Константин Сергиенко "Дом на горе". В детстве очень любила книги К.Сергиенко - то есть, я тогда читала две, "Кеес адмирал тюльпанов" и "Увези нас, Пегас!", но и этого было достаточно.

Так что, увидев в библиотеке еще книги автора, с радостью за них ухватилась. В эту книжку входят заглавная повесть и три рассказа.
Итак, "Дом на горе". Сюжет: если выжать все видения и сновидения, фантазии и лирические отступления, то сухой остаток будет примерно такой. Дело происходит в середине 80-х, даже предельно точно автором указано - 1986 год. ГГ, подросток четырнадцати лет Дмитрий Суханов, воспитывается в детдоме, то есть, в просвещенные времена это предпочитают именовать
интернат. Интернат располагается в бывшем дворянском особняке за городом, на холме, в связи с чем среди населения попросту именуется Горой. Обстановка в интернате соответствующая, то есть, с одной стороны и никаких особых ужасов, с другой стороны, как в типичном школьном коллективе есть свои лидеры и лузеры, различные группировки, конфликты интересов и школьная травля. Но не рассчитывайте, что автор сильно сосредоточен на этом, автор сосредоточен на ГГ, который является подростком творческим, тонко чувствующим, склонным к мечтаниям и фантазиям. Его даже в интернате особо не цепляют, а может, это происходит из-за дружбы Дмитрия с одним из
главарей, Лешкой Лупатовым. На летние каникулы Дмитрий сбегает из интерната и случайно попадает в круг
элиты, то есть, в дачный поселок, где отдыхают представители научного сообщества, творческой интеллигенции. Дмитрий наврал, что тоже принадлежит этой среде, но сбежал из дома. Всех это забавляет, Дмитрия охотно приняли к себе, окружили заботой и вниманием. Здесь же он случайно встречает свою
первую любовь - девушку, которую несколько раз видел в городе и успел себе много про нее нафантазировать. К чести Дмитрия следует сказать, что он именно из-за девушки с удовольствием проживает в этом поселке, а не из-за возможности вращаться в такой возвышенной среде. С неменьшим удовольствием он отправляется проведать своего приятеля Лупатова, обитающего уже в настоящей деревне, с алкашами, пенсионерами и бегущей в город молодежью... Но однажды, в отсутствие Дмитрия, поселковые заглянули в его вещи и обнаружили там письма из детдома. Обман Дмитрия вскрывается, его разоблачают и с позором изгоняют. То есть, Дмитрий сам сбежал.
Долго и трудно читала книжку...

Сразу скажу - мне не понравилось. Точнее, не понравилось в том смысле, как мне нравятся те книжки, из детства, которые читались и перечитывались с восторгом, ради удовольствия. Тут - какое уж удовольствие... детдом, дети-сироты, дети алкоголиков и уголовников... Полное отсутствие хэппи-энда и даже хоть какой-то надежды на хэппи-энд. Вообще говоря, вся книга пропитана этаким духом безнадеги. Бессмысленности существования и всей окружающей реальности. Хотя, в то же время - спорить не приходится, это все изложено до тошноты красиво. Поэтический текст, яркие, изысканные образы... Такой контраст, вызывающий смутную тревогу, беспокойство. Поэтому признаю, что пусть и не как книжка для приятного чтения, но как сама по себе - написано хорошо.
Поэтому приступаю к любимому занятию - выискивание смыслов, подтекстов, аллюзии, аллегории и метафоры, и все такое прочее.
читать дальшеЕсли взять прежние прочитанные книжки... то это же были такие себе романтические фантазии, в историко-приключенческом антураже.
В СССР жанр фэнтези как-то не приветствовался и не сильно развивался, но такие книжки - это, по сути, фэнтези и есть.
Замаскированное. Начав читать эту книжку, я обнаружила, что это, в общем, то же самое - романтическая фантазия. Но уже без масок и исторических декораций, а в нашей реальности. Реальность эта мне как бы тоже была знакома...
И я как-то не была готова к такому миксу...
Хотя, надо признать, что автор где-то, в каком-то смысле, и точен в деталях. Просто он любит фантазии и лирику. Ну, видимо, это авторский стиль.
