Книжный столик

[Аглая]

М.Л.Рукетт "Познание масс. Очерки политической психологии".

"Все общества состоят из индивидов, как наивно скажут некоторые личности, блистающие превосходным незнанием истории".

"Мысль о том, что для того, чтобы управлять, следует убедить, вообще-то вытекает из существования права на голосование, и эта необходимость возрастает вместе с количеством тех, кто голосует, а также вместе с увеличением количества сетей влияния."

"Политический дискурс санкционируется не его отношением к истине, а его отношением к эффективности. Только один новейший западный обман (происхождение которого хорошо понятно: оно является промышленно-экономическим) дает возможность спутать оба этих понятия и непременно считать истинным то, что является достаточно оперативным. При подобном подходе прав тот, кто убедил наибольшее количество людей; а тот, кто не умножает благ, совершает ошибку. Таким образом, мы развиваем логику прагматизма, которая кажется непревзойденной, поскольку она охватывает само становление общества."

"Город больше предполагает совокупность, нежели число, создававшее этот город."

"Ключ к пришествию СМИ в политику содержится в нескольких словах: того, что не обозначено для публики, предположительно считающейся уравненной, - для этой публики не существует. Так нацеливаются на создание необходимого посредничества между действительностью и сознанием людей. Люди, будучи зависимыми, информированными, воспитуемыми, вечно пребывают в состоянии научения.
Предположим, что каждая вещь в мире воплощена в образ, который представлен на обозрение и одновременно закреплен. В смысле тенденции это является тем, что мы знаем, начиная со времен всемирного распространения фотографии и распространения электронных средств. Подобие... приобретает больше истинности, чем модель. Подлинно более, чем действительное, то, что задано видеть в действительном, как раз потому, что это задано, то есть одновременно подготовлено и проверено, социально инвестировано и оценено. Те образы, которые телевидение предлагает о войне, например, выводят войну на уровень официального зрелища (во всех подробностях мы это видели в 1991 году при показе войны в Персидском заливе), зрелище, по которому разделение голосов, похоже, гарантирует законность самого спектакля. Таким образом, вопрос о правдивости оказывается устраненным, как неподобающий, неподходящий к употреблению и, в целом, беспричинно умозрительный: нет возможности отрицать то, чего мы не видим; можно опровергнуть свидетельство, выраженное кем-то единственным, чего не скажешь о свидетельстве, полученном миллионами. Сбивающая с толку сложность мира становится знакомой и разделенной простотой. Мгновенно увиденное всеми служит пищей для бесед."

"Все лучше и лучше узнавать мир означает все больше и больше - до бесконечности - устанавливать в нем различия."

"Мысли коллектива присуща слабая озабоченность связностью. Поэтому весьма обыденным является не только то, что мнения индивидов не приходят в гармонию с их поведением, но даже то, что их позиции не согласуются между собой."

"Без отличительного обозначения не бывает приведенной в движение массы. Подобный прием, если довести его до крайности, ведет к единообразию и обряду: индивиды перемешиваются, все их поступки просчитываются. В этом смысле, как и во многих других, спортивные игрища и идеологические сборища друг от друга не отличаются. Тот, кто не принимает участия в ликованиях или в ритуальных обрядах, может прийти в удивление от подобного разгула. И тогда он простодушно верует, что массы сплотились вокруг некой идеи, некоего идеала, некой веры. Он не улавливает, что внешние проявления масс представляют собой саму их сущность, и что, в силу этого, значение знака далеко не сводится к одной поверхностной функции украшательства, а выполняет различные важные задачи:
- Знак представляет собой итоговое заключение; знак взывает к прошлому, к эмоции, воспоминанию об обязательствах, к причастности и разделенности. С развитием привычки и в соответствии с принципом наименьшего усилия, знак, в конечном итоге уже становится неотделимым от всего перечисленного: материальность знака совпадает с прожитым мировоззрением, знаком коего он является. Представительское значение знака признается даже его противниками: плевок на обрывок бумаги или на кусок металла, разрывание афиши, сжигание прямоугольника ткани сами по себе являются символическими поведенческими проявлениями. В противном случае их можно было бы счесть нелепыми.
- Знак является подспорьем тождественности в том плане, что дает индивиду возможность признать свою собственную принадлежность и принадлежность других, будь то враги или друзья. Знаки становятся необходимыми для некой определенной шкалы и всегда - во время противостояния. В целом, знак является коллективной подписью, утверждающей некий договор сообщества.
- и наконец, знак является священным. Знак обладает льготой исключительности в мире, подобно любимому лицу, узнаваемому среди тысяч лиц; знак отмечает область братства, безопасности или славы, и эта область образует желанную чересполосицу на обычной почве удрученности. К этому присоединяется отношение "знак - время": знак зачастую отсылает к очарованию прошлого, и знак вечно является носителем обещания грядущего (победы на первенстве мира или торжества революции). В потоке Истории знак являет собой якорь.
Впрочем, знак проявляется в двойном способе хвастовства и умножения: знак предназначен для нудного повсеместного лицезрения. Знак не гнездится втайне, а выставлен напоказ в общественном пространстве. Выставленность и повторяемость предлагает массам весьма реалистичный образ нагруженного смыслом окружения: это маркировка. Действительно, стены, фронтоны, трибуны, проспекты, фасады, не говоря уже о людях, носят знак их включенности. Если политический строй стремится к обобществлению, он не должен ничего оставлять без знака присвоения. То, что не помечено клеймом-ярлыком, в лучшем случае существует лишь неким низшим (второстепенным) способом, наподобие развалившихся хуторов, названия которых затерялись на карте. А для того, что имеет значение, взгляд, куда бы он ни упал, должен уметь распознать свой лагерь и признать свой мир. Знак является блюстителем порядка или, если угодно, восстановителем уверенности."

