Вс.Иванов. Из дневников и записных книжек.
«- Они думают о новой форме романа, я же должен думать и жить в старой. Например, есть форма плутовского романа, и я, желая изобразить плутов, должен непременно возвратиться к этой форме.
- Но ведь все эти подразделения романа, - плутовской, фантастический, психологический и т.д., - придумали педантичные ученые! Какие основания думать, что они правы и что романы подразделяются именно на эти жанры? Если говорить о течении романа, то он бывает углубленный или поверхностный, и все. Газета и фельетон в газете создали Мопассана, Эжена Сю и Жюля Верна. Это – поверхность. Журнал создал Достоевского, Томаса Харди и Марселя Пруста. Это – углубление темы. Может существовать углубленный (так называемый психологический) роман, фантастический, приключенческий с обилием психологии… Поэтому, пользуясь самыми примитивными законами сюжета, о которых я говорю, - можно думать о создании новой формы. Талантливый человек, впрочем, даже слепо подчиняясь форме, - все равно создает свою форму.
- Ага! Значит, о форме нечего и думать.
- А вы не думайте, раз вы боитесь думать. Зачем себя пугать? Живите мирно.
- Неудобно как-то жить мирно. Весь мир клокочет, влечет меня. А мир, по-видимому, и не успокоится.
- А он никогда и не успокаивался. Наши предки мирно лежат в могилах. Но из этого не следует, что они всегда были мирными. Они были такие же, как мы, и не многим удавалось мирное житье.»
читать дальшеЧестерфилд. Письма к сыну.
«Толпа, которой свойственно ошибаться, смотрит на оратора и на комету с одинаковым изумлением и восхищением, считая и то и другое явлениями сверхъестественными. Хорошие же ораторы нисколько не возражают, если талант их почитают чем-то из ряда вон выходящим и чуть ли не дарованным им Господом Богом. Но давай вместе подумаем, что же такое на самом деле хороший оратор, давай сдерем с него эту наносную мишуру, которой его покрыло собственное тщеславие и невежество окружающих, и мы увидим, что проще всего определить его можно именно так: разумный, здравомыслящий человек, умеющий правильно рассуждать и изящно выразить собственные мысли по поводу того, о чем идет речь. Разумеется, здесь нет никакого волшебства. Умный человек, даже если у него нет поразительных, из ряда вон выходящих дарований, о чем бы он ни говорил, не станет говорить бессмыслицы; если же у него есть хоть малейшая доля вкуса и он способен сделать над собой усилие, не станет и говорить неизящно.
Больше всего впечатления на слушателей производят изящество стиля и построение периода. Дай им услышать в твоей речи хотя бы один-два стройных и округленных периода, которые бы они могли запомнить и повторить, - и они возвратятся домой довольные, так, как люди возвращаются из оперы, напевая дорогой какой-нибудь особенно поразивший их и легко запомнившийся мотив. Большинство людей обладает слухом, но лишь очень немногие способны рассуждать; сумей пленить их слух – и ты уловишь в свои сети их разум, какой бы он у них ни был.»
А.Текшин. Размороженный. Oldschool.
«Когда вибрация достигла своего апогея, мы уже выбрались из-под тени и взбирались на невысокий холмик, дрожавший, будто холодец. Потом грунт с оглушительным треском немного подбросил нас в воздух, и я понял, что здоровяк все же приземлился. Только оказавшись на пологой возвышенности, я позволил себе обернуться. Привычного пейзажа как не бывало, пустыня полностью изменила свой ландшафт. Неподалеку от нас находилась точка приземления передней части колосса. Сейчас над песком возвышалась огромная движущаяся арка, размеры которой потрясали. Червяк оказался воистину огромным и перетягивался из одной воронки в другую еще добрую минуту. По ощущениям это как на грузовой состав смотреть на перроне с одной-единственной мыслью: «Да когда же он, падла, закончится?!» Наконец, из песка выдернулся короткий зауженный хвост, весь в костяных наростах, который спустя несколько секунд втянулся уже на другом конце этого надземного перехода. Стоило ему скрыться из виду, как дрожь земли стала стремительно утихать, пока вовсе не исчезла.
Мы еще с минуту потрясенно молчали, пока у Шандайн не получилось выдавить из себя:
- А какого… он выполз-то вообще?
- Понятия не имею, - честно ответил я. – Может, чистого воздуха решил хапнуть, как дельфины или киты.
- Может на нас сагрился, как песчаники?
- Тогда мы были бы уже там, - я показал пальцем себе под ноги. – Нет, здешняя фауна днем отсиживается под землей, охотиться ему здесь вроде и не на кого.
- Это ты так думаешь, - вздохнула девушка. – Мало ли, кто тут еще бегает…
- Надеюсь, мы этого так и не узнаем.»