А.Борисов. Встреча с погибшим другом.
«В шесть утра началась посадка в эшелоны. Состав товарный, в вагонах лишь немного соломы, но есть крыша над головой и молодость, а это, как теперь понимаешь, не так уж мало».
«У Васи было много друзей, он вел обширную переписку. Мы удивлялись, сколько писем приходило к нему с каждой почтой. А он говорил: «Письмами проверяется дружба. В войну они искренни, без фальши. Будем перечитывать их после Победы и очень много поймем. А сейчас они нас делают сильными и смелыми».
«Многие солдаты сами начали писать стихи. Корявые, неумелые, но искренние. Война рождала поэтов. Проза военной жизни требовала поэтической отдачи».
В.Пластинин: «За два дня изучили противотанковое ружье и ручной пулемет. А жили в школе, где в одном из залов стоял рояль. Арбатский из первой роты (он консерваторский) – играл Шопена, Рахманинова. Музыка – это волшебница, которая все может, я в этом убедился, когда глядел на ребят, а пианист жаловалс, что трудно играть без педали».
В.Пластинин: «Оказывается, в каждой дивизии есть музвзвод. Война и искусство – однополчане. Здорово! Хотя непривычно».
читать дальше
В.Пластинин: «После концерта Монька о чем-то долго разговаривал с какой-то миловидной блондинкой и жал ей, расставаясь, руку. Ночью она ему снилась. Он улыбался во сне. Значение этой улыбки передать на бумаге не могу – в ней заключается главная сила его обаяния».
В.Пластинин: «»Вчера в Кунцевском клубе был концерт московских актеров. С большим триумфом прошел. Особым успехом пользовались артисты Днепров и Оганезова, и еще Княжинская и Дементьева. Какие великолепные актеры у Юрия Александровича Завадского. Толька ходил именинником, ведь перед войной он учился у Завадского и называет себя его учеником; говорит, когда война кончится, вернется непременно на его курс. После концерта всех актеров накормили ужином. Видно, им тоже несладко живется, потому что ужинали они с удовольствием, хотя делали вид, что не очень голодны. Командир части приказал отвезти их ночью домой на машине и вручить каждому по две банки мясных консервов, только осторожно, чтоб не обиделись. Толя потом рассказывал, что они приняли этот дар с благодарностью, но очень достойно».
В.Пластинин, письмо к родителям: «01.07.1942. Насчет моего обмундирования не беспокойтесь, я же воин Красной Армии, которая настолько хорошо обмундирована, что замерзнуть невозможно».
В.Пластинин: «Объявили тревогу. Вновь бомбят. Вышел на улицу – в луче прожекторов мечется фашистский самолет, а с земли в небо – дождь трассирующих пуль. Красиво. И страшно».
В.Пластинин: «Все-таки фашистские самолеты с их дьявольскими силуэтами и белыми, на концах, крыльями, вселяют в душу страх».
В.Пластинин: «Идем медленно, так как днем идти почти невозможно. Летают немецкие самолеты. Чуть увидят кого на дороге, спускаются, начинают бомбить, а сбросив бомбовый груз, опускаются еще ниже и на бреющем полете строчат из пулеметов, а то и давят лыжами зарывшихся в снег бойцов. Звери какие-то».
«Наша агитационная бригада была переименована в санитарный взвод и нам поручили выносить раненых с поля боя, придав несколько санных собачьих упряжек. Дело это было для нас всех непривычное. Во время очередной атаки мы шли, вернее, ползли за наступающими и, подобрав раненых, оттаскивали их в лес либо укладывали на санки, запряженные собаками. Это были удивительные псы! Не боялись выстрелов, ползали по-пластунски, мгновенно откликались на условный свист и, отвезя раненых, тут же возвращались обратно».
В.Пластинин, письмо к родителям: «08.03.1942. Вид у меня фронтовой: шинель с прожженным рукавом, полысевшая шапка, на подбородке и под носом какие-то перья растут вместо усов и бороды».
«Показ кинокартин в боевой обстановке – дело нелегкое. В первый год войны репертуар был крайне ограничен. Когда мы выехали из Москвы на фронт, то имели в своем распоряжении всего одну художественную кинокартину «Салават Юлаев» да два киножурнала. Бойцы знали «Салавата» наизусть, посмотрев его десятки раз. А других фильмов не было, поскольку сразу по приезде на Калининский фронт дивизия вступила в бой и нужны были боеприпасы, а не кинокартины. Зато потом мы меняли фильмы регулярно, и бойцы смотрели все появляющиеся новинки. Сеансы шли в полуразрушенных сараях, палатках, землянках, просто на открытом воздухе. Аппаратура была старая, изношенная, по многу раз ломалась, запчастей не было. Мы мучились сами и удивлялись терпению бойцов, которые приходили на наши сеансы. Жажда встречи с киноискусством была огромна».