"Когда общее количество управляемых нарастает и их богатство растет, государство не слабеет, оно только и может разветвляясь, распространять свое влияние. Итак, тоталитаризм и массы неизбежно судьбоносно связаны, если считать, что судьба является тем, что должно произойти неотвратимо и непреложно."

"В разные времена и в разных краях существовали различные типы тоталитаризма: одни - грубые и демонстративные, почти что показные, другие - более сдержанные; одни придают своему лицу выражение силы, другие - выражение озабоченности. Чаще всего приходят на ум наиболее принудительные формы, и в итоге их начинают принимать за прототипы, забывая, что тоталитаризм определяется не насилием, а волей к власти. Рекламные приемы приучили нас путать символ и проявление, оболочку и содержимое, внешний облик и подлинную сущность. Не все упорядочивания прибегают к полицейскому надзору, к заключению под стражу и к коллективным смертным казням. Но все они демонстрируют и насаждают этику Государства. Центр тяжести этой этики может состоять из расовой принадлежности, пролетарской революции, прав человека или экономического процветания, божественных установлений или счастья: это совершенно не меняет природу феномена, ибо в любом из этих случаев пространство личной свободы приносится в жертву коллективным интересам или ценностям, выдаваемым за наивысшие. Все поступки, даже самого интимного характера, должны быть согласованы или оценены в соответствии с этими нормами. Требования моральные и социальные переплетаются между собой. Независимость становится подозрительной, потому что она является отклонением (от нормы); оригинальность не так уж далека от ущербности. Можно считать, что тоталитаризм достиг успеха, когда эта этика до такой степени въелась гражданам в плоть и кровь, что они сами защищают ее, начинают сами контролировать поведение другие граждан в соответствии с ее нормами. Другими словами, подчинение здесь является не следствием, а основным условием. Внутреннее принятие приказа - наилучший механизм регулирования, равно как и лучшая маскировка политики состоит в нравственном притворстве. Министерства добродетели взращивают веру в добродетель министерств. Благодаря этому у граждан создается впечатление о либерализме и человечности власти."

"Удобство от благодарного слияния с массой, которое мы все стремимся разделить: нет ничего более принудительного."

"Гражданин - человек, качества которого полностью определены в глазах власти.

"Великое множество опросов показывает, что в развитых странах большинство избирателей обладают весьма ограниченными знаниями в области политики, относящимися как к политическим организациям, так и к их целям или к их видным деятелям. Их варианты выбора зависят от ощущения и впечатления, от импульсивности гораздо чаще, чем от анализа. Это не является открытием. Но это со всей очевидностью показывает настоящие корни массовой политики: она далека от рассуждений философов, от оптимизма педагогов или от крючкотворства юристов - речь идет именно о социальной психологии..
Можно также вспомнить, что говорили по этому поводу Лазарсфельд, Берельсон и Годэ: выбор избирателей напрямую зависит от их близких, в процессе доверительных бесед, которые происходят между ними, дающие возможность поднять доводы на должную высоту и без ущерба отстаивать то, во что веришь, на что надеешься, что чувствуешь. Так идеи напрямую связаны с межличностными отношениями, а личное мнение, будучи разделенным с кем-то другим, еще больше от этого усиливается."

Comments

[Alaric]

Спасибо.
Но абзац про тоталитаризм - это классика жанра. Нам нужно объявить что-то тоталитаризмом, поэтому мы просто сделаем своё определение тоталитаризма, чтобы то, что нам хочется объявить тоталитаризмом под него подходило.

