Т.Л.Сухотина-Толстая. Дневник.
«К несчастью, теперь ни в кого не влюблена. Мне этого ужасно не хватает и как-то пусто от этого».
«Я рисую очень мало, потому что мне скучно учиться рисовать, мне все хочется, чтобы вдруг я умела отлично рисовать… Из меня артистки никогда не выйдет, потому что у меня нет терпенья».
«Мне очень приятно писать дневник, но было бы гораздо лучше, если бы я знала, что никто не прочтет его, а то как будто для других пишешь».
«Теперь я все замечаю, что мне не нравится в мама, и запоминаю, чтобы – когда я буду замужем – этого не делать. Главное – простота, во всем простота».
«Папа мне все советует жать, чтобы жиру сбавить».
читать дальше
«Как много не говоришь того, что думаешь, из страха, что скажут: гордость или хвастовство. Например, меня все спрашивают: «Графиня, рады вы ехать в Москву?» Так мне эта фраза надоела! Если сказать правду, то я скажу: «Да, очень рада, но только для школы живописи». Без выездов и вечеров я отлично прожить могу; конечно, и это весело бывает. Но если я это скажу, то сейчас мне кажется, что подумают, что я хвастаю, что я пишу и воображаю, что я чудесный художник. А я всегда до того недовольна тем, что я делаю…»
«Мне все равно, какой у меня будет муж, я никогда не мечтаю, что он будет такой-то или такой-то; мне только нужно, чтобы я могла его любить всю жизнь, и он меня. Полно вздор врать, Танька! Лучше буду писать о погоде».
«Пили чай с мама и говорили о воспитании детей. Я упрекала мама в том, что она слишком много обращает внимания на внешнюю сторону жизни своих детей, чем на их сердце и душу, и что Маша с Лелей особенно заброшены в этом отношении. Мама на это говорит, что они так ровно и спокойно живут, что им совсем не нужно, чтобы проникали в их душу, которая преспокойно спит на своем месте. Как она ошибается! Сколько у них ссор, которые или разбираются мама и гувернанткой «по справедливости», или же остаются между ними, и в обоих случаях оставляют очень гадкое чувство в их сердцах. Я помню, когда я была маленькой, какое у меня было чувство злорадства, когда из-за меня наказывали кого-нибудь из братьев, и какой чувство бессильной злобы, когда я была наказана за то, что обидела кого-нибудь. Папа как-то давно сказал: «Когда ты ссоришься, то попробуй себя во всем обвинить и чувствовать себя кругом виноватой». И это я пробовала и чувствовала себя несравненно счастливее, чем если бы я была права».
«Когда я ее читаю //дамский роман//, мне всегда грустно делается, что я никого не люблю и меня никто не любит. Но это еще будет, и я думаю, что будет или Юрий или Писарев, смотрю по тому, кого я первого увижу. Уж это решит судьба. Но я ни за того, ни за другого не хотела бы выйти замуж, потому что многое есть и в том, и в другом, что мне совсем не по душе».
«Мама мне рассказывала, что ее отец, когда меня видел маленькой, удивлялся моему лбу и говорил, что он подобного никогда не видывал и что я буду или чем-нибудь замечательна, или сумасшедшая. До сих пор не заметно ни то, ни другое».
«Сейчас сижу в зале, а в гостиной мама с Ильей разговаривают. И такое зло опять меня разбирает! Когда это я успокоюсь и привыкну к тому, что не все так смотрят на вещи, как я? И что должно быть зло на свете! Неужели мама не понимает, что для меня ясно как день? Что злом зла не уничтожишь, что бить Илью, который втрое сильнее ее, за то, что он бил Лельку – только озлобить обоих. Боже мой, зачем люди сердятся? Так все хорошо без этого…»
«Ужасно смешно Дрюша с Дуняшей спорят. Дуняша говорит на Дрюшу и Мишу: «Ах вы, рыженькие мальчики!» Дрюша с достоинством отвечает: «Мы блундины».
