Дмитрий Иванов "Как про*** все". Современная литература. Как следует из названия - с особенными претензиями на эпатажность.

Издательство - Рипол-классик - тоже решило выступить эпатажно и издало книжку завернутой в тотально черную обложку. В смысле - просто черную, и все.

А под этой обложкой, если ее снять, уже указан автор и название (и иллюстрация в виде унитаза). Но издательство не дожало, потому что в авторском тексте указано еще более радикальное название - "Как прое*** все".

(так что, собственно, и с унитазом они поторопились

)
Сюжет: автор - в смысле, лирический герой, повествование от первого лица - рассказывает о своей жизни, точнее, рождении-детстве-взрослении, в некоем провинциальном городке где-то в республиках бывшего СССР (кажется, в Молдавии) в позднесоветские годы. В 80-е, значит. Все это изложено в маленьких главках - удобно для чтения - с нецензурной лексикой (о чем издательство гордо уведомило на обложке, в отметке о рейтинге). Время от времени автор - или лирический герой? - ударяется в типа философские размышления и обобщения. Периодически он пускается в дикий сюр-магический реализм-вот это вот все - а вообще, насколько я понимаю, это все обычно именуется алкогольными (наркотическими?) трипами.

Поскольку рассказчик не скрывает, что запивается по-черному. Так что в более-менее типичную реальность (которая тоже со своими сюрно-трэшовыми закидонами) врываются совсем уже бредовые метафизические сущности, сотрудники КГБ, поэты Вознесенский и Евтушенко и т.д.
В принципе, можно сказать, читается достаточно легко и с интересом. Автор пишет бойко, сюр сюрный, трэш трэшовый и все такое. Прикольно. Ну, я так и читала, потихоньку. А потом я то ли допустила ошибку, то ли наоборот... непонятно.

В общем, я посмотрела на книжку - она так-то тонкая! - увидела, что почти уже половину прочитала, и тут мне подумалось, что - книжка читается легко - так, может, чем тянуть по несколько страничек за раз, лучше сразу ее всю дочитать?

Что я и сделала.
И тут же выяснилось, что при чтении в оптовых количествах, так сказать, она производит совсем другой эффект. Ну, наверно, как соли наесться ложками.

Книжка меня стала раздражать, и чем дальше, тем больше. Там, конечно, еще проявилась антисоветчина, это уже традиционно... но и кроме антисоветчины - все равно раздражала. Как-то сразу осозналось, что лирический герой занимается х*** (если воспользоваться методом издательства Рипол-классик), то есть, кроме распивания спиртного и последующего размышления о всяком на этой почве, ничем полезным и производительным не занимается. Что все его рассуждения и рассказы, по сути, пропитаны злобой... Меня в самом начале как-то сбило с толку и подкупило, что эта злоба как бы направлена против нынешней буржуазно-либеральной тусовки - но так-то она вообще против всех направлена. Что форма изложения и в довольно значительной массе идеи и способ их выражения позаимствованы автором у куда более значительных деятелей литературы... Зиновьева, или хоть того же Ерофеева, который Веничка. (вопрос - сделал ли об этом автор отметку в своем тексте, выразив благодарность и уважение? ответ - НЕТ. Ну а зачем, в самом деле...

) Которые, к слову сказать, даже не особо нуждались в "использовании нецензурной лексики", чтобы выразить свои действительно смелые и новаторские идеи. Да и злобы у них не чувствовалось.
Вывод: представленный продукт является глубоко вторичным по форме и по содержанию. Автор не добавил в жизнь никакого позитива, зато лихо попинал давно уже мертвого льва... смелость на грани фантастики, ничего не скажешь.