Так вот, в сравнении с прежними книжками... Вот чувствуется, что настрой идет по нисходящей. По хронологии: если в более раннем "Кеесе" это - ура, мы победили! В вышедшем через несколько лет "Пегасе" - "Мы победили, но с большими потерями, много наших товарищей пало жертвою в борьбе роковой... То здесь, прямо можно сказать - мы не то что не победили, мы проиграли еще до начала битвы.
Ну да, это поздний СССР, прямо таки позднейший, 1986 год, еще чуть-чуть - и страна покатится в пропасть... Я, конечно, сейчас читаю в хронологической перспективе, со знанием грядущего... Но не могу отделаться от ощущения, что автор - который в том далеком 1986 году никак не мог ничего знать и предполагать, никто не мог! - все-таки что-то уловил. Осознал, почувствовал. Может, у него был такой особый авторский дар, или там авторский метод - он просто глубоко входил в материал, проникался, вживался в темы, в эпохи, вчуствовался... Его книжки и не были в строгом смысле историческими - это не передача реалий, а скорее мифов, легенд и образов. В "Кеесе" - гезы и эпоха Тиля Уленшпигеля, в "Пегасе" - легенды американского юга, негритянские сказки и песни, фольклор простых работяг... А здесь автор вдруг взялся за окружающую реальность и действительность. И в книжке четко ощущается предчувствие скорого упадка и обрушения. Приход зимы.
Вот, например. С одной стороны - определенно элита общества. Которая сама себя в таковые определила и с гордостью себя таковой ощущает. Это именно каста, закрытая, непроницаемая для чужаков. То есть, внутри там все выполнено в истинно свободном и вольном духе, по аристократически... Тонкие и возвышенные беседы о прекрасном, исполнение живой классической музыки. Сюда даже приглашаются погостить люди из народа, ну чтобы дополнительно почувствовать свой аристократический демократизм... Но это все игра, фикция - и в финале из элитного поселка с раздражением уезжает этот... какой-то там преподаватель из университета... которого пригласили исключительно в видах, чтобы он похлопотал за дочь хозяев, которая готовится поступать. А с каким ожесточением возвышенное семейство восприняло факт, что Дмитрий не принадлежит к их кругу, что он тут присутствует незаконно! самозванец. (Кстати говоря - Лжедмитрий!
) Хотя, собственно, что им с того, как кричит им Дмитрий - я же у вас не украл ничего. Но нет, по сути получается - по логике этого маленького закрытого элитного сообщества - именно украл. Привилегию здесь находится в статусе равного.
С другой стороны - этот детдом, переименованный в интернат, находящиеся здесь дети и преподаватели. Автор, по своей природе, совершенно неприспособлен к изображению чернухи и уголовных нравов, но он все-таки хороший писатель, и в нарисованной им картине трудно ошибиться, это именно криминальная среда. Воспитанники интерната крадут, дерутся, травят друг друга, издеваются над признанными жертвами... И все это выглядит абсолютно дико и бессмысленно... Может, они в чем-то чувствуют нужду, недостаток? Нет, они полностью обеспечены, государство их содержит на всем готовом. Крадут просто так, потому что - как же не украсть, если есть такая возможность. Без разницы, что крадут сами у себя - как в мимолетном эпизоде, когда директор интерната ругается по поводу кражи с таким трудом добытых для мастерских дрелей. Крадут в своих семьях - то есть, в тех, которые как-то еще согласились кого-то из детдомовских усыновить, потому что в их-то родных семьях красть уже давно нечего, там все пропито. Казалось бы, у тебя появился шанс вырваться из этого болота в другую жизнь, так на фига... Нет, увидели ложки - украли ложки. Беспросвет.
И педагоги, чувствуется, уже давно отчаялись, опустили руки. В этом болоте тонут любые благие порывы, любой энтузиазм. Эпизод с травлей преподавателей. Организованное Дмитрием и его интернатовскими друзьями тайное общество. Чем они в первую очередь решили заняться - подстраивать жестокие и оскорбительные шутки преподавателям. Зачем, почему?.. Разве те их как-то притесняют? Нет. Многие, наоборот, стараются для них сделать что-то помимо официальных обязанностей. Но - они преподаватели, начальники, так положено. Уголовные повадки. Начальству помогать западло. Беспросвет. Тут не помогают никакие беседы по душам, никакое особое отношение, никакие взывания к совести, к лучшим чувствам... Даже Дмитрий, хотя и не принадлежит к уголовной среде, в интернат он попал в связи с гибелью родителей в ДТП, не может воспринять и услышать. Звездный финиш. Эта часть общества тоже замкнулась сама на себе, окуклилась. Не достучаться.
