Читательский дневник

[Аглая]

Юрий Левитанский.

В Кишиневе, зимой, а точней говоря – в декабре,
Я внезапно услышал, как птицы поют на заре.
Где-то снег порошил, и морозы в ту пору крепчали,
А у нас под окошком по-летнему птицы кричали.

Приходили ко мне, по карнизу смешно семеня,
И стучали в окно, и пораньше будили меня.
Ах, как птицы галдели! Нисколько они не смущались.
И мои представленья о времени года смещались.

Все не верилось мне, что в разгаре зимы, в декабре,
Могут птицы совсем как в июне кричать на заре.
- Что вы, птицы? - я спрашивал. – Что вы затеяли птицы?
Разве нету у лета границы, где стынут криницы,
Где грачи не кричат, где мороз пробирает галчат?
Разве нету у лета границы, где птицы молчат?

Со своей высоты, проявляя ко мне снисхожденье,
Отвечали мне птицы: - Понятно твое заблужденье!
Лишь одно неприятно – что ты недоверчивым стал:
Даже нам, даже птицам ты верить уже перестал!

Ну, а есть ли у лета граница? Едва ли, едва ли.
Просто лето зимою хранится в глубоком подвале.
Где-то в темном подвале хранится оно, как вино.
Если хочешь – услышишь, как бродит и дышит оно!..

Так сказали мне птицы. Но в зимнюю веря погоду,
За стеной уже елку готовили к Новому году
И охапками целыми вату носили домой,
Клали вату на ветки, довольны своею зимой.

Я не ватному снегу – я птицам веселым поверил.
И сейчас же откуда-то ветер июньский повеял,
И трава поднялась, и тутовник зацвел во дворе…
Вот что было со мной в Кишиневе, зимой, в декабре.

А.Васильев. Легкий заказ.
«Тут бы мне, наверное, и пришел конец, особенно если учесть тот факт, что просто придушить меня противник явно не планировал – я увидел, как обычные вроде зубы превращаются в тонкие и, несомненно, смертельно опасные для человека змеиные клыки. Но именно в этот момент к нашей компании присоединился Володя, которого я оставил на путях ждать меня возле вагона.
Хлопнул выстрел – и я мигом ощутил, что давление на горло и грудь ослабло, причем настолько, что мне удалось не только перевести дух, но и воткнуть нож в бок моего противника. Выстрел, еще выстрел, а следом разъяренное шипение…Наг, которого я подранил, и обзаведшийся благодаря Володе еще одной дыркой в боку, сдернул с меня тело своего соратника и потащил за собой, поспешая к выходу за третьим подельником. Прежде чем они скрылись за вагонными дверьми, Володя успел всадить ему в спину две пули, но этот черт, похоже, того даже не заметил, только дернулся немного – и только.
- Это как же так? – Володя глянул на пистолет, который держал в руках. – Что за канитель? Почти в упор же бил, даже если «броник», то все равно как кувалдой вдарит, на ногах хрен устоишь! А я две пули всадил, да еще одну до того!
- Ох, - я поднялся на ноги, потер горло, которое мне чуть не раздавили, подобрал с пола пистолет и глянул в окно, за которым ожидаемо никого не увидел. – Может, какая новая разработка. «Оборонка», знаешь ли, не стоит на месте.
- Да какая на хрен «оборонка»! – возмутился водитель. – Не, на такое я не подписывался!»