Спрашивается - зачем я вообще читаю вот это, когда у меня еще не весь Зиновьев (то есть, то, что у меня натащено) прочитан? Ну, наверно, потому, что Зиновьев причиняет боль... а эта книжка ничего не причиняет, очень комфортно, да!
читать дальше
Warning! Встречается нецензурная лексика.
«Плохо без героя. Когда нет героя, искусству нечем заниматься. Потому что искусство без героя – это псевдоискусство».
«Как поэт может жить долго? Сейчас нет героев, но есть поэты-старики».
«О герое моральное право говорить имеет только герой».
«Люди пять минут помнят хорошее и всю жизнь помнят плохое».
«Так всегда начинается полный просер – он всегда начинается с волшебства. Точнее, с твоей уверенности в том, что оно, волшебство, существует. И ты начинаешь действовать так, будто оно существует».
«И еще я навсегда запомнил – что сказка может упасть на голову сверху, как бомба».
«Родители героев, они всегда, даже если отрицают это потом в интервью, виноваты в том, что вырастили героев. Часто это происходит оттого, что родители стараются дать ребенку все лучшее, чего у них не было, и оградить его от всего худшего, что у них было. Вот так и получаются герои. Так делать нельзя».
«Фамилия у моего папы была Иванов. Папа всегда говорил, что это очень хорошая фамилия, потому что она настолько всеобщая, что это все равно что иметь фамилию Космос».
«Но потом случилось ужасное. Или прекрасное. Что, впрочем, в судьбе героя часто значит одно и то же».
«Все, что со мной случилось, случилось потому, что я так и не смог забыть».
«Многих моих друзей можно было назвать верующими. Но обязательно нужно уточнить, во что именно они были верующие. Они верили в разные вещи.»
«Старые города доживают до старости, потому что сердца у них стучат медленно».
«… Зачем стояла там эта белая стена – неизвестно, скорее всего, она была частью путаницы, бессмыслицы и тайны, которые принято считать наукой историей».
«Все, что делают немцы, исполнено пафоса, изготовлено из металла и безотказно работает, с характерным лязгом. Я думаю, у немцев внутри тоже есть лязг».
«Я ударял по кнопкам, и машина с лязгом вонзала в бумагу красивые буквы. Мне это понравилось сразу – вонзать в белый лист буквы».
«Это и есть самая питательная среда для рождения гения, это для него – как навоз для растения. Гений рождается в среде извращенцев, а примитивное искусство гениев не знает. В примитивном искусстве каждый – гений».
«В этом есть Африка. Когда человек танцует, он перестает быть человеком. Он становится собой».
«Растениям повезло, у них есть такое свойство. Можно растение срубить под корень. Но если срезать одну тонкую ветку, посадить ее в землю, неделю-другую поливать – вырастет такое же растение. Более того, с точки зрения ботаники вырастет это же растение, то же самое – того же сорта и вида, и сок в нем будет течь тот же, и лист у него будет такой же, и плод. А вот если человека срубить под корень? Что с него не срезай, другого такого же человека не получишь. Что будет, если отрезать, к примеру, у погубленного обществом и временем писателя, скажем, у меня, руку и посадить ее в землю и поливать водой неделю? Появится еще один, такой же писатель? Нет. Так и будет торчать из земли моя рука. Угнетающее зрелище.»
«Так быавет: героя могут отовсюду исключить и выгнать, но он все равно остается там, откуда его исключили, - остается легендой».
«Он решил стать летчиком-испытателем. Испытатель потому так называется, что постоянно испытывает терпение бога. Я тоже всегда был испытателем, только не летчиком, а мыслителем-испытателем».
«Для чего придуман Новый год? Чтобы было на что надеяться. А поскольку надеяться на себя нет никакой возможности, остается надеяться на смену дня и ночи, смену времен года, круговорот воды в природе – в общем, на то, что все исправится само собой и завтра все будет иначе, будет новый год, новая жизнь, и так далее. Психоз, конечно, но человеку нужно на что-то надеяться».
«Это довольно непривычное чувство – когда внутри тебя кто-то смеется, а тебе не смешно».
«Я дурак, это все вокруг умные. Все попадают под влияние Толстого, потому что умные. А умные впечатлительны. Они берут в руки книжку: о, какая толстая книга, не может быть, чтобы такая толстая – и полная хуйня. А ну-ка почитаем. О, какие искания! О, глубоко! Смотрят на обложку, кто же такие искания наложил таким толстым слоем? О, Толстой! И пошло, и поехало.»
«Вообще, это в стихотворении главное. Музыка. Поэзию ошибочно считают литературой, я не знаю почему. В поэзии вообще, знай, дорогой читатель, совершенно не важны ни рифма как таковая, ни тем более смысл. Поэзия – это не литература, это музыка, только вместо звуков бубна или баяна используются буквы, слова, слоги. Хорошая поэзия находится в родстве с шаманизмом, хорошие поэты – шаманы, поэтому их поэзия не трогает – она торкает слушателя».
«Чтобы писать стихи, нужно быть молодым – чтобы кататься на трехколесном велосипеде, которым, в сущности, и является поэзий».
