Читательский дневник

[soliden]

Михаил Светлов.
Игра.

…Сколько милых значков
На трамвайном билете!

Инфантильный кондуктор
Не по-детски серьезен,
И вагоновожатый
Сидит за машинкой…
А трамвайные окна
Цветут на морозе,
Пробегая пространства
Смоленского рынка.

Молодая головка
Опущена низко…
Что, соседка,
Печально живется на свете?..
Я играю в поэта,
А ты – в машинистку;
Мы всегда недовольны –
Капризные дети.

Ну, а ты, мой сосед,
Мой приятель безногий,
Неудачный участник
Военной забавы…

Мы играли снарядами
И динамитом,
Мы дразнили коней,
Мы шутили с огнями,
И махновцы стонали
Под конским копытом, -
Перебитые куклы
Хрустели под нами.

Мы играли железом,
Мы кровью играли,
Блуждали в болоте,
Как в жмурки играли…
Подобные шутки еще не бывали,
Похожие игры еще не случались.

Оттого, что печаль наплывает порою,
Для того, чтоб забыть о тяжелой потере,
Я кровавые дни называю игрою,
Уверяю себя и других… И не верю.

Я не верю, чтоб люди нарочно страдали,
Чтобы в шутку полки поднимали знамена…
Приближаются вновь беспокойные дали,
Вспышки выросших молний и гром отдаленный…

О.Куно. Горький ветер свободы.
«Я хорошо помнила, с чего все началось. Помнила, как весь находившийся на городской окраине район, где я жила, в одночасье оказался выжжен дотла – ни домов, ни вишневых садов, ни фонарных столбов, ни клумб с благоухающими розовыми кустами. Помнила, как обвалились догорающие доски моста, гостеприимной дугой переводившего нас через реку к центральной части города. Помнила много трупов, лежавших в неестественной позе на мостовых. В том числе и тела хорошо знакомых мне людей. И помнила, как девушек, в том числе меня и некоторых моих соседок, согнали к отдаленной и неприметной бухте. Там нас поджидал корабль с черными парусами.
Потом было долгое, утомительное и во всех отношениях премерзкое путешествие по морю. Нас большей частью держали в трюме, где было тесно, душно и дурно пахло. Мы превратились из людей в вещи, и это транслировалось нам весьма доходчиво. Товар нельзя портить – это первое правило работорговца. Если и били за ослушание, то так, чтобы не оставалось синяков. Зато могли ограничивать в еде или на время лишить питья – страдание, когда кругом можно видеть неограниченное количество соленой морской воды, практически нестерпимое. Многим из нас первое время было невыносимо плохо и без всяких наказаний, просто от непривычной морской качки.
Помнила я и то, как у одной из нас, худенькой светловолосой девушки, обнаружилась глубокая рана на ноге, полученная в процессе похищения. Рана гноилась и корабельный лекарь лишь пессимистично покачал головой. О да, я хорошо помнила, как обошлись с этой девушкой. Как поступают с негодным товаром? Его выбрасывают за борт.
Сейчас, стоя на каменном возвышении, я помнила все это как нельзя лучше. И не волновалась о своем будущем так, как другие девушки. Для меня все уже было решено и не подлежало ни малейшим сомнениям. Дело заключалось в том, что я просто была не готова жить в мире, в котором возможно подобное. Я отказывалась от этого мира. Совершенно осознанно, раз и навсегда».