1812 год. Военные дневники.
В.В.Вяземский.
"08.06.1812. Смотрел главнокомандующий мой полк и был доволен. Ни слова солдату перед войною, ни "здравствуй" офицеру перед тем, что он должен идти пеш, терпеть нужду и несть голову. Э, Тормасов, ты, как видно, мирный главнокомандующий."
"22.06.1812. Политика кончена: Наполеон вступил в границы, и война объявлена. Все сии дни жарки, и лето дает себя знать. Хлеб будет хорош, если война, бич божий, позволит успеть его собрать."
"01.07.1812. В армии нашей все удивляются и не могут отгадать маневра и методы, которую принял государь - начать войну отступлением, впустить неприятеля в край. Все это загадка. Грустно, да чем же переменить? Перестал бы служить, если б не было так худо матери России."
"15.07.1812. Здесь ужасно дороги скверны и тесны, беда ретироваться, тем лучше."
"16.07.1812. У нас пехота до того была утомлена, что у меня в дивизии 6 человек умерли от усталости и более 300 разбросано было на дороге."
"25.07.1812. Армия наша оставалась в Городце для снабжения себя провиантом. Снабжали себя посредством чрезвычайной фуражировки - то есть без всяких раскладок, а кто где что нашел, то и берет. Сверх того выгоняли мужиков жать, молотить и молоть, и таким образом армия снабдила себя на 10 дней. Земля стонет. Зимою будут люди мереть с голоду, если неприятель сюда взойдет."
"28.07.1812. Местечко Антополь имеет до 200 домов, более жидовских. Лежит на песчаной равнине. В сем местечке девичий пансион. Родители разобрали девушек, и осталось только 12. В нем была моя квартира. Все малютки, одна только 16-летняя прекрасна Высоцкая, другая 14 - совершенная красота Скульская."
"29.07.1812. Люди наши были довольны и мясом, и водкою. Я перевез девичий пансион в деревню, удалив его от пламени и грабительства. Как прекрасно меня благодарили!"
читать дальше
"30.07.1812. Я, объезжая передовые посты очень рано, заехал в деревню, где были мои пансионерки. Все вскочили в одних рубашонках, с открытыми груденками, целовали мне плечи. Полная грудь Высоцкой прельщала меня, и я, шутя, начал ее целовать и, опустя мой взор к земле, видел всю Высоцкую. Какое надобно было терпенье! Боже, это моя Катя в 16 лет. Прости, Катенька, сравнение, ей-богу, хорошо: та же белизна, та же твердость, та же прелестность и даже... прости, Катя. Проклятый Шталь прискакал во всю прыть сказать, что отряд неприятеля около деревни. Прости, ангел Высоцкая! Ух, и теперь еще не опомнился от прелестей ее."
"01.08.1812. Генерал-майор Сиверс приехал и сказал, чтоб всякий полк бегом присоединился к армии; все бросилось и побежало, кавалерия вплавь, пехота топчет друг друга, и конфузия страшная. Едва могли мы в местечко привесть полки в порядок, неприятель открыл по нас канонаду, и тем проводили нас от Кобрина. Армия уже была в марше по Дивинской дороге. Совершенно испортившаяся дорога, едва проходимые болота, топкие плотины, дождь, самая темная ночь, множество обозов, и никакого порядку в марше, благодаря темноте! В сию ночь мы потеряли до 500 отставших и разбредшихся. Как я измучился. 46 часов не ел, не пил и с лошади не сходил. Забудешь и о красоточке Высоцкой."
"24.08.1812. Вечеру прибыл в местечко Торговицу. Торговица имеет до 200 домов, лежит на реке Стыре, в 20 верстах от Луцка, на высоком берегу. Оно принадлежит госпоже Стройновой, умной женщине, но которая взялась за ремесло, за которое вешают."
"30.08.1812. Мы по сю пору не знаем еще, где неприятельские корпусы расположены и какое их намерение, - мало денег, нет верных шпионов. Обыватели преданы им, жиды боятся виселицы. Мы все-таки бережем эту землю, хотя явно обнаружилась преданность их Наполеону, бережем даже и тогда, когда уже армия Наполеона в Вязьме, оставляем ей серебро, частные богатства, лошадей, скот и, одним словом, хорошее состояние, исключая жатвы нынешнего года.
