Книжный столик

[Аглая]

Жан-Жак Бруссон "Анатоль Франс".

"- Он служил Богу и королю.
- Да, монсиньор, компрометируя их обоих. Он ходил к Богу в церковь, как в Тюильри, потому что у Бога была хорошая обстановка."

"Ваш Шатобриан был более свирепым иконоборцем, чем вся революция. Он не разбивал ваших статуй, он поступил хуже: сослал их в музеи."

"Стиль прирожден человеку, как голос. Строго говоря, можно исправить тембр голоса или слуха, но от изучения опер и нот не становишься тенором, как не становишься превосходным писателем от внимательного чтения трудов по грамматике."

"Бог потребует нас к ответу за потерянное время, но терять время - это несомненно лучше, чем тратить его на глумление над божественным правосудием. Ничего не делать - это, конечно, нехорошо, но это лучше, чем делать зло."

"Этот человек чувствует отвращение к простоте. Он коллекционирует редкие слова, как дети собирают камешки и стекляшки. Выискивает во всех словарях. Чтобы войти в транс, напивается "Алфавитным указателем драгоценных камней" или "Каталогом Артиллерийского музея". Выкованное под ударами словаря произведение нельзя читать без словаря. Его надо дешифровать, как надпись, звучную и древнюю. Это мозаика."

"Всегда у него были деньги, и он был очень красив. Это великая несправедливость: достаточно одной красоты."

"У нас догматы подвергались очень расширительному толкованию, их надо было приспособлять ко всевозможным надобностям. Это как поношенное платье. Оно нигде не жмет, потому что всюду положены заплаты. Это балахон Арлекина."

"Так как мужчин больше не было, Наполеон брал в солдаты даже лицеистов. В те счастливые времена молодые люди прямо переходили от уроков по истории к самой истории и подчас входили в нее."

"Что ни говорите, у него был здравый смысл. Особенно ярко сказывался этот здравый смысл в том, как он правил официальные сообщения. Во время войны с Испанией чиновник-журналист написал после одной битвы: "Император наголову разбил значительно превосходящего его численностью неприятеля". Он пишет на полях: "Идиот... Мне не нужно славы, у меня ее больше, чем надо. Мне нужно, чтобы думали, что у меня есть солдаты, а у меня их нет." Он зачеркивает фразу. Заменяет ее такой: "Значительно превосходя неприятеля численностью, Император одержал блестящую победу."

"У него было два-три романа. Это мало для мужчины, особенно, когда этот мужчина - император."

"Увы, боги не внемлют молитвам праведников. Ради забавы своей они позволяют торжествовать несправедливости."

"Я знаю вас хорошо, господин аббат, вы один из тех, кто не отрицает ада, но полагает, что в аду никого нет."

"Презирать почести можно, только удостоившись их."

"Я не люблю крылатых женщин. У меня нет к ним привычки, так как я с ними никогда не встречался."

"- Прежде всего, мадам, я хотел бы знать, что было на этой неделе злобой дня.
- С луны вы свалились, что ли? Вы отлично притворяетесь дурачком. Где вы живете: во Франции или в Полинезии? Вы прекрасно знаете, что злобой дня будет то, что вы выберете."

"Почему добродетель обычно так неизящна? Добродетель женщины состоит в умении запирать дверь на замок... Всякий раз, как я открывал дверь, не постучав, я наталкивался на какую-нибудь гадость."

"Будем жить спокойно, чтобы умереть спокойно. Трудна не смерть, а жизнь."

"Есть искусство смерти, как есть искусство жизни. Народ любит красивые похороны. При виде этих цветочных гор, движущихся по улицам, он испытывает жалость и скорбь, соразмерную с богатством, о котором свидетельствуют такие венки. Испытывает он также некоторую радость. Он не прочь видеть, что сильные, счастливые мира сего отправляются тлеть в земле."

"Проблема такая: что надо делать во время Революции? Выть с волками? Возвести в принцип заповедь Пифагора: "Во время бури поклоняйся эхо"? Как будто можно различить преобладающее эхо во время бури!"

"Хороший прозаик не должен выступать раньше пятидесяти лет, он еще не овладел языком. Поэт - это другое дело. Чем раньше он выступит, тем лучше. Ибо рассудок - враг поэзии."

"Что нужно для того, чтобы стать счастливым? Нужно, чтобы желудок и все органы чувств были удовлетворены."

"Спросите моралистов, что такое совесть? Они сейчас же запутаются. Смотря по тому, родились они в одном месте или в другом, они поместят ее вам то здесь, то там. Это вопрос территориального характера."

"- Мэтр, Роден хочет лепить ваш бюст.
- Что ж, любезность за любезность. Если он будет лепить мой бюст, я напишу его биографию."

"...Она сама себя описала, и очень благожелательно. Чернильница женщины - это ее зеркало."

"Природа прекрасная вещь, но не всегда удобная."

"Для какой цели меня заставляют плыть через океан? Вы думаете, чтобы послушать меня, как нового Орфея? Нет! Чтобы на меня посмотреть! Настоящие дети, эти аргентинцы. Они не жалеют золота на то, чтобы выписывать к себе наших великих людей. Они хотят судить о них в жалком виде, на чужбине, совсем так же, как мы ходим в Ботанический сад глазеть на жирафа или дикого осла в клетке."

"- Дон Жуан, мадам, был стар...
- Дон Жуан стар! На сердце не бывает морщин."

Comments

[Jenious]

- Он служил Богу и королю.
- Да, монсиньор, компрометируя их обоих. - отлично сказано.

[Аглая]

Jenious, ну, это же Франс...

[Valkris]

Похоже, отличный перевод.

[Аглая]

Valkris, в смысле? Если чисто сам Франс, то я все равно как-то больше доверяю переводу 50-х, когда выпускали с/с. Тогда подходили к вопросу очень серьезно и ответственно.