Читательский дневник

[Аглая]

А.Ф.Кони. Письма.
«Л.Н.Толстому. 14 марта 1897г.
Дорогой Лев Николаевич, извините, что пишу Вам карандашом. Я несколько времени назад упал и ушибся, а затем не обратил на это внимания, - и вот ныне должен на некоторое время залечь в постель. Чернилами писать в ней не приходится. Спешу ответить на Ваше письмо. Известие о трагической смерти г.Ветровой, разнообразные толкования причин которой вызвали здесь студенческие волнения и демонстрации, встревожили и здесь всех людей с сердцем. К сожалению, до сих пор не оглашено никаких результатов расследования этого печального случая, если только оно было произведено. А это было бы необходимо, как я и заявлял неоднократно кому мог, ибо сразу прекратило бы те преувеличенные и даже чудовищные слухи, которые не могут не влиять на общественные настроения и являться орудием агитации, которая ничего, кроме вреда, молодежи принести не может. По рассказу прокурора здешней Палаты Дейтриха, в действительности было вот что: Ветрова была арестована 22 декабря, а последний допрос с нее был снят 28 января, и в половине февраля ее предполагалось освободить с воспрещением проживать в Петербурге в течение трех лет. За два дня до события она сказала посетившему ее коменданту генералу Эллису (очень хорошему и доброму человеку): «У вас здесь не крепость, а публичный дом, когда я раздеваюсь, на меня в окно глядят мужчины, говорят непристойности и показывают свои скрытые части». На заявление Эллиса, что это невозможно, поскольку окно так высоко от земли, что глядеть в него снаружи нельзя и что около помещения заключенных никого из посторонних не бывает, она продолжала рассказы на той же эротической неправдоподобной почве. Через два дня, получив для занятий лампу с керосином, она тотчас по выходе служителя, принесшего лампу, облила себя и зажгла. В больнице она заявила, что над ней было учинено половое насилие, но врач, освидетельствовавший ее, по словам Дейтриха, нашел ее невинною и никаких следов насилия не обнаружил. Пред смертью, по свидетельству Эллиса, несчастная сожалела, что сделала «эту глупость». Вот все, что мне рассказывал Дейтрих.
Очевидно, что у бедной Ветровой развилось эротическое помешательство, постигающее, по иронии природы, иногда самые чистые и целомудренные личности, - и она, в припадке ложных представлений, посягнула на свою жизнь. Своевременное опубликование этого происшествия сразу уничтожило бы почву для толков, а растерянность местных властей и наша излюбленная манера замалчивания вспахали и засеяли эту почву».

П.Вентворт. Шестое чувство.
«Инспектор Лэмб сдвинул шляпу на затылок, сунул большие пальцы в проймы жилета и плюхнулся в самое большое кресло в гостиной Каролы Роланд.
- Вы знаете, Фрэнк, - начал он, - человеческая натура это такая штука, даже не знаю, каким словом лучше всего охарактеризовать ее, не имея в отличие от вас столь прекрасного образования. Самое близкое определение, которое я смог подобрать, - полная повозка обезьян, и не знаешь, что может выкинуть каждая из них в следующий момент.
Фрэнк Аббот не смог скрыть улыбку, возможно, он просто не очень старался. Но от улыбки он стал выглядеть совсем молодым, то есть таким, каким и был на самом деле.
В ответ ему достался хмурый взгляд шефа.
- Где ваше служебное почтение, ну никакого уважения к старшему по званию. Каким я был в вашем возрасте, - я едва не обливался холодным потом, когда примерно таким взглядом на меня смотрел шеф.
Фрэнк улыбнулся.
- Здесь слишком жарко, чтобы обливаться холодным потом, сэр.
- Нет никакой дисциплины в полиции, - буркнул Лэмб».