В.В.Розанов "Опавшие листья".
"Молитва - где "я не могу", где "я могу" - нет молитвы."
"Что же я скажу Богу о том, что он послал меня увидеть? Скажу ли, что мир, им сотворенный прекрасен? Нет. Что же я скажу?"
"Мы так избалованы книгами, нет - так завалены книгами, что даже не помним полководцев. Нужна вовсе не "великая литература", а великая, прекрасная и полезная жизнь. А литература может быть и "кой-какая" - "на задворках".
"После книгопечатания любовь стала невозможной."
"Толстой ставит то "3", то "1" Гоголю - приятное самообольщение."
"Есть ли жалость в мире? Красота - да, смысл - да. Но жалость?"
"Толстой был гениален, но неумен. А при всякой гениальности ум все-таки не мешает."
"Может быть, я расхожусь не с человеком, а только с литературой? Разойтись с человеком страшно. С литературой - ничего особенного."
"Бог меряет не верстами только, но и миллиметрами, и миллиметр ровно так же нужен, как и верста."
"Какой это ужас, что человек (вечный филолог) нашел слово для этого - "смерть". Разве
это возможно как-нибудь назвать? Разве оно имеет имя? Имя - уже определение, уже "что-то знаем". Но ведь мы же об этом
ничего не знаем. И, произнося в разговорах "смерть", мы как бы танцуем в бламанже для ужина или спрашиваем: "Сколько часов в миске супа?" Цинизм. Бессмыслица."
читать дальше
"Если Философову случится пройти по мокрому тротуару без калош, то он будет неделю кашлять: я не понимаю, какой же он друг рабочих? Этак Антихрист назовет себя "другом Христа", иудей - христианина, Папа - Антихриста, а Прудон - Ротшильда. Что же это выйдет? Мир разрушится, потеряет грани, связи: ибо потеряет отталкивания. Необходимые: ибо сами связи-то держатся через отталкивания. Но мир ничего, впрочем, не потеряет, ибо все они, от Философова до Папы, именно только "назовут" себя, а дело останется как есть: Папа - враг Антихриста, а Антихрист - его враг, и Философов - враг плебса, а плебс - враг Философова."
//Толстой// "Что хотел, тем и захлебнулся. Когда наша простая Русь полюбила его простою и светлою любовью за "Войну и мир", - он сказал: "Мало. Хочу быть Буддой и Шопенгауэром." Но вместо Будды и Шопенгауэра получилось только 42 карточки, где он снят в 3/4, 1/2, en face, в профиль и, кажется, "с ног", - сидя, стоя, лежа, в рубахе, в кафтане и еще в чем-то, за плугом и верхом, в шапочке, шляпе и "просто так"... Нет, дьявол умеет смеяться над тем, кто ему продает свою душу. "Которую же карточку выбрать", - говорят две курсистки и студент. Покупают целых три, заплатив за все 15 коп."
" - Мне Тита Ливия не надо, - говорят современные Александры Македонские. - Я довольно хорошо пишу и опишу сам свой поход в Индию."
"Чем ожидать завтра, не лучше ли поклониться вчера?"
"... несчастная Россия, которая без иностранца задыхается.
- Слишком заволокло все Русью. Дайте прорез в небе.
В самом деле, тоска "по иностранному" не есть ли продукт чрезмерного давления огромности земли своей, и даже цивилизации, "всего" - на маленькую душу каждого.
- Тону, дай немца.
Очень естественно. "Иностранец" есть протест наш, есть вздох наш, есть "свое лицо" в каждом, которое хочется сохранить в неизмеримой Руси.
- Ради Бога - Бокля!!! Поскорее!!!
Это как "дайте нашатырю понюхать" в обмороке."
"Центр - жизнь, материк ее. А писатели - золотые рыбки или плотва, играющая около берега его. Не передвигать же материк в зависимости от движения хвостов золотых рыбок."
"Смех не может ничего убить. Смех может только придавить. И терпение одолеет всякий смех."
"Видеть лучшее, самое прекрасное, и знать, что оно к тебе привязано, - это участь богов."
"Смерть есть то, после чего ничто не интересно."
"Есть несвоевременные слова. К ним относятся Новиков и Радищев. Они говорили правду и высокую человеческую правду. Однако, если бы эта "правда" расползлась в десятках и сотнях тысяч листков, брошюр, книжек, журналов по лицу русской земли - доползла бы до Пензы, до Тамбова, Тулы, обняла бы Москву и Петербург, то пензенцы и туляки, смоляне и псковичи не имели бы духа отразить Наполеона."
"Свобода мысли" на самом деле состоит в "не хотим слушать".
"Как же трудна литература! Поистине тот только писатель, кто чист душою и прожил чистую жизнь. Сделаться писателем совершенно невозможно. Нужно родиться..."
"Вообще полезно заглядывать в прежние сочинения. Вдруг узнаешь меру себе."
