Екатерина Рождественская "Жили-был, ели-пили". Типа мемуары...

Про что: автор - человек "из тусовки", точнее - из советской богемно-творческой элиты. Дочь поэта Рождественского, с самого рождения вращалась в этих кругах, о чем и пишет.
Про автора я услышала, еще когда прослушивала книжных блогеров. Что она "пишет правду-матку", как оно было на самом деле, упоминает самые топовые имена - Рождественский, как поэт-песенник практически государственного уровня, в основном дружил и общался с такими же персонами - Кобзон, Магомаев. Ну и вообще окружение соответствующее. Что у нее уже вышло сколько-то книг. Что каждый, кто интересуется "советским периодом", должен почитать, чтобы знать. И т.д.
Ну, мне интересоваться особо нечего - я и так прекрасно помню... Хотя, конечно, к элитной тусовке отношения не имею.

C этой точки зрения, может, и интересно... хотя как-то возникает гаденькое ощущение, что этот интерес из того же разряда, что побуждает людей читать желтую прессу, смотреть всякие соответствующие ток-шоу по телевизору... Сплетни, в общем, про звезд разузнать. Ну, то есть я не то что помчалась искать книжки автора - но тут случайно заметила одну в нашей библиотеке и поддалась волне.

Сразу оказалось, что это все совершенно не мое. Хотя я и так подозревала.

Вот сижу, пытаюсь настроиться на объективность... не получается...

Хотя, в принципе, автор легко пишет - небольшие главки, бодрый такой слог. Но книжка оказалась, так сказать, тематической - автор здесь сосредоточилась на еде. Рассказывает во всех подробностях, что и как они ели и все такое. Вроде как у них в еврейской семье все женщины невероятные поварихи, все прекрасно готовили и этим славились. Приводит и рецепты. Рецепты мне без надобности - я все равно это все готовить не собираюсь... и не могу оценить их полезность, с точки зрения домашнего хозяйства. Хотя охотно верю, что так оно и есть.
Просто вот я сижу и уговариваю, что это такая тематика у книжки... но меня от чтения все больше преследовало ощущение, что автор как-то что ли зациклена на еде. И с этого фокуса и рассматривает всю советскую жизнь. От этого как-то прямо подташнивает. Какой-то насильный перевод всей жизни исключительно на низовой уровень...

