А.Алексин. Повести, рассказы, публицистика.
«Некоторые люди вырабатывают для себя этакие «правила движения души» - нечто вроде правил уличного движения. И следуют им, боясь, что за нарушение чье-то мнение наложит на них суровый штраф».
«Скрывать, таить от людей то хорошее, что есть у тебя в сердце, это все равно что оставлять нетронутыми в недрах земли богатейшие залежи драгоценных камней, золотые, бесценные россыпи. Нет, пожалуй, это еще бессмысленней и опасней… Надо их извлекать на поверхность и щедро дарить людям!»
«Есть вещи, о которых нельзя говорить громко. Есть вещи, которые трудно доказывать – так они ясны всякому, в ком есть человеческое сердце. Сложно объяснить человеку, что он не должен разрушать стены дома, спасающего его от непогоды, что не должен сжигать поле, которое приносит ему хлеб, что не должен убивать сердце, вернее и преданнее которого он не отыщет нигде на свете…»
«Могу ли я ценить человека лишь за то, что он хорошо относится «лично» ко мне? Разве это не будет с моей стороны отвратительным проявлением эгоизма?»
читать дальше
«Служенье муз не терпит суеты – в этом был свято уверен «главный писатель». И вот я вижу, как безостановочно суетится буржуазный Запад. Как идет наступление на «разумное, доброе, вечное». Зачем буржуазному Западу вечное, если оно завладевает человеком раз и навсегда? Бизнесу нужно модное: купил, поносил, сбросил – покупай другое! Так выгодно. Купля-продажа, купля-продажа. Некогда остановиться, оглядеться, послушать симфонию (это так долго!), прочитать эпохальный роман (это так длинно!): давайте что-нибудь покороче и такое, что можно было бы совместить с баром, с ресторанным звоном тарелок и вилок».
«Разве красота блекнет от того, что люди с восторгом взирают на нее веками? Разве от наших восторженных взглядов стираются линии, тускнеют краски знаменитых полотен?»
«Мы ничего не приукрашиваем, мы просто хотим, чтобы наши дети, наше юношество верили рожденным летать, а не ползать, рожденным творить, а не разрушать, рожденным спасать, исцелять, а не убивать и душить. И не является ли нравственная вседозволенность, проповедь пошлости и человеконенавистничества, воспитывающие многих юных читателей и зрителей на Западе, одним из самых страшных преступлений буржуазии перед завтрашним днем планеты?»
«Позже я понял, что он, к сожалению, не обладал ни добротой, ни какими-либо способностями. Но ему очень хотелось хоть чем-то существенным обладать – и он выбрал ум, поскольку размеры его с точностью определить сложно».
«- Ученые живут дольше писателей. Как правило…
- В том-то и дело, что нету правил! Но действительно, живут дольше… Потому что рациональнее! Не знаю ни одного ученого, который погиб бы на дуэли!»
«Если б можно было предвидеть, какое у него, у грядущего, будет лицо… Никто и никогда не сумеет заложить программу в самую своенравную машину, именуемую личной человеческой жизнью».
«В старости нелегко отрекаться от своего возраста и постоянно быть «в форме». Эта ЧУЖАЯ форма, как чужая одежда, неудобна, где-то стискивает и жмет».
«- С большой высоты все вокруг как-то виднее. Хочешь понять малое, примерь на великое!»
«- Один умный человек говорил, я слышала: «Судите о людях не по результатам, а по действиям, ибо результаты не всегда от нас зависят!» Но действовать надо так, будто зависят!»
«- Я не признаю формул и аксиом, применяемых к жизни».
«- Не только в искусстве, но и в науке простота предпочтительней сложности. И к ней гораздо труднее пробиться».
«- Почаще употребляй слово «ради». А после него почаще ставь не свое имя, а какое-нибудь другое. Сострадать СЕБЕ все умеют, а вот…»
«Вообще на свете произносится слишком много слов, которые надо вынести за скобки, чтобы внутри скобок осталась истина в ее чистом виде».
«Мы еще не встречались с войною глаза в глаза… Но внезапно увидели развороченные пути и будто исковерканные рукой безжалостного силача рельсы, скелеты вагонов под насыпью. С нашим составом тоже могло случиться такое… Поняв, что об этом думает каждый, Ивашов объяснил:
- А в мирной жизни? Один, как счастливый состав, проскочил к «девяностому километру», а на других фугаски в середине пути попали: разрыв сердца, злокачественная опухоль… Об этом нельзя задумываться. Просто бессмысленно».
«Фашисты опять летели на Москву. И опять небо залили асфальтовыми иероглифами. Тупое, мертвое равнодушие двигалось в вышине».
«- Организуй что-нибудь, Маша… Ну, хотя бы концерт.
- Без репетиции?
- На войне все экспромтом: спасение, ранение, смерть. И концерт! Вот таким образом».
«Война не дает права сосредотачиваться на личном горе: если бы все стали плакать! Горе, как не пролившаяся из раны кровь, образует сгусток, который может впоследствии разорвать человека, уничтожить его. Но о том, что будет впоследствии, думать нельзя. Некогда. И опасно… Война, решая судьбы веков, внешне живет событиями данного часа, только этой минутой. Заставляет смотреть только вперед: обернешься – и проглядишь, подставишь затылок».
«- Теоретически то, что нам поручили, невыполнимо. А практически – не выполнить нельзя. Вот таким образом. Парадокс военного времени».
«- А он по профессии экономист.
- Вот и пусть экономит человеческие нервы и силы».