Теперь уже сердце дрожит о состоянии матери России. Интриги в армиях - не мудрено: наполнены иностранцами, командуемы выскочками. Вся армия, весь народ обвиняют отступление наших армий от Вильны до Смоленска. Или вся армия, весь народ - дураки, или тот, по чьему приказу сделано сие отступление."
"12.09.1812. Французы в Москве! Вот до чего дошла Россия! Вот плоды отступления, плоды невежества, водворения иностранцев, плоды просвещения."
"14.09.1812. При холодной погоде - камин и стакан чаю. Забыл все горе."
"15.09.1812. Я остановился у пожилой вдовы, волочился за нею целый вечер и тем смешил приятелей, забавлял вдову и убивал скучный осенний вечер."
"18.09.1812. Мациав. До 150 домов, лежит на равнине между Ковелем и Любомлью. Принадлежит графу Менчинскому, дом коего хорошо выстроен, большой, с изрядным садиком. Менчинский, по подозрительному поведению его, взят в Киев. Жена его и дочери поехали с неприятелем."
"19.09.1812. Армии маневрируют в болотах и в лесах. Здесь-то нужно соображение."
"Движение наше чрезвычайно медленно, а сверх того стояли месяц на месте и не имели времени приготовить транспортов провианстких. На все причины, на все есть доказательства! Да дела-то идут плохо."
"03.10.1812. Как же нам побеждать? Двадцать дней, как мы тронулись с места, прошли верст 220, и уже хлеба нет шестой день. Если б не картофель обывательский, умирай хоть с голоду. Сколько забот было о провиантских транспортах! Сколько притеснений обывателям? - и те транспорты не поспевают за армией, идущей по 10 верст в сутки. Теперь взята мера продовольствия с обывателей без всякого порядка и установления. Водка уже продается по 40 коп. серебром кварта; в состоянии ли солдат пить, отщитают деньги по 5 руб. за ведро, да где ее взять, купить-то? Но щитают, что деньги взяты, и солдат уже напился. Фураж также берется, где кто и сколько нашел - тот и прав. Хорошее учреждение, как-то назад? Земля совершенно разорена.
Армия уже привыкла слышать "французы с Москве", и рассуждают о сем, как о всяком чуде после трех дней, холодно. Теперь у наших надежда на мороз, на снега, на бескормие, а на правительство никакой надежды."
"07.10.1812. Двор к нам прислал графа Чернышева Хотел удивить нас сей ближний к государю. Полетел делать экспедиции, и какие партизанские! - хочет быть Платовым. Собрал везде контрибуции, отправил их прямо в руки к неприятелю. Казаки взяты, офицер взят, и контрибуции взяты. Премудро!"
"09.10.1812. Биала - местечко изрядное, имеющее до 250 дворов и монастырь милосердных сестер. Дом князя Радзивилла готической архитектуры, огромное строение с башнями. Над входом в первую залу нижнего этажа над дверьми положена кость рыбья, длиною сажени три и коей уже более ста лет, как она лежит."
"10.10.1812. Варшавское княжество оттерпливается за то, что саксонцы и австрийцы делали нашим жителям; скот, лошади - все забирается, домы разоряются, хлеб и все запасы истребляются. Обыватели стонут, воин буянит, цари проклинаемы."
"28.10.1812. Мы себя считаем под командою Чичагова в 80т. и 400 пушек. Что, если бы эдакая армия Суворову?"
"Здесь земля мало потерпела и почти не разорена. Жители здешние смотрят уже на нас как на иностранцев и неприятелей. В три месяца они уже забыли, что они подданные России."
"06.11.1812. Авангард шел до Смолевич. Здесь все предано огню, повсюду пустота, куча мертвых от болезни французов находим на дорогах; больные их оставлены по деревням брошенными, без пищи, без одежды, без призрения. Каждая изба полна больными, и между них наполовину умершими уже несколько дней.
В Минске у меня были милые хозяйки - вдова и девушка, обе молоды, а мне ли быть скучну с женщинами."
"09.11.1812... " //автор был тяжело ранен в бою и через месяц скончался в госпитале//