Опять же - если прикинуть, то тут же у автора идет, случайно или намеренно, параллель с книгами Макаренко. Точнее, с книгами "Флаги на башнях", в большей степени. И все выходит, как в кривом зеркале... У Макаренко и педагоги и воспитанники упорно трудятся единым коллективом. Здесь не только не идет речь о каком-либо едином коллективе с педагогами, не только даже об едином коллективе без педагогов - все разделены на враждующие фракции, но даже и о труде вообще речь не идет. Это уже до такой степени не в духе времени, что здесь никто даже не задумывается, как они будут жить дальше, чем заниматься... Или как рассуждает Лешка Лупатов, к которому приехал в гости Дмитрий - что лично он работать не хочет. Зато у него всякие планы бродяжничать по диким местам, все такое. Или - директор интерната планирует организовать в интернате производство игрушек - заводных машинок. Игрушек! У Макаренко, помнится, воспитанники производили фотоаппараты. А в книгах - мебель что ли какую-то. В любом случае, нужные и ценные товары. А тут - игрушки... Полное искажение, профанация.
И чувствуется, что это настолько никому не нужно, что даже воспитанников, которые так-то и сами дети, не вдохновляет.
И очень выразительный образ с этим "Домом на Горе". В финале интернат переселяют куда-то там... в березовую рощу. И получается, что общество пожелало избавиться от этого неудобного напоминания о проблемах - нависающего, так сказать, над городом интерната с неблагополучными детьми, убрать с глаз подальше. В лесок, где его не видно...
Подумалось - интересно, что, хотя автор и не знает, но я, пожалуй, могу совершенно четко представить, что будет с его персонажами буквально через несколько лет, так сказать, в лихие 90-е... Описанное элитное семейство наверняка изыщет откуда-нибудь аристократических предков и таким образом окончательно узаконит свой элитный статус... будут размахивать предполагаемыми предками, и рассказывать об ужасах совка и кровавых сталинских репрессиях. А их молодежь поедет в бесконечные путешествия по заграницам. Директор интерната и забитый жизнью преподаватель по кличке Сто процентов - доработаются до нищенской пенсии. Талантливый интернатовский воспитанник по кличке Заморыш, возможно сумеет пробиться в креативно-артистические круги и тоже уедет за границу. Закадычный друг Дмитрия, яростный и неустрашимый Лешка Лупатов войдет в какую-нибудь бандитскую группировку и погибнет в криминальных разборках. А подлый Калоша тоже войдет в бандитскую группировку, но не погибнет, такие умеют приспосабливаться... Другой приятель Дмитрия, Голубовский, займется бизнесом, а там уже как получится, но вряд ли выйдет в олигархи. Красивую яркую девочку Саньку ждет карьера путаны. Да к ней уже сейчас "ездят парни из города", и явно непростые, если безбашенный Лупатов попытался с ними сцепиться, и они ему просто проломили череп... А что же сам ГГ, Дмитрий? Вообще-то относительно его и так все туманно изложено. В финале он возвращается в уже покинутый интернат, где лежит в беспамятстве и в своих фантазиях общается с матерью... Хотя мать у него умерла. Как бы он еще не там и остался, в этом заброшенном доме.
Рассказы, прилагающиеся в сборнике, в общем, представляют из себя в большей степени лирические зарисовки. Такие, как раньше любили выражаться, стихотворения в прозе. Мне понравились "Станция Кашира" и "Петербургская молочница". В "Станции Кашира" автор вспоминает свое детство, как тогда все воспринималось, ощущалось... Большей частью описания деревенской природы и острое чувство непереносимой тоски по прошлому, которое уже не вернется. Ага, а это автор еще не в курсе про грядущие 90-е...
"Петербургская молочница" - милая фантазия на тему пересечения прошлого и настоящего, как ГГ мечтает на тему случайно увиденной старинной фотографии с девушкой-молочницей, а потом однажды вечером встречает ее на городской улице, "в петербургском тумане". Искусно выписанная зыбкость и ненадежность - то ли мечты ГГ, то ли реальность. Но в любом случае тоже без хэппи-энда и печально.
«- Ну как, Ванечка? – спросил Петр Васильевич, пожимая красную лапку Заморыша.