«Мне было приятно папа увидеть, и он такой милый и трогательный, покупает там в Москве стульчики и кареты. Я была ему рада также и потому, что он всегда мне напоминает, что хорошо и что дурно; то есть не то, что напоминает, а при нем я ясно чувствую, о чем стоит думать и беспокоиться, а о чем нет, что важно в жизни и что пустяки. Говорили что-то о смерти, и папа говорит, что мир – это как река: люди родятся, родят еще людей, умирают, и что это именно как теченье реки, а что по теченью идут узоры людей хороших или пустых, дурных, добрых, злых, всяких. И вот наша задача тоже, чтобы оставить узор на этой реке такой, какого мы хотим».
«Мы приехали в Арнаутовку вечером. Подъезд был освещен, зала тоже. Обед был накрыт, и на столе фрукты в вазе. Вообще первое впечатление было самое великолепное: везде светло, просторно и во всем видно, что папа все обдумал и старался все устроить, как можно лучше. Я была очень тронута его заботами о нас; и это тем более мило, что на него не похоже».
«4 октября мне минуло восемнадцать лет, и я очень сокрушалась о своей старости. Право, мне теперь кажется, что милее девочки шестнадцати-семнадцати лет ничего быть не может».
«Нынче утром я была в таком блаженном духе, в который меня привели рисунки, которые я нынче смотрела. Я пришла в такой экстаз, что, ехавши домой, я не могла удержать улыбки удовольствия все время. Вот для чего я хотела бы иметь много денег: хоть бы не самые картины, а фотографии купить».
«Наша Школа началась в прошлый понедельник, а мы, т.е. Элен, Вера и я, начали ездить с четверга. Мы не нашли мест, и Александр Захарович сказал, что если мы найдем натуру, то можно посадить в проходе. Тогда папа пошел и в кабаке нашел натурщика, довольно интересного, которого мы теперь в «купе» и рисуем».
«Нынче у Верочки собираются, но мама не хочет, чтобы я ехала. Мне было ужасно досадно. Не потому, что мне особенно хотелось из дому уезжать, но потому, что мне не нравится ее манера хотеть или не хотеть; говорит, что мы все друг другу уж переговорили (почем она знает!) и что мы все вздор болтаем».
«Миша Сухотин очень много пел и произвел такой фурор, что его оглушили аплодисментами (как гадко – французские слова по-русски)».
«Я всегда забываю самой простой вещи – это чтобы вообразить, чтобы мне кто-нибудь то сделал или сказал, что я сама делаю».
«Как же можно играть на любительском спектакле без того, чтобы за кулисами не было тоже романа, хотя бы самого короткого и пустого?»
«Миша всегда знает, что он хочет, и всегда его желания очень умеренны; то, что ему жизнь дает сверх них, то он принимает охотно. Андрюша совершенно напротив: он вечно с беспокойством придумывает, что бы ему пожелать».
«Отчего это, когда с папа, то всегда бывает весело, а вместе с тем у нас с ним никаких прямых отношений нет? Мне очень, очень жалко, что я мало с папа говорю, потому что, когда с ним говоришь, все так делается ясно, и так уверена в том, что хорошо и что дурно и что важно и не важно в жизни».
«Мы в последнее время часто с папа разговаривали, и я всегда с ним соглашаюсь. Я удивляюсь, когда с ним спорят. По-моему, все так ясно, что он говорит, и так разумно и логично, что не согласиться с ним невозможно. Все, что во мне хорошего, это все он, и когда я слышу, что другой кто-нибудь говорит хорошо и умно, мне всегда кажется, что он слышал, что это говорил папа, и повторяет его слова. До сих пор для меня это единственный человек, которому я всегда верю, и всегда бы слушалась его, если бы он мне приказывал. Он этого не знает, а то бы он больше помогал мне в жизни. И если я не так живу, как бы он хотел и как бы он одобрял, это потому, что я не могу бороться одна со всеми моими скверными желаниями».
