Альфина. Катастеризм.
«Интересно, в какой жизненный момент человек перестает называть себя сокращенным именем, подумал Даня. В книгах и СМИ никогда ведь никого не называют по-человечески. Если поверить печатному слову, выйдет, что живем мы в мире сплошных Базаровых, Онегиных и Катерин. И нет нигде Жень, Женечек и Катюш. Но сам он родился Даней, Даней отучился в школе, Даней стажировался и добрых пятнадцать лет проработал рекламщиком. Даней встретил тридцатилетие. И сколько ни лез он себе в душу, не отыскивался у него рычажок, который надо отжать, чтобы стать уже взрослым и солидным имяреком.»
«Кухня – теплое сердце дома, а кухня родителей всегда остается немного твоей, даже когда остальная квартира уже отсохла.»
«Оба они были веселыми и энергичными – а потом однажды перестали. Веселыми, энергичными и геологами ведь бывают только молодые. После же из красивых люди становятся «в молодости красивыми».
«Иногда камеры фиксируют, как от женщины с тремя детьми ушел мужчина, и через два дня ей удачно предлагают микрокредит.»
«Глаза ее оставались совершенно стеклянными. Мертвыми, как наспех приклеенные пуговицы.»
«Наверное, будущее так и наступает: на голову. Ты думал, что случится какая-то смена декораций; что поперек бытия однажды загорится пылающий титр «аугментация, недорого», а на домах вдруг появятся вывески с иероглифами. Но вывеска по-прежнему гласит «шаверма», а в будущее входят в бахилах. Ведь ты думал – тебе говорили – что ты венец творения. Но венец творения – это не ты. Венец творения наденут тебе на голову, чтобы ты стал хоть немного менее -…»
читать дальше
«Только идиот не будет радоваться, что вместо человека в забой научилась спускаться машина, и не только в забой реальный, но и в забой рутинных вычислений или многотомных и одинаковых дел о побоях. Просто нам в детстве рисовали сладкое будущее, где все скучное делали роботы и алгоритмы, а все интересное – святое, недоступное! – оставалось нам; а оказалось, что мы существенно проще, чем мнили, и наше интересное не то чтобы сильно хитрее нашего скучного.»
«Плоды эволюции больше похожи на наслоения спагетти-кода, чем на работу разумного инженера. Скелет прямоходящего человека – это тот же скелет горизонтальной зверюги, только поставленный на попа, а потом всячески изогнутый, чтоб не падало, и поэтому нас в старости мучает боль в спине – изначально ведь не под прямохождение конструкция строилась. И ничего, терпим, вселенная не взрывается от столь неоптимального устройства. Так что, если человечество изобретет восхитительные автоматы, ничто не помешает ему выбросить оные на свалку истории и продолжить пользоваться трудом индийских детей.»
«А может, будущему просто нужно намного меньше людей, чем есть сейчас?»
«Мы вроде смерти и боимся, а на деле – сами ставим любым попыткам ее одолеть палки в колеса. Может, подспудно чуем, что в этом и выход?»
«Будущее страшно лишь для посредственностей и массовки. Но это ничего. Она просто вымрет.»
«Животные тем умнее, чем дольше позволяют себе не взрослеть. Не работать, не выживать, а просто играть.»
«Есть великая несправедливость в том, что дети редко помнят родителей молодыми и сильными; обычно в память впечатываются уже зрелые их годы, да и то – рваньем и обломками.»
«Почти всю историю человечества знания были уделом избранных; сегодня они доступны каждому. Но не каждый отращивает себе орган навигации.»
«Наш взрослый опыт – палка о двух концах. Это ведь не только полезные знания, но и стереотипы, и дурные привычки, и бесчисленные когнитивные искажения.»
«Нет человека – нет проблемы». Почему в прошлом веке все помнили, насколько это страшный подход, а теперь вдруг забыли? Только потому, что неугодных убивают информационно, а не физически?»
