"Чернобыль. Быль и боль". Книжку взяла в библиотеке - из раздела местной краеведческой литературы. Издание тоже местное. К 20-летию Чернобыля.
Прочитала с большим интересом. Книжка, в общем, небольшая... Суть в чем - у нас в городе, как я поняла, есть самоорганизовавшееся общество ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС. Чтобы легче и проще было добиваться положенных льгот, и прав, и медицинского обеспечения, и всего такого. Вот тут городская администрация пошла на встречу, проявила уважение и все такое - организовали это издание. Строится в целом по принципу - представление человека (с хорошей большой фоткой на страницу), краткий рассказ о нем, введение, так сказать. Затем опять же кратко записывают, что он рассказывает - как он оказался в Чернобыле, что там делал, что было дальше. Предельно кратко - и без художественных красот и философских обобщений. Все-таки, не госпожа Алексиевич. А наши местные корреспонденты по-прежнему пишут большей частью в духе советской прессы - передовицы из газеты "Правда", ага. Дело такое, заведенные обычаи меняются медленно... Лично мне не мешало.
И вот размышляю - как я все-таки не вдумывалась в это все... В смысле - как же мы склонны мыслить абстрактно. Так легче, наверно. А вот тут сидят мужики и без затей излагают конкретику... И вот как я всегда привычно воспринимала - ну поехали, ну ликвидировали последствия аварии... саркофаг соорудили, ага. Ну и чего об этом еще думать. А тут тебе раз конкретикой... Что надо было просто тупо смывать эту грязь, которая все заляпала - а она радиоактивная... Надо тупо скинуть обломки от взорвавшегося реактора с крыш - а они капец радиоактивные... И люди внизу на отмывке заходили в здание и орудовали там не более 15 минут - чтобы дозу не превысить. А на крыше - вообще измерение шло на секунды... Взял лопату - добежал - сковырнул чего там и скинул - и все, бегом с крыши. Норму на день словил... И когда вот так попробуешь представить - то сразу как оглушают эти масштабы...
Или по местности - все срывали и закапывали. Вещи, технику... Дома... Целые деревни закапывали... Апокалипсис. Всех вывезли в срочном порядке из домов, из деревень - люди побросали все вещи, скотину побросали... И вот приезжают ликвидаторы - солдаты-срочники, или созванные через военкоматы по всей стране - а там одичавшая скотина разбегается. Собака одичавшая на цепи - хозяева уехали, про нее забыли - вокруг кости - что она там уж смогла изловить на своей цепи. Или старики взяли и вернулись - не хотят бросать свои дома. И ладно, кого просто так оставят - а если дозиметристы скажут, что дома надо сносить, то при них и сносят...
читать дальшеА больше всего я думаю - что это все-таки советские люди... Никто другой не смог бы этого сделать. Вот же их просто взяли и выдернули - со своего места работы, от семей - послали в Чернобыль. И ведь поехали, и работали. Надо.
И особенно горько читать, как сейчас уже и той страны нет, и по долгам, которые она в то время так щедро на себя взяла - не очень-то хотят уже расплачиваться... Как тут пишут про выбивание законных прав и льгот. Про Украину - которая "никогда мы не будем братьями" и т.д. Как там тупо отказываются выдавать справки, отвечать на запросы по архивам, заявляя, что все уничтожено. А ведь люди не могут подтвердить свой статус... Те самые люди, которые тогда со всей страны приехали на помощь... Эх.
«Непосредственно на ЧАЭС оказались 17 декабря 1986 г. И этот день сразу стал, если так можно выразиться, авральным: накануне выпал обильный снег и надо было в срочном порядке убрать его с прилегающих к станции территорий и объектов. Любая задержка вела к повышению радиационного фона: ведь сброшенный с крыш прилегающих к четвертому блоку зданий и сооружений радиоактивный мусор, который не успели закопать в могильники, под снегом продолжал «фонить», еще и увеличив поверхность излучения. Так что промедление здесь было в буквальном смысле смерти подобно.»
«Новое пополнение привезли в палаточный городок, разбитый на том месте, где еще недавно находился населенный пункт, теперь сравненный с землей. В период адаптации, первые несколько дней, у всех новичков резко подскочила температура, появился насморк. О других, более страшных последствиях радиации многие не подозревали. Правда, уже ближе к концу командировки самочувствие у некоторых начало резко ухудшаться, стали, к примеру, выпадать зубы.»
«Сама процедура захоронения в общих чертах выглядела так. Тяжелой техникой сносили все имеющиеся на данной территории сооружения и жилые постройки, сталкивали их в вырытые траншеи и сверху засыпали землей. Однажды батальону приказали разбить лагерь рядом с Остроглядами. Приехали, а в округе – ни одного дома, только трава выше человеческого роста. «И где же ваши Острогляды?», - спросили военные у охранявших территорию милиционеров. «Так вот же они», - раздвинув гигантские стебли, указали на открывший архитектурный пейзаж стражи правопорядка. Словом, прежде чем сносить здания, пришлось скосить всю бурьян-траву.»