«Папа не в духе и настроен против меня, так что на каждом шагу старается говорить мне неприятные вещи. На днях я была нездорова, так что даже к обеду не могла платья надеть, а папа все меня передразнивал и говорил, что я на пьяную солдатку похожа. Я чуть не разревелась и ушла от обеда. Сегодня он сказал, что я хуже всех из его детей. Прежде такое его обращение со мной больше меня огорчило бы, а теперь озлобляет, не знаю, почему. Должно быть, я хуже стала. До болезни мама было ужасно весело».
«По моей теории каждый человек на свете имеет одинаковую долю счастья, то есть всякому дано одинаково много счастья в жизни, но оно разно распределено».
«Моя жизнь теперь – это одно ожидание, а чего – я сама хорошенько не понимаю, но все кажется, что вот-вот что-то случится и тогда начнется жизнь».
«Я теперь делаю планы не выезжать много зимой и не тратить столько на туалеты, сколько прошедшей зимой. Я разочла, что на одни туалеты я истратила около полутора тысяч за один сезон. Это меня ужаснуло, и я твердо решила, что это не повторится».
«С каждым годом я с бОльшим удовольствием приезжаю в Москву. Это меня огорчает. Я даже вчера ночью видела во сне, что мы опять уезжаем в Ясную… Это мой вечный кошмар, что мы уезжаем из Москвы».
«Саша мила бесконечно, все говорит и пресмешно. Меня любит, и я ее. На улице, у доктора и в незнакомых местах, где я с ней бываю, ее принимают за мою дочь, и мне всегда не хочется разуверять в этом».
«Сегодня дождь, и покоса нет, поэтому я свободна. Вот уже с неделю, как я хожу на покос… Около пятидесяти копен уже убрали. Вчера возили, и я совсем не могла на воз подавать, - это ужасно трудно, и я боялась надорваться».
«Мама в нынешнем году ожидает своей смерти по какому-то сну, в котором будто бы ей приснилась Софеша Дьякова, которая ее манила на тот свет».
«Боюсь всяких незнакомых посетителей, которые так часто посещают папа и от которых в Москве легче отделаться, чем здесь. Очень может быть, что многие из них очень интересные и хорошие люди, но, приходя к нам в дом, они совершенно игнорируют всех, кроме папа, которого они завоевывают и отнимают от нас целыми вечерами».
«Неужели я всегда должна быть последней, чтобы узнать все, что касается папа, так же как всегда бываю последней, чтобы прочесть то, что он пишет. Всегда дается сначала посторонним, а я будто «всегда успею прочесть». Впрочем, я верно сама в этом виновата».
«Папа стал гораздо мягче это последнее время и охотно подчиняется всякому уходу за ним и лечению. Он говорит, что им так завладели женщины, что он стал носить кофточку (мама ему сшила) и стал говорить «я пила», «я ела»
«Я не понимаю, как могут меня любить люди, которых я не люблю, и – наоборот: как люди, которых я люблю, могут не любить меня?»
«Странно, что, ничего не делая, не рисуя, все-таки идешь вперед, потому что такая сильная привычка наблюдать и запоминать, что она не может прекратиться».
«Папа все по ночам плохо спит. Мама ему разогревает суп, и он его ест каждую ночь. Мама в хорошем духе, как всегда она бывает, когда у нее какая-нибудь забота на руках. Папа совершенно справедливо заметил, что, когда в доме все вырастут, ей надо будет заказать гуттаперчевую куклу, у которой был бы вечный понос».
«Папа присылал сейчас малышей спрашивать у нас, чтобы мы сказали три свои желания. Я немедленно ответила: «Хорошо рисовать, иметь большую комнату и хорошего мужа». Маша ничего не ответила. Но я забыла, что последнее желание исключает два первых: хороший муж будет мешать заниматься и займет мою большую комнату. Папа сказал, что у него только два желания: чтобы он всех любил, и чтобы его все любили. Мишка на это сказал, что его и так все любят. Умилил всех нас».
«Мое чувство страха к смерти папа вылечил немного, доказав мне, что в сущности никакой смерти нет. «Если, - говорит, - тебе твоего тела жалко, то наверное каждая частица его пойдет в дело и ни одна не пропадет».
