Федерико Гарсиа Лорка. Самая печальная радость. Статьи, интервью.
"- Какие игры ты любил в детстве?
- Те, в какие играют дети, из которых потом вырастают дурачки, поэты..."
"- Простите, бога ради. Дело в том, что в поезде я сам не свой. Я называю это состояние "станционным смятением", знаете, это смятение отъезда и приезда, когда толпа куда-то несет тебя и выносит, а ты, чужой всему и всем, оторопело плывешь по течению? Есть люди, которых вообще не оставляет это станционное смятение, - они приходят, уходят и говорят всегда так, как будто из них выжаты все соки. Один мой друг был вечно в таком состоянии, и только из-за этого мы расстались. Ну посудите сами - какое может быть общение с человеком, который или только что приехал или вот-вот уедет..."
"- У вас хорошая память?
- Прекрасная - такая же, как жизнь. На одно у меня плохая память - на мелочи. Кто захочет обидеть меня - зря потратит время - я тут же забуду обиду."
"Почти у каждого из людей есть особая разновидность жизни - нечто вроде визитной карточки. Я имею в виду жизнь, открытую постороннему взору: ею человек может отрекомендоваться: "Вот я каков", и это примут к сведению: "Раз говорит, значит, так и есть". Но почти у каждого есть и другая жизнь - сумрачная, потаенная, мучительная, сатанинская. - ее скрывают, как постыдный грех."
"Я и не собирался заниматься литературой. Просто иногда неведомая сила заставляет меня писать."
"Когда я кончаю какую-нибудь вещь, у меня только одно чувство - я горжусь тем, что сделал, не ощущая при этом никакой связи между моими личными достоинствами и тем, что сделано; это гордость отца, у которого родился прекрасный сын."
"- Расскажите о своей жизни.
- О моей жизни? Разве жизнь прожита? А те годы, что прожил, еще не взрослые, для меня они - дети."
читать дальше
"Смерть... Все напоминает о ней. Безмолвие, покой, умиротворенность - ее предвестники. Она властвует. Все подчинено ей. Стоит остановиться - и смерть уже наготове. Вот сидят люди, спокойно беседуют, а вы посмотрите на ноги - как неподвижны, как ужасающе неподвижны туфли. Безжизненная, мрачная, онемелая обувь. Туфли, ноги, когда они неподвижны, мучительно неотличимы от мертвых. Видишь их оцепенение и думаешь: еще каких-нибудь десять, двадцать, сорок лет - и весь ты оцепенеешь, как они. А может, минута. Может быть, час. Смерть рядом. Я не могу и на минуту прилечь на постель в туфлях, а теперь, кажется, иначе и не отдыхают. Ноги, когда они лежат - вот так, опираясь на пятки, ступнями вперед, напоминают мне ноги мертвых, которые я видел ребенком. Так они лежали - недвижные, одна подле другой, в ненадеванных туфлях... Это сама смерть."
"Коренной гранадец, если он вернулся издалека и в пути ослеп, определит время года по тому, чт опоют на улицах."
"Собор навсегда пригвожден к той старине, чей стертый облик вечен и недоступен сегодняшнему дню."
"Я хочу послать алькальду Гранады эту лекцию вместе со статьей о ней. Пусть знает гранадский алькальд, как я чувствую эту землю. И приписку: "Кто же из нас все-таки алькальд Гранады, вы или я?"
"Как безнадежно отстоят их стихи от народных! Как бумажная роза от живой."
"Испания - страна твердых линий. Ни одного туманного перехода, где бы можно ускользнуть в запредельность. Каждый штрих, каждый контур беспощадно точен. Мертвый в Испании мертв, как нигде. И всякий, кто вздумает грезить, споткнется о лезвие бритвы."
"... Ребенок - главный всемирный праздник, он завораживает сильней цветов, чисел и тишины."
"Усыпить ребенка, развернув перед ним ленту дороги, все равно что провести мелом гипнотическую черту перед курицей. Уютней и приятней затаиться в себе. Радостно, как на ветке высокого дерева посреди наводнения."
"... Таинственный мужчина у запретной двери и есть тот самый незнакомец под сенью шляпы, который грезится каждой женщине, если она воистину женщина и не любит."
"Почти все народные песни - языческие."
"Спектакль должен быть праздником тела человеческого, все должно играть - от кудрей до ног, и главное - взгляд, зеркало души."