Можно считать, что тоталитаризм достиг успеха, когда эта этика до такой степени въелась гражданам в плоть и кровь, что они сами защищают ее, начинают сами контролировать поведение другие граждан в соответствии с ее нормами.

Вот это, простите, чушь. У человека просто исторически работает интуитивная система распознавания "свой"-"чужой". Она у наших предков развилась в результате эволюции, в животном мире без неё никак. Поэтому везде и всегда граждане будут плохо реагировать на тех, кого они считают не таким, как они. Это не имеет никакого отношения к тоталитаризму. Но в контексте обсуждаемого вопроса важно, насколько человек, которого окружающие признают "не таким", имеет шансы нормально жить. И насколько легко угодить в "не такие". И как раз видно, что с каждым годом граница между "такими" и "не такими" всё больше размывается, и даже будучи "не таким" можно успешно процветать и даже не замечать, что тебя кто-то осуждает.

Да, любая общность требует пожертвовать своей личной свободой ради неё. И что? Да, человек существо социальное, и он почти наверняка будет искать "своих" и к ним прибьётся. Но мы как раз сейчас наблюдаем растущую атомизацию общества. Ибо человеку, в общем-то, не обязателен миллион единомышленников, человек не в состоянии столько воспринять. Поэтому любое крупное течение будет дробиться и дробиться, и обратное объединение может произойти только под влиянием ощущения сильной опасности.

[Аглая]

Alaric, да мне показалось, ему пофиг, нужно что-то объявить тоталитаризмом или не нужно. Просто пользуется понятием и все. И, как мне кажется, что не так с этим понятием - всеобщий контроль, организация.

У человека просто исторически работает интуитивная система распознавания "свой"-"чужой".

Ну, исторически работает, но у автора теория, что это действительно для малых общин. А если брать большую массу, тот же город с населением в несколько миллионов человек, где невозможно знать всех и обо всем, то тут уже возникает проблема информирования - к примеру, фрагмент про СМИ. Если что-то не "обозначать", то есть, не информировать об этом население, то этого как бы не существует.
Вот там еще есть, пока не успела написать -
"Позиция власти осуществляется через разумную позицию: говорить или делать, но говорить то, что надо делать, или делать то, что надлежит сказать, и замалчивать невыполнимое."
Начало немного корявое (проблемы перевода), но, мне кажется, очень по делу.

[Alaric]

Аглая,

И, как мне кажется, что не так с этим понятием - всеобщий контроль, организация.

Если читать то, что ты процитировала, получается, что общество, в котором, скажем, есть заповедь "не убий" более тоталитарно, чем общество, в котором этой заповеди нет. Вообще, получается, что наличие любых законов (особенно тех, с которыми граждане согласны), для автора означает наступление тоталитаризма )

Ну, исторически работает, но у автора теория, что это действительно для малых общин.

Система "свой"-"чужой" работает у всех. Её работу в современном обществе мы можем наблюдать сплошь и рядом.

А если брать большую массу, тот же город с населением в несколько миллионов человек, где невозможно знать всех и обо всем, то тут уже возникает проблема информирования - к примеру, фрагмент про СМИ.

Но невозможность знать всех и обо всём как раз и приводит к тому, что в современном обществе человек может быть "неуловимым Джо" гораздо легче. И никто его контролировать не будет, потому что кому он вообще сдался? А в малых общинах это как раз не работает, человек, живущий в малой общине и не поддерживающий хороших отношений с общиной автоматически получит неприятности.

Если что-то не "обозначать", то есть, не информировать об этом население, то этого как бы не существует.

И что? А в светлое доброе средневековье никому и в голову не пришло бы о чём-то информировать население. Оно вообще ни в чём не участвует.
Естественно, власть (любая) стремится максимизировать свою выгоду (выгода может быть разной, необязательно материальной). И будет при этом пользоваться приёмами, какие сочтёт для себя доступными. Но как раз количество приёмов, доступных для власти, сейчас меньше, чем в старые времена. А там, где оно растёт благодаря прогрессу, так и у граждан растёт количество приёмов, которыми они могут от власти ускользать.

[Аглая]

Alaric,

Вообще, получается, что наличие любых законов (особенно тех, с которыми граждане согласны), для автора означает наступление тоталитаризма

Ну, наверно, и обозначает. И что? Об этом случае у него тоже есть - для него "тоталитаризм" - просто рабочий термин и все, а для тебя он по ходу является чем-то эмоционально окрашенным, поэтому ты не можешь его спокойно воспринимать. Или он для тебя несет кучу дополнительных смыслов, которые возникают только в нашем обществе - например, что тоталитаризм "наступает", что это кошмар и т.д. И если кто-то говорит о тоталитаризме, то на автомате кажется, что он этого боится.