«- Солдат никогда не называют генералами. А генералов солдатами именуют. Солдат – самое высокое звание…»
«- Я нарушают только те законы, которые нельзя назвать НАШИМИ. К примеру, закон, который хотела нам навязать война: безразличие к цене человеческой жизни – даже детской! Сражаться с бесчеловечностью, следуя бесчеловечным законам, - это кощунство. Поддаться правилам, которые подсовывает враг, - значит, изменить себе».
«…Те роскошные летние ночи, которые, словно многоцветные маскхалаты, скрывали от нас опасность войны».
«- Жерар Филип прыгал с крыш, кидался в огонь, скакал на трех лошадях одновременно, а умер в постели. Смерть выбирает не по очереди, а по жребию».
«…Всякая любовь хороша тем, что она непременно проходит», - с циничным и грустным откровением написал кто-то. Кажется, написал… Потому что лично меня такая мысль посетить не могла, а я знаю, что она существует».
«- Я понимаю, нельзя быть чересчур благородным или слишком интеллигентным. Но ты ЗАСТЕНЧИВО интеллигентен…»
«- Относись к событиям иронично. Они ведь имеют особенность не только наваливаться на нас, но и освобождать от себя, уходить… Даже навсегда исчезать!»
«- Так его классик назвал. Но ведь они не рассчитывали, что мы каждую их фразу будем бесконечно «обкатывать», заменяя ею собственное мнение. Это ведь очень и очень легко: тот сказал так, а другой эдак. И думать не нужно!»
«- Есть люди до того в своем собственном сознании безукоризненные, что и любую подлость совершают как бы невзначай и непременно с позиций честности, по зову долга».
«… И аппетит у него какой-то ненормальный: вот взял и потратил все деньги на пончики. Таких людей жалеть надо».
«- А я? – заныл Витька. – Ты будешь там смеяться, а я буду здесь ходить как дурак, да-а?
- Если можешь, ходи как умный. Мне не жалко».
«Книга эта сразу, уже одним своим видом, мне очень понравилась. Я любил зачитанные книжки с пожелтевшими страницами и зубчатыми, потрепанными краями. У таких книг даже запах особенный: понюхаешь – и сразу читать захочется.
Я вошел в читальный зал, весь уставленный солидными столами. В зале была мертвая тишина. И только сами книги, которые чувствовали себя полными хозяевами, чуть-чуть нарушали ее: они осторожно переговаривались, шелестя страницами».
«- Вы – культурный человек, газеты читаете, вероятно. Что там пишут? «Не проходите мимо!» А вы? Проходите и даже, можно сказать, пробегаете!»
«- Этот бинокль – мой боевой спутник! Он на всех фронтах со мной побывал. И столько всякого видел, что удивляюсь, как его линзы от ужаса не ослепли. Смерть он видел. И кровь. Много крови…»
«…И все меня поздравляли с моей оригинальной идеей о том, что не нужно нам никаких оригинальных идей».
«- Я всегда восхищался обилием твоих творческих увлечений!
- Это как раз отрицательный фактор. Я читал, что рассеянный огонь не приносит победу в бою. Нужен один, но массированный удар!
- Мы живем в мирное время…»
«- Даже в звериные заповедники посторонних не допускают. Без заповедных мест жить невозможно».
«- Мне казалось нахальным, когда разглядывали мои легкие, сердце. Но просвечивать у всех на глазах душу человека… Такого рентгена не может быть!»
Книжный столик
А.Алексин. Повести, рассказы, публицистика.
«Некоторые люди вырабатывают для себя этакие «правила движения души» - нечто вроде правил уличного движения. И следуют им, боясь, что за нарушение чье-то мнение наложит на них суровый штраф».
«Скрывать, таить от людей то хорошее, что есть у тебя в сердце, это все равно что оставлять нетронутыми в недрах земли богатейшие залежи драгоценных камней, золотые, бесценные россыпи. Нет, пожалуй, это еще бессмысленней и опасней… Надо их извлекать на поверхность и щедро дарить людям!»
«Есть вещи, о которых нельзя говорить громко. Есть вещи, которые трудно доказывать – так они ясны всякому, в ком есть человеческое сердце. Сложно объяснить человеку, что он не должен разрушать стены дома, спасающего его от непогоды, что не должен сжигать поле, которое приносит ему хлеб, что не должен убивать сердце, вернее и преданнее которого он не отыщет нигде на свете…»
«Могу ли я ценить человека лишь за то, что он хорошо относится «лично» ко мне? Разве это не будет с моей стороны отвратительным проявлением эгоизма?»
читать дальше
«Некоторые люди вырабатывают для себя этакие «правила движения души» - нечто вроде правил уличного движения. И следуют им, боясь, что за нарушение чье-то мнение наложит на них суровый штраф».
«Скрывать, таить от людей то хорошее, что есть у тебя в сердце, это все равно что оставлять нетронутыми в недрах земли богатейшие залежи драгоценных камней, золотые, бесценные россыпи. Нет, пожалуй, это еще бессмысленней и опасней… Надо их извлекать на поверхность и щедро дарить людям!»
«Есть вещи, о которых нельзя говорить громко. Есть вещи, которые трудно доказывать – так они ясны всякому, в ком есть человеческое сердце. Сложно объяснить человеку, что он не должен разрушать стены дома, спасающего его от непогоды, что не должен сжигать поле, которое приносит ему хлеб, что не должен убивать сердце, вернее и преданнее которого он не отыщет нигде на свете…»
«Могу ли я ценить человека лишь за то, что он хорошо относится «лично» ко мне? Разве это не будет с моей стороны отвратительным проявлением эгоизма?»
читать дальше