачно и скудно: ненужность физического труда, телесное рабство, жир вместо мускулов, жизнь ненаблюдательная и близорукая - без природы, без широкого горизонта..."
"Медицина может самым настойчивым образом указывать человеку на необходимость всестороннего физического развития - все ее требования будут по отношению к взрослым людям разбиваться об условия жизни, как они разбиваются и теперь по отношению к интеллигенции. Чтоб развиваться физически, взрослый человек должен физически работать, а не "упражняться".
"Все больше я стал убеждаться, что и вообще нужно прежде всего выработать в себе глубокое,полнейшее безразличие к чувству пациента. Иначе двадцать раз сойдешь с ума от отчаяния и тоски. Да, не нужно ничего принимать к сердцу, нужно стоять выше страданий, отчаяния, ненависти, смотреть на каждого больного как на невменяемого, от которого ничего не оскорбительно."
"Где же найти границу, где могли бы жить и врач, и больной, и сумею ли я сам всегда удержаться на этой границе?"
"Обществу известны светлые образы самоотверженных врачей-бессребренников, и такими оно хочет видеть всех врачей. Желание, конечно, вполне понятное; но ведь было бы еще лучше, если бы и само общество состояло сплошь из идеальных людей."
"Для обыкновенного среднего человека доброе дело есть нечто экстраординарное и очень редкое, для среднего врача оно совершенно обычно."
"У нас общество не хочет затруднять себя лишними хлопотами; всю тяжесть оно сваливает со своих плеч на плечи единичных людей и жестоко карает их в случае, если они отказываются нести эту тяжесть."