«Лили Гельбич – одна из самых образованных и воспитанных девушек, которую мне когда-либо случалось встретить, и я ломаю себе голову, чтобы решить – нужно это или нет. Что это приятно и что я завидую такому образованию – это несомненно, но кому польза от него и не слишком ли много сил потрачено на то, чтобы образовать себя? И, главное, вечный вопрос – кому какая польза от этого. Лили играет на фортепиано, на скрипке, рисует, пишет всякими красками, прочла все, что только можно прочесть, судит о политической экономии, о религии, об искусстве, воспитании, туалетах и балах – все на одинаковой степени важности. Но она никому не нужна, она – luxe и, если она выйдет замуж, она будет luxe своего мужа и очень дорогой luxe».
«Буду писать только факты, потому что убеждаюсь, читая прежние дневники, что и факты очень интересны, когда не хочется писать о своей внутренней жизни».
«Нас трех: две Маши и я, называют «табунком», потому что нашли, что мы похожи на табунок холостых кобылок в «Холстомере».
«Влюбление – это гадость, а любовь – великое дело. И эти два слова так часто путают, и так часто говорят об этом, когда надо молчать от страха, что словом оскорбишь это чувство, которое так чувствительно, что даже сама про себя не смеешь ни думать, ни писать, ни говорить».
«Раз в Никольском ночью мне было очень нехорошо, и Лиза, видя,, что мне так нехорошо, больно, обидно, не стала допрашивать и только сказала: «Мне тебя очень жаль». Но так серьезно и просто, что мне стало легче. Какие это чудесные слова: «Мне тебя жаль», и как они могут самого черствого человека размягчить. Говорят, что они обидны. Для людей без сердца – может быть».
«Я часто думаю, что если я такая лентяйка неисправимая, то по крайней мере я сделаю своих детей стоиками, но потом додумалась, что, имея примером меня, навряд ли мои дети будут другими, и, следовательно, мне надо исправиться».
«Папа говорит, что кто любит как следует, только тогда женится или выйдет замуж, когда уверен, что он сделает счастливым любимого человека. Поэтому мне долго еще нельзя выйти замуж».
«Куда и на что мы годны? Я приехала сюда за делом, а теперь мне делать нечего, потому что без двух мужиков ничего мы с Татьяшей не можем переставить».
«Я ужасно устыдилась и подумала, что работать расточать разные хорошие слова я не скупа, а когда доходит до дела, то слова поступкам не соответствуют. Я вижу, что я на опасной дороге, когда, говоря много высоких истин, этим как будто избавляешь себя от того, чтобы исполнять их на деле».
Книжный столик
Т.Л.Сухотина-Толстая. Дневник.
«К несчастью, теперь ни в кого не влюблена. Мне этого ужасно не хватает и как-то пусто от этого».
«Я рисую очень мало, потому что мне скучно учиться рисовать, мне все хочется, чтобы вдруг я умела отлично рисовать… Из меня артистки никогда не выйдет, потому что у меня нет терпенья».
«Мне очень приятно писать дневник, но было бы гораздо лучше, если бы я знала, что никто не прочтет его, а то как будто для других пишешь».
«Теперь я все замечаю, что мне не нравится в мама, и запоминаю, чтобы – когда я буду замужем – этого не делать. Главное – простота, во всем простота».
«Папа мне все советует жать, чтобы жиру сбавить».
читать дальше
«К несчастью, теперь ни в кого не влюблена. Мне этого ужасно не хватает и как-то пусто от этого».
«Я рисую очень мало, потому что мне скучно учиться рисовать, мне все хочется, чтобы вдруг я умела отлично рисовать… Из меня артистки никогда не выйдет, потому что у меня нет терпенья».
«Мне очень приятно писать дневник, но было бы гораздо лучше, если бы я знала, что никто не прочтет его, а то как будто для других пишешь».
«Теперь я все замечаю, что мне не нравится в мама, и запоминаю, чтобы – когда я буду замужем – этого не делать. Главное – простота, во всем простота».
«Папа мне все советует жать, чтобы жиру сбавить».
читать дальше