«Сколько мучений пришлось претерпеть с инструментами, которые часто ломались, отказывались играть на морозе. Правда, выручали трофейные аккордеоны: бойцы тут же приносили их нам в клуб. Однажды к нам в руки попал комплект духовых инструментов, брошенный немцами и украденный ими в каком-то из наших городов. Вот радость-то была!»
«Бывали случаи, когда зрители, прервав концерт, открывали огонь по пролетающим фашистским «рамам». Однажды такую «раму» сбили во время концерта, и немецкий летчик на парашюте приземлился чуть ли не на нашу сцену».
В.Пластинин: «После концерта угостили нас ломтями черного хлеба с маслом, густо посыпанными сахарным песком. Чудо! Это же пирожные из московской кондитерской!»
«Пришло письмо из ГИТИСа. Погибли на фронте мой однокурсник Юра Арго, чудесный был парень, и Митя Лондон, тот самый, что читал Гоголя по дороге на трудовой фронт. Ребята писали, что погиб он в Ленинградской области, попав под очередь фашистского пулеметчика, и последними его словами были: «В руку, в голову, в грудь… ах, как хочется жить!» Эх, Митька, Митька…»
«Многие бойцы и командиры стали заниматься творчеством. Написанное ими непременно присылалось к нам в клуб. А поскольку профессиональных композиторов в нашей дивизии не было, многие вещи писались на мотивы популярных довоенных песен».
В.Пластинин: «Искусство актера – это самое интересное из всех искусств. Ведь в основе его – человек, которого ты создаешь в себе самом. Это не глина скульптора, не краски художника, не чернила писателя, даже не его слова…»
В.Пластинин, письмо к родителям: «09.09.1942. «Жаль, конечно, что наш огород «пал жертвой» первого налета, но… лучше огород, чем расположенное поблизости предприятие».
«Часто концерты прерывались артобстрелом или очередной бомбежкой, но иногда проходили и в полной тишине. Тогда наши бойцы говорили: «Фрицы слушают». Однажды командир разведроты обратился к нам с просьбой не прерывать концерт даже в том случае, если начнется обстрел, причем выступать непременно на открытом воздухе, а не в землянке. И мы выступили. Первый раз с микрофоном – разведчики притащили и поставили перед нами какую-то усилительную аппаратуру. Мы не узнавали своих голосов, а реакция зрителей была настолько бурной, что, казалось, концерт смотрели не тридцать-сорок бойцов, а по крайней мере несколько сотен. Передний край обороны гитлеровцев просматривался хорошо. Там было тихо и спокойно. Уже потом мы узнали, что во время концерта наши разведчики подобрались к немецким окопам и «выкрали» двух «языков». На допросе пленные рассказали, что слушали «рюс концерт» и были застигнуты врасплох нашей разведкой. За этот концерт многие его участники были представлены к правительственным наградам».
В.Пластинин: «Открытка от Наташиной подруги. Оказывается, Наташа //Качуевская// вышла замуж в феврале этого года за очень славного парня, кажется, начальника политотдела. Его уже нет в живых, а от Наташи это скрывают. Подруга просит не проговориться об этом в письмах к Наташе. Находится она на южном фронте, наверное, под Сталинградом».
В.Пластинин: «В деревне Тагощи произошел у меня такой разговор с хозяйкой одного из уцелевших домиков. Она: «Бог хороший человек!» Я: «А, может, не человек?» Она: «Все равно. Дух». Я: «Так дух или человек?». Она: «Когда нужно – дух, а когда нужно – человек». Я: «Кому нужно?» Она: «Людям. Которые в победу верят». А в углу ее хаты висят иконы, горит лампада, а под иконами на стене наклеены газеты с портретами Сталина».
В.Пластинин: «Сегодня ходил на КП дивизии, километров за 20. Шел по освобожденной земле. Дощечка с надписью «Старица», и все. Ни одного бугорка, ни одной щепки, только густо растущий лопух. А когда-то здесь была деревня, жили люди. Переходил линию немецкой обороны в том месте, где ее прорвали. Разорванная проволока, на ней еще висят немецкие трупы, а поле перед проволокой усеяно бугорками – это полузанесенные снегом наши погибшие бойцы. Здесь был бой. Их еще не успели похоронить».
