В.Розов. Удивление перед жизнью.
«В 1918 году в Ярославле вспыхнул белогвардейский мятеж, организованный Савинковым. Город горел сильно. Сгорел и наш дом, то есть, дом, в котором мы жили, сгорел со всем скарбом. У мамы, папы, брата Бориса и меня осталось только то, в чем мы были, когда прятались в подвале от артиллерийского огня. (Если кто-либо поинтересуется, почему отец не воевал, а был с нами в подвале, отвечу: он только что вернулся с войны, и одна рука у него была рассечена саблей.) Родителям вместе с нами удалось бежать из города, захваченного белыми, и мы стали беженцами.
Попали мы на житье в маленький городок Ветлугу. Деревянные домики, речка, дремучие леса, до железной дороги девяносто верст. Тротуаров нет. Голая, чистая земля, такая ласковая для детских босых ног. Природа… До десяти лет. А потом до девятнадцати – Кострома с ее Волгой, песчаным островом, лодкой, бреднем, лесами. Разве это не счастье – столько лет быть рядом с природой?! Нет, не рядом, а внутри ее. Разве это не везение?!
В Ветлуге нас застал знаменитый голод времен Гражданской войны. Люди ели картофельную шелуху, кору… Но мне опять повезло. Родители снимали квартиру в доме, хозяин которого имел колбасную мастерскую. Мы, мальчишки, впрягались в ворот, который раньше вращали лошади, и вертели его, прокручивая мясо. Это было увлекательно! А после работы каждый из нас получал кольцо горячей, багровой конской колбасы. Такой сочной, что, когда, бывало, ткнешь в это кольцо вилкой, брызгал душистый соленый сок. И я не умер в тот год.
Когда в Костроме я учился в восьмом или седьмом классе, отправлялся от кружка безбожников в деревню объяснять крестьянам, что Бога нет. Это было не нахальство с моей стороны, а детская вера в то, чему учили в школе. Ходил под праздники верст за восемь-двенадцать в любую погоду по бездорожью. Уже началась коллективизация. Прочту лекцию о Пасхе, а потом меня запирают до утра в амбаре на большой замок, чтоб не убили. И не убили. И волки по дороге не съели. А я их видел. Страшно. Я сжимал в руке перочинный нож. А что им перочинный нож – у них зубы-то какие!»
читать дальшеЛ.Данилкин. Клудж.
«Удостоверившись по номеру на решетке, что здание с монументальным крыльцом, украшенное по фасаду нескромными лепнинами в виде львиных голов, принадлежит именно лауреату премий Сомерсета Моэма, Э.М.Форстера, Медици и Гринцане-Кавур, я по мраморной лестнице поднимаюсь к витражной двери, за которой немедленно обнаруживается поджарый носач, похожий на Семена Альтова: Джулиан Барнс.
Памятуя о горьком опыте одной своей предшественницы, решаю сразу зайти с интеллектуальных бубей:
- В вашей новой повести «Возрождение» Тургенев произносит фразу: «Моя профессия – форма». (Form is my business). А ваш бизнес – в чем состоит?
Правильно идентифицировав меня как иностранного поклонника, карьера которого сегодня достигла своей наивысшей точки, он моментально превращается в шахматный компьютер, отражающий атаку e2 – e4:
- Форма – это часть моей профессии. Прочее – это стиль, это наблюдения за жизнью, это воображение. Что такое роман? Это отчасти воображение, отчасти наблюдение за жизнью, выраженные в форме, которая помогает говорить правду лучшим, максимально экономным способом, и изложенные стилем, который тебя самого максимально удовлетворяет; таков мой бизнес.
Голубые, будто подведенные тушью, глаза старого Пьеро светятся ровным блеском; большой рот с очень узкими губами отвешивает слова размеренными, заранее упакованными порциями.»
Л.Шлейн. Мозг Леонардо.
«О Леонардо да Винчи написано столько, что очередная тщеславная попытка понять причины его гениальности может показаться слишком самонадеянной. И все же я собираюсь предпринять ее, правда, используя немного необычный подход. Я отважусь углубиться в эту тему, намереваясь воссоздать физическую конфигурацию мозга Леонардо, то есть, в сущности, сделаю то что можно считать посмертным сканированием его мозга.»
Д.Шелег. Нелюдь. Факультет общей магии.
« - Ведь я говорил, что мы слишком рано выходим, - заметил старший брат равнодушным тоном. – А ты все настаивал и настаивал.
- Но зато мы прогулялись по городу и теперь точно не окажемся последними из пришедших! – заметил Миша.
- Какими еще последними? Тут вообще-то нет очередей! – посмотрев на брата, как на идиота, проговорил Натан.
Михаил некоторое время смотрел на брата, а затем возмущенно воскликнул:
- Ты же сам мне когда-то давно говорил, что перед поступлением отстоял длинную-предлинную очередь! И что для того, чтобы успеть, пришел очень-очень рано! Ты же сам говорил! Я помню!
- Да?! – удивленно произнес Натан, за затем пробормотал: - Кажется, что-то такое припоминаю.
На мой вопросительный взгляд он пояснил:
- После первого года обучения я вернулся домой и был сметен напором младшего брата, мечтающего поступить в академию. Он тогда всю душу измотал своими вопросами, прохода не давал, вот я и решил отомстить. Рассказал про эту очередь и про то, что вставать надо пораньше. Я был глуп и думал, что это отличная шутка. Думал, что когда-нибудь потом он станет взрослее, приедет поступать в академию, займет очередь, которой нет. Те, кто знает о правилах поступления, будут посмеиваться, те, кто не знает, - присоединятся и станут за ним. Соберется большая очередь из дураков и возглавлять ее будет мой Михаил. Вот смеху было бы!»