"Чтобы проникнуться музыкой, нужно буйное и чуткое воображение, и, действительно, одолев однажды грозного дракона ее техники, те, в ком есть фантазия и страсть, говорят музыкой почти непроизвольно."
"Песня - живое существо, и очень, очень нежное. Собьешься с ритма и погубишь песню. Очень легко нарушить ее чудесное равновесие, а удержать его трудно - как шарик на острие иглы. Песни похожи на людей. Они живут, становятся лучше или хуже, иногда гибнут, и остается только полустертая, почти непонятная запись."
"Страстей человеческих тысячи тысяч, и у каждой бесконечные оттенки; людей тоже тысячи тысяч, и у каждого в душе свой взгляд на мир, - и если какое-то сообщество или академия издаст устав, где расписано, что можно и что нельзя, эти души в ужасе отшатываются, как орел, которому подрезали крылья. Можно ли заточить душу в чужой?.. Можно сказать "нравится, не нравится", но нельзя говорить, что "хорошо", что "плохо". Разница между хорошим и плохим - в точке зрения на них... И, наконец, ни у кого, вообще ни у кого нет божественного права читать в душах. Господа буквоеды без единого живого слова за душой, которые держатся за устав, как дитя за материнскую грудь, - это те убогие страдальцы, что сподобились злосчастного диплома с отличием и возомнили, будто обзавелись умственным багажом."
"Этот странствующий рыцарь с гитарой за плечами бродит, вбирая красоту земли, из края в край, и долго еще звучат в городах и селеньях эхо старинных печальных мелодий. Гриф гитары - чем не копье?"
"Как не печалиться тому, кто с надеждой идет в пещеру ворожеи и натыкается на английскую мебель?"
"Сердце тореро должно постоянно ощущать рог быка."
"Картина изображает то-то и то-то", - говорили нам раньше. Теперь мы в другом полушарии и говорим: "Картина не изображает ничего, кроме самой себя."
"... Тело - математическая формула схватки ангела с демоном."
"Что мне сказать о Поэзии... Что скажешь об облаках, о небе? Гляди, вглядывайся - и все. И ты поймешь, что поэт не может ничего сказать о поэзии. Это дело критиков и профессоров. А поэт - ни ты, ни я, никто другой не знает, что такое поэзия."
"Только не спрашивай меня, что истинно, а что ложно, поскольку "поэтическая правда" - это фраза, смысл которой зависит от говорящего."
"Для меня воображение - синоним способности к открытиям. Воображать - открывать, вносить частицу собственного света в живую тьму, где обитают разнообразные возможности, формы и величины."
"Человеческая фантазия придумала великанов, чтобы приписать им создание гигантских пещер. Действительность показала, что эти гигантские пещеры созданы каплей воды."
"У всего на свете есть своя тайна, тайна эта и есть поэзия."
"Меня всегда пугал силуэт матадора в тени. Тень замкнута, как острие, и не поможет в бегстве, а станет помехой, безучастной и грузной, как мертвый кит на волнах."
"Чего поэзия не терпит ни под каким видом - это равнодушия. Равнодушие - престол сатаны, а между тем именно оно разглагольствует на всех перекрестках в шутовском наряде самодовольства и культуры."
"Если вы спросите меня, что означает "И сотней стеклянных бубнов был утренний сон изранен", я отвечу, что видел эти бубны в руках ангелов и деревьев - и все. Да может, это и к лучшему. Поэзия в одно мгновение подводит человека к той грани, у которой философ и математик молча поворачивают назад."
"Дамы и господа! Когда я выступаю перед аудиторией, мне всегда кажется, что я ошибся дверью. Друзья распахнули дверь, втолкнули меня, и вот я здесь. А кто-то так и заблудился в декорациях, ища гримерную или просто мечтая выйти на свет божий - но где там! То налетишь на жестяную чашу фонтана, то столкнешься с кровожадной акулой или того хуже - с публикой, вот как я сейчас. Зрелища сегодня не будет. Только поэзия - живая и горькая."
"Пусть мне недостает таланта, зато я не хуже мальчишки скольжу по коварному карнизу дней, скольжу - и ускользаю."
"Стихотворение живет, только если чьи-то глаза покорно следуют от строки к строке, постигая их темный смысл..."
"Ведь это прекрасно - во что бы то ни стало держаться достойно, как Сан-Себастьян."