Г.М.Козинцев. Письма.
//Эйзенштейну, 1924 год// "Дорогой мировая величина! Принимая во внимание, что переписка двух столь замечательных людей, как Вы и я, все равно (рано или поздно) будет опубликована, из уважения к наборщику пишу на пишмаше."
//Эйзенштейну// "Буду писать просто и коротко. Ибо, как сказал Гераклит, все течет, и если начнется словесное извержение - не заткнуть."
"Работаю как вол и жив еще только благодаря надежде скорее закончить этот дурной сон и перейти к картине, в содержании которой такой материал, что очевидцев нет и быть не может."
"Теперь о горизонтах. Эти б. (барышни) Ильф и Петров в ответ на мое письмо, полное тоски и мольбы, ответили, что могут начать с нами работать в июле, августе. Это было бы неплохо, но нет гарантии, что они к этому времени не придумают себе другого, более веселого дела."
"Страшной болезнью кино на сегодняшний день является его необычайная внешняя глубина при абсолютной внутренней пустоте."
//Чиркову// "У меня так мало друзей в жизни, что я счастлив, когда выясняется, что дружба не заканчивается немедля с получением окончательного расчета с кинофабрикой."
"Только наивные в искусстве люди могут думать, что за три месяца можно поставить и сыграть Шекспира."
"Мне кажется, что у нас в характере Лира еще мало странности. Дело в том, что Лир никогда и ни в каком положении не может быть
обычен."
"Единственный успех режиссера, который всегда приятен, это успех у актеров."
читать дальше
"Очень радовался успехам Таирова и Коонен. Вообще хорошо, когда хорошим людям хорошо. Так и должно быть в мудром обществе."
"Кино - труд очень тяжелый и не располагает к приятным разговорам. Люди, связанные друг с другом месяцами напряженной работы, отвыкают от каких-либо посторонних разговоров и обходятся теми, какие нужны для дела. Картина - это несколько лет жизни, отданной целиком. Все это слишком важно, чтобы могло быть сдобрено приятными словами."
"Очень трудно ставить фильмы. Не только оттого, что это тяжелый физический труд в условиях, не приспособленных для него, но и потому, что постановка - это постепенное разрушение замысла."
"Процесс постановки - постепенный отказ от всего. Множество людей, не покладая рук стараются все это (как им кажется, "несущественно") ужать и урезать, превратить в элементарное, испробованное, безопасное. Работа их обычно увенчивается успехом."
"Нам кажется, что "ум" сценария в текстах действующих лиц, а он в воздухе среды, окружающей героев, в их взглядах, в пейзаже, в музыке. Важно не только то, что можно увидеть и услышать в картине, но и те ассоциации, которые она вызывает в душе зрителей."
"Реализм - понятие бесконечное, но Тиля Уленшпигеля нельзя перенести в "Клима Самгина".
"Это отличная тренировка совести. Нам приходится писать о Гоголе, Лермонтове, Тургеневе, Герцене - будет непереносимо стыдно, если мы скажем о них недостойно."
"Будьте требовательны к себе. Старайтесь не пользоваться шаблонами. Ими будут пользоваться и без вас."
"Был у меня Шварц. У него, бедняги, какое-то небывалое давление, и его посадили на такую диету, что у него начала прорезываться талия."
"Не дай Вам бог лечиться. Болеть еще можно, но лечиться может только человек с железным здоровьем."
"Я не взялся бы объяснить и буквальный смысл Нике Самофракийской. Почему Победу должна изображать легко одетая женщина, у которой для неизвестной цели на лопатках совершенно противоестественным путем выросла пара крыльев? Верность моих мыслей подтверждается и тем, что когда Вы начинаете буквально понимать "Данию-тюрьму", то сразу же нарушаете смысл образа. Вся суть в том, что у Шекспира это тюрьма для мыслей и чувств, а вовсе не каталажка по архитектуре."
"Если работать, то нужна прежде всего честность по отношению к материалу, то есть нужны какие-то свои мысли о жизни, а не общеизвестные декларации по поводу. Последние - самый худший материал для искусства."
"У нас установились с редкой постоянностью дожди и холод. Каждый день собираем 350 человек на Бараторию, репетируем и ждем, глядя на небо. Потом идет дождь. Все прячутся. Опять вылезают. Просвет, дикие крики, беготня - и опять нет солнца. Так каждый день. Надоело ужасно. И что это за искусство! Как будто Пушкин мог писать стишки только тогда, когда не было дождя, а Бах был вынужден сочинять фуги исключительно в просветы."
