Журнал путешествий Никиты Акинфиевича Демидова. 1771-1773.
«Собачий грот походит на малое отверстие, в длину имеющий от 9 до 10 футов, в ширину 4,5, а в вышину 6 футов. Он сделался сам собою без всякого искусства. Низ его есть обыкновенная земля, из которой, когда наднесешь руку, не касаясь до земли на одну четверть, весьма ощутительно исходят как бы выдуваемые тончайшие и проницательные пары, почитаемые за смертоносный яд. Стены же сей пещерки превеликим множеством маленьких скорпионов преисполнены, которые от времени в петрификацию, или окаменелость превратились.
Надлежит также сказать, что надзиратель сих мест хранит ключи как от серных бань, так и от грота и не покидает их незапертыми для предосторожности. А как он при нас в сем гроте, стоя на коленках и не наклоняя своей головы, клал на землю связанную собаку, держа ее за ноги, то в минуту сие бедное животное зачало дрожать, как бы будучи в конвульсиях, поворотило глазами, высунуло язык, протянулось без малейшего лаяния и стало неподвижно.
читать дальшеДержавший оную выбросил ее из пещеры сей, как мертвую, а потом, нимало не мешкав, бросил ее в озеро, которое в двадцати шагах оттуда находится. Чрез три минуты собака сия, оживши и выплывши сама из воды, бегая, лаяла, как бы изъявляя тем свою радость, будучи избавлена от смерти. Подобные сему опыты, как сказывал нам провожатый, делывыны были и с людьми, на смерть осужденными, с которыми то же самое последовало. Сказывают, что один аглинской лорд рассудил опыт учинить, поставя на тарелке сырого говяжьего мяса более трех фунтов, которое чрез три недели по градусам свойства сего воздуха уменьшалось до тех пор, пока не больше лесного ореха осталось».
В.Бианки. Лесная газета.
«В защиту от студеных ветров медведь любит устраивать себе зимнее убежище – берлогу – в низких местах, даже в болотах, в частом ельничке. Но вот удивительно: если зима предстоит мягкая, будут оттепели – все медведи непременно залягут на высоких местах, на пригорочках, на юру. Это проверено многими поколениями охотников.
Понятно: медведь боится оттепели. Ну как, в самом деле, среди зимы побегут ему под брюхо струйки растаявшего снега, а там вдруг опять хватит мороз – обледенелый снег превратит мохнатую шкуру мишки в железные латы. Тут уж не до сна – вскочишь, пойдешь шататься по всему лесу, чтобы хоть как-нибудь согреться! А раз не спишь, двигаешься, расходуешь свои запасы сил, - значит, надо есть, подкрепляться. А есть-то медведю зимой в лесу нечего. Вот он, на теплую-то зиму глядя, и выбирает себе для берлоги местечко повыше, где его не подмочит и в оттепель. Это-то нам понятно.
А вот откуда он знает, по каким таким своим медвежьим приметам чует, какая впереди будет зима – мягкая или жесткая? Почему всегда, еще с осени, безошибочно выбирает себе местечко для берлоги либо в болоте, либо на пригорышке? Это нам неизвестно
Слазай в берлогу, спроси об этом у медведя».