«Немалую часть времени отнимает переписка с архивами, поскольку, чтобы доказать, что тот или иной человек действительно ликвидатор, требуется порой собрать уйму справок. И хорошо, если архив расположен в Подольске, а из той же Украины, при нынешних с ней отношениях, его приходится ждать подолгу, иногда годами. К счастью, Жуков сумел наладить хороший контакт с киевлянами. Съездив на Украину, он подтвердил данные об участии в ликвидации аварии на объекте «Укрытие» (так называется саркофаг, который возводили вокруг взорвавшегося реактора) многих тагильских чернобыльцев. В департаменте по труду областного правительства заподозрили, что этот список фальсификация и сделали новый запрос в архив. «Одна чиновница при этом сказала, что если мои данные окажутся верными, она уйдет с работы, - вспоминает об этом эпизоде Василий Николаевич. – Данные подтвердились, и даже большим в итоге этот список оказался, но дама почему-то слово свое не сдержала, осталась работать на прежнем месте.»
«Привезли нас в Страхолесье, если по дороге, то это примерно километрах в восемнадцать от Чернобыльской АЭС. И ни души. Первое впечатление гнетущее. Не знаешь, куда ступить: всюду предупреждения «Заражено!», и колючая проволока ограждений. Здесь, в Страхолесье, разбили палатки, в них и жили. Должны были до 31 декабря – окончания срока командировки, но многие уехали раньше. А латыши и одесситы, их тоже привезли было сюда, вообще наотрез отказались остаться и убрались восвояси, Среди нас, уральцев, отказников не было.»
«Для работы на третьем энергоблоке нас разбивали на тройки. Сначала внутрь проходил дозиметрист, он выявлял уровень радиации. А она в том углу одна, в следующем – совсем другая, где-то ее и вовсе мало. По докладу дозиметриста хозмастер АЭС устанавливал, сколько времени там можно находиться: убирать обломки, мыть стены. Как правило, работали не дольше пятнадцати минут. Тройко пробыла пятнадцать минут – ее сменяет следующая. Такая вот работенка. А конкретнее: мыли, очищали пол и стены, досками, фанерой забивали окна, чтобы солнечные лучи не попадали в машзал и третий блок: при повышении температуры радиационный фон усиливается.»
«Призывали только тех, у кого было двое детей. Почему, не объясняли. Но это было в общем-то понятно: не имеющие детей по возвращении из радиационной зоны могли поставить крест на отцовстве. Жестокие призывы, впрочем, случались. Был у нас молодой мужчина, жене которого предстояло рожать через два месяца. А рядом – никаких родственников. Как ни просил об отсрочке – ничего не вышло. Потом все волновался, отпрашивался, чтобы позвонить домой…»
«О последствиях заражения никто особо не задумывался, но когда у пса, который прикормился возле нас, вместо носа образовалась сплошная язва – стало страшно.»
«Три дня я лежал в палате один. Врачи ко мне заходили редко. Это и мне, как медику, понятно: тело излучало радиацию.»
«На закате неподалеку слышатся автоматные очереди. Чем их объяснить здесь, в лесу? На другой день становится известно: автоматчики с соседней воинской части отстреляли два десятка коров, которые после чернобыльской аварии бродили без хозяйского контроля по зараженным полянам и рощам. Все они отправлены на свалку, где сожжены.»
«Как только стаивали кюветы дорог, прилегающие к ним участки превращались в многокилометровые свалки. Чего только там не было – детские коляски, игрушки, матрасы, подушки, узлы с бельем, кухонная посуда. Все это разлагалось, гнило, зарастало травой и мелким кустарником.»
«У нас не было индивидуальных датчиков. Определять можно было так. Утром встаешь – погода хорошая, но никаких пернатых нет. Все улетели. Потом вроде все успокоится, затихнет – прилетают снова. Птицы очень остро реагируют на повышенный радиационный фон. На нескошенных колхозных полях расплодилось огромное количество грызунов. Вечерами можно было наблюдать, как десятки, а может быть, и сотни сов кружились над посевами, как эскадрильи самолетов, резко пикировали, завидев добычу.»
«У некоторых ликвидаторов-мужчин складывается негативное отношение к коллегам-женщинам. «Мы на крыше облучались, а они, работая в больницах и столовых, в магазинах, пользуются наравне с нами теми же льготами». Мне стыдно за этих мужиков. Куда же подевалось ваше рыцарство, уважение к женщине?»
«Было шестнадцать женщин. В течение пятнадцати дней работали в столовой по 20 часов в сутки. И сколько затрачивалось сил, чтобы заготовить продукты, сварить, разложить, обслужить ликвидаторов, собрать и вымыть грязную посуду, прибрать, навести чистоту в столовой с соблюдением всех правил безопасности в условиях радиационного фона.
- Вставали в четыре утра, - рассказывала Нина Ивановна. – Готовили завтрак на 4 тысячи человек. Затем был перерыв на два часа. В этот промежуток купались, приводили в порядок столовую и опять кормили – уже обедом. Он длился до шести часов. До семи – снова отдых. А потом до двенадцати ночи готовили и кормили ужином
После ужина, прибрав столовую, женщины уходили далеко за полночь на первый этаж, где для них были расставлены в спортзале кровати. Уставали так, что утром с трудом поднимались, чтобы опять идти к плите, к столу, к мойке…»
«Всего из Нижнего Тагила и Пригородного района в Чернобыль в разное время были направлены 902 человека. I, II и III группы инвалидности имеют 772 человека. 130 за эти годы умерли. У С.Синяпкина умер ребенок, рожденный после Чернобыля.»