Читательский дневник

[Аглая]

М.Рольникайте. Я должна рассказать.
«Нас повели в баню, велели раздеться и впустили в большой предбанник. Войдя туда, мы обомлели: прямо на каменном полу сидели и лежали страшно изможденные и высохшие женщины, почти скелеты, с безумными от страха глазами. Увидев надзирательниц, женщины стали лепетать, что они здоровые, могут работать и просят их пожалеть. Тянули к нам руки, чтобы мы помогли им встать, тогда надзирательницы убедятся, что они еще могут работать… Я шагнула к сидящей вблизи женщине, но надзирательница отшвырнула меня назад. Властно чеканя слова, она велела не поднимать паники – всех помоют и вернут в лагерь. Когда поправятся – смогут вернуться на работу. Нам она приказала этих женщин раздеть и вести в соседнее помещение, под душ.
От страшного запаха меня мутит. Хочу снять с одной женщины платье, но она не может встать, ноги не держат. Пытаюсь поднять, но она так вскрикивает от боли, что я замираю. Другие мучаются не меньше меня. Надзирательницы дают ножницы: если нельзя снять одежду, надо разрезать. Разрезаю платье. Под ним такая худоба, что даже страшно дотронуться. Кости прикрывает только высохшая морщинистая кожа. Снять башмаки женщина вообще не позволяет – будет больно. Уже две недели не снимает башмаков, потому что отмороженные гноящиеся ступни приклеились к материалу. Что делать? Другие уже раздели нескольких женщин, а я не могу справиться с одной. Надзирательница это заметила, подбежала, стукнула меня по голове и схватила несчастную за ноги. Та душераздирающе закричала. Смотрю: в руках надзирательницы башмаки с прилипшими к материалу кусками гниющего мяса. Меня затошнило. Надзирательница раскричалась, что я ничуть не лучше этих больных женщин…
Тех, кто ходит, вводим, а лежащих вносим и кладем под душ. Немного обмыв их, выносим назад, в холодный предбанник, и снова кладем на каменный пол. Полотенец нет. Несчастные стучат зубами. Когда надзирательница отвернулась, я спросила у одной из женщин, откуда она. Из Чехословакии. Врач. Привезли в лагерь и отправили на работы. Они рыли окопы. Работали, стоя по пояс в воде. Спали на земле. Когда обмороженные руки и ноги стали гноиться, вернули в лагерь. Рыть окопы повезли других. Их ждет та же участь.
Когда мы всех выкупали, нам дали продезинфицированные платья и повели назад, в барак. Уходя, мы слышали крики несчастных. Их, наверно, уже тащили. И, конечно, не в лагерь… Зачем же надо было издеваться, мыть?»

В.Зыков. Ученик своего учителя. Ветер свободы.
«Малк шагнул к единственной, заставленной маленькими бутылочками полке и взял в руки один из пузырьков. Выдернул пробку, принюхался и удивленно проятнул:
- Странно… Яблоками пахнет. Яблоками и силой.
- Ничего странного тут нет, тут даже я тебя смогу проконсультировать, - проворчал Тиль. – Это молодильный эликсир. Очень редкая и весьма дорогая штука. Выпьет такую неодаренный старик и три-пять лет себе скинет… В Борее к открытой торговле он хоть и запрещен, но при желании, а также при наличии правильных знакомств и денег пару флакончиков можно найти всегда.
- А ты откуда знаешь? – подозрительно спросил Малк.
- Я ж из семьи купцов, - Тиль пожал плечами. – Мы даже если сами чем-то не торгуем, спрос и предложение все равно знаем!
- Может, тогда сможешь оценить, сколько это стоит?
- Легко. Один флакончик – где-то пятьдесят драхм. Тут двадцать флакончиков. Вот и считай, - криво усмехнулся Тиль.
Малк кивнул. И внезапно пнул полку ногой, да так сильно, что она слетела с креплений и уронила на пол свое содержимое. Осталось раздавить уцелевшие флакончики…
- Ты чего творишь, а?! это же живые деньги!!! – зашипел Тиль. – Надо только выйти на нужных людей, и при хорошей скидке у нас все сметут, не спрашивая паспортов!
- Вот именно, ключевое слово здесь «живые», - огрызнулся Малк, продолжая топтать пузырьки. – От этого твоего молодильного эликсира смердит Смертью. Каждый эликсир – это несколько загубленных жизней! И я категорически не желаю с такой дрянью связываться».