[Alaric]

Об этом случае у него тоже есть - для него "тоталитаризм" - просто рабочий термин и все, а для тебя он по ходу является чем-то эмоционально окрашенным, поэтому ты не можешь его спокойно воспринимать. Или он для тебя несет кучу дополнительных смыслов, которые возникают только в нашем обществе - например, что тоталитаризм "наступает", что это кошмар и т.д. И если кто-то говорит о тоталитаризме, то на автомате кажется, что он этого боится.

Ну а он в книжке пишет, мол, я подразумеваю под тоталитаризмом то-то и то-то? Он приводит определение в явном виде?

Потому что это как-то глупо получается, я вот так могу написать целую книгу про ёжиков, которые вьют гнёзда на деревьях, а когда мне предъявят претензию, что ёжики на деревьях не живут, скажу, а я ёжиками называю таких птиц с длинным чёрным хвостом. А у тех, кто со мной не согласен, просто слово "ёжик" как-то там окрашено, поэтому они не могут его воспринимать так, как я.

Собственно, я это и написал выше: классика жанра - человек придумал собственное определение и под него подгоняет то, что видит.

На самом деле, тут проблема не в том, что для меня слово тоталитаризм является эмоционально окрашенным. Я, как уже писал раньше в истории со спором "что такое либерализм", прекрасно умею пользоваться чужими определениями. Но в случае политических терминов меня как раз раздражает, что у всех определения свои. И при этом как раз пользуются тем, что для других эти слова являются эмоционально окрашенными.

Кстати, если мы вообще не считаем, что тоталитаризм - это плохо, то это же прекрасно, что люди живут в обществе с законами, с которыми они согласны. Ещё Спиноза писал, что свобода - это осознанная необходимость Если некая страна достигла таких успехов, что он убедила всех своих граждан добровольно соблюдать свои законы, за неё можно только порадоваться (Хотя подобного я тоже не наблюдаю.)

[Аглая]

Alaric,

Ну а он в книжке пишет, мол, я подразумеваю под тоталитаризмом то-то и то-то? Он приводит определение в явном виде?

Он пишет, то есть, по его тексту выходит, что тоталитаризм - это система, где организация, контроль и управление охватывает все слои общества и все структуры. Я не вижу, чем это его понимание отличается хотя бы от википедии, где вот я сейчас вижу -
Тоталитари́зм (от лат. totalis — весь, целый, полный; лат. totalitas — цельность, полнота) — политический режим, имеющий полный (тотальный) контроль государства над всеми аспектами жизни общества и человека.
Не понимаю, что тебя в этом так цепляет и ты с ним не согласен и споришь.

[Alaric]

Аглая, ну, я, если честно, не понимаю, где такое вообще бывает ) Особенно с поправкой на все структуры Он что, где-то видел структуру, в которой царит порядок, в смысле "контроль и управление"?

Справедливости ради, я и как краткое википедийное определение может где-то реализоваться, плохо понимаю. Там целых два квантора всеобщности.

[Аглая]

Alaric, (пожимает плечами)
может, тебе нравится считать, что тобой никто не управляет, никто на тебя не влияет, и ты исключительно самостоятельно выбираешь, что принимать, что не принимать, что хорошо, что плохо...

[Alaric]

Аглая, если мной кто-то и управляет, то этот мифический кто-то явно не согласен с огромным количеством окружающих ) (Но вообще это удобная отмазка. Почему я такой раздолбай? А это потому что мной кто-то управляет ))
Но я вообще про другое. Если кто-то управляет какими-то структурами, то почему во всех структурах такой бардак?

[Аглая]

Alaric, может, потому что бардак и нужен? Потому что многое же можно организовать так, чтобы работа шла гораздо легче и проще, не говоря уж о результативности.
Скажем, та же правоохранительная система - может бороться с преступностью гораздо результативнее. Но, может, тем, кто наверху как раз не надо, чтобы с преступностью боролись?

[Alaric]

Аглая,

может, потому что бардак и нужен?

Зачем?
Понимаешь, это опять вся та же история о неизвестных людях, которые неизвестными способами влияют, причём с совершенно неизвестными целями.

[Аглая]

Alaric, ну, а зачем кому-то нужно не бороться с преступностью? Но не борются ведь.

[Alaric]

Аглая, данный вопрос следует применять к каждому конкретному человеку, на него нет универсального ответа. Т.е. лично я как раз считаю, что нет никакой организации с единой волей. Потому что если бы она была, мы бы наблюдали её слаженные действия. А поскольку её нет, все и действуют по принципу, кто в лес, а кто по дрова. У каждого есть свои интересы, и столкновения этих интересов и приводит к тому, что мы наблюдаем.