Н.Островский. Письма.
«Я говорил, что напишу Вам, когда буду чувствовать приближение конца… или одного из тех настроений, когда я чувствую пустоту, ощущение которой так ярко обрисовывается, когда… вдруг очнешься и как-то жутко чувствуешь эту пустоту. Уже 3-й год я периодически чувствую эти приступы полного упадка энергии и умственной работы и желания уйти куда-нибудь совсем».
«Много есть женщин, которые мне чужды в силу того, что у них нет ни капли натурального хорошего чувства, и, если такое есть, то отравляется тысячами условностей разных ненатуральных убеждений и фальшивого понимания долга, приличия и пр. И как бы дорога ни была для меня она, никогда не мог бы я пройти все эти преграды, что поставили себе люди преградой к мимолетному, так краткому счастью».
«Не считайте меня за мальчика, который, сидя, ничего не делая, вздумал разочаровываться и мечтать о воздушных замках и идеальной свободе, равенстве и братстве. Порыв того желания жить своей мечтой бросил меня в армию в 1920 году, но я быстро понял, что душить кого-то – не значит защищать свободу, да и многое другое».
читать дальше
«Когда я иногда подумаю, то улыбаюсь с такой болью, что если бы мог плакать, то заплакал бы с обиды, что будучи так молод, я чувствую, как старик, и живу, как старик, проживший все свои радости, которому остались лишь воспоминания о прожитых счастливых днях, которых у меня нет».
«…И потом я случайно услышал про нее, что поступала она, как многие другие, в силу того, что уже вошло всем в закон одно лишь – чисто житейская логика: раз мужчина и женщина – значит, любовь, раз любовь – значит, свадьба, а если нет, то только шутка над чувством. Вы эгоистка, Люси. Вы любите себя, свои интересы, и любите кого-нибудь только лишь для себя».
«Хотя я еще недавно начал жить, приходилось остерегаться, но уже лишь потому, что я полюбил идею, сказку о том хорошем и прекрасном, чего нам не добиться никогда с теми животными, что зовутся люди, и что разочарование в этом божке сбило меня с нормального пути, и я почти что поскользнулся…» //речь о любви//
«Мне жаль утерянного, и я не плачу на судьбу, и зная закон природы, где слабые уступают сильным, я не уступаю, а стараюсь как-нибудь иначе уйти».
«Страшно живучее это животное – человек, Люси, и нужно хорошо ударить, чтобы добить сразу».
«Как ни странно, но в развратном Киеве, где мальчик обладает женщиной уже в 10 лет, я даже не целовал ни одной женщины, кроме… и никогда не испытывал влечения к женщине, только раз, когда узнал тебя, Люси. Теперь я думаю, мне даже сам бог, если бы он был, разрешил бы зачерпнуть ковш малый, ковш личного счастья и радости. Я ее достоин…»
«Я не смотрю на жизнь как фантазер. Она слишком реально давит меня».
«…Какой-нибудь странник без мысли и запутавшийся в стенках жизни, как я когда-то…»
«Вырос я в такой жесткой, такой тяжелой обстановке, что не будь той сумасшедшей борьбы рабочей тяжелой, без всего того, что красит жизнь, она была бы такой бледной, что не стоило бы болтаться. Я спотыкался много раз… и разбивался так больно, как может лишь одинокий, без друзей человек затеряться во всем движении. Но я спотыкался потому, что шел к лучшей жизни… Спросите меня, что у меня осталось сейчас родного, дорогого: только одно – партия и те, которых ведет она. Вы мне писали, что дает она мне? А дает то, что я не имею – это то, что двигает нами – сильное, могучее, чему мы преданы всей душой и что нам остается любить. Правда, слишком больна наша личная жизнь, слишком много нужно муки, чтоб не срываться с платформы. Но это наше мелкое, жалкое и больное, оно у нас, всякого уходит, когда приходит время работать, когда партия двигает всех тех, кто отдает ей все».
«Теперь я, когда приходит иногда случай, и чувствую, что женщина… хочет быть близка, я неизменно становлюсь чужим и далеким для нее, потому что ясно для меня, что в догорающей моей жизни мне нельзя втягивать чужую жизнь».
