И.С.Тургенев. Письма.
«Е.Е.Ламберт. 9 мая 1863.
Вы меня осуждаете как человека (в смысле политического деятеля, гражданина) – и как писателя. В первом отношении Вы правы – во втором – нет, как мне кажется. Вы правы, говоря, что я не политический деятель – и утверждая, что правительству нечего меня опасаться; мои убеждения с молодых лет не менялись – но я никогда не занимался и не буду заниматься политикой: это дело мне чуждое и не интересное – и я обращаю на него внимание, насколько это нужно писателю, призванному рисовать картины современного быта. Но Вы неправы, требуя от меня на литературном поприще того, что я дать не могу, плодов, которые не растут на моем дереве. Я никогда не п и с а л д л я н а р о д а. Я писал для того класса публики, которому я принадлежу – начиная с «Записок охотника» и кончая «Отцами и детьми»; не знаю, насколько я принес пользы, но знаю, что я неуклонно шел к одной и той же цели – и в этом отношении не заслуживаю упрека. Вам кажется, что я из одной лени не пишу – как Вы говорите, простой и нравственной повести для народа; но почему Вы знаете, что я двадцать раз не пытался что-нибудь сделать в этом роде – и не бросил этого наконец, потому что убедился, что это не по моей части, что я этого н е у м е ю. Вот где именно и высказывается слабая сторона самых умных людей, НЕхудожников: привыкнув всю жизнь свою устроивать сообразно с собственной волей, они никак не могут понять, что художник часто не волен в собственном детище – и готовы обвинять его в лени, в эпикурействе и т.п. Поверьте: наш брат, да и всякий, делает только то, что ему дано делать – а насиловать себя – и бесполезно и бесплодно. Вот отчего я никогда не напишу повести для народа. Тут нужен совсем другой склад ума и характера.»
читать дальшеО.Семенова. Юлиан Семенов.
«Осенним днем 1931 года в приемном покое роддома на Землянке не находил себе места худой бледный молодой человек с тонким профилем и взъерошенными черными волосами. Вечером к нему вышел врач, подбодрил: «Не волнуйтесь, товарищ Ляндрес, все идет нормально. Вы бы сходили домой, отдохнули». – «Ничего, я посижу», - слабо улыбнулся тот. На следующее утро медик не лукавил: «Ребенка спасти не удастся, будем вытаскивать вашу жену, она слабеет на глазах». Младенца щипцевали, не особо ожидая результата, шлепнули по попе, а он возьми и закричи. «Вот так, девочка, и появился на свет твой отец», - судорожно вздохнув, торжественно заканчивала моя бабушка, Галина Николаевна Ноздрина. Эту историю она мне рассказывала часто, с удовольствием описывая свои мучения и наслаждаясь произведенным эффектом.
По семейной легенде, в тот же день привезли в роддом на сносях жену английского посла. Она тоже разродилась мальчиком, и их положили в соседнюю палату. Это совпадение впоследствии служило папе поводом для розыгрышей:
- Неудивительно, что я так хорошо говорю по-английски – родной язык.
- ???
- Нас в роддоме поменяли местами: советского младенца увезли в посольство, а английского, меня то бишь, отдали родителям-коммунистам.
- Зачем?!
- Девочка, - говорил он заговорщически тихо, вибрирующе-грудным голосом, подражая навсегда напуганной сталинским режимом Галине Николаевне, - еще не все можно рассказать.
Потрясенный слушатель замолкал, а отец разражался раскатистым, заразительным хохотом…»
О.Стаховская. Афанасьева, стой!
«Квартира домового сияла чистотой, дышала уютом и умиротворением, пахла пирогами. В небольшой гостиной, где для нас накрыли стол, полстены занимал портрет Демьяна Антиповича и доминантной супруги. Дама была широка, Демьян Антипович смущен и кроток. Картина маслом была исполнена в лучших традициях жанра «портрет по фото на заказ недорого». Противоположную стену украшало изображение той же дамы в парадном платье императрицы Сисси, которое входило в диссонанс со стрижкой «начес с перышками» и стервозным бульдожьим лицом. Зато сразу становилось понятно, кто в доме хозяин.
Супруга Демьяна Антиповича была чистокровным человеком, о чем с гордостью поведал домовой.
Нас усадили за длинный, накрытый клеенкой поверх скатерти стол, налили чаю и поставили блюдо с пирогами. Пироги были великолепны.
- Демьян Антипович, расскажите, пожалуйста, что вы делали в подвале, - отхлебнув чая, попросил Захар Матвеевич.
- Так. Что я делаю в подвале. Что я в подвале делаю, значица. Кхм… - домовой потер ладони о бедра. – Ну так это… Досуг у меня там, в подвале-то.
- Это как? – опешил Ринат.
- Понимаете, супруга моя, значица, всячески порицает праздное время препровождение. Очень она не любит, когда я без дела сижу. Супруга моя считает, что мужчина без дела превращается в низменное животное. А я, значица, книжки люблю почитывать, легкого жанра, что супруга не одобряет. Супругу я люблю и уважаю. Она у меня женщина образованная, амбициозная. Добилась высот на карьерном поприще, значица. Председатель ЖЭКа.
Домовой подошел к книжному шкафу и предъявил небольшой томик.
- Жан-Поль Сартр «Тошнота», - продекламировал Демьян Антипович. – Зинаида Сергеевна считает, что я должен соответствовать ее высокому статусу, а посему, значица, приобретает для меня книги на свой тонкий вкус… Ну не люблю я такое, понимаете? Не люблю! Мне бы что попроще. Детективы, например. Очень знаете, Донцову уважаю. Хороший писатель.
- Так вы в подвал читать, что ли, ходите? – уточнил Ринат.
Домовой степенно кивнул.»