Заморыш прокашлялся и сообщил сиплым голосом:
- Как в Греции.
Он стоял перед огромным полотном, на котором отчетливо проступала известная всем картина «Мишки в лесу». Заморыш «работал» копию. Дело для него это было пустяковое, хотя и многотрудное.
- А это что? – спросил Петр Васильевич, указывая на радужное пятно, обосновавшееся между строгих мишек.
Заморыш снова прокашлялся:
- Это будет Жар-птица.
- Какая Жар-птица, Ванечка? – изумился директор. – Разве там есть Жар-птица?
- Нет, - ответил Заморыш.
- Так зачем?
- Хотел оживить, - сообщил Заморыш.
- Да поймут ли нас, Ваня! – воскликнул Петр Васильевич. – Ты разве забыл, для чего создается этот шедевр?
Шедевр создавался в качестве льстивого подношения одному из шефов, фабрике древесных плит. Зная вкусы ее директора, Петруша выбрал достославную картину Шишкина. «Мишки в лесу» предполагалось повесить в комнате отдыха, примыкающей к кабинету директора. В обмен Петр Васильевич рассчитывал получить некоторое количество древесных изделий для интерната.
- Зачем же тебе Жар-птица? – допытывался он.
Заморыш молчал.
- Нет, Ваня, как хочешь, птицу надо убрать. Делай точно по Шишкину.
- Не буду, - пробормотал Заморыш.
- Это почему?
- Искусство не стоит на месте, - заявил Ванечка.
- При чем здесь искусство! – воскликнул Петр Васильевич. – Мне шкафы надо делать в корпусе!»
«Что там Красная Книга, изданная в городе Москве! У меня есть своя, правда, неизданная. Но я и не стал бы ее издавать, ибо горько читать такую книгу. Туда бы я занес в первую очередь родителей. РОДИТЕЛИ – эндемики Горы и окрестностей, вымирающий вид homo sapiens. Отличаются неустойчивым состоянием, вследствие чего часто погибают в борьбе с жизненными обстоятельствами. Особенно резко убывает подвид ОТЦЫ. Количество их неумолимо сокращается по всей планете, в пределах же Горы имеется несколько штук. Количество колеблется от одного до пяти. Подвид МАТЕРИ обладает большей жизнеспособностью, но и он под угрозой, ибо выживает только совместно с другим подвидом. Ученые ведут поиск препаратов, с помощью которых МАТЕРИ смогут продолжать род без ОТЦОВ. Для этого создаются специальные инкубаторы. Рассматривается также идея продолжения жизни без тех и других, а взращивания детей в интеркубаторах автномоного режима. РОДИТЕЛИ во всех их подвидах взяты под охрану государства.»
«- Вот, Виктор Афанасьевич, - директор развел руками, - не знаю, что и делать. Дом разваливается, ребята дрели крадут. Хоть уходи.
- Хе-хе, - сказал Благодетель. – Ты, Васильич, беспризорных не видел. Эти голуби. Беспризорные нам в двадцатых годах деревню сожгли, дома разграбили. А эти голуби.
- Так время другое, Виктор Афанасьевич!
- Время, оно всегда одно, люди разные.»
« - Что ты молчишь, Суханов? Может быть, ты ответишь, почему написал сочинение без знаков препинания?
- Я не хочу ни с кем препинаться.»
«Небо настойчиво голубело. Крепкие фарфоровые облака купались в голубизне. Они походили на влажный сервиз, расставленный по голубому фону. Чайники, чашки, кувшины и блюдца. Раздутые, как элефанты, они загромоздили холодную скатерть неба. Но все они были налиты полуденным светом. Я бы хотел, я бы хотел сидеть за этим столом. Может быть, раз в жизни. И пить тот напиток, которому нет названья. Но и без названья он делает нашу жизнь такой же ясной и полной, как это небо, заставленное облаками.»
« - Берите, мальчики, - говорила цветочница, - розы «Софи Лорен». Стоят долго, на ночь кладите в ванну. Берите, не пожалеете.
- Софи Лорен, надо же, - изумлялся Голубовский. – Значит, могут быть розы «Брижит Бардо, «Мэрилин Монро» и «Алла Пугачева».
«Как необъятно время во все концы! Не было начала, и не будет конца. Так что же напрасно лить слезы? Они застилают глаза. А взгляд у тебя должен быть ясный и твердый...»
