Александр Бенуа "Дневник 1908-1916".
"Придя к Сереже //Дягилеву// в 9.30 часов, застал там "большую тревогу". Приехал хор, но по какому-то недоразумению не заплатил за последнюю часть пути. Их не пускают с вокзала - требуют деньги за три дня. Я с Мавриным поехал в "Лионский кредит" доставать по чеку деньги, а Сережа на станцию - успокаивать. Когда мы подъехали с мешком золота и серебра, то уже застали полное успокоение. Но какие же они страшилки, какие оборванцы! Сразу их кто-то надул, обворовал, и они полны негодования на Париж и французов."
"Все стоит. Нет ни людей, ни помещения, ни мебели. Во многом виноват сам Сережа, который восстановил против себя своим генеральским видом, финансовыми прижимами, а главное - плохо скрываемой ненавистью к французам, которая прорывается на каждом шагу."
"В 9 часов облачился во фрак и пошел в оперу. Я прослушал Сен-Санса оперу "Самсон и Далила" и музыку Лало "Намуна". И то и другое меня убедило безусловно, что пора нам учить наших учителей-французов. Что за пошлость и безвкусие!"
"День был сегодня мучительный. С величайшим трудом достали мы с улицы трех рабочих, чтобы они помогли нам таскать вещи."
"Весь мой день ушел на таскание костюмов и уборов на 10-й этаж Оперы. Как это весело и интересно! Вообще, что за махина и клоака этот Гранд Опера! В нем почему-то нет никакой поэзии."
"Приехали почти все артисты. Шаляпина сегодня на репетиции качали... Шаляпин целовался со мной взасос, но это только артистический балаган."
"Забавно было наблюдать, как три молоденькие танцовщицы все время прибегают из Фоли-Бержер смотреть на чудовищ-ирусских. Они в рабочих грубых трико и в смешных панталошках."
"С 12 до 1 часа присутствовал при репетиции полного действия. Общими усилиями учили дуру Ермоленко и фатишку Смирнова изображать умную Марину и героя-самозванца. Кое-чего добились, полонез выходит так себе, но все же лучше, чем вчера."
читать дальше
"С утра должны начаться пробы декораций, но если мы с ними не поспеем или машинисты не придут, то получится чертовский скандал. Скандал мне лично не страшен. Почему бы не поскандалить?"
"Сережа как породистый игрок любит кокетничать с Фортуной: "Авось вывезет!" - это его негласный девиз. И когда вывозит, то он вдвойне блаженствует: ибо приятно, что опасность миновала, и лестно чувствовать на себе покровительство каких-то высших сил."
"Его //Дягилева// громадный, его главный талант - находить людей и высасывать из них соки. Это он делает виртуозно."
"Вчера Санин напутал с освещением и с самого почти начала все шло в потемках. С Шаляпиным от раздражения и сдерживаемого бешенства чуть не сделался настоящий нервный припадок."
"Кончили мы вечер в кафе "Париж", ужиная с Сережей и с четой Бенардаки... Мадам Бенардаки была буквально усыпана бриллиантами и жемчугом. Вероятно, благодаря этому нам написали нагло фантастический счет."
"Вчера прошел второй спектакль, еще глаже, чем первый, и дело налажено вполне. Я глядел из самой средней ложи, и оттуда картины великолепны (кроме первой, которая - совершенный лубок). Мой полонез выходит удивительно красивым и старинным. Успех был потрясающий. Отдельно вызвали несколько раз хор. Зал полный, за исключением нескольких мест в одной ложе. Оркестр каждый раз неистово вызывает артистов. Директора сохнут от зависти и злобы. Как верно говорит критик Белленд: после таких спектаклей никто не захочет смотреть на ординарную стряпню Опера."
"Я вынужден был, стоя на высочайшей лестнице, заделывать пастелью отлупившиеся места на задней декорации 1-й картины. Чтобы не замараться, одел длинную монашескую рясу, сохранив цилиндр на голове."
"Салон (Шамп де Марс). Чудовищная гадость! Ни за что не пойду к Симонам и Менарам. С авторами таких картин лучше не быть знакомыми."
"В 9 часов поехал на сенсационную пьесу "Король с брассером", но не нашли мест - опоздали. В Гиньоле тоже все занято. Зашли в Мулен-Руж, где шла глупейшая оперетка и где за 1ф. в отдельном кабинете показывают Ню эстетическое (некрасивые девки наполовину в трико принимают глупейшие позы)."
"Сегодня утром в Венецию. Бодр. Да и так и быть, когда прямо в раю. Все же я архитектор в душе и здесь среди колонн и пилястр я буквально как магометанин среди гурий."
