[soliden]

"Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792-1826". Мутное название, отдающее дамским романом... В действительности, это письма Елизаветы (которая супруга Александра I), написанные матери. Писем не так уж много, бывает, что по одному-два письма в год. Это потому что Елизавета писала "с оказией", через доверенных лиц, не доверяя официальной почте, которую просматривали.
Но не подумайте чего такого... сенсационного. Почти ничего нет. Просто тихие, печальные письма от тихой, несчастной женщины. Я так понимаю, императрица Елизавета практически не оставила никаких следов в нашей истории. Да даже в своих собственных письмах она настолько незаметна, что при чтении я часто себя ловила на проскальзывании - скорее дочитать до того, до этого, что там будет про убийство Павла, про Наполеона, про еще что-то там. (Не лишку) А так-то, вообще-то, здесь жизнь у человека проходит. Так что мне стало стыдно.
Как я уловила по письмам, Елизавета, можно сказать, совсем не подходила для той роли, на которую ее выбрали... Замкнутая, робкая девушка, которая скромно предполагала стать женой одного из многочисленных германских князей, провести умеренно тихую жизнь, может, немного попутешествовать. Она совсем не мечтала стать императрицей огромной страны, где зимой слишком холодно, летом слишком жарко, где постоянно происходят какие-нибудь катаклизмы... Тут нужно иметь стальные нервы и героическую натуру. А она любила проводить время в одиночестве (или с немногими доверенными лицами, главным образом, сестрами-кузинами), читать, мечтать... Протокольные мероприятия и светские развлечения утомляли ее и доводили до отчаяния. Императорская семья относилась к ней неприязненно (судя по письмам). Где уж тут вести большую политику, руководить, направлять, влиять и т.д. - что там еще должны делать царствующие особы для успешного царствования. Да что говорить - она даже до самой смерти так и не может осознать себя императрицей - императрицей она всегда называет свекровь (жену Павла) - которая по письмам производит впечатление стервозной дуры женщины со вздорным характером и не особо умной. Печальный случай.
Если подумать - судя по редким упоминаниям в письмах, то и Александр I тоже не сильно подходил для своей роли. Может, даже, они хорошо подходили друг другу по характеру и смогли бы неплохо совместно жить - если бы не находились на императорском троне. Но, по крайней мере, оба держали лицо.
В очередной раз думаю, что история с мифическим побегом Александра, который якобы стал каким-то монахом - полный бред. Вот тут и Елизавета подробно описывает смерть Александра, при этом явно находясь в шоковом состоянии. Неужели она врать будет? Она же не Штирлиц... Кстати, Елизавета пережила супруга всего на несколько месяцев.

"Маменька, помните мои слова, что я не смогу остаться здесь? Но теперь переменилась, весьма переменилась, и все время вспоминаю, как вы говорили, что мне тут непременно понравится. Присовокупите сюда еще, что великий князь Александр весьма для меня приятен и, кажется, отвечает мне тем же."

"Ах, маменька, как и сказать вам о несчастном событии, которое опечалит вас не менее, чем меня. Императрицы уже нет! Она скончалась вчера около десяти часов вечера. Нет сил писать об этом подробнее, любезная маменька, поверьте, я едва могу собраться с мыслями, кажется, что это какой-то непробудный сон."

"Не сомневаюсь, любезная маменька, что кончина доброй нашей Императрицы опечалила вас, а сама я, поверьте, не в силах забыть ее. Вы не представляете, насколько все перевернулось, вплоть до последних мелочей. О, сколь тяжко всегда начало царствования! Вы не можете представить себе воцарившейся ужасающей пустоты, уныния, сумрачности, кои овладели всеми вокруг, кроме новых Величеств. О! Я была совершенно скандализована, сколь мало горести явилось у Императора: казалось, только что умер его отец, а не мать; лишь о нем он говорил, развешивал его портреты по всем покоям, и ни единого слова о матери, кроме неудовольствия и порицания всего, что делалось при ней."

"В шесть часов вечера пришел мой муж, которого я не видела весь день; Императрица еще дышала, но он был уже в новом мундире. У Императора не нашлось более спешных дел, чем одеть сыновей своих в новую униформу. Согласитесь, маменька, какое убожество!"

"Солдаты кричали "Ура!", это их боевой клич, каковой всеми силами хотят переменить на "Виват!", но зачем ломать язык?"

"Сейчас все уже спокойно, но позавчерашняя ночь была ужасна. Случилось то, чего можно было давно опасаться: мятеж гвардии, а, вернее, гвардейских офицеров. В полночь они прошли к Императору в Михайловский дворец, а когда вся эта толпа вышла оттуда, его уже не было в живых. Уверяют, будто от страха с ним случился апоплексический удар, но здесь, несомненно, преступление, которое заставляет содрогнуться все хоть сколько-нибудь чувствительные души. Без сомнения, Россия облегченно вздохнет после четырехлетнего угнетения, и если бы жизнь Императора завершилась естественной смертью, я, может быть, не чувствовала бы того, что испытываю сейчас. Невозможно описать донесшиеся до нас шум, смятение и радостные крики, которые до сих пор звучат в моих ушах."

"Осмелюсь сказать, маменька, что теперь вы будете довольны моими политическими мнениями. Революцию я одобряла только по недомыслию; окружавший меня деспотизм лишал меня способности беспристрастного суждения: я хотела видеть бедную Россию счастливой, чего бы это ни стоило. Видя начинающееся брожение и ропот, я писала папа, что надобно опасаться всенародного бунта, и знаю, какие могут быть из этого следствия."

"Уверена, что в Германии очень плохо знают обо всем происходящем здесь. Быть может, вас уже убедили, что русские сбежали в Сибирь, хотя мы остаемся в Петербурге и готовы ко всему, кроме переговоров. Чем дальше идет Наполеон, тем менее у него должно быть надежд на мир. Каждый шаг по необъятной России приближает его к пропасти! Мы еще посмотрим, как он перенесет зиму!"

"Не знаю, почему, но именно в Царском Селе меня преследуют воспоминания первой молодости: все здесь слишком напоминает о царствовании Императрицы Екатерины! Но уверяю вас, любезнейшая маменька, если настоящее приносит, хоть что-нибудь мало-мальски хорошее, я не позволяю себе думать ни о прошлом, ни о будущем."

"Есть ли у вас надежда, любезная маменька, что сей год будет благополучным? Вы радуетесь холодам, как чему-то необходимому. Жаль, что мы не может поделиться ими!"

"Император уехал только сегодня утром между шестью и семью часами, притом инкогнито: поскольку он назначил отъезд на вчерашний вечер и велел никому не провожать его, все, естественно, еще спали. Таков его обычай, так ему нравится."

"Императрица не менее сожалеет об удовольствиях своего путешествия, чем о дочери //скончавшейся//. Теперь ей здесь все не нравится: погода, общество, и, послушав ее, можно подумать, что она провела полжизни где-то в другом месте. Ее просто снедает нетерпение снова поехать в чужие края. Тем временем в газетах печатают трогательные статьи о глубоко удрученной матери, которая на самом деле уже через две недели после моего приезда болтала о туалетах и светских новостях, как будто вообще ничего не случилось. Занятно читать сии газетные статейки, когда сама видишь все вблизи."

"Завтра у меня маленький праздник: уже во второй раз я проведу часть утра в архиве. Сие не только развлекает меня, но и питает мои интересы. Ничто так не приятно мне, как это историческое старье."

"Жизнь наша протекает в величайшем уединении. И отнюдь не из-за расположения духа Императора после постигшей его утраты, как пишут газеты, но единственно по обыкновенной его склонности - общество стесняет его, а поелику он не любит затруднять себя, то и живет по своему вкусу. К сожалению, я предвижу, что летом, когда общество наименее приятно, мы опять, как и в прошлом году, увязнем в царскосельской суете."

"Ныне у нас праздник Богоявления, хотя и без военного парада по причине 22-градусного мороза. Тем не менее, Император участвовал в крестном ходе с обнаженной головой и без шубы, что весьма меня обеспокоило, особливо после недавних его головных болей. Слава Богу, все обошлось, но когда он со своей свитой воротился к нам, у каждого какая-нибудь часть тела была отморожена."

"Некая особа, с которой я отнюдь не на доверительной ноге, сказала мне поразительную вещь... Она с таким упорством видит Николая и его потомство на троне, что это испугало бы меня, если бы речь шла о ком-нибудь другом."

"Для меня процесс езды весьма неприятен, я всегда радуюсь окончанию оного и за себя, и за близких моему сердцу. Другое дело Император, которого я жалею меньше всех, ведь ему нравится езда сама по себе, независимо от цели. Он даже говорит, будто нигде так хорошо себя не чувствует, как в коляске. Это, конечно, от того, что тогда ему никто не надоедает, как оно бывает повсюду, где бы он ни появлялся."

"Меня надолго прервал господин Карамзин, явившийся сообщить о родах сей ночью своей жены. Однако никак не получалось связного разговора. Целых полчаса он убеждал меня в том, что по характеру своему он человек молчаливый."

"Гнусная эта политика снова начинает отравлять всем кровь! Надеялись, что она умрет вместе с Бонапартом - ничуть не бывало! Но при нем, по крайней мере, знали, с чем нужно бороться, теперь же сражаются противу каких-то атмосферических явлений, ибо болезнь сего века принимает все обличья и в большей или меньшей степени проникает во все страны. Исполняй свой долг, и пусть будет то, чему суждено быть. Дай Бог мне никогда не отклоняться от сего правила, что бы ни случилось."

"Наверно, в ином мире мы будем вспоминать о наших бедах и страстях здесь, на земле, так же, как теперь вспоминаем детские огорчения."

"Как всегда, у Императрицы было слишком много гостей, отчего иногда случалась давка. Но такая уж у нее натура: излишества во всем, и в материальном, и в моральном. Изысканности она предпочитает количество."

"Счастливы те, коим достаточно одних только вещественных благ."

"В одном из писем Амалия пишет о вашем желании получить мой портрет работы Босси. Буду очень рада, если он понравится вам, и, конечно, именно у вас для него наилучшее место. Он был окончен уже восемнадцать месяцев тому назад, ко времени возвращения Александрины из вояжа. Когда я показала его, она с пренебрежением заметила: "В нем нет благородства", возможно из-за отсутствия алмазов, золота и даже короны. Сама же она этой зимой заказала свой портрет у Доу (живописца, которого Император выписал из Англии для галереи генералов 1812-1814 годов), и пожелала быть изображенной в роскошном золотом наряде со множеством жемчуга и алмазов, вместе с детьми. Если бы не роскошный туалет, это была бы великолепная картина, но получилось, что она как бы говорит сыну: "Не прикасайся ко мне, ты можешь помять платье!"

"Воспользовавшись парадом, я отправилась в Монплезир, где только в такое время и можно побыть одной: обычно здесь страшное столпотворение. Я еще раз позволила себе удовольствие, коим развлекалась вчера утром: разглядывала в телескоп стоящий напротив английский корабль, который привез сюда персидского посла, возвращающегося к себе на родину через Россию. В телескоп видно все, что делается на корабле, но хотя я просто умираю от желания побывать там, сие относится к тысяче других неисполнимых желаний, и я ограничиваюсь одним только смотрением."

"Жара, а более всего изнуряющая сушь, смягчились на прошлой неделе дождем, и теперь очень хорошо, несмотря на жару. В воскресенье на полях служили молебны с крестными ходами о ниспослании дождя, и в понедельник он пролился с самого утра. Сие было мне весьма приятно, как и все укрепляющее мою веру в то, что Господь ждет лишь наших просьб."

"Только одно в нашем мире невозможно почитать хорошим: боль от потери любимых существ."

"Здравомыслящий очевидец рассказывал мне, что если бы в тот день, 14-го, не поспешили палить по бунтовщикам, к ним присоединились бы еще несколько полков. Но, Боже, как начинается сие царствование! Стрельбой из пушек по своим подданным! Говорят, что Николай в полной мере чувствовал это и, отдавая приказ, воскликнул, ударив себя по голове: "Какое начало!" И пусть чувство сие глубоко запечатлится в нем! Оно может повести его ко благу."

"Признаюсь, мне надобны некоторые усилия, дабы относиться к Николаю, как к Императору. Ведь я была совершенно уверена, что не доживу до сего. Но и впредь придется делать таковые усилия."