Р.М.Рильке, Б.Пастернак, М.Цветаева "Письма 1926 года". Соответственно заголовку - письма. А так, как выяснилось, совершенно откровенная и гнусная э... агитка?
Книжку взяла в библиотеке... так как я вообще интересуюсь письмами... Кроме того подумала, что вот я читала письма Цветаевой и думала, что хотелось бы слышать и обратную сторону - так тут как раз обещали поместить хоть что-то хоть частично. В рамках указанных адресатов и указанного промежутка времени. С этими ожиданиями и приступила к чтению.
Но по мере продвижения стала все больше чувствоваться какая-то странность данного издания... Какой-то отчетливый диссонанс... И только когда уже перевалило за середину и двигалось к финалу, до меня дошло. Тут - вопреки заголовку и предисловию, что тут, дескать, покажут какой-то там внутренний мир - нет писем Цветаевой! То есть, имеются несколько ее писем к Рильке - и все! Да и Рильке, собственно, не так уж много... Как я поняла, видимо, большей частью в пределах того количества писем, которые Цветаева передала э... ну, в ту контору, где решили собирать архивы литераторов... незадолго до своей смерти. Что за ерунда - думаю я - книжка скоро закончится, ГДЕ это все?? Я же прекрасно помню, что Пастернаку Цветаева написала пропасть длиннейших писем... да они заняли прямо таки большую часть толстенного тома!
А здесь присутствуют в основном и главным образом письма одного Пастернака. Да и насчет него я что-то сомневаюсь, что это
все его письма - пусть даже за указанный промежуток времени. Налицо явная и грубая манипуляция.
читать дальшеПотому что тут вместо писем Цветаевой идет как бы их пересказ - в строго определенном ключе. Или, к примеру, помещаются какие-то произвольно вырванные из контекста фрагменты, из которых невозможно уловить никакой смысл - и им дается соответствующий комментарий! Ну вот в таком роде - скажем, из вырванного цветаевского фрагмента следует, что она любуется морем и сообщает, что здесь можно прекрасно гулять. Пара фраз. И после этого следует комментарий, что - "отсюда видно, насколько Цветаева зациклена на себе и эгоистична". Что???
Тут я наконец додумалась глянуть, кто... составители и издатели, так сказать, данного опуса. А, ну конечно... Семейка Пастернака... Точнее, два ее представителя - как я понимаю, сыновья Пастернака? (я сначала сгоряча подумала на жену, но глянула в википедию и узнала, что обе жены Пастернака ко времени публикации уже давно скончались.) Какая гадость... К финалу составители уже совсем распоясались и, как бы сказать, проврались - так прямо и пишут, что - мы, значит, специально постарались это все собрать, чтобы представить для суда истории и потомков над Цветаевой! она типа и сама бы хотела, чтобы прошел такой суд! С-с-с... с-сущности лицемерные... От вас бы она ничего не хотела.
(соображая) Так, может, вот где собака порылась и откуда дует ветер - с чьей подачи Цветаеву неустанно обливают помоями и миллионы малолетних дебилов (с) Пучков-Гоблин - как заведенные бездумно повторяют одну и ту же чушь... Поняла, что меня тошнит от Пастернаков.
В общем, почувствовать, как обычно бывает при чтении писем, их автора - Рильке, к примеру, мне тут никак не удалось. Ввиду микроскопического количества. Относительно Пастернака тоже затрудняюсь... к тому же, тут идет негативное воздействие от его потомков. (как будто мало было того, что ранее донеслось из других источников...) Остается под вопросом.
//Пастернак – Цветаевой// «Наконец-то я с тобой. Так как мне все ясно, то можно было бы молчать, предоставив все судьбе, такой головокружительно-незаслуженной…»
«Я боюсь, что у нас не во всем совпадает лексикон, что в своем одинаковом отщепенстве мы с тобой не по-одинаковому отталкивались от последовательно царивших штампов».
«Субъективно то, что только написано тобой. Объективно то, что читается тобою или правится в гранках, как написанное чем-то большим, чем ты».