«Вообще, русская литература – жестокая вещь. В ней можно пострадать ни за что. С Евгением Рейном так и случилось, потому что он дружил с Бродским. Лучше бы он с ним не дружил – теперь все, кто приходит брать у Рейна интервью, что первым делом спрашивают? Может, «как вы стали поэтом»? Или, может, «как вам живется на свете?» Нет! «Как вы познакомились с Бродским?» Рейн теперь для всех не поэт, а тот, кто может рассказать что-то прикольное о Бродском. Горькая участь».
«Слово «творчество» нужно запретить полностью. Это слово употребляют только пидарасы. Им оно нравится, это их слово. Они говорят – «мое творчество». Какой позор. Посмотри на себя – ну какое у тебя, сука, может быть творчество? Я употребляю слово «тексты». Сухое слово, ничего лишнего. Только буквы и пробелы. Потому что в начале были буквы и пробелы».
«Гонорары у поэтом ниже, чем у теннисистов, а ниже они потому, что у поэтов их лучшие матчи не публичны».
«- Поэты всегда горцы! – запальчиво сказал я. – Потому что они… живут высоко! Так высоко, что другие там жить не могут!
- Так и они сами тоже того… Так высоко жить не особо могут…
- Ну, что делать, - вздохнул я. – Да. А как ты хотел? Получить мировую славу, а взамен ничего не отдать? Так не бывает. Если хочешь стать поэтом, надо жертвовать чем-то. А что у поэтов есть? Только они сами. Значит, надо жертвовать собой».
«Поэты – это жертвы, которые всегда переживают своих палачей».
«Поэт – всегда преступник, потому что нарушает главный закон: что надо жить по-человечески. Поэт живет не по-человечески».
«Сволочи, какие же мы все сволочи, мы даже хуже, чем Троцкий. Герои все просрали. А мы все забыли. Кто же мы после этого. Пидарасы мы все».
«Даже детский поэт должен быть героем. Иначе во что детям верить?»
«Теперь, когда миф о том, чт овраги поэта – власти, развеян, пришло время сказать правду, кто же на самом деле враги поэта. И вот она, правда. Она страшная, потому что правда. Есть три белых коня, читатель. Они топчут поэта своими белыми ногами всю его короткую жизнь. Имя этим коням – Любовь, Водка и Слава».
«Герой хочет, чтобы каждый день был праздник. Когда не получается, герой пьет в знак протеста. Когда получается, герой пьет в знак триумфа».
«Не власти герою страшны и опасны. Опасен и страшен для героя он сам. Он сам себе власть, сам себе царь, сам себе раб, он сам себе гора и сам себе лавина. Три коня несут его в бездну, но ему это нравится, он сам вызвал коней громким свистом из темного леса. Они прискакали, герой думал, что запряжет их сей же час в бричку и будет вечно кататься и всегда будет праздник, а они растоптали его, и бричку заодно растоптали, кони дикие, что с них возьмешь, и ускакали обратно в темный свой лес, где им самое место».
«Стихи – это повод. Поэт – это путь. Плохой поэт всю жизнь пишет стихи, как мудак, потому что только мудак может всю жизнь писать стихи, как будто больше нечем заняться».
«Литератором становится человек не от хорошей жизни. Им становишься просто потому, что не умеешь держать в руках молоток, зубило, руль, калькулятор.»
«- Мы пойдем на Север, но немного не дойдем до Арктики. Нам нужно в Москву».
«Авангард нужен не для того, чтобы строить. А для того, чтобы сломать все и запечатлеть руины в образах».
«… Отсветы ада на ее лице говорили о том, что на протяжении жизни многие мужчины ее замечали и ею пользовались.»
«… Как известно, говоря о любви, нет-нет, а приходится говорить о половых органах».
«Все в жизни происходит одновременно, и в этом есть красота. Одновременно сейчас происходит все это – сидит у камина одинокий жук Вознесенский, а самолет, который выбросил нас, подлетает уже, наверное, к Ханою, а мы со Стасиком идем, и нам не холодно, потому что коньяк был хороший. И снег тоже идет в это же время. А за всеми нами плетется, опустив низко голову, мой верный и страшный Волчок».
«Иногда, прямо на нашу улицу падали салютинки. Мы с друзьями их подбирали. Салютинки были такими круглыми, помятыми железными кружочками, и на них еще угадывался цвет, которым горела салютинка в небе, - желтый, красный, зеленый. Герои этого романа, и я сам, мы – салютинки. Мы были в небе, мы светились разными цветами, нам кричали «ура», а потом мы упали на землю. А потом нас нашли дети. Ведь читатели – дети. Рассмотри нас, читатель, и ты увидишь, какими цветами мы так светились».
«Психология – это наука, которая позволяет духовным калекам, не способным построить свою жизнь, советовать другим, как это сделать – построить жизнь».
«…Много лет потом эти часы были на моей руке, они показывали мне не сколько времени прошло, а сколько времени осталось.. Так и должны делать часы героя».
«Если бы врачи признавали своими пациентами всех, кто этого заслуживает, то был бы Хаос».
«Я хотел бы, чтобы потомки признали меня поэтом-бульдозеристом, который расчистил, освободил от ветхих строений пространство для новой поэзии.»