«Родители не нравятся тебе старыми – но и молодыми тоже не нравятся, быть ровесником с ними ты тоже не готов. Так какими они тебе нужны? Мертвыми на фотографии?»
«Шутка про тысячу обезьян ведь вовсе не шутка. Машины и алгоритмы легко способны производить контент – качественный, бездумный и мертвый, пока не озарит его наш взгляд. Ведь именно во взгляде смысл, а не в книге; он не факел, что освещает нам путь, но искра, высекаемая, когда кремень сознания проскакивает по огниву некой информации. Не даром созидать, но даром воспринимать отличаемся мы от роботов.»
«У нас есть стереотип, будто в отчаянии люди совершают всякие радикальные, решительные шаги. Из книг, из сериалов. А на самом деле – наоборот. Отчаяние парализует. Отупляет. Не подстегивает, а мешает действовать – ведь зачем что-то делать, когда выхода нет…»
«Мысли метались по голове тупыми вспугнутыми голубями, и ни одна не залетала туда, где можно было бы ее понять. Он слышал только пустое хлопанье крыльев.»
«Смерть – это что-то такое пыльное, из глубины дальней полки; как ни полезешь за мыслями о ней, непременно вляпаешься пальцами в проблему поближе, требующую немедленного решения.»
«Это фигура речи, риторическое лассо, на секунду захватывающее нашу мысль и перехватывающее дыхание. Метафора.»
«Ничто так не портит красивую конспирологию, как конспиролог без чувства юмора.»
«Есть такое классическое мнемоническое упражнение: чтобы запомнить некую информацию, советуют соотнести ее с предметами в пространстве – например, разложить строчки стихотворения по углам своей комнаты. Каждый смысл как бы прицепится к предмету, а вспомнить предметы нам легко. Наверное, это работает и в обратную сторону. Мы, люди, не можем ведь просто жить – пребывать в пространстве; нам непременно нужно, чтобы пространство это что-то значило. Мы высматриваем фигуры в облаках и придаем значение цвету перебежавшей дорогу кошки, мы наполняем смыслом все, к чему прикоснемся, прорастая в окружающий мир, как грибы, и, как грибы, к нему прирастая. Без смысла нам тяжело. Поэтому, если мы пробудем где-то слишком долго, то быстро обнаружим, что по углам нашей комнаты валяются строчки стихотворений.»
«Когти памяти царапали по стенкам разума, силясь хоть что-нибудь ухватить, - но неизбежно соскальзывали.»
«Ему всегда нравилась цифровая жизнь. В сети можно разговаривать с людьми только тогда, когда тебе правда есть что сказать; это делает любое общение намного глубже и содержательнее.»
«Все молекулы нашего тела полностью обновляются раз в… сколько-то там лет. Значит, человек – это не сами эти молекулы, а… как бы информация о том, как они должны быть расставлены.»
«Мир слишком многообразен, его слишком много; единственный способ справиться с этим хаотичным шумом – сформировать стереотипы, некие идеальные платоновские образцы (чего угодно, от табурета до семьи), с которыми мы сравниваем все происходящее. Нам, быть может, и хотелось бы польстить себе, заявив, что мы мыслим глубже и вовсе не стереотипами, только это не так.»
«Нет, это не стирание памяти в прямом, лобовом смысле. Не переселение душ. Но достаточно серьезная реструктуризация памяти, которую можно назвать новой личностью – потому что старые воспоминания перестанут иметь над вами ту же власть, что раньше, если перестанут значит то же, что раньше; если вы перестанете чувствовать по их поводу то же, что раньше.»
«Если мысли иногда не обновлять, они покрываются трещинами и осыпаются.»
«Человеческая личность – это какой-то вечный странный баланс между постоянством и переменами, а жизнь – ходьба по этому канату. И ведь обычно мы справляемся – идем себе, чувствуя интуитивно, куда правильно поставить ногу.»