"Сегодня приезжал начальник метеостанции и читал лекцию о поведении в горах во время грозы. Сообщаю и Вам, на всякий случай:
а) Если в кого попала молния, то закапывать глубоко не следует, лишь поверхностно.
б) Нельзя находиться около железа, дерева и скотов (а сколько их среди нас!).
в) Следует сразу же бежать в поле.
г) Но нам бессмысленно, так как в поле стоит наша мельница, а она - дерево.
Следовательно, основное - не закапывать глубоко. Ну, а что делать, если я вообще не хочу, чтобы меня закапывали?"
"... Принято так много обсуждать, какие должны быть комедии, что и времени не остается их делать. Очень жаль, что слон из "Укротительницы тигров" съел только бухгалтерский отчет, а не все те "теории", которые мешают делать комедии."
"Для меня это не только книга, но что-то совсем иное. Передо мной как бы проходит пьеса, и неожиданно оказалось, что на сцене близкие люди и я сам. ... Опять слышится еще ломающийся, странно высокий голос Эйзенштейна, и я вхожу в комнату на Чистых Прудах, где на потолке намалеваны концентрические круги, а в углу огромный старый сундук: там лежат эскизы, рисунки, чего там только нет! Размахивает руками и бегает Пудовкин, стоит та же мебель; только книг стало больше... Совсем молодой Шостакович в просмотровом зале "Ленфильма" (уже и зала этого давно нет) играет на разбитом пианино музыку к "Новому Вавилон"... Неужели это все уже стало историей? И как странно и, боюсь, печально, чувствовать себя артистом, задержавшимся на сцене, когда большинство труппы уже произнесли свои последние реплики, разгримировались..."
"Молодые люди тоже славные. Такими они кажутся до известного периода, потом уже не кажутся. Но, что делать, единственное безошибочное уверение, родившееся у меня в итоге многих лет печальной жизни: ошибаться в людях необходимо."
"Живу между Ленинградом и Комарово. Кормлю комаров. Мне их жалко. Я бы мог себе представить куда лучшее меню."
"У меня научная сенсация: роясь в старых бумагах, я нашел свой портрет, нарисованный Эйзенштейном; совсем забыл, что в 1942г. мы сидели друг перед другом - и рисовали друг друга."
//Герасимову// "Дорогой Сережа, обращаюсь к Вам с просьбой: не подскажете ли Вы мне оператора. Горе в том, что в Ленинграде этот род деятельности из-за нетребовательной режиссуры пришел в полный упадок. У меня нет стремлений к особо лихой съемке, но все же необходима некоторая поэзия - без особого характера света открывается паскудный маскарад костюмного фильма. Может быть, свободен кто-то из гениев, а может быть, есть способная молодежь. Фильм очень трудный: огромные комплексные павильоны, широкий экран (черно-белый), старый консервативный режиссер, придурковатый автор. Очень прошу подумать. Могу в этом случае просить только Вас, потому что верю в Ваше доброе отношение и вкус. А для меня, после смерти Москвина, все это особенно сложно."
"Опротивело мышление недорослей на экране, сюсюканье пейзажиками, баловство камерой, боязнь рассказа о важном и вместо этого - порхания, разные грезы и новый род альбомных стишков на экране."
"Я теперь плохой критик: или нравится, или злит. Потому умного ничего написать не могу."
"Съемки идут ежедневно. Я мечтаю о том, чтобы скорее выехать на природу. Пока не сниму моря - не смогу почувствовать тона пластики."
"Если погоды нет, то не снимайте ничего. Такие пейзажи ни к чему. Вдруг Вам попадется такой сюжет для финала - самого конца фильма: на очень хорошем небе улетает белая чайка вдаль, и море, пауза. Но необходима полная статика самого конечного момента."
"Если бы была привычка упоминать на экране не только имена работников коллектива, но и имя того, кто научил сделать этот фильм..."
"Искусство, особенно кино, должно доходить само, без "вступительных слов". Если фильм вышел - он обязан прежде всего волновать, быть ясным."
"Почему-то оказалось трудным уловить на бумаге какие-то самые важные ощущения времени, куда более существенные, нежели факты, отдельные фразы и т.п. Что-то было в том времени куда более важное, чем кино, литература. И разве дело в том, что Тынянов написал хорошие сценарии? В нем самом заключалось это самое время."