«…Ну, они тут не очень рады таким квартирантам, как я, но надо хоть раз в жизни быть нахальным».
«Кто знает, выкарабкаемся ли мы с того окружения, что имеем».
«На черта, скажи, иметь друзей, чтобы потом они уходили, а ты оставался один».
«…Почувствовал, что ты родная девушка и тебе можно передать то, что было тяжелого, личной лихорадкой мысли».
«Правда, Галя, сколько дается нами и всеми характеристик людей, диких, нелепых, злых и необоснованных, и по какому праву? Только потому, что у нас есть язык, могущий трепать все, что придется».
«Будут впереди целые десятки, а то и сотни дней одинаковых, как жизнь».
«Все проходит, как наша жизнь. Так прошли все испытания, придут им на смену другие и т.д., главное, важно, кто останется победителем – болезни или я. Кто знает! Муся, я борюсь молча. Слышишь! Никто здесь не услыхал от меня ни одного слова жалобы и не услышит никогда».
«…Надо сказать, что, как только у меня дни становятся темнее, я ищу разрядки и пишу тем немногим у меня оставшимся, кто так или иначе сможет связать меня с внешним миром, от которого я так аккуратно отрезан».
«…У тебя, как видно, все в порядке, раз здоров, значит, нет о чем говорить».
«За 4 месяца только раз увидел коммуниста и то его ОК ВКП //окружной комитет партии// прислал для партпереписи ко мне. Вот еще ребята – никто не зайдет, хотя я писал не раз. Нельзя сказать за них, что у них развито чувство товарищества».
«Чертова страхкасса до сих пор не выслала в Новороссийскую страхкассу инвалидного дела, а здесь не дают денег! Вот гады харьковские, до сих пор уж сколько месяцев тянут волынку, распрогроб их душу и иконостас господа бога. Тут уж посылали телеграмму и требование на дело, а дела нет. Я еще одно письмо им пишу и прошу, Петрунь, сходи сейчас же, как только можно скорее к ним и спроси их, что за бардак такой? Вот работнички небесные!»
«Ты, наверное, не знаешь, что я с девчатами ни разу не волынил до настоящего момента. Несмотря на такую беспокойную жизнь – когда любовь бралась на лету, когда не было времени разводить сантименты и т.д. И так было до того времени, когда жизнь дала подножку и пришлось знакомиться с лазаретами и разной лечебной. И вот только теперь, как ни дико возможно это, только теперь пришла чудачка неглупая, физически привлекательная, которая заговорила о физической стороне любви, ставя оправданием столь странного объекта своего влечения то, что для бывшего бойца «лучше поздно, чем никогда», и что это ей принесет большое удовлетворение. Я решил снять свой закон о невозможности и ненужности».
«Я ставлю радиоприемник. Даешь радио! На последние гроши…»
«Радио мое говорит на 100% - слушаем весь мир и Харьков».
«…Неисправимый я лентяй, убей меня небесная мортира. Напишу, ей-богу, напишу, поверь моей бессовестности… Ходить все же не могу. Радио работает, аккумуляторы хороши. Для 100% не хватает одного, но это не обязательно. Так что ты не думай, что без него не обойдется, ведь ты разводишь эксплуататоров в моем лице, я обращаюсь к тебе, как в Госбанк…»
«Проклятый глаз болел полтора месяца, и это время у меня прошло в доску, ни одной книги не прочел, ни одной работы не сделал, отстал в Комвузе… Теперь нужно было бы нагонять, а врач угрожает вторым воспалением, если буду утомлять глаз. Все органы моего тела злостно саботируют, сволота, категорически отказываются исполнять свои обязанности, несмотря на кровавый террор с моей стороны».
«Санаторий высоко на горе, кругом лес, пальмы, цветы. Красиво, покарай меня господь!»
«…Плохо привыкать к людям, еще хуже давать расти дружбе, товариществу… т.к. всегда тяжело, когда жизнь этих друзей уводит».
«…Не удивляйся неразборчивости и неправильно написанным словам, т.к. я совершенно не вижу, что пишу».
