М.Е.Салтыков-Щедрин "Современная идиллия".
"Однажды заходит ко мне Алексей Степаныч Молчалин и говорит:
- Нужно, голубчик, погодить!
Разумеется, я удивился. С тех самых пор, как я себя помню, я только и делаю, что гожу. Вся моя молодость, вся жизнь исчерпывается этим словом, и вот выискивается же человек, который приходит к заключению, что мне и за всем тем необходимо умерить свой пыл!
- Да что же вы хотите этим сказать?
- Русские вы, а по-русски не понимаете! чудные вы, господа! Погодить - ну, приноровиться, что ли, уметь вовремя помолчать, позабыть кой об чем, думать не об том, об чем обыкновенно думается, заниматься не тем, чем обыкновенно занимаетесь...
- Алексей Степаныч! батюшка! да почему же?
- Некогда, мой друг, объяснять - в департамент спешу! Да и не объяснишь ведь тому, кто понимать не хочет. Мы -русские; мы эти вещи сами должны понимать."
" - Чудак ты! Сказано: погоди, ну и годи, значит. Вот я себе сам, собственным движением сказал: Глумов! нужно, брат, погодить! И не объясняюсь. Ибо понимаю, что всякое поползновение к объяснению есть противоположное тому, что на русском языке известно под словом "годить".
"Я закутался в одеяло и стал молчать. Молчать - это целое занятие, целый умственный процесс, особливо если при этом имеется в виду практический результат."
" - Да, мой друг, удивительно, как это нынче... Говорят, даже буфет в суде есть?
- Есть и буфет.
- А ты не знаешь, чем этот буфет славится?
- Водки рюмку выпить можно - какой еще славы нужно! Котлетки подают, бифштекс - в звании ответчика очень даже прилично!
- Удивительно! просто удивительно! И правосудие получить, и водки напиться - все можно!
- Только болтать лишнее нельзя!"
"- Вот какой столб был! До неба рукой доставал - и вдруг рухнул! - воскликнул я в умилении, - я, впрочем, думаю, что провидение не без умысла от времени до времени такие зрелища допускает!
- Для чего провидение допускает такие зрелища - это, брат, не нашего ума дело; а вот что Овсянников подвергся каре закона - это верно. Это я в газетах читал и потому могу говорить свободно!
- Да отчего же и о путях провидения не припомнить при этом?
- Оттого, что пути эти нам неизвестны, - вот отчего. А что нам не известно - к тому мы должны относиться сдержанно."
читать дальше
"- Выдержка нам нужна, воспитание. Мы на славянскую распущенность жалуемся, а не хотим понять, что оттого вся эта неопрятность и происходит, что мы на каждом шагу послабление себе делаем. Прямо на улице, пожалуй, не посмеем высказаться, а чуть зашли за угол - и распустили язык. Понятно, что начальство за это претендует на нас. А ты так умей собой овладеть, что, ежели сказано тебе "погоди!", так ты годи везде, на всяком месте, да от всего сердца, да со всею готовностью - вот как! даже когда один сам с собой находишься - и тогда годи! Только тогда и почувствуется у тебя настоящая культурная выдержка!"
"Во всяком случае, русский человек не умеет сдержать свою мысль и речь в известных границах, но непременно впадает в расплывчатость и прибегает к околичностям. Прочтите любой судебный процесс, и вы без труда убедитесь в этом. Ни один свидетель на вопрос: где вы в таком-то часу были? - не ответит просто: был там-то, но непременно всю свою душу при этом изольет."
"- Все-таки не могу не сказать: восхищаться ты можешь, но с таким расчетом, чтобы восхищение прошлым не могло служить поводом для превратных толкований в смысле укора настоящему!"
"Прудентов утверждал, что подлинно душа человеческая бессмертна, Молодкин же ему оппонировал, но, очевидно, для формы, потому что доказательства предъявлял самые легкомысленные.
- Вы, господа, каких об этом предмете мнений придерживаетесь? - очень ловко обратился он к нам.
- Для того, чтобы решить этот вопрос совершенно правильно, - сказал Глумов, - необходимо прежде всего обратиться к источникам. А именно: ежели имеется в виду статья закона или хотя начальственное предписание, коими разрешается считать душу бессмертною, то, всеконечно, сообразно с сим надлежит и поступать; но ежели ни в законах, ни в предписаниях прямых в этом смысле указаний не имеется, то, по моему мнению, необходимо ожидать дальнейших по сему предмету распоряжений."
"В то время унылый вид играл в человеческой жизни очень важную роль: он означал недовольство существующими порядками и наклонность к потрясению основ. Правда, что прокуроров тогда еще не было, а следовательно, и потрясений не так много было в ходу, но все-таки при частях уже существовали следственные пристава, которые тоже не без любознательности засматривались на людей, обладающих унылыми физиономиями."
"Потому так уже сделано есть, что ежели человек необразован - он работать обязан, а ежели человек образован - он имеет гулять и кушать! Иначе ж революция буде!"
"Так как мы находились уже в том градусе благонамеренности, когда настоящая умственная пища делается противною, то лганье представляло для нас как бы замену ее."
" - А як вы, господа, думаете: бог е?
- Тебе-то, скотина, какое дело?"
"- И чины получать, и даже о сочувствии заявлять - все можно, да с оговорочкой, любезный друг, с оговорочкой! Умные-то люди как поступают? Сочувствовать, мол, сочувствуем, но при сем присовокупляем, что ежели приказано будет образ мыслей по сему предмету изменить, то мы и от этого не отказываемся! Вот как настоящие умные люди изъясняются, те, которые и за сочувствие и за несочувствие - всегда получать чины готовы!"
