Урал.
Николай Дегтерев.
«Я тогда не думал о том, что я буду делать завтра. Не мог же я думать о том, чего нет (завтра ведь еще не наступило), когда вокруг было так много всего настоящего. Детская душа вообще питается тем избытком настоящего, который дает нам жизнь, окружающий мир. Взрослые не любят настоящее. Им страшно жить в настоящем – это все равно что жить в присутствии Бога. А взрослые, как правило, не выносят присутствия Бога и потому строят себе воздушные замки завтрашнего дня, где можно было бы укрыться от Его всевидящего ока. Или замки дня давно прошедшего, где царствует легкая меланхолическая грусть и где присутствие Бога заменяют собой миллионы замечаемых в детстве деталей. А ребенок может жить рядом с Богом, не прячась».
читать дальше«Брат сам рассказывал, что первое его воспоминание – это когда он сидит на пороге в нашем барбачевском доме и натягивает сапог. А вокруг все черно-белое. Ну, Леха вообще считал, что раз старые фильмы черно-белые, значит, раньше и жизнь такая же была».
«Дом был чем-то очевидным, само собой разумеющимся, «вечным». Но оказалось, что это не так. И вот это «вечное» вдруг обратилось в воспоминание, которое к тому же и вызывается с трудом».
***
Юрий Казарин. «Пахнет счастьем, а это – беда: что-то дымом тебя обнимает, и тебя из тебя вынимает, и с собою уносит…»
***
Лера Манович. «Для любви не требуется никакая гребучая глубина. Она нужно, чтобы объяснить ее отсутствие».
«Однажды я очень любила одного любовника – кудрявого, пахнущего как сладкий агнец, особенно там, где край футболки касался тела. Но однажды он начал пахнуть как обычный человек. Я решила, что любовь прошла, мы расстались. Только потом он сказал, что просто сменил стиральный порошок».
«Ты так смотрел, как будто ты ничей».
«Время подобно пенису: берешь его в руки – становится больше».
***
Сергей Катуков. «Вижу, слышу, понимаю, но понимание это – мое, внутреннее, я, словно кончик от человечества, погружен в черный чай ночи. И некому признаться, а себе самому – все равно ничего не докажешь. Нужен Другой. Ему-то и прочтешь стихи и сможешь что-то объяснить. Так, из желания объясниться, и возникает поэзия».
***
«Стихотворение подобно плоду, бутону или, точнее, желудю, который словно иероглиф: лаконичен по форме, свернут внутрь себя, способен распуститься в дерево смыслов, в целое повествование».
***
Михаил Рантович. «Стихотворчество и поэзию можно уподобить агрегатным состояниям словесного вещества, и главное здесь – иметь аппарат, который позволял бы определять температуру и кондицию: губительный ли это лед или животворная вода».
«Мне думается, даже у третьестепенного поэта можно найти хотя бы один маленький шедевр».
В.Медная. Принцесса в академии. Драконий клуб.
«Мы спустились в самый низ и очутились в помещении с нависающим потолком. Вперед тянулся проход, по обеим сторонам которого располагались камеры. Кроверус повернулся ко мне, провел рукой по ближайшей решетке, высекая когтями искры и участливо осведомился:
- Совсем забыл спросить, принцесса, как тебе башня?
- Очень понравилась. Вы так добры, господин Кроверус, и как всегда, правы.
- В чем?
- Во всем.
Судя по лицу ответ ему не понравился, но я не поняла, чем именно. Дракон прошел вглубь, остановился напротив последней камеры и ткнул в нее канделябром.
- А вот им не понравилось.
К решетке клетушки, обхватив костлявыми пальцами прутья, припал скелет, очевидно, девушки, очевидно, принцессы: вышедшее из моды платье, желтая вата волос и маленькая, завалившаяся набок корона. От пленницы пахло корицей и горьким миндалем. В глубине белело еще два таких же скелета – в похожих нарядах и с одинаковыми коронами. Одна несчастная умоляюще протягивала руки с кучи соломы в углу. Вторая лежала на узкой тюремной кровати, листая какой-то модный журнал. Точнее, она его теперь не листала, а просто держала. Может, ее хватил удар из-за безвкусного наряда? Запах корицы и миндаля усилился.
- Ой, а почему она такая…
- Не трогай!
Но я уже отломила прилипший к решетке палец и чуть надкусила.
- Она… из марципана? – изумилась я.
- Какое из двух слов «не трогай» было непонятно? – дракон раздраженно забрал у меня палец принцессы и попытался прилепить обратно, но тот все время падал. Тогда он чуть дохнул, сахарная плоть потекла и на этот раз закрепилась.
- Мизинец идет после безымянного, - подсказала я, но, перехватив испепеляющий взгляд, поспешно добавила: - Однако ваша версия мне нравится больше: так свежо и нетривиально.
- Теперь видишь, что случается с недовольными и непослушными?
Я честно обдумала вопрос.
- Они превращаются в сахар?»