Дж.Хейер. Замужество Китти.
" - Хотелось бы знать, моя дорогая, что за игру вы ведете?
Она глядела на него широко открытыми ясными глазами.
- Итак, - произнес он, одновременно бросая ей вызов и смеясь над ней, - что за кавалера вы себе выбрали, дорогая? Говорят, он следует за вами неотступно. Интересно, как на это смотрит Фредди?
- Фредди в курсе моих дел, - ответила она спокойно.
- Неужели? Бедный Фредди! Я ему глубоко сочувствую. - Он взял у нее из рук веер и раскрыл его. - Очень красивый. Это он вам подарил? Я, по крайней мере, подарил другой.
- Тот, что вы мне подарили, не идет к этому платью! Хотя он тоже красивый и я его часто беру, - сказала Китти благодарно.
- Я польщен, - он поклонился, отдавая ей веер. Тон его был ровным, но в глазах сверкала злая обида. Малышка, которая его так обожала, слишком быстро научилась кокетству в городе, - пора ее проучить."

А.Рудазов. Призрак.
"- Я вот тут подумал... а почему мы не проваливаемся сквозь землю? - полюбопытствовал Данилюк. - Сквозь стены же мы проходим.
- По привычке, - ответил Тряпочкин. - Для нас теперь нет никаких преград, кроме инерции мышления. Вы привыкли, что земля твердая, - вот она для вас и твердая.
- Но... если я все-таки захочу... - просунул в землю руку Данилюк. Та прошла без задержек. - Я ведь могу туда целиком... ну, если вдруг захочу?
- Если сильно захотите, то сможете погрузиться, но там нет ничего интересного. Поверьте старику, я пробовал. Да и возвращаться потом непросто. Заблудитесь еще."

С.Никитин. Скандал в Императорском театре.
"Второй акт начался сумбурно. Опустевшая императорская ложа вызвала пересуды, партер и ложи шептались, обменивались глубокомысленными взглядами и почти не обращали внимания на сцену. Мало-помалу актеры сконфузились, "женихи" о чем-то поспорили с главной героиней и ушли вместе с ней со сцены. Остался один Кутилов-Заволдайский (актер г.Мартенов). Он подошел к рампе и наклонился над оркестром.
- Господин контрабась! Псс... Псс... Господин контрабас! Будьте добры, одолжите афишку.
Из оркестра подали афишку. Обстоятельно рассмотрев ее, Мартенов уверенно произнес:
- Имени автора, конечно, не выставлено. Видимо, из осторожности. Вот что значит - совесть не чиста. Автор, должно быть, человек самый безнравственный! Я, право, не понимаю даже, как можно было выбрать для постановки этакую пьесу? Я, по крайней мере, тем доволен, что со своей стороны не позволил себе никакой неприличности. Уж чего мне суфлер не подсказывал! Но я назло ему говорил все противное! Он мне шепчет одно, а я говорю другое..."