Братья Гонкур "Дневник".
"Флобер: "А в общем, работа - все-таки лучшее средство хоть что-то стибрить у жизни!"
"Слова! Слова! Религия милосердия сжигает, религия братства гильотинирует... История! Революции! Афиша, всегда противоречащая тому, что происходит на сцене!"
"Флобер: "Гюго не мыслитель, он сама природа! Врос в нее по пояс. В крови у него древесный сок."
"Искусство нравиться как будто просто. Надо соблюдать только два правила: не говорить другим о себе и постоянно говорить о них самих."
"Просвещенный и действительно разумный человек не должен быть даже атеистом, не должен исповедовать даже эту отрицательную религию."
"Ничто так не помогает увидеть недостатки собственного стиля, как опусы ученика."
"Нет ничего более похожего на оригинал, чем удачная карикатура, - и ничего менее похожего, чем карикатуры неудачные."
"Я задаю себе вопрос: не убавилось ли правды на свете из-за книгопечатания, не придал ли Гутенберг крылья всяческому вранью. В иные дни пресса мне кажется подобной солнцу: она ослепляет!"
"Писать на публику? Но разве любой почетный успех, завидный успех прочной славы не насиловал вкусов публики, не создавал ее для себя, не заставлял ее считаться с ним? Возьмите все великие произведения, - они поднимают читателя до себя, а не опускаются до него... А затем, о какой публике речь? О публике из кофейни "Варьете" или Кастельнодари, о публике вчерашнего вечера или завтрашнего утра?"
"Что вы мне толкуете о том, как трудно, основываясь на разуме, верить в религиозные догмы! Что ж, верьте, основываясь на опыте, во все социальные догмы, в догму Правосудия! Верьте, что существуют судьи, которые судят так, как велит им совесть, а не так, как выгодно для их карьеры! Не правда ли, какое великолепное таинство: человек, переодевшись в судейскую мантию, тут же сбрасывает с себя все человеческие страсти и низости?"
читать дальше
"С недавних пор у людей, несведущих в истории, появилась новая иллюзия: они думают, что человечество получает в республике окончательную форму правления и что эта окончательная и высшая форма обеспечивает ему большее благосостояние и более высокую нравственность. Всякий социальный прогресс имеет свою оборотную сторону. Если нынешние поколения и приобрели кое-какие новые материальные блага, то эти блага уравновешиваются тысячью моральных болезней, и это заставляет меня сравнивать прогресс и излечением от лишаев, возможным лишь при помощи средств, вредоносных для легких или мочевого пузыря."
"Одна за другой появляются гнусные книжонки, которые правительство терпит, разрешает, отнюдь не преследуя их авторов. Я только что прочел одну такую книжонку под названием "Милашки", где черным по белому напечатано слово "ж...". Остальное можно себе представить! Порнографическая литература вполне устраивает нашу империю - ведь такая литература ей служит. Народы, как и львов, укрощают посредством мастурбации."
"Готье:
"А знаете, что мне однажды сказал Пеллетен? Я спросил его: "Почему ты всегда говоришь только о политике, но не о литературе? Он мне ответил с улыбкой, которая ему так шла, потому что он был молод и красив, не то что теперь, когда он похож на Мефистофеля: "Всегда надо взывать к ненависти - тебя наверняка услышат." Тогда я ему сказал: "Если я когда-нибудь хоть на два часа приду к власти, я отправлю тебя на гильотину."
"... Смотря по обстоятельствам, он хвастается тем, что он сын рыночной торговки, или тем, что ведет свою родословную с 1300 года."
"Меня забавляет и вместе с тем приводит в отчаяние, что главным средством урегулирования отношений между людьми все еще остается война."
"Всякий пишущий человек склонен презирать публику, которая будет его читать завтра, и уважать публику, которая будет его читать через год."