"Нужно, чтобы о ком-нибудь болело сердце. Как это ни странно, а без этого пуста жизнь."
"Молчаливые люди и нелитературные народы и не имеют других слов к миру, как через детей."
"Русский ленивец нюхает воздух, не пахнет ли где "оппозицией". И, найдя таковую, немедленно пристает к ней и тогда уже окончательно успокаивается, найдя оправдание себе в мире, найдя смысл свой, найдя в сущности себе "Царство Небесное". Как же в России не быть оппозиции, если она таким образом всех успокаивает и разрешает тысячи и миллионы личных проблем. "Так" было бы неловко существовать; но "так" с оппозицией - есть житейское comme il faut."
"Человек - временен. Кто может перенести эту мысль..."
"Мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете."
"Отроду я не видал ни одного заплаканного попа. Все "должность" и "служба".
"Есть люди, который, как мостик, существуют только для того, чтобы по нему перебегали другие. И бегут, бегут: никто не оглянется, не взглянет под ноги. А мостик служит и этому, и другому, и третьему поколению."
"Не полон ли мир ужасов, которых мы еще совершенно не знаем?"
"Все воображают, что душа есть существо. Но почему она не есть музыка?"
"Достоевский, как пьяная нервная баба, вцепился в "сволочь" на Руси и стал пророком ее."
"Механизм гибели европейской цивилизации будет заключаться в параличе против всякого зла, всякого негодяйства, всякого злодеяния: и в конце времен злодеи разорвут мир."
"Государство ломает кости тому, кто перед ним не сгибается или не встречает его с любовью, как невеста жениха. Государство есть сила. Это - его главное. Поэтому единственная порочность государства - это его слабость. Поэтому "слабое государство" не есть уже государство, а просто - нет."
"По обстоятельствам климата и истории у нас есть один "гражданский мотив" - "Служи".
"Вовсе не университеты вырастили настоящего русского человека, а добрые безграмотные няни."
"Русский болтун везде болтается. "Русский болтун" - еще не учитанная политиками сила. Между тем она главная в родной истории. С ней ничего не могут поделать - и никто не может. Он начинает революции и замышляет реакцию. Он созывает рабочих, послал в первую Думу кадетов. Вдруг Россия оказалась не церковной, не царской, не крестьянской - и не выпивочной, не ухарской: а в белых перчатках и с книжкой "Вестника Европы" под мышкой.Это необыкновенное чудо совершил просто русский болтун. Русь молчалива и застенчива и говорить почти что не умеет: на этом просторе и разгулялся русский болтун."
"В либерализме есть некоторые удобства, без которых трет плечо. Школ будет много, и мне будет куда отдать сына. И в либеральной школе моего сына не выпорют, а научат легко и хорошо. Сам захвораю: позову просвещенного доктора, который болезнь сердца не смешает с заворотом кишок. Таким образом, "прогресс" и "либерализм" есть английский чемодан, в котором "все положено" и "все удобно" и который предпочтительно возьмет в дорогу и нелиберал.
Либерал красивее издаст "Войну и мир". Но либерал никогда не напишет "Войны и мира" и здесь его граница. Либерал"к услугам", но не душа. Душа - безумие, огонь. Душа - воин: а ходит пусть он "в сапогах", сшитых либералом На либерализм должны мы оглядываться, и придерживать его надо рукою, как носовой платок. Платок, конечно, нужен, но кто же на него "Богу молится". "Не любуемая" вещь - он и лежит в заднем кармане, и обладатель не смотрит на него. Так и на либерализм не надо никогда смотреть (сосредотачиваться), но столь же ошибочно ("трет плечо") было бы не допускать его."
"... Но воля и свобода - пожалуйста, без газет: ибо сведется к управству редакторишек и писателишек."
"Россия, в сущности, знать не знает "представительства". Что делать. Ее метод - не "бюллетени", "избирательные ящики" и "предвыборная агитация". А другой. Жребий - "как Бог укажет". И - потасовка: "Чья сила возьмет".
"Человек без роли? - Самое симпатичное существование."
"Дешевые книги - это некультурность. Книги и должны быть дороги. Это не водка. Книга должна отвертываться от всякого, кто при виде на цену ее сморщивается."
"То знание ценно, которое острой иголкой прочертили по душе. Вялые знания - без цены."
"Ты тронь кожу его", - искушал Сатана Господа об Иове... Эта "кожа" есть у всех, но только она не одинаковая. У писателей, таких великодушных и готовых "умереть за человека" (человечество), вы попробуйте задеть их авторство, сказав: "Плохо пишете, господа, и скучно вас читать", - и они с вас кожу сдерут. Филантропы, кажется, очень не любят отчета о деньгах. Что касается "духовного лица", то оно, конечно, "все в благодати": но вы затроньте его со стороны рубля... и лицо начнет так ругаться, как бы русские никогда не были крещены при Владимире..."