"- Помилуйте! разве сладко свидетелем-то быть?
- Какая сладость! Первое дело, за сто верст киселя есть, а второе, как еще свидетельствовать будешь! Иной раз так об себе засвидетельствуешь, что и домой потом не попадешь..."
"Страсть Глумова к предположениям казалась мне просто неуместною. Конечно, в жизни все следует предусматривать и на все рассчитывать, но есть вещи до того непредвидимые, что, как хочешь их предусматривай, хоть всю жизнь об них думай, они и тогда не утратят характера непредвидимости."
"Как неприятно иметь дело с людьми, о которых никогда нельзя сказать наверное, лгут они или нет."
"Бывают такие физиономии, которые - как ни умывай, ни холь, а все кажется, что настоящее их место не тут, где вы их видите, а в доме терпимости."
"- А мы только что об тебе говорили, то есть не говорили, а чувствовали: кого, бишь, это недостает? Ан ты... вот он он!"
"... Очутился в помещении скромного служителя Фемиды, понимающего, что, чем меньше будет в его квартире драк, тем тверже установится его репутация как серьезного адвоката."
"Неизвестность, знаете... она на воображение действует! У греков-язычников даже капище особенное было с надписью: "неизвестному богу"... Потребность, значит, такая в человеке есть!"
"Не более года, как я нахожусь в должности редактора и достиг уже следующих результатов. Во-первых, от непрестанных внушений - два раза лишался рассудка; во-вторых, от ежедневно повторяемого трепета - получил трясение головы. Таковы обязанности редактора газеты, служащего по вольному найму!"
"К тому же я сластолюбив. Я люблю мармалад, чернослив, изюм, и хотя входил в переговоры с купцом Елисеевым, дабы разрешено было мне бесплатно входить в его магазины и пробовать, но получил решительный отказ; купец же Смуров, вследствие подобных же переговоров, разрешил выдавать мне в день по одному поврежденному яблоку."
"Газета ассенизационно-любострастная, выходящая в дни публичных драк. Литературно-лакейское обозрение всего происходящего. Сроками выхода мы себя не стесняем, но так как в драках недостатка не бывает, то читатели могут быть уверены, что газета наша будет появляться чаще, нежели нужно."
"Да, брат, изумительный был человек этот маститый историк: и науку и свистопляску - все понимал! И что в нем особенно дорого было: ни на чью сторону ни норовил! мне, говорит, все едино: Мстислав ли Ростислава или Ростислав Мстислава побил, потому что для меня что историей заниматься, что бирюльки таскать - все единственно!"
"Не, и еще: чтобы экспедицию какую-нибудь ученую на свой счет снарядил... непременно, непременно! Сколько есть насекомых, гадов различных, которые только и ждут, чтобы на них пролился свет науки! Помилуйте! нынче даже в вагонах на железных дорогах везде клопы развелись!"
" - А можно полюбопытствовать, в чем состоит предмет занятий комиссии?
- Благопристойность вводить хотят. Это, конечно... много нынче этого невежества завелось, в особенности на улицах... Одни направо, другие - налево, одни - идут, другие - неведом зачем на месте стоят... Не сообразишь. Ну, и хотят это урегулировать.
- Чтобы, значит, ежели налево идти - так все бы налево шли, а ежели останавливаться, так всем чтоб разом? - выразил Глумов догадку.
- То, да не то. В сущности-то, оно, конечно, так, да как ты прямо это выскажешь? нельзя, мой друг, прямо сказать - перед иностранцами нехорошо будет - обстановочку надо придумать. Кругленько эту мысль выразить. Чтобы и ослушник знал, что его по голове не погладят, да и принуждения чтобы заметно не было. Чтобы, значит, без приказов, а так, будто всякий сам от себя благопристойность соблюдает."
"Нынче уж эта мода прошла: присел, да и написал. Нет, нынче на всякую штуку оправдательный документ представь!"
"Голубчик! так ведь об законодательствах можно и не упоминать! Просто: нет, мол, в такой-то стране благопристойности - и дело с концом."
"Прудентов целым рядом неопровержимых фактов доказал, что наша благопристойность так близко граничит с неблагопристойностью, что из этого созидается нечто совершенно своеобразное и нам одним свойственное. А кроме того: заграничная благопристойность имеет характер исключительно внешний (не сквернословь! не буйствуй! и тп.), тогда как наша благопристойность состоит не столько в наружных проявлениях благоповедения, но в том главнейше, чтобы обыватель памятовал, что жизнь сия есть временная и что сам он - скудельный сосуд. Так, например, плевать у нас можно, а иметь дерзкий вид нельзя."
"Ежели бы в выражении лица обывателя была замечена столь явная злоумышленность, что и сомневаться в оной нельзя, то таковый, без потери времени, приводится в съезжий дом для исследования."
"Проходя мимо памятников, надлежит, замедлив шаги, изобразить на лице восторженность. Если же, по причине охлаждения лет или вследствие долговременной и тяжелой болезни, восторженность представляется трудно достижимою, то заменить оную простою задумчивостью. Как восторженность, так и задумчивость будут в сем случае служить доказательством твердого намерения обывателя уподобиться сим героям, дабы впредь проводить время так, как оные при жизни своей проводили, за что и удостоены от начальства монументов."