"Фокин на случай отъезда Кшесинской хочет приготовить втихомолку Павлову. ... Весь день у Павловой с Фокиным и Черепниным. Она очень подвижная, как будто действительно зачарованная."
"Вчера Дурново получил телеграмму Сережи, чтобы искал деньги, - "иначе сядем".
"Осталась всего неделя до спектакля, а декорации и костюмы еще не пришли. Между тем первые нужно дописывать, монтировать и производить с ними репетиции, так как они очень сложны. А вторые - не проверены, не примерены, и ожидается мильон сюрпризов."
"Одно время нас пугало известие, что полиция требует, чтобы декорации были огнеупорными, но, кажется, Сережа это устранил."
"Идет разборка костюмов, я в ужасе от их дешевки, после того, что я видел изысканные костюмы в Шатле. Необходимо богатеть."
"Взбесил меня Фокин, который, репетируя с французскими бойкими и смышлеными детьми, как пьяный мужик, орал на них за то, что они его не понимают."
"... После гениального действия "Игоря" ничего не выдержит: половецкие танцы так хороши, что я до боли стиснул руку Щербатова, с которым стоял в проходе."
"Какая пропасть между Нижинским и каким-нибудь тенором Смирновым. Одним владеет какой-то бог, а в другом лишь желание понравиться шикарным дамам и получить побольше рублей."
"Странно, жена ненавидит этот театральный мир. А я чувствую себя как рыба в воде и вне сцены не понимаю мира. Это во мне с детства... Может, во мне говорит и атавизм. Ведь с материнской стороны и дед, и прадед, и прапрадед были театральными людьми. У меня какой-то культ рампы, подмостков, кулис - всей кухни, всей секретной стороны закулисья. Я люблю театр как зрелище, но я еще более люблю театр как действие."
"Дела наши идут скорее нормально. Каждый день скандал. Шаляпин поругался на репетиции с Касторским, он сделал ему замечание относительно манеры петь, Шаляпин обозвал его."
"Сережа весь ушел в свой роман с Нижинским и лишь изредка вспыхивает энергией. Все безумно устали и мечтают о конце... Мне надоела оперная сцена с ее уродливыми хористами, с манекеном Черепниным, с трагическим озабоченным Саниным и совсем не занимательной "Псковитянкой" - лишь дал кое-какие распоряжения о бутафории, костюмах, декорациях. Послали телеграмму - вызов Баксту, который поведет дело. Но спектакли не могут без меня обойтись, ибо я один могу мирить французов с русскими, у одного меня хватает терпения возиться с костюмерами, машинистами, аксессуарами."
"Лишь часть премьеры "Псковитянки" я просидел в театре, но и то не в зрительном зале, а за кулисами, среди бутафории, лошадей, столов и статистов, разодетых в боярские костюмы."
"Вот что поразительно: пошлая декорация, этот "будуар Венеры", действительно превратился в волшебный подземный мир, с неисходимыми галереями и с неизведанными манящими глубинами. Ни минуты во время этого балета не казалось, что вот это - кулисы, что за ними стоят пожарные, г-н Крупенский и всякий чин. Да и теперь я этому не верю, не могу поверить."
"Вчера на сцене - ужасное несчастье. Куратор, заведующий билетами и афишами, провалился в люк и расшибся до смерти. Случилось это во время репетиции 2-й картины "Павильона Армиды", в момент, когда из пола появляется Х. Этот дешевый эффект Фокина всегда меня мучил. Фокин на краю истерики. Сережа мрачен."
"К нам присоединился Шаляпин, который заставил меня полночи гулять по садам казино и улицам Монте-Карло, все стараясь оправдать свое коленопреклонении в Мариинском театре. Я ненавижу разговоры с ним, ибо это сплошное хамство по тону, по выражению, с очень для меня прозрачным хитрением. Но уйти от этого дьявола невозможно. Это человек, помешанный на идее своей громадности, и в то же время чувствует, что падает. Вчера он проиграл 9000 фр. Как же после этого не продавать себя прихвостням - Гинзбургу и ему подобным."
"Вчера состоялась премьера "Призрака розы" Два дня Сережа, Аллегри и Мария Степановна обшивали душку Нижинского. И вообще Сережа волновался, точно сам впервые выступает."
"С Серовым ходить по музеям и церквам - мука. Он сейчас же устает, начинает торопиться или же во всем старается выказать свой строгий, неумолимый вкус. Меня же вещи интересуют "по-всякому", и многое, что ему кажется вздором, для меня в каком-нибудь отношении - драгоценность."