Григорий Поженян.
Бранденбургские кони.
Когда начинаются войны
и сыплются первые мины,
последних признаний достойны
в теплушки садятся мужчины.
Одною обувкой обуты,
едины одною заботой,
теперь они заняты будут
одною и той же работой.
Теперь они точно поделят
двухверстку земли на квадраты.
И будут по метру в неделю
ползти на обратные скаты.
И как бы земля ни дрожала,
и как бы она ни горела,
и сколько бы в ней ни лежало
упавших за правое дело.
Пока кровенеют закаты,
в дыму погребальной лощины —
садятся в теплушки мужчины,
ползут на обратные скаты.
читать дальшеО! Если б моря обмелели
и твердь обнажилась земная,
живым не хватило б молелен,
чтоб мертвых назвать, поминая,
живым не хватило бы зданий
для досок мемориальных.
Правительствам — оправданий
за лживость коней триумфальных.
***
Но свет фанерных звезд —
холмов печальный свет.
Но горький дым берез,
что стлался столько лет.
Но чернота ворон
над чернотой снегов.
И леденящий рев
недоенных коров.
С утра и до темна
горящие хлеба...
Не наша в том вина,
а наша в том судьба.
И сколько б тысяч дней
нам ни пришлось идти.
Над тенью их коней
лежал конец пути.
И догорал, как мог,
поверженный Берлин.
За горечь всех дорог
ушедших в бой мужчин.
За свет фанерных звезд —
холмов печальный свет.
За горький дым берез,
что стлался столько лет.
Е.Михалкова. След лисицы на камнях.
«Макар как-то странно покосился на него.
- Чего это ты зыркаешь?
- Серега, да ведь ты точно такой же. Красильщиков терем восстанавливает, ты преступников ловишь. Просто тебе повезло: ты раньше нашел свое призвание. А он позже, зато теперь – видишь, как нагоняет упущенное время!
- Что ты несешь?
- Тебя, куда ни помести, ты будешь ловить преступников. А Красильщиков везде будет из старого делать новое. Он жизнь вдыхает в почти умершее, а ты упорядочиваешь частицы этой жизни согласно закону, который у тебя в голове.
- Закон на бумаге писан, - буркнул Сергей.
- В голове, в голове, - сказал Макар. – У тебя уголовный кодекс преобразован в молекулу и встроен в твою ДНК. Ты генно-модифицирован под служение обществу!
- Иди в пень, - сказал Сергей. Рассуждения Илюшина ему смутно не нравились. – Себя модифицируй!
- Себя не хочу. А что тебе не нравится?
- Как-то это мерзко звучит: модифицирован…
- Что поделать, Серега: вы оба – идейные.
- А ты, значит, над схваткой?
- Я лишен скелета внутренней кристаллической решетки, ограничивающей меня в выборе действий.
- Это называется беспринципность!
- Это называется свобода!
- Недобрый ты, - помолчав, сказал Сергей. – Был веселый циник, а стал злой циник. Что с тобой происходит? На людей бросаешься…»