В общем, автор как-то не вызвала среди меня добрых чувств... Как ни странно, на самом поэте Рождественском это не отразилось. Равно как и на Кобзоне с Магомаевым. Ну, были они в топовой элите и были. По заслугам.
читать дальше
«…Готовишь часами, и все ради этого – рраз и съел! Какое-то непонятное поварское удовольствие».
«Баба Поля часто употребляла слово цимес: «Она попала в больницу с аппендицитом, - рассказывала она про соседку, - но цимес не в этом, а в том, что в нее влюбился хирург! Чем она его там под наркозом прельстила, я не знаю, но он теперь уходит таки от жены к той, что без аппендицита!»
А сам цимес был морковным, густо-оранжевым, сладким. Его обожали и бабушка, и мама».
«Еще нашей визитной карточкой были пирожки с мясом. Жутко неполезные, потому что жаренные в масле, но жутко вкусные – потому что жаренные в масле. Баба Поля делала их в большом количестве, жаря в чугунной синей гусятнице с высокими краями, чтобы не брызгалось масло. Заканчивались они очень быстро еще и потому, что многие гости, проглотив порядочную порцию за столом, просили еще с собой на дом по 8-10 штук. Я понимала, что надо быть доброй и гостеприимной, но этих взятых с собой и украдкой съеденных вдали от всех пирожков мне было почему-то ужасно жалко».
«Лидка рассказывала мне, что пару раз, когда не было капусты, оборачивала фарш в лопух, который в избытке рос у забора на даче, и голубцы получались очень бархатными и необычными».
«Бульон из курицы бабушка называла «еврейский пенициллин» и очень ценила за лечебные качества».
«Основным кухонным секретом было то, что она всюду добавляла какое-то особое сочетание соли и сахара – в салаты, в супы, везде. Один раз в недоделанный борщ вывалила полбанки клубничного варенья – этот борщ мог бы спокойно получить Нобелевскую премию! Или хотя бы «Оскар». При правильных пропорциях соли и сахара любое блюдо становится правильным и вкусным».
«Папа привез из Америки огромную банку какао, на которой был нарисован какой-то мультяшка. Я растянула эту банку, наверное, на все школьные годы. Или бабушка умудрялась тайком капиталистическое какао разбавлять нашим «Золотым ярлыком».
«…Им было уже за 95. Однажды он прекрасным утром, как пишут в романах, сказал: «Мне перестало быть интересно. Я устал». Лег и умер. Она вскоре ушла следом за ним».
«Очень часто Лидка готовила яичный ликер. Его не пили, а ели маленькой ложечкой – настолько он был густой».
«…И жарит до корочки. И переворачивает почему-то руками, не используя ни вилки, ни лопатки. Меня это всегда пугало и восхищало, такие отношения с огнем, раскаленными сковородами и шкворчащим маслом! Ну не помню я, чтоб бабушка как-то сильно обжигалась. Наверное, какая-то магия!»
«Какое же это было счастье – жить напротив Дома игрушек! На крыше огромными разноцветными буквами специально для меня так и было написано: ДОМ ИГРУШЕК! Ночью они светились, лезли в окно – а я смотрела на них, засыпала и чувствовала себя самой счастливой!»
«Тарковский, когда его спрашивали, как дела, всегда отвечал одно и то же: «Трамваи еще ходят!»
«Мама рассказывала, что во время войны она ела просто жареные дрожжи. Не было ни муки, ни яиц, были только дрожжи. Вкус их помнит всю жизнь. Очень необычно, говорит. А еще соседи оставляли ей картофельные очистки, она эту шелуху хорошенько мыла, мелко-мелко резала, так как натирать было уже невозможно, и делала якобы драники. И еще жарила картошку на воде. Получалась, наверное, не очень жареная, но ведь на сковородке же и нарезана, как для жарки. А что масла нет, так ничего страшного. И писала письма Лидке: «Дорогая мамочка! Научилась жарить картошку на воде. Получается съедобно, даже вкусно. Так что ты не волнуйся, я все время что-нибудь придумываю. Проживем».
«В детстве я зачитывалась книгами из бабушкиной библиотеки. Из всех других книг выделяла, вероятно, за романтическое название, «Этюды желудочной хирургии».
«Раньше, на Комсомольском проспекте был магазин «Дары природы» и наряду с медом, брусникой, сушеными грибами можно было встретить и мясо медведя, которое мы один раз купили ради эксперимента. Напоминало немного свинину, но темное и с привкусом кедровых орешков».
«К отцовскому дню рождения вдоль дорожки, ведущей к дому, расцветали пионы. Я ставила большой букет в комнату, чтобы пахло июнем».
«Оглядев стол, где уже ничего нельзя было поставить, Лидка обычно говорила: «А вдруг не наедятся? Пойду-ка я сварю картошечки!» И ее тоже съедали».
«Отец всегда удивлялся, что раки всем мясным, рыбным и куриным приманкам предпочитают укропчик и черный хлеб с начесноченной горбушкой, практически то, в чем их потом варят – укроп и зубчик чеснока. «Привыкают к мысли, видимо».
«Мы стали разбирать газеты и журналы, которые почтальон в течение двух месяцев ежедневно закидывал в узкую прорезь на нашей двери. И письма. Письма разбросаны среди газет, писем много, с марками и штемпелями. Одно отдельно, необычное, в маленьком коричневом конверте, без адреса. Просто запечатано и все. Вскрыли.
«Уважаемый Роберт Иванович» Когда вы прочтете это письмо, знайте, что ваше здоровье и здоровье ваших близких уже под угрозой. Пока вы отсутствовали, я через щель распылял в вашей квартире радиоактивное вещество, которое уже создало определенный злокачественный фон. Я вам неоднократно присылал письма с просьбами не ставить вашу подпись под моими стихами. Предлагал вам публиковаться вдвоем под псевдонимом Минин и Пожарский, на выбор. Все было продумано, уже и памятник на Красной площади стоит. Ответа не получил. Пришлось действовать, не обессудьте. Противоядие есть только у меня. И если вы еще раз попробуете украсть ночью стихи из моей головы, знайте, я ни перед чем не остановлюсь!»
«Директор ресторана ЦДЛ – как тот Магомет, к которому на поклон идут все горы, - был самый, пожалуй, влиятельный человек во всей писательской организации, да и по связям высоко котировался в Москве. Люди, распределяющие еду и заведующие сервелатами и сардельками, балыком и икрой, вырезками и корейкой, заграничными коньяками и американскими «Мальборо», имели удивительную власть и над людьми. Нрава был спокойного и мирного, хотя власть над людьми сделала свое дело – он всех немножко презирал. Слегка. Чуть давая это понять».
«В не самые сытые 80-90-е многие гости что-то приносили с собой из еды, какую-нибудь консервину, бутылку или фрукты, а многие уносили от нас «что-нибудь вкусненькое» на завтра. Приходилось готовить не по рецептам, а по ситуации».
«С Кобзоном блат везде был обеспечен. Иосифа Давыдовича знали и уважали все, поэтому в любой проблематичной ситуации, когда помощь действительно была необходима, обращались к нему».
«А к 4 часам утра выступал балет Фридрихштадтпаласа, которого Лидка всегда ждала с большим воодушевлением – молодость вспоминала. Раскусила их секрет: пятьдесят девушек на сцене в ряд, а все одного роста. Такого не может быть, удивлялась она, и все к ним присматривалась. А потом разглядела, что девочки на каблуках разной высоты!»