В.Пластинин: «мины. Это слово стало для нас обыденным и каждодневным, как хлеб, вода, махорка. Около дома, где мы остановились на привал – две противотанковые мины. Оскалились своими усиками. Еще чуть-чуть… и превратятся в пасть удава. Да, какая-то магическая сила заключена в торчащем столбике с тремя расходящимися шпильками и надписью: «Мины». Писать «Осторожно» нет времени. И так все понятно».
В.Пластинин: «Все удивляются, почему я веду такую обширную переписку, да еще с таким большим количеством корреспондентов. Трудно мне ответить на этот вопрос даже самому себе. Повторить свою старую запись? Пожалуй, главное не то, что я там написал, а совсем другое: кончится война и совсем небезынтересно будет прочитать все эти письма, полученные на фронте. И по ним сверить свою жизнь и жизнь своих друзей. Ведь сегодняшние дни, а теперь уже годы войны отличает невероятная людская искренность, обнаженные чувства, отсутствие фальши в отношения между товарищами. И если кого-нибудь из них я увижу изменившимся, я предъявлю ему его собственное письмо и скажу: смотри, каким ты был».
В.Пластинин: «Писать некогда. Идут бои. Взяты Курск, Орел, Белгород. Фашисты все время контратакуют. Погибли многие наши бойцы и командиры. Среди них командир 306-го артиллерийского полка полковник Башилкин. Чудесный был человек. Боевой командир. Давний поклонник нашего ансамбля. У него были роскошные усы, и все в полку, пытаясь ему подражать, тоже стали их отращивать. А он разрешил «обзаводиться» усами только тем, кто отличился в боях».
В.Пластинин: «Проснулся от жуткой артподготовки – немцы прорвали оборону на соседнем участке. Нас срочно перебросили на правый фланг и, уже отойдя на пару километров, мы видели, как разрывались снаряды в той самой деревне, откуда только что ушла наша часть. Но тут «заиграли» «катюши», и стало радостно и легко. Только близко к ним стоять невозможно – перепонки лопаются».
Книжный столик
А.Борисов. Встреча с погибшим другом.
«В шесть утра началась посадка в эшелоны. Состав товарный, в вагонах лишь немного соломы, но есть крыша над головой и молодость, а это, как теперь понимаешь, не так уж мало».
«У Васи было много друзей, он вел обширную переписку. Мы удивлялись, сколько писем приходило к нему с каждой почтой. А он говорил: «Письмами проверяется дружба. В войну они искренни, без фальши. Будем перечитывать их после Победы и очень много поймем. А сейчас они нас делают сильными и смелыми».
«Многие солдаты сами начали писать стихи. Корявые, неумелые, но искренние. Война рождала поэтов. Проза военной жизни требовала поэтической отдачи».
В.Пластинин: «За два дня изучили противотанковое ружье и ручной пулемет. А жили в школе, где в одном из залов стоял рояль. Арбатский из первой роты (он консерваторский) – играл Шопена, Рахманинова. Музыка – это волшебница, которая все может, я в этом убедился, когда глядел на ребят, а пианист жаловалс, что трудно играть без педали».
В.Пластинин: «Оказывается, в каждой дивизии есть музвзвод. Война и искусство – однополчане. Здорово! Хотя непривычно».
читать дальше
«В шесть утра началась посадка в эшелоны. Состав товарный, в вагонах лишь немного соломы, но есть крыша над головой и молодость, а это, как теперь понимаешь, не так уж мало».
«У Васи было много друзей, он вел обширную переписку. Мы удивлялись, сколько писем приходило к нему с каждой почтой. А он говорил: «Письмами проверяется дружба. В войну они искренни, без фальши. Будем перечитывать их после Победы и очень много поймем. А сейчас они нас делают сильными и смелыми».
«Многие солдаты сами начали писать стихи. Корявые, неумелые, но искренние. Война рождала поэтов. Проза военной жизни требовала поэтической отдачи».
В.Пластинин: «За два дня изучили противотанковое ружье и ручной пулемет. А жили в школе, где в одном из залов стоял рояль. Арбатский из первой роты (он консерваторский) – играл Шопена, Рахманинова. Музыка – это волшебница, которая все может, я в этом убедился, когда глядел на ребят, а пианист жаловалс, что трудно играть без педали».
В.Пластинин: «Оказывается, в каждой дивизии есть музвзвод. Война и искусство – однополчане. Здорово! Хотя непривычно».
читать дальше