«Я уже давно давал себе слово не заводить в настоящем положении друзей, т.к. я их всегда теряю (т.е. не теряю морально, а территориально), и всегда за их отъезд отвечает мое сердечко (один врач натрепался мне, что у меня порок сердца и катар верхушек легких). Врет он или не врет, это меня мало тревожит – пусть хоть 33 порока, лишь бы ходили ноги, а пороки подождут».
«Ну чем покроешь, когда тебя берут на бога? Ничем!»
«Сволочные глаза мои все в том же духе, саботируют – пишу, но, убей, не вижу, что пишу. Боюсь, что написал слово на слово, а ты ничего не разберешь и будешь меня ругать, ты уж прими в амнистию все».
«Не жури за то, что не пишу. Оживаю от воспаления почек; так глупо и мучительно влезло в эти дни это добавочное страдание. Я сам себе удивляюсь, до чего болезни меня любят».
«Я послал тебе всю переписку о злополучной пенсии. Я уже шутя говорю, что даю торжественное обещание, если буду работать, содержать в кассе одного калеку, лишь бы был положен ясный конец этому мытарству. Я думаю, что в большом деле социалистического обеспечения трудящихся, в тех громадных не виданных нигде шагах по соцстраху рабочих, болезнь-волокита есть штатная везде в аппарате».
«Я лично ненавижу деньги, эти бумажки, они самое позорное, по моему убеждению, изобретение человечества. Я глубоко ненавижу деньги, Шура. И я все еще тогда не могу понять своим существом, что иногда жизни, прекрасные жизни моих товарищей по борьбе, погибают, потому что не было пачек грязных, полных бактерий бумажек».
«Одна радость осталась у меня – это радио, без него безрадостна и нищенски тяжела жизнь; я никогда не был богачом, и бытовые тупики я с детства впитал в себя, и то, что жрать нет чего, как человеку больному нужно, это все буза, но когда необходимо отказываться от «душевной пищи», то я не могу.
Поставил я радио, с трепетанием сердца ждал, вот сейчас услышу: «Алло, алло», а получилась чушь. Далеко, браток, Москва и прочее. Работает мой одноламповый БВ только при 2-ламповом усилителе, тогда прекрасно слышно, а так только береговую радиостанцию слышу, матюгнулся я отчаянно, вспомнил бога, но слышимость не увеличилась. Теперь я тебя прошу, пойди, Петя, в Госшвеймашину, - она торгует радио, - и спроси, сколько стоит 2-ламповый усилитель к приемнику БВ, также и лампы «микро», и могут ли они мне их выслать, и сейчас же напиши мне. Не подумай, Петя, что я сошел по радио с ума. Нет. Но ты меня поймешь, что я так забежал в угол и морально и физически, что приемник стал для меня единственным другом здесь, в этом сонном Сочи. Здесь столько недорезанных гадов».
«Первый период борьбы – выселение буржуазии – окончен. Победа осталась за нами. В доме остался только один враг, буржуйский недогрызок, мой сосед. В бессильной злобе эта сука не дает нам топить, и я сижу в холодной комнате; мое счастье, что стоит прекрасная погода, а то я бы замерз. Кто-то из этих бандитов бросил мне камень в окно, целился в голову, да плохо, разбилось только стекло, это уже не первая бомбардировка. Пользуясь моей беспомощностью, когда Рая уходит, начинают меня атаковать камешками. Это никудышные попытки чем-либо отомстить».
«Мне иногда так больно и морально и физически от моего бессилия, что не передать. Представь, Шура, что вокруг тебя идет борьба, а ты привязан и только можешь видеть это».
«Я всеми силами стараюсь найти какое-либо моральное питание, чтобы человечески нищую жизнь хоть немного наполнить содержанием, ибо нельзя оправдать саму жизнь».
«Товарищ мой родной, ты будешь мне писать чуть чаще, и я подлатаюсь морально, т.к. у меня, несмотря на мое сопротивление, бывают периоды депрессии и упадка морально-физических сил. До сих пор я осиливал эти наплывы, но с каждым разом все с большими трудностями. Когда я потеряю основную базу моей жизни, это надежду вернуться к борьбе, это будет для меня конечный пункт. Я иногда с сожалением думаю, сколько энергии, бесконечного большевистского упрямства у меня уходит на то, чтобы не удариться в тупик; будь это потрачено производительно, было бы достаточно пользы».
