В.Шкловский. Самое шкловское.
«Кругом все было по-старому и все изменялось.
Среди одноэтажных казарм Шпалерной улицы приземисто подымался, с трудом отрываясь от низкого берега, Таврический дворец. Когда-то тут блистал Потемкин-Таврический: на балах он являлся столь богато украшенным, что шляпу за ним нес адъютант – шляпа была обременена изумрудами и бриллиантами, как корона. Тогда Таврический дворец был не столько дворцом, сколько танцевальным залом с огромными пространствами паркетов и дремучим болотистым садом. Во время войны в Таврическом дворце продолжала заседать Государственная дума – здесь тлело мокрое неудовольствие. Во время революции восставшие полки подошли к Государственной думе – по соседству. Мне пришлось поспать на шоферской шубе между белыми колоннами; потом я увидал крутой амфитеатр Государственной думы – уже залом Совета рабочих и солдатских депутатов. Довелось пятьдесят лет назад увидать в этом зале на высокой, просторной трибуне Ленина – широкоплечего, высокогрудого. Он порывисто и плавно двигался на трибуне, обращаясь в разные стороны.
Как рано я все увидел, как поздно начал понимать.
Он вспоминается похожим на пламя, которое горит теперь на Марсовом поле. Пришла и поднялась по ступеням революция. Поднятые волной революции, не понимая ее, мы были в ней, ее не поняв, в нее влюблены, как влюбляются молодые люди. Жили мы трудно. В годы революции в Петрограде было холодно; провизии мало, очень мало; хлеб какой-то пестрый, взлохмаченный, в нем торчали соломинки, его можно было съесть, только если ты чем-то занят, когда тебе некогда смотреть. К счастью, мы были очень заняты.
Это было трудное время. Я пишу об этом не для того, чтобы упрекать прошлое, не для того, чтобы хвастать… а для того, чтобы записать, что в то самое время мы были счастливы.»
читать дальшеДж.Фаулз. Аристос.
«Нас с детства приучили думать о великом искусстве объективно, будто всякое действительное переживание, вызванное великим полотном, должно воздействовать на нас всегда одинаковое. Результаты такого подхода мы наблюдаем во всех знаменитых картинных галереях в сезон отпусков: толпы людей с разинутыми ртами и деревянными, лишенными выражения лицами всматриваются в великие произведения искусства, не в силах понять, почему это искусство не производит на них великого впечатления: это потому, что их не научили признавать, что в действительности какая-нибудь реклама кока-колы может выглядеть красивее, чем самое возвышенное творение Микеланджело. Объективная красота, разумеется, - миф; миф весьма удобный, без которого художественное воспитание и образование, как и наука оценки художественных произведений были бы невозможны… Искать объективную красоту в некоем предмете – значит пытаться взглянуть на этот предмет с более возвышенной точки зрения, свойственной не многим из твоих ближних. Все великие творения искусства – это светские иконы: объективный взгляд на них – все равно что светский акт причастия».
А.Гаврилова, К.Зимняя. Дикарь королевских кровей. Леди-секретарь.
«Загоревшиеся на ладошке поисковые искры послушно унеслись исследовать спальню. Покружив по комнате, огоньки зависли возле картины, которая занимала почти весь простенок между дверью в ванную и шкафом. Накинув пеньюар и обув любимые пушистые тапки, я прошлепала к полотну и замерла. С виду ничего необычного – просто не слишком прилично одетая дама с веером из карт в руке, - но искры выстроились цепочкой по периметру рамы и замигали, недвусмысленно намекая, что чары именно здесь. Я отвлеклась на мягко замерцавшие цифры на нарисованных картах. Клянусь, пальцы сами потянулись к ним. Я призвала силу, чтобы, если что, сразу ударить, и последовательно коснулась символов – один, два…
На третьем карточный веер ожил и осыпался на пол, глаза дамы на портрете зажглись потусторонней зеленью, томная полуулыбка превратилась в хищный оскал, лишившаяся плоти костяная рука схватила меня за запястье и резко дернула на себя. С воплем «А-а-а!» я пролетела через темноту и вдруг оказалась в залитом ярким светом шумном помещении, где тут же повисал мертвая тишина.
- Оп-па! – произнес знакомый мужской голос.
И словно это было командой, зазвенело что-то упавшее, кто-то подавился и закашлялся, противно завизжало несколько женщин. Я проморгалась и застыла – и было от чего. Все-таки не каждую ночь вот так оказываешься в заполненной людьми и чадом ароматических свечей гостиной.
- Эт-то чт-то? – слегка невнятно вопросил развалившийся на ближайшем диване бугай, на каждом колене которого сидело и орало по густо накрашенной брюнетке.
- Призрак святой принцессы Моринды? – предположил небритый и нетрезвый тип слева.
- Если не ошибаюсь, это моя новая наставница, - прозвучал насмешливый голос Джервальта.»