А.Н.Толстой, из писем.
"Эх, мамуня, посмотрел бы я на Киев. Ты такие чудеса рассказываешь, что инда ужасть, не веришь."
"Написав письмо, я подскочил диким козлом (но не так, конечно, высоко и изящно) и побежал к гостям."
"Воскресенье провели мы ужасно весело. Ух! Хоть Аркадий Иванович говорит, что в многословии несть спасения, однако поупражняться ничего."
"Тополя у нас перед домом ужасно хорошо было пошли, но вдруг в один прекрасный день их почти половину обглодали верблюды, такая досада, это к твоему-то приезду."
//Бостром Толстому// "Страйся, дружочек. И для каникул старайся, и еще больше для жизни. Кроме знаний, у тебя не будет ничего для борьбы за существование. Помощи ниоткуда. Напротив, все будут вредить нам с тобой за то, что мы не совсем заурядные люди."
//мать Толстому// "Ты торопился уехать и не подумал проститься с Сашей, он тебе не нужен стал, как только тебя потянуло чувство более сильное. Мне стало обидно за Сашу. Думается мне, он тебя любит и ему больно стало видеть, что ты не платишь ему тем же. Знаешь, наш разговор по поводу прошедшей дружбы запал мне в память. Он показал мне в глубине твоей души опасный холодок, который ты не замечаешь и которому ты потворствуешь... Правду я говорю или ошибаюсь? Мне бы очень хотелось знать. Во всяком случае, даже если холод и есть, дело не безнадежно. Я вполне уверена, что альтруизм можно в себе развить постоянной думой о других, а не только о своих интересах. Мне могут сказать: зачем ты стараешься развить в нем доброе сердце и любовь к людям? Холодным людям легче на свете живется. Может быть. Но человек без любви - это все равно как человек без зрения, или без слуха, или без обоняния. Ему чего-то не достает для того, чтобы быть вполне человеком, и человеком счастливым. Много лишних терзаний испытывает человек любящий, но зато сколько лишних радостей. Любовь - это лишний орган в человеческом организме, доставляющий ему самому сильные ощущения."
"Знаешь, над чем я теперь работаю: отучаюсь думать и говорить только о самом себе. Оказывается, какая вещь, о чем бы ни заговорили, на за столом, что ли, я сейчас съезжаю на самого себя и начинаю - а я и т.д."
"Бывает два рода людей. Одни живут для себя, другие - для других. Не трудно мне было понять, что я принадлежу к первой группе."
читать дальше
//мать Толстому// "Случается сплошь дя рядом, что дети часто узнают о любви родителей, когда их нет уже на свете. Так эта любовь, как мертвая, пропадает даром, если ее никто не ощущает."
"В университете занятия начались, но студенты-забастовщики лупят студентов- не забастовщиков, и обратно."
"Мы с Юлей решили, что, кроме как эти пять лет, никогда больше в Питере не жить. Тут все кверху ногами."
"О, чтобы черт побрал этот проклятый город. Все можно простить, только не превращение весны в зиму."
"Весна, весна, дорогие мои родители, сижу с открытой форточкой, на столе геодезия, а голова в пространстве."
"Пишу карандашом, ибо нет чернил, а покупать не стану, все равно высохнут."
"Был в Саксонской Швейцарии. Головокружительная красота. Вообще здесь жизнь хорошая, светлая, и благоприятные условия, чтобы сделать ее таковой, хотя на немцев это не действует - они знают свое пиво и больше ничего. Зато иностранцы чувствуют и живут за них."
"Я, знаешь ли, думаю выпустить сборник своих стихов. Накупил я сборников всевозможных поэтов целую кучу и вижу, что мои стихи лучше многих из них."
"Смех - ядовитая штука: припечатает человека, даже и в гробу будет строить рожи."
"Волошин, Бальмонт, Брюсов, Минский, Вилькина, Венгерова, Ольштейн сказали, что я оригинальный и крупный талант, я не хвалюсь тебе, потому что талант есть что-то вне нас, о чем можно говорить объективно. Это столь же принадлежит мне, как и другому, все равно как драгоценное ожерелье."
"Трудно будет переходить на российский режим с бессонными ночами, бессмысленными кутежами, от которых теперь по возможности думаю уклониться, но это страшно трудно в литературном мире, так как все там пьяницы."
"В Петербурге хорошо поскандалить, но работать трудно."
"Ужасно трудно соединить и жизнь, и работу (литературную), одно из другой все время вышибает, и ходишь иногда как слепой."
"Я никак не могу найти ряда моих символов для нынешнего дня, облечь пережитое вчера в формы искусства. Древность же окрашена в прекрасные цвета, и легко брать от нее то, что пришлось по душе, по плечу."
"Когда я начал писать стихи, было желание уверовать в бога или хоть в черта, во что-нибудь непонятное, чтобы видеть не отсветы закатного солнца в облаках, а края ризы или пролитое вино и т.д."
"Очень недурные стихи, но все-таки не цветы, а стихи; сделано, спето, а не колдовски сказано. Правда, что поэзия - колдовские слова."
"Кузмин в Петербурге пишет балет, Гумилев с женой в Царском, Ауслендер катается на пароходе. Новости эти, конечно, для тебя неинтересны, но я их сообщил, чтобы ты не думал, что я живу по-свински, ни о ком не думая."
"Бог с ним, с Петербургом. Третьего дня, например, у Куприна было с Л.Андреевым столкновение, да такое, что Андреев остался едва жив. Скоро, должно быть, у нас будут ходить в толедских кольчугах под платьем и вооруженные."