«Я никогда не стану взрослым. Просто не хватит сил вырасти.»
« - Вся жизнь – это игра. Смотря только какую выбрать. Вот вы играете в атомы. А уверены, что все из них состоит?
- Не уверен, не уверен! – захохотал Николай Гаврилович. – Физика сейчас ни в чем не уверена.
- Дело не в этом, - сказал угрюмый Витя.
- А в чем?
- Не в том, что из чего состоит. А для чего. Для какого смысла.»
« - Он любит музыку барокко! – неожиданно вставил Роман.
Я внутренне покраснел.
- Мне недавно довелось играть, - произнесла Маша и взглянула на меня глубоким медленным взором. – Правда, я плохо играла.
Хорошо, хотелось выкрикнуть мне. А ваша кисть, тончайшая, словно кисть рябины, до сих пор горит перед моим взором со смычком ветки на струнах июньского дождя!»
«Когда сваливал от дядюшки, была лажа. Меня обвинили в краже целого полтинника, а я взял только пятерку. Курица орала, что меня надо в колонию без вступительных экзаменов. Дядюшка крякнул и лишил меня выходного пособия. Назло я прихватил две серебряные ложки, которые зарыл под березой. Так что имеется клад. Надеюсь, к следующей весне ложки дадут всходы, и у нас вырастет чайник килограммов на пять. Грамм серебра стоит фунт стерлингов. Считай.»
«Какие все в детстве эгоисты! Вот подрастете, поймете, что вы причиняете взрослым больше расстройства, чем они вам. Вот вы и сбежать можете. А нам от вас куда? Нам бежать некуда, только за вами гоняться.»
«- А любовь есть? – спросил я.
Он встал, подошел к окну и забарабанил по стеклу пальцами.
- Вы задаете извечный вопрос. Но мне вам ответить нечего. Для кого есть, а для кого нет.»
«Где же ты, Stella Maria Maris, звезда надзвездная? Может, потому так и нескладно все на земле, что лучи твои не достигают наших сердец? Откройся, звезда. Внеси в наши души покой, разреши сомнения. Так тяжело бывает порой, что только взгляд в беспредельное небо, только встреча с тобой может вернуть надежду. Звезда спасительная! Мы, подростки четырнадцати лет, лишенные, как сказано, родительской опеки, взываем к тебе. Откройся!»
« - Как думаешь, можно сказать: «У нее был яркий чувственный рот, похожий на свежую розу»?
- Можно, - сказал я, вздохнув.
- Напишу и подарю этой, в избушке…
- А ты уверен, что там женщина? Разве можно разглядеть отсюда?
- Ха! Я их за сто верст чую. Кто еще будет сидеть вечером с книжкой.»
«Ходит электричка, трогает провода стрекозиным суставами.»
«Трепещет над миром гравюра дождя.»
«Почему мгновения детства, оставшиеся в глазах, всегда освещены горячим полуденным солнцем? Не помню пасмурных дней, только ослепительный накал света и золотой флогистон, проникший во все поры тела. Может быть, память похожа на зрение и различает то, что лучше освещено? Или на осязание, которое любит тепло, а не холод?»
«Тасмания… В конце концов и туда можно попасть. Но разве попаду я теперь в те минувшие дни, когда все казалось первозданным…»
«Ночная трубочка показывает мне картины, от которых серый потолок становится небом, распахивается окно и вместо зимнего ветра в комнату вторгаются зеленые ветки акаций и сумасшедшие посвисты птах. Это калейдоскоп воспоминаний. Я приобрел его в лавке жизни за ворох несбыточных мечтаний, и теперь он служит исправно, даря успокоение в ночи, отрывая сознание от забот и уводя в таинственные сады детства, где все хорошо, а прогулка сулит только счастье и отдохновение. Так я и засыпаю, а через волшебную трубочку все льется и льется поток свежих запахов, легких вскриков, солнечных брызг и ненавязчивой тихой музыки, которая напоминает, что все это ушло и никогда не вернется.»
«Все читают книги про любовь, но никто никого не любит.»
А это, увы, именно так.
Кстати говоря, умер в 90-х.
Грустно. Сейчас почему то многим хочется забыть, что тогда все именно так и было.
Ну, сейчас-то в этом плане уже вообще дошли до точки - уже непонятно, остались ли какие-то культурные явления, события, общие для всех.