«Вечный этот мир весь начисто мгновенен (как в жизни только молния). Следовательно, его можно любить постоянно, как в жизни только – мгновенно».
«Сестра моя жизнь была посвящена женщине. Стихия объективности неслась к ней нездоровой, бессонной, умопомрачительной любовью. Она вышла за другого. Вьюном можно бы продолжить: впоследствии я тоже женился на другой. Но я говорю с тобой. Ты знаешь, что жизнь, какая бы они ни была, всегда благороднее и выше таких либреттных формулировок. Стрелочная и железнодорожно-крушительная система драм не по мне».
«Сколько сделано людей, сколько в отрочестве объявлено гениев, доверенных, друзей, единственных!.. Отчего их так много? Что ты страшно моя и не создана мною, вот имя моего чувства».
//Пастернак – Рильке// «Чувство невообразимости такого сцепления судеб, своей щемящей невозможностью пронизывающее меня, когда я пишу эти строки, не поддается выражению».
«Я был Вам безгранично благодарен за широкие, нескончаемые и бездонные благодеяния Вашей поэзии».
«Все становится лишним, стоит выговорить то, что важнее всего».
//Пастернак – Цветаевой// «Меня потянуло поговорить с тобой… Точно ветер пробежал по волосам. Мне именно стало невмоготу писать тебе, а захотелось выйти взглянуть, что сделалось с воздухом и небом, чуть только поэт назвал поэта».
«Кем ты была? Беглым обликом всего… точно не человек, а небо в прелести всех плывших когда-либо над тобой облаков».
«Твоя красота… - явленность большого духа в женщине… Это состояние мира, вызванное в нем тобою».
«Ты была языком, открывающимся у всего того, к чему всю жизнь обращается поэт без надежды услышать ответ».
«Есть несколько случаев, когда Женя //жена// страдала по недостаточным поводам, т.е. когда я начинал любить и недолюбливал даже до первого шага. Есть тысячи женских лиц, которых мне бы пришлось любить, если бы я давал себе волю. Я готов нестись на всякое проявление женственности, и видимостью ее кишит мой обиход. Может быть в восполнение этой черты я рожден и сложился на сильном почти абсолютном тормозе».
«Писателя и текст создает третье измерение – глубина, которая подымает сказанное и несказанное вертикально над страницей, и что важнее – отделяет книгу от автора».
«…Еще не тот кругом у нас, русских, воздух (а может быть, и во всем мире), когда можно доверяться человечности случая… Тут заряжать нужно собственной рукой».
«Можно подумать, при взгляде на историю, что идеализм существует больше всего для того, чтобы его отрицали».
«Бесстрашие мне внушает фатализм, то есть вера в целое, растянутое по времени пренебреженье к частностям».
«Удивительно, как поправляет и омолаживает страданье. Я вдруг узнал в глаза свою давно не виденную жизнь».
//Рильке – Цветаевой// «Не потому ли так спешат из театра люди, что вид занавеса после обилия прошедшей перед их глазами жизни невыносим для них?»
«Я почувствовал, будто сама природа твоим голосом произнесла мне «да», словно некий наполненный согласьем сад, посреди которого фонтан и что еще? – солнечные часы. О, как ты перерастаешь и овеваешь меня высокими флоксами твоих цветущих слов!»
«Сама работа, наша великая захватывающая работа отнюдь не мстительна и, даже выхватывая нас из самих себя, она отпускает не измученных и опустошенных, а вознагражденных сверх меры».
//Пастернак – Цветаевой// «Дай мне только верить, что я дышу одним воздухом с тобою и любить этот общий воздух».
//Рильке – Цветаевой// «Теперь, когда пришло нам время «не хотеть», мы заслуживаем отзывчивости».
//Пастернак – Цветаевой// «Надо заводить что-то не свое, общечужое, чтобы в продолженье часов сидеть с человеком, хорошо себя чувствующим в часах. Это как партия пернатого с пресноводным. А как это ужасно в любви?»
«Дурацкие состоянья сопутствуют творчеству, тут А не равно А, логика бессильна или вечно неприлична и пьяна».