"Странная вещь: мы, туристы и поклонники Ватто, едем по железной дороге через всю Германию, которую наш отец изъездил солдатом, на боевом коне, осыпаемый пулями. Мы следуем по тому пути, на котором Франция сеяла человеческие кости - так Мальчик-с-пальчик, чтобы найти дорогу домой, оставлял за собой кусочки хлеба."
"Перед каким-то дурацким, скверно написанным портретом он восклицает: "Какая убежденность, какая искренность!" Перед плохой мадонной, которая закрывает глаза, умирая: "Какое чувство! Это последнее слово мистического искусства!" Перед "Рыцарем Баумгартнером" Дюрера, который изобразил его в позе отдыхающего: "Какая усталость! Это усталость рыцарства: феодальный строй умирает." Он же говорил перед Сикстинской мадонной: "Какого ужаса полон взгляд богоматери. Она держит величественного младенца так, словно у нее на руках тяжесть всего мира..." Я всегда отношусь недоверчиво к людям, которые приписывают картинам столько идей. Боюсь, что они не видят этих картин."
"Новое, доселе неизвестное ощущение, симптоматичное для новых обществ, сложившихся после 1789 года, это ощущение, что существующий социальный строй продержится не больше десяти лет. Со времени Революции общества больны; и даже выздоравливая, они чувствуют, что снова занедужат. Идея относительности принципов и недолговечности правительств проникла во все умы. В XVIII веке только король говорил: "Это продлится, пока я жив." Теперь привилегия так говорить и думать распространилась на всех."
"Поэты и мыслители - это больные: Ватто, Вольтер, Гейне... Похоже на то, что мысль вызывает недомогание, расстройство, болезнь. Тело, по-видимому, неподходящее вместилище для души."
"Глупо жить в переходное время: чувствуешь себя неприютно, как человек, вселившийся в только что отстроенный дом."
"Хотите, я вам изложу в двух словах мораль "литераторов"? Книга - это порядочный человек, газета - публичная девка."
"Если какой-нибудь тип в книге или пьесе имел своей отправной точкой чистую фантазию, вы можете быть уверены, что это фальшивое произведение."
"Правда - сущность всякого искусства, его основа, его совесть. Но почему же правдивость не приносит духу полного удовлетвоерния? Не нужна ли примесь лжи, для того,чтобы произведение воспринималось потомством как шедевр?"
"Жаль, что писатели не могу еще при жизни получить деньги, которые тратятся на их похороны."
"Человеку свойственно чувство отвращения к действительности. Опьянение вином, любовь, труд - вот те идеальные возбуждающие средства, с помощью которых он старается уйти от нее."
"Книга должна быть написана художником или мыслителем. Иначе она - ничто."
"Гюго: "Данте создал свой ад, пользуясь вымыслом, я попытался создать ад, основываясь на действительности."
"Аллея попугаев в Зоологическом саду. Эти разноцветные птицы с механическими голосами могут оказаться заколдованными душами журналистов, без конца повторявших одно и то же."
"Цареубийство - это пароксизм общественного мнения."
"Все великие произведения искусства, которые считаются идеалом прекрасного, были созданы в эпохи, не знавшие канонов прекрасного, или же художниками, не имевшими понятия об этих канонах."
"История - это роман, который был; роман - это история, которая могла бы быть."
"То, что происходит в наши дни, - еще не нашествие варваров, это нашествие шарлатанов."
"Человек становится тем, чем он должен быть. Истинное призвание, истинный талант, одаренность обладаю силою пара - всегда наступит момент, когда они вырвутся наружу."
"На представлении ожидался чуть ли не открытый бунт - какие-то молокососы собирались якобы закричать "бис" в ту минуту, когда Наполеон произносит слова отречения. И ничего этого не случилось. Бунт был усмирен скукой. Пьеса Сежура способна была бы усыпить самое Революцию."
//про "Отверженных" Гюго// "Если немного поразмыслить, это немного забавно - заработать десять тысяч франков, проливая слезы по поводу народных несчастий и нищеты."
"Характерные черты и вкусы французского народа нашли превосходное воплощение в наших королях... Наполеон - это наша любовница, наша Слава."