«Вокруг меня ходят крепкие, как волы, люди, но с холодной, как у рыб, кровью, сонные, безразличные, скучные и размагниченные. От их речей веет плесенью, и я их ненавижу, не могу понять, как здоровый человек может скучать в такой напряженный период».
«Конечно, милая Шурочка, я не должен быть ребенком и думать, что все сразу станет хорошо. Много есть хороших слов, и их приятно слушать, но ничего так празднично не делается».
«Был у меня с товарищами из комиссии и РК горячий спор о том, имеет ли моральное право партиец иметь рояль и учить детей французскому языку и т.д. и т.п., и меня покрыли здорово (анархосиндикалистские нотки, говорят), и я остался одиночкой. Здесь тоже делается передвижка работников, но, по-моему, не резкая, а «ласковая» - ведь, говорят товарищи, сейчас идет не организационная, а идеологическая борьба с правыми и т.д. и т.п. Я лично думаю, что скоро придет время, и оргвыводы станут неизбежны. Мне говорили товарищи: «Тебе бы не было 24 года, если бы ты говорил иначе».
«…Я как аккумулятор, отдавший весь состав энергии и не получивший пока зарядки».
«…Когда пройдут эти перекаты – из темных хоть бы стали серыми дни…»
«Подумай, Петя, угасло зрение – такая радость жизни. Разгромив меня наголову физически, сбив меня в этом со всех опорных пунктов, ничто не может лишь унять моего сердечка, оно горячо бьется. Как трагически сложилось, Петя, что внутри такая энергия, такая хорошая, ясная, большевистская установка, и тут же в доску разрушена вся система, руки, ноги, глаза и т.д. и т.п.»
«Я так ясно чувствую, как ничтожны наши заботы о вещах, когда уходит жизнь».
Книжный столик
Н.Островский. Письма.
«Я говорил, что напишу Вам, когда буду чувствовать приближение конца… или одного из тех настроений, когда я чувствую пустоту, ощущение которой так ярко обрисовывается, когда… вдруг очнешься и как-то жутко чувствуешь эту пустоту. Уже 3-й год я периодически чувствую эти приступы полного упадка энергии и умственной работы и желания уйти куда-нибудь совсем».
«Много есть женщин, которые мне чужды в силу того, что у них нет ни капли натурального хорошего чувства, и, если такое есть, то отравляется тысячами условностей разных ненатуральных убеждений и фальшивого понимания долга, приличия и пр. И как бы дорога ни была для меня она, никогда не мог бы я пройти все эти преграды, что поставили себе люди преградой к мимолетному, так краткому счастью».
«Не считайте меня за мальчика, который, сидя, ничего не делая, вздумал разочаровываться и мечтать о воздушных замках и идеальной свободе, равенстве и братстве. Порыв того желания жить своей мечтой бросил меня в армию в 1920 году, но я быстро понял, что душить кого-то – не значит защищать свободу, да и многое другое».
читать дальше
«Я говорил, что напишу Вам, когда буду чувствовать приближение конца… или одного из тех настроений, когда я чувствую пустоту, ощущение которой так ярко обрисовывается, когда… вдруг очнешься и как-то жутко чувствуешь эту пустоту. Уже 3-й год я периодически чувствую эти приступы полного упадка энергии и умственной работы и желания уйти куда-нибудь совсем».
«Много есть женщин, которые мне чужды в силу того, что у них нет ни капли натурального хорошего чувства, и, если такое есть, то отравляется тысячами условностей разных ненатуральных убеждений и фальшивого понимания долга, приличия и пр. И как бы дорога ни была для меня она, никогда не мог бы я пройти все эти преграды, что поставили себе люди преградой к мимолетному, так краткому счастью».
«Не считайте меня за мальчика, который, сидя, ничего не делая, вздумал разочаровываться и мечтать о воздушных замках и идеальной свободе, равенстве и братстве. Порыв того желания жить своей мечтой бросил меня в армию в 1920 году, но я быстро понял, что душить кого-то – не значит